ГЛАВА IV
Путь к Источнику Света — видимому и невидимому
Смутный интерес к звёздному небу я бы сравнил с томлением четвероногого зверя, вставшего на задние лапы и тем самым увеличившего свой кругозор. Таковым, возможно, был первобытный человек, внезапно увидевший нечто отличное от того, что лежит у него под ногами.
У Николая Заболоцкого есть поэма «Безумный волк». Это трагическое повествование о том, кто осмелился посмотреть на звёзды. Волк свернул себе шею, сломал хребет, чтобы увидеть источник света. И хотя вывод из этого он сделал безутешный, «невозможно нашим мордам глядеть, откуда льётся свет», тоска в его глазах, надо полагать, была уже не звериной, а человеческой. Тоска по Источнику Света.
Заболоцкий стоит в начале моего интереса к астрономии. К Источнику Света видимому и невидимому. В 30-годах поэт переписывался с Циолковским, и тот присылал ему свои брошюры о Космосе, которые издавал в Калуге. В «Монизме Вселенной» Циолковский пишет о панпсихизме, о живом организме Вселенной, о чувствительности Космоса, все части которого связаны между собой. Мне посчастливилось в Архиве Академии наук почитать труды Циолковского, которые в те годы были недоступны широкому читателю. В «Причине Космоса», над которой с пролетарским задором потешался Горький, Циолковский прямо говорит: «Бог есть причина всех явлений, причина вещества и всех его законов».
Циолковский считал себя христианином. Говорил, что нравственная основа его научных изысканий лежит в Евангелии. Был женат на дочери священника. Правда, его христианство не лишено теософских и восточных веяний. Калуга в то время была центром русского теософского движения. Но для меня, тогда ещё не христианина, приоткрылась вера в единство Вселенной, в единство видимого и невидимого мира. Она запала в меня, как зёрнышко...
Она была сродни эйнштейновскому пониманию веры, «космическому религиозному чувству». Он писал в статье «Религия и наука»: «Тому, кто чужд этому чувству, очень трудно объяснить, в чём оно состоит, тем более, что антропоморфной концепции Бога, соответствующей ему, не существует». И далее: «Мне кажется, что в пробуждении и поддержании этого чувства у тех, кто способен его переживать, и состоит важнейшая функция искусства и науки».
Впервые я проникся этим переживанием, когда стал открывать для себя на ночном небе первые созвездия. Восхитительное небывалое чувство... Шаришь карманным фонариком, обёрнутым в красную тряпку (чтоб не слепило глаза) по звёздной карте, что у тебя в руках, проводишь прямые по двум-трём звёздам к третьей и соотносишь их с мерцающими точками над головой вычерчивая тем самым в небе искомое созвездие. Большую Медведицу с Малой я знал со школьных лет. Они-то и стали для меня отправными координатами.
Созвездий в северном полушарии не так много; одновременно видимых — примерно двадцать. За год найти около шестидесяти посильно увлечённому звездочёту.
Весь видимый Космос одушевлён героями и богами древних цивилизаций. Вот вытянулась, прикованная к скале, прекрасная Андромеда, которую решили принести в жертву морскому чудовищу (созвездие «Дракон») её родители Цефей и Кассиопея. Но пролетающий мимо Персей спас Андромеду. Он и сейчас парит рядом, еженощно повторяя свой благородный поступок.
Венера с её нестерпимым предутренним блеском почиталась у семитских народов (Астар, Иштар, Астарта) как божество плодородия и любви.
В Персее есть загадочная звезда с переменным блеском. Арабы назвали её Алголь, что значит — вурдалак. Если несколько ночей кряду смотреть на эту звезду, которая меняется у вас на глазах, кажется, что это она пристально наблюдает за вами.
И совсем другое, не страшное чувство охватывает тебя, когда смотришь на ближайшую к нам галактику Андромеды. Светлое пятнышко в созвездии Андромеды я сначала улавливал телескопом, а потом безошибочно находил невооружённым глазом. «То пятнышко туманное — гнездо. Гнездо и пасть Дракона — вечный символ колеблемого мирозданья». Многие галактики, теперь уже в неисчислимом количестве явленные нам в телескопе Хаббла, похожи на гнёзда. «И наша галактика, Млечный наш Путь, разлитый на долы и веси, есть тоже гнездо, попросторнее чуть, которое видим в разрезе». Попросторнее птичьего или планеты Земля, которую Циолковский называл колыбелью человечества, откуда оно выпорхнет, повзрослев — «не вечно же жить в колыбели»!
В 1971 году в Армении, в Бюроканской обсерватории проходила международная конференция, посвящённая связям с внеземными цивилизациями. В сборнике материалов конференции, который был опубликован спустя четыре года, я ни слова не нашёл о неопознанных летающих объектах. Военное ведомство засекретило тему. Запретный плод, как известно, сладок, интерес к ней обострился.
Многие астрономы считают, что мы обитаем в населённом Космосе. Трудно с этим не согласиться. Правда, бесспорных научных доказательств пока нет. Гипотеза больше похожа на веру, которой охвачена не малая часть человечества. Это безличная, широко распространившаяся вера. Якобы вездесущие НЛО, гуманоиды, загадочный тунгусский метеорит... Искать братьев по разуму в глубинах Вселенной увлекательнее, чем братьев по духу на Земле. Нет, нет, одно другому не противоречит. Но разобщённое человечество жаждет родства, взаимопонимания и, не находя его на Земле, верит, что где-то оно есть и что обрести его возможно. Вера в пришельцев доступнее, чем вера в Пришельца из Назарета.
Я и сам побывал под чарами летающих тарелок. Помню, на каком-то докладе знаменитого тарелочника рядом со мной сидели студенты-физики, и, не соглашаясь с лектором, отпускали язвительные шуточки. Я готов был их растерзать. И, кажется, они это почувствовали.
Иммануил Кант, вглядываясь ночами в звёздный планктон над головой, задумавшийся над происхождением Солнечной системы, записал однажды: «Две вещи наполняют мою душу священным трепетом: звёздное небо над головой и Нравственный Закон внутри нас».
Человек — не только мыслящий тростник, но и зрячий. Более 80 % информации мы получаем через зрение. От ближних предметов оно простирается к дальним, к запредельным... Ориентация в пространстве побуждает человека присмотреться и к себе, к своему внутреннему миру. Научный интерес соприкасается с этикой, как большой Космос — с малым внутри человека. «В наш материальный век серьёзными учёными могут быть только глубоко религиозные люди» (Эйнштейн).
Мудрецы с востока, что следовали за Вифлеемской звездой, были звездочётами, небо явило им «знак великого Властителя» и показало, куда идти.
В какой-то из книг я наткнулся на цитату из Священного Писания: «Он (Бог — А.З.) повесил Землю ни на чём» (Иов 26.7). Как будто автор увидел Землю из Космоса... Я нашёл Брюссельское издание Библии (1973 год) с комментариями, как выяснилось, отца Александра Меня и узнал, что книга Иова написана не позднее V века до н.э. и что «это — единственный стих в Библии, в котором предугадывается космическое пространство». Это была точка, в которой сошлись моя астрономия и Священное Писание. Отсюда оставался один шаг до комментатора Библии, с которым я вскоре и познакомился.
Однажды я пришёл к отцу Александру с подарком. С книгой астрофизика Шкловского «Вселенная. Жизнь. Разум». Шкловский доказывал, что спутники Марса Фобос и Деймос — искусственные. Что орбиты их сужаются и когда-нибудь спутники упадут на планету, откуда были запущены. Позже он от этой гипотезы отказался. Отец Александр поблагодарил меня и, взяв книгу, как-то непочтительно бросил её в угол, где громоздилась стопа других книг. Я этот жест очень хорошо запомнил. А осознал значительно позже. В поисках братьев по разуму можно не заметить братьев по Духу.
К нему являлось много таких вдохновенных мальчиков с горящими глазами, которые в приходе долго не задерживались. Он их называл «Бегущие по волнам». Боюсь, я чем-то на них походил.
Но то изначальное, почти мистическое чувство не отпускало меня. На правах рабочего я одно лето жил в Симеизовской обсерватории, что дало мне возможность поближе познакомиться с внегалактическими туманностями. Когда я наблюдал их и более близкие объекты, меня не оставляло ощущение, что присутствуешь при первых днях Творения. Однако же замечал и земные красоты. «Киммерия... В вольном ветре трав горячее дыханье. Толпы звёзд и их мерцанью вторят звонкие цикады. Далеко внизу, на море вытянулась цепь огней, повторившая случайно цепь созвездия Дракона».
И, конечно же, мечтал о своём телескопе. «О, если бы, купить бы телескоп! Уж не такая роскошь для поэта...» В конце концов, купил школьный рефрактор, с максимальным восьмидесятикратным увеличением. И сразу уехал с ним в Куйвижи, в латышский хутор на берег Рижского залива. Это было моё давнее место уединения. Телескоп уединению не помешал, хотя хозяйские дети тёмными августовскими вечерами не отходили от него. Тогда-то они и узнали, что живут не только в Латвии, не только на Земле, но и в Солнечной системе, в Галактике, во Вселенной.
Благую Весть — на помойку
Увы, картина знакомая. Не впервые такое вижу. В коробках, в связках, россыпью возле помойки — гора книг. Несколько человек вдумчиво копошатся у её подножия. Выбирают себе по вкусу. Засовывают в сумки, в пакеты, ненужное отбрасывают в снег. Гора в основном состоит из русской классики: Достоевский, Салтыков-Щедрин, Чехов, Пушкин; отдельными томами Тынянов, Замятин, Шишков... Из снега я, дотянувшись, выудил «Последний год жизни Пушкина». Эту книгу, составленную В.В. Куниным, в 80-х годах можно было получить в обмен на макулатуру. Была такая макулатурная кампания, преследующая не только экологические цели, но и... политические. Выскрести у советского человека всю периодику прошедших лет: журналы, газеты. Мало ли чего там печатали в оттепельные годы? Изъять из употребления неугодные факты. Компания по оскоплению памяти. Беспамятными легче управлять...
Тогда люди книги собирали, сейчас выбрасывают. Были модны стенки, где книжные полки перемежались с винными барами и бельевыми шкафами. Сегодня — телеэкран в полстены с подключённым плеером и видеокамерой. Конечно, компьютер потеснил печатное издание. Электронные планшеты — «читалки» — удобнее и дешевле. За границей тиражи электронных книг уже превысили печатную продукцию. И мы, наверное, туда же движемся. Но зачем же нести на помойку то, что, может быть, для кого-то имеет культурную ценность? Почему не разложить книги в своём подъезде, не отдать в районную библиотеку?.. Не поискать в интернете адреса компаний, православных приходов, которые собирают книги у москвичей для тюремных и сельских библиотек? Ведь там, в сельских, шаром покати! Местные издательства бессильны насытить книжный голод. Там и Гоголь, и Достоевский, и Пушкин – на вес золота. Но эти вопросы бессмысленно обращать к тому, для кого книги — модное украшение жилища. Мебель, которую, при смене интерьера, сволокли на свалку.
Московский храм Космы и Дамиана в Шубине (настоятель — отец Александр Борисов) тринадцать лет занимался сбором и распространением художественной литературы. По благословению отца настоятеля я, литератор, возглавил это дело. Бездушное отношение к книге встречается не только в домашней среде. Одна библиотека, куда я не успел приехать за книгами вовремя (опоздал на неделю), сдала их в макулатуру. Там сменилась заведующая, понимавшая положение в тюрьмах и в деревнях; она отдавала нам книги, принятые от населения. А новая не стала ждать, и три тонны русской и зарубежной классики ушли под нож. Когда я, чуть ли не сам этим ножом раненный, заговорил с ней, она ответила: «Да чего вы переживаете? Из них новых книжек наделают».
Невежество — одна из фундаментальных причин человеческой трагедии. Не случайно в ближневосточных культурах невежество приравнивалось к греху. История России плотно сплетена с духовным невежеством, а не просто с безграмотностью. Никак не удостоится она истинного просвещения.
Это отлично понимал Ленин, сразу же при новой власти внедривший политику ликбеза. Но у него была конкретная задача: научить массы читать газеты, чтобы они, массы, выполняли предписанные им законы. И массы читать газеты научились...
Безутешные, скажу прямо, вызвал у меня мысли «Последний год жизни Пушкина», подмоченный талым снегом... Но не стал бы я ими делиться, не наткнувшись снова на постыдное зрелище. Возможно, как-то оно связано с событиями церковной жизни сегодня, на что массы реагируют по-разному. А возможно, с тем непреодолимым мраком, когда Слово Божие — пустой звук. Когда массы не ведают, что творят.
Короче, недавно я загостился у дочери до позднего часа; она, провожая меня, попросила выбросить коробку из-под торта. Уточню: дочь живёт в другом районе. Я увидел то же самое. В темноте трудно было разобрать названия книг, но в числе ближайших оказалась россыпь Евангелий. Благая Весть в мусорном контейнере... Символический знак...
«Ночные волки», молебен и слеза ребёнка
21 апреля 2012 года байкеры «Ночные волки» прогремели по вечерней Москве на своих «Харлеях» и «Ямахах», посвятив грозную акцию открытию сезона и поддержке Патриарха всея Руси. Жутковатое зрелище. Его наблюдала моя знакомая, прихожанка храма Ивана Воина, живущая на улице Косыгина, что на Воробьевых горах. Зверский грохот разбудил её годовалого Ванечку, и всю ночь она не могла его успокоить.
На следующий день в храме Христа Спасителя совершилось молебствие, такое же громогласное и устрашающее, «в защиту веры, поруганных святынь, Церкви и её доброго имени». Устрашающее по количеству полиции, солдат с собаками и без собак, ОМОНа, казачьих дружин, военизированных юных русских разведчиков (есть и такая организация), суворовцев, грузовой техники, армии теле- и радиокорреспондентов.
Могучие красные КАМАЗы перегородили Волхонку на подступах к Храму на тот случай, наверное, если предполагаемый противник выдвинется бронетехникой и плотными колоннами. В метро «Кропоткинская» прохаживались, пугая необычным видом «космонавты» — омоновцы в огромных шлемах. Народ, заполняя отведённое пространство, слушался властной команды: «Граждане, не задерживайтесь, на мероприятие проходите справа!»
Граждане с флагами, хоругвями, повязанные платочками и монашескими косынками, бородатые, юные — не только проходили справа, но и процеживались кое-где в лазейки вяло сцепленных заграждений. Из мониторов доносились речи про нападки на Церковь, про агрессивный либерализм, про чувства верующих...
Внушительный белый транспарант «Встань за веру русская земля» грешил, снижая пафос, ошибками в пунктуации — пропущенной запятой и недописанным восклицательным знаком в конце. Казалось, вот-вот грянет «Вставай, проклятьем заклеймённый!» Молебствие ещё не началось... Рядом два казачьих чина в лампасах и орденах. Один орден с изображением усатого генералиссимуса. Я спросил: «Это кто, Сталин?» — «Сталин», — ответил казачий, видимо, атаман. «Святой?» — «Святой!» — отчеканил рядом с ним стоящий.
Но вот, наконец, всколыхнулось: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ...» — «И сущим во гробех живот даровав», — подхватила стоустая громада. Проповедь Патриарха, как всегда поучительная, пространная, но — с резкими модуляциями в голосе, с угрожающими нотками.
Позади него на экране то и дело возникала икона Богородицы с иссеченным ликом. Не та ли, которую где-то осквернил какой-то сумасшедший?.. Интенция проповеди: попрание святынь, в том числе и в храме Христа Спасителя. Поправшие не названы, но все, кажется, понимали, о ком речь. С вопросом о «Pussy Riot» я и обратился после молебна к нескольким людям.
Священник. Из Казани. Скуласт, узкоглаз. «Как вы думаете, осудят девушек? Судя по обвинительным речам, их надо бы сжечь на костре, как еретичек...» — «А, не знаю, у меня своих грехов полно. А вообще-то, акция спланирована и профессионально сработана, без ФСБ они бы в храм не прошли. Шумиха эта кому-то на руку». — «Кому?» — «Имеете уши слышать, слушайте», — показал священник на экран монитора.
Стайка пожилых женщин. «Откуда, православные»? — «Из-под Подольска». — «Своим ходом?» — «Нет, с батюшкой, на машине». — «Будут девок-то судить?» — «Каких девок? Мы ничего не знаем». — «Которые призывали Богородицу, чтобы убрала Путина». — «Свят, свят, свят... Какую Богородицу, какого Путина?»
Господин, похож на иностранца. Интеллигентная внешность. «Ну что, сожгут или заживо закопают?» Господин вздрогнул, не поняв моего полушутливого вопроса: «Кого?» — «Девушек, которых обвиняют в кощунстве». Бедняга посмотрел на меня безумными глазами: «Спаси вас, Господи», — был его вежливый ответ.
В большом скоплении народа, как в мутной воде, всегда есть охотники рыбку половить. Тут и паломническая служба «Ковчег» со своей обстоятельной рекламой, и монархисты, выуживающие из мешка газету «Русские идут!» — рупор Национально-патриотического фронта «Память». Жив курилка. Главный оратор Д. Васильев давно помер, а рупор всё вещает о том же: о масонах, о внутренних врагах, о дьявольской закулисе. Монархист вместе с газетой вручает Приглашение в Дом литераторов на вечер «Духовной поэзии». «Приходите, не пожалеете», — внушает он заговорщицким тоном.
На гранитном цоколе расположился участник кампании против ИНН. Бланки с заявлениями об отказе от «Универсальной электронной карты» частично сложены стопочкой, а частично разложены веером прямо на асфальте. И придавлены камушком. «Что же с девушками-то будет? Засудят их, как думаете?» — «А нам дела до них нет», — отшил меня представитель. Мол, здесь электронная революция на носу, а ты со своими девушками...
Но те, кто отвечал не так односложно, в общем, сходились на финансовой подоплёке: «Всё проплачено». То есть и в храм их запустили за деньги, и освободят — так же. Молодой человек, донской казак, в погонах, в фуражке с кокардой, успокоил: «Да отпустят. Они не причём. Они же — орудие в чужих руках». Примерно так же рассудил и полицейский, которого я не обошёл вопросом. «Казнят их?» — «Девок-то? Да нет! Вот педофилов я бы своими руками задушил».
Такой вот разброс мнений...
А из монитора, как гвоздь в голову, очередной оратор забивал речь о защите и оскорблении чувства верующих. Утверждение странное... Мне кажется, чувство верующего оскорбить со стороны невозможно. Если оно есть, если полноценно в человеке, то извне недосягаемо. Ничто грязное к нему не пристаёт. Оно — глубоко эзотерического свойства.
Сам верующий человек может его оскорбить, унизив себя. Почему и причину своего унизительного положения ищет в себе. Грязен тот, кто оскорбляет, а не тот, кто якобы оскорблён. Вера связана с незапятнанным Источником веры. Бога нельзя оскорбить! Утверждающие обратное насаждают суеверие.
...Бедный Ванечка в доме на улице Косыгина. Зашёлся в плаче, еле успокоила малышку молодая мама. И чем его поразила армада заступников Патриарха? И стоит ли этот байкерский пробег и всё, что последовало за ним, одной слезинки ребёнка?
И какой же русский не любит быстрой езды!
Митрополит Саранский и Мордовский Варсонофий обратил внимание на шикарный сервис служителей Господних. И пригрозил их, в границах своей епархии, приструнить. Не заплатанный подрясничек, как у преподобного Сергия Радонежского, а шикарный лимузин — принадлежность современного священнослужителя. Откуда же такое устремление к роскоши, к показательному престижу?.. Сегодня ли оно родилось в так называемой свободной Церкви, или таилось всегда, придушенное государственной десницей? Ну, разумеется, мирской соблазн захватил не всех, а только, как выразился владыка, тех, кто обладает «талантами успешно работать со щедрыми людьми». Трудно разобраться, на что и кому жертвуют щедрые люди. На Церковь? На благотворительность? Господу Богу? Или конкретно Его представителю на личные нужды — с надеждой, что тот будет непрестанно молиться за их благополучие? Среди этих жертвователей — не только успешные бизнесмены, но и криминальные воротилы. Молитва священника может подействовать благотворно на такого дарителя. И тот мог бы превратиться в невинного агнца. Возможно, священник именно так и молится за жертвователя. Жаль только, что он делает это небескорыстно... И сам, таким образом, становится его подельником...
Знал я одного сельского батюшку из Брянских лесов. Обременённому большим семейством, ему нужно было как-то выкручиваться. На помощь пришли местные предприниматели. И он так преуспел с их помощью, что не только храм выстроил среди глухих урочищ, но и покрыл купола чистым золотом, как в песне у Высоцкого, «чтобы чаще Господь замечал». А Господь замечает не оболочку, а Святой дух, который в новой обители, как говорится, и не ночевал. Храм на болотине с золотыми куполами пустовал, — деревни-то давно вымерли, братки тоже отступились: кого посадили, кого «разменяли» в разборках... А священник, при обретённых связях спланировал в Москву, в храм при одном из центральных городских кладбищ. А храм при кладбище опять же — золотое дно.
Он, между прочим, из той армии молодых священников, которые в начале девяностых проходили краткий семинарский курс (буквально несколько месяцев, а то и недель) и заступали на приходы, где зачастую и храма-то не было. Храм или строили заново, или поднимали из руин. Далеко не у всех было призвание к священству... Находились и такие, что не прослушивали и курса, и даже не имели среднего законченного образования. Под Москвой, например, на базе одного монастыря, были организованы практические занятия для будущих священников: натаскать в службе, чтобы знали её последовательность, не перепутали главных молитв. Натаскать — без понимания глубины и символики богослужения. Что-то вроде двадцатипятитысячников, посланных партией в конце 20-х годов в деревню для организации колхозов. Они тоже оснащались политграмотой, инструкциями и в процессе «преобразования» деревни наломали немало дров.
В начале перестройки священноначалие, освободившееся от коммунистических пут, считало, что главное — застолбить место. Свято место, вроде бы, пусто не бывает... А случилось, как в евангельской притче. Бес вернулся в родные места, увидев, что они отстроены заново, красиво убраны, выметены и... пусты, не заняты Святым духом. И вселился туда со своими сородичами. И стало, сказано в Евангелии, ещё хуже, чем было в начале.
Но не только невежественные и корыстные священники стали рушить авторитет Церкви, который в перестроечное время был достаточно высок. Обнаружились разрушители и в архипастырской среде. Слава Богу, прессе тогда уже не затыкали рот. Например, новопоставленный в Молдавии епископ Пётр Мустяцэ купил себе должность за... 400 000 евро. О чём поведал на заседании Священного Синода, когда его лишали епископской кафедры, но вовсе не за этот грех, а за склонность к содомии. Откуда у молодого священника такие деньги? От пожертвователей?..
Советская власть, устрашающе поработавшая на религиозном поприще, как ни на каком другом, оставила и здесь после себя тлетворное наследство. И оно пробивается, как сорная трава на вытоптанном поле.
Владыка Варсонофий хватился вовремя. И правда, священники разбушевались на своих иномарках и в трезвом, и в пьяном состоянии. И калечат людей, и давят до смерти. Кликните в интернете «Пьяный священник за рулём», или «Священник сбил пешехода», и вы ужаснётесь количеству несчастных случаев. Например, 17 августа 2012 года на Кутузовском проспекте иеромонах Илья (Павел Сёмин) на своём белом «Мерседесе» с правительственными номерами сбил насмерть двоих и искалечил третьего. И сбежал с места аварии. У него оказалось два дома: московский и загородный. Полиция караулила его там, но, прячась в другом месте, иеромонах, он же сотрудник Управления делами патриархии, явился с повинной.
Лишить водительских прав, возложить дополнительные послушания на любителей «дорогих и быстрых автомобилей», пересадить на отечественные тачки, повысить приходские взносы и наложить прочие прещения, о которых говорит владыка, — тем самым можно, наверное, охладить пыл любителей быстрой езды и постыдной роскоши. Но, правду говоря, иномарка не в пример прочнее и безопасней нашей машины. А у священника в сельской местности, в той же Мордовии, много треб, много разъездов по нашим, прямо скажем, убойным дорогам.
Одними только запретами и штрафами положения не поправишь. Ведь оно свидетельствует о нравственном бескультурьи, поразившем и клерикальные круги. Вспомним притчу о сеятеле. Всего лишь малая часть зёрен упала в добрую почву и дала всходы. А добрая почва — это не только представители Церкви, но и мы, простые смертные, не умеющие порой отличить правой руки от левой. Так что ещё пахать и пахать...
Вербное
Воскресенье. Необыкновенно-чистое утро на Тверской. Скоро откроется метро и потянутся богомольцы к ранней обедне. А пока — безлюдно, просторно, свежо.
Интеллигентная, судя по лицу, уборщица в фирменном костюме драит щёткой асфальт перед магазином «Электроника». Цветной экран телевизора в витрине воспроизводит её изящную фигуру, бухту зелёного шланга, которым она только что поливала стёкла витрины, улавливает и меня, идущего с ночного дежурства. В гулком пространстве проносящаяся машина слышна, как оброненная шайка в пустой бане.
В этот девственный час у гостиницы Националь тусуется яркий цветник из девушек — отработавших ночную смену проституток. Меж ними чёрными жуками шныряют таксисты: то ли предлагают развозить по домам, то ли сговариваются о дневных вояжах... У девушек вид не первой свежести, но её восполняет артистическая развязность, пестрота и лёгкость одежд.
В это время можно без риска перейти Тверскую поверху — наверняка не оштрафуют. Медленно, чуть ли не на ощупь, как широкую реку вброд, с того берега на этот переходит одна из них — в розовом кружевном платье похожая на невесту. Она направляется к ларьку, торгующему круглосуточно горячими сосисками.
Сверху, где начинается заметный спад трассы к Охотному ряду, мчится «Тойота» — приостановилась перед цветочками, мигом оценив их прелести и недостатки, и резко развернулась (поворота нет в этом месте) к той, которая уже достигла середины улицы. По инерции проскочила вперёд, затормозила со скрежетом и стала нацелено и торопливо пятиться. Девушка вскрикнула: «Мама!», побежала к ларьку и спряталась за ним, как мышка. Я готов был броситься на помощь, как и продавец сосисок, решительно высунувшийся из окошка.
Но агрессивных действий не последовало. Между владельцами иномарки и девушкой завязался разговор. Страха не было на её лице. И не было, наверное, желания ответить скорым согласием на их предложение. Разговор затягивался. И, судя по тому, как спокойно они беседовали, становился всё более доверительным.
Наконец дверца иномарки откинулась и впустила избранницу. Качнув приземистыми боками, «Тойота» рванула с места и взяла скорость, как со стартовой полосы.
Вольному — воля.
Я постоял, послушал, как истаивают тишина и прохлада.
Из мраморной ямы метро уже поднимались первые вестники с веточками пушистой вербы.
Какое такое Енсаретское?..
Василий всю жизнь работал снабженцем на заводе «Скобянка». Так в Загорске называли секретное военное предприятие, выпускавшее и кое-какую хозяйственную продукцию: лопаты, гвозди, топоры... Василий — общительный мужик, лет семидесяти. Сорок лет мотался по стране. «Я что хошь мог достать, — говорит он, — стенку карельскую, швейную машинку немецкую, детали от любой иномарки. У меня ж по всему Союзу заказчики!»
А когда вышел на пенсию, устроился, по связям, охранником в резиденцию архиерея. Мы иногда по утрам встречаемся на озере, куда Василий приезжает на шикарном велосипеде из Сергиева Посада.
— Да, это тебе не Генисаретское озеро, — говорю я, глядя на кучи мусора на противоположном берегу.
— Какое такое Енсаретское, – переспрашивает Вася.
— По которому Христос пешком ходил.
— Ну.
— Ты Евангелие читал, помнишь?
— Ну... Не, не читал, — отмахивается Василий от моего вопроса, — на хер оно мне нужно. Я в храм Божьей Матери хожу, хороший храм!
— Ты ж у архиерея работаешь и Евангелие не читаешь?
— А что, я на дежурство прихожу, смену приму. Там читать некогда.
Такой же разговор случился у Тани в очереди.
— Я бы их всех передушила, этих, которые на митингах орут, — прорычала женщина с золотой цепочкой на толстой шее.
— Что вы несёте! — возмутилась Таня. — На вас же крест, Евангелие, небось, читаете!
— Нужно мне ваше Евангелие! — огрызнулась женщина.
Осенённые набалдашником
У нас во дворе стоит памятник Ленину. Четырёхгранный столб с набалдашником наверху, олицетворяющий нашу неизменную действительность. Вокруг него толпятся пятиэтажные дома, хрущёвки, рядом — что-то вроде скверика с песочницей, с лавочкой и двумя кустиками... Больше кустиков во дворе нет, и я с внуком поневоле захаживаю сюда, в этот скромный оазис.
Приходят сюда с детьми и другие обитатели хрущёвок. С одной из них, внука которой зовут Ярополк, я познакомился. Мальчик — ровесник моему Ваньке, а она, пожалуй, помоложе меня.
Слыша, как я непочтительно высказался о памятнике, отвечая на вопрос Вани «што ето?», женщина выдала на полном серьёзе звенящий слоган: «Это — создатель нашего государства, защитник бедных и обездоленных». Я видел, как она давеча, выходя из подъезда, перекрестилась и, полагая, что она — православная, добавил: «Особенно защитник верующих». — «Да, и верующих! Нашему храму в Бирюлёво дал охранную грамоту! И храм не тронули!» — «Вашему дал, а другие порушил», — не удержался я. И пожалел, потому что она, распаляясь и испепеляя нас с Ванькой пылающим взглядом, припечатала: «Зато сейчас вон сколько храмов настроили, вам что, лучше стало жить?!» Я опять не удержался: «Ну, с Богом-то всегда лучше...» — «А где Он, Бог-то, в их церквах?!» — почти прокричала она.
Там были и другие бабушки и дедушки, тема затронула их по-разному, одни поддержали её, другие взяли мою сторону: «Лучше бы на этом месте клумбу заложить», — подытожил кто-то. Разговор перекинулся на сегодняшние события в Украине... И продолжался в удивительном единодушии. Детишки мирно копошатся в песочнице, а взрослые, просвещённые телевизором и охваченные патриотическим гневом, бранят истинного, как им кажется, виновника раздора между братскими народами. Я собрал Ванькины игрушки и отошёл подальше от памятника, чтобы не принимать участия в споре об истине.
Больше всех меня озадачила бабуля с Ярополком... «Был бы Ленин, — возмущалась она, — вот те крест, он бы такого развала не допустил». «Странно, — подумал я, — почему не Сталин? Обычно из такого умонастроения вылетает: «Сталина на вас нет!» Но легенда об охранной грамоте вознесла «защитника верующих» на небесную высоту... Из разговора я понял, что кто-то из священнослужителей в бирюлёвском приходе эту легенду поддерживает... Ревностная прихожанка понимает, что Бог обитает не во всех церквах и при этом верит в покровительство идола. Воистину неисповедимы пути суеверия...
Мифологическое сознание одним невежеством не объяснить. Миф доступнее Божественного откровения. Понятно, что моя собеседница и её единомышленники не читали книг о Ленине — Волкогонова, Александра Яковлева, или Синявского, или даже Солженицына с его сокрушительными примерами из жизни «защитника обездоленных». Не потому, что эти книги были им недоступны. За последние двадцать пять лет наверняка попадались на глаза или слышали о них. Они не хотели читать ничего подобного.
«Благословенны алчущие и жаждущие правды...» (Мф.5:6). Правда человеческая вырастает из правды Божией, опираясь на духовные и волевые усилия жаждущего. А усилия наказуемы и небезопасны; жаждущие могут стать гонимыми за правду. Куда проще и безопасней подключиться к дозволенной полуправде, которая с Божьей, однако, не имеет ничего общего.
Как же рождается в человеке жажда правды, духовная потребность в Истине? Можно всю жизнь причащаться Святых Даров и быть от Истины катастрофически далеко. Такой «духовный» опыт можно назвать беспамятным. Опять мы слышим отовсюду славословия Сталину. В передаче «Особое мнение» на «Эхе Москвы» (редакция вынуждена, наверное, пускать в эфир и такое) некто Фефелов разглагольствовал о «сталинской солнечной культуре», которая якобы поднимала общество. «ГУЛАГ! ГУЛАГ! ГУЛАГ! — истерически изрекал он. — Забудьте про ГУЛАГ. Впереди — история (? — А.З.), впереди — серьёзное политическое будущее».
Подобные прозорливцы питают язычество православных сталинистов, православных фашистов. Эти маргинальные сообщества разбухают, как раковая опухоль в ослабленном организме. Не где-нибудь, а у стен православной святыни, Троице-Сергиевой Лавры, они проводят свои манифестации. Их устрашающие жесты перемежаются: зиги с крестным знаменьем.
Кто-то должен же просвещать эти когорты, кроме фефеловых и батюшек, почитающих заступником главного безбожника!
В своё время митрополит Илларион (Алфеев) высказался определённо о Сталине как государственном преступнике. Патриарх Кирилл тоже, вроде бы, нелестно охарактеризовал Ленина. Но не доходит их голос до непросвещённой паствы. Возможно, паства и слышать не хочет их голоса, уверенная, что в их церквах Бога нет.
Ослепление ревностью
На воскресной службе причащали маленькую девочку, лет десяти. Нарядно, празднично одетая, она, сложив на груди ручки, трепетно подошла к Чаше. Родители её — прилежные прихожане. Но неловко как-то приняла Причастие, не вовремя закрыла ротик, капелька крови Христовой попала ей на блузку. Священник приостановил Таинство, взял девочку за руку, привёл в подсобку и ножницами вырезал на блузке это место. Довольно большой кусок. Девочка онемела в шоке, не могла сдвинуться с места, священник бросил её и поспешил к ожидавшей его пастве. Девочку, залитую слезами, подхватили родители. Смогут ли они объяснить ей что-нибудь в оправдание этого «благочестивого» изуверства или невосполнимый изъян останется в ней навсегда?..
Этот поступок ревностного служителя культа напомнил мне неколебимую веру большевиков в светлое будущее человечества, ради чего они не щадили и самого человека. Жертвовали всем и вся ради незапятнанности идеи. Походя оброненное слово о плохой погоде на 7 ноября расценивалось, как антисоветская пропаганда. «Лес рубят, щепки летят» — расхожее оправдание репрессий на пути к мировой революции. Кристально-честный следователь НКВД, нарубивший горы «щепок», сравним с добросовестным священником в достижении цели, для которой все средства хороши. Но у того цель — светлое будущее, а у христианина — светлое настоящее. Оно спасает человека здесь и теперь. Омрачённое настоящее не имеет будущего.
Тело и Кровь Христа, что пребывают в Чаше — сакральны. Конечно, святотатство, если они попадут не туда, куда следует. И как быть? Как защитить Тело и Кровь Христа? Огнём, топором, ножницами? Христос не хочет такой защиты, не хочет страданий невольной жертвы.
Не случайно, наверное, в Западной Церкви существует таинство Причастия под одним видом, без крови.
Инквизиция тоже оправдывалась ревностной защитой Бога. Но там, где ревность о Боге пожирает душу, там действует механизм, а не пастырское служение. Христос ради человека пришёл на землю, и пробивается в наши российские беспределы ради нас, а не ради фанатической верности. Он и Сам не однажды, спасая человека, обходил букву закона.
Помню, подобный случай произошёл с отцом Александром Менем. Он неудачно кого-то причастил, и капля Крови Христовой упала на солею. Стоявший тут же отец настоятель (Иоанн Клименко), разразился неприличной бранью. За Христа можно и глотку порвать. Отец Александр был жутко смущён. Выскреб ножичком, и чистым платком удалил пятнышко.
Как бы мог поступить священник с той девочкой? Пригласить её родителей в подсобку, переодеть как-нибудь, а кофточку взять домой, чтобы матушка аккуратно постирала. Или постирал бы сам. Но он не подумал о девочке, забыл в ослеплённой ревности, что Христос говорил о детях своим ученикам: «Не препятствуйте им приходить ко Мне» (Мф.19:14).
Видение под утро
Зябким октябрьским утром встаёт месяц за моим домом. Я иду к поленнице за дровами и вижу, как он сияет в ветвях облетевшего дуба. Соблазнительная иллюстрация к библейскому сказанию.
Авраам согласился принести в жертву Богу своего единственного сына, родившегося в старости. Может быть, и правда услышал повеление Бога, а, может, жрецы из Харрана, где он остановился по пути в Землю Обетованную, внушили ему эту весть: Бог велит. В нём ещё оставалось влияние языческих верований. И он, взволнованный каким-то событием, решил, что Бог подаёт ему знак через жрецов. Но ведь и раньше, в Уре халдейском, где он родился, его семью смущали человеческие жертвоприношения. Уход их семейства из родной страны вызван был дикими обычаями, в том числе и этим. И вот, поднимаясь в гору, чтобы там, на вершине, принести в жертву своего сына, он вспоминал отца. Почему тот покинул обжитые земли, не от такой ли жертвы он бежал?.. Ведь Авраам был его первенцем, которого он оставил и который теперь сделался главой рода... Авраам разжёг костёр, связал Исаака и вдруг понял, что Бог не хочет его смерти. Да, он готов это сделать. И довёл своё решение до последнего момента. И тут ясно осознал, что делать этого не должен, — быть может, увидев рядом отставшего от чьего-то стада барашка. Тот запутался в кустах, пытаясь выбраться. «Бог, — подумал Авраам, — послал мне жертвенного барашка вместо Исаака. Бог услышал мои сомнения и отозвался на них».
В ветвях обнажённого дуба, вобравших
Сиреневый сумрак с зарёй пополам,
Запутался месяц, как белый барашек.
Тот самый, заблеявший близко, барашек,
Которого на руки взял Авраам.
Сошли листопадами тысячелетья.
А всё не редеет предутренний мрак.
Но месяц рогатый, но огненный зрак
Венеры поблизости... Веющий ветер
Дохнул... и привиделось: праотец светел
Серебряно-лунный... И сын Исаак.
Прощание
Многие считают, что наутро после убийства Немцова мы проснулись в другой стране. Да в той, в той же стране мы проснулись! Разве террор только начался? Цепь убийств политиков, журналистов, общественных деятелей...
Мы знаем только громкие имена. А сколько жертв на периферии было «замочено» и утоплено в сортире фиктивных расследований? А сколько невинно осуждённых, включая рейдерские захваты, — сотни тысяч! А население, изъязвлённое войнами — в Молдавии, Грузии, Абхазии, Чечне, Украине... А 75 лет советского террора, когда все двести пятьдесят миллионов совграждан лежали под танком, не смея не то что пикнуть, но шевельнуться?
Можно взять и подальше, до 1917 года, когда Россия была «жандармом Европы», а в своём хозяйстве управлялась приказом «Держать и не пущать». Тогда это рвануло революциями; народ, считалось, «дозрел» и всунул выю в ещё более тяжкий хомут. Как видим, революции в России счастья не приносят. Даже наоборот... А что же тогда, в конце-то концов, может изменить извечный изуверский порядок? Немцов считал: только парламентское честное большинство, только доступное слово правды.
1 марта. Траурный марш. Плотные молчаливые колонны. Кое-где вспыхивают политические слоганы, вроде «Россия будет свободной!» — но не подхватываются идущими, как бывало. Скорбная атмосфера, пасмурный день. Скромные по размерам и содержанию плакаты: «Нет слов», «Я не боюсь», «Герои не умирают. Бог всё видит». Но вот мелькнул на белом листе, обращённый можно догадаться к кому, полузадушенный возглас: «Мы тебе всё простим, уйди ради Бога». Цепочка женщин, в руках тряпичный баннер: «Нет ничего тайного, что не стало бы явным (Мк. 4,22)». А вот ещё, тоже в руках у женщин: «Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство небесное (Мф. 5.10)». Накануне, в субботу, я видел на месте убийства в море цветов и пылающих свечей две-три иконки — Спаситель, Богородица... Робкие знаки Божьего присутствия в потоке людей, охваченных горем.
Отец с сыночком на плечах, второго держит за руку. Мать несёт младенца в нагрудном рюкзачке. Молодая пара с коляской, на капоте коляски вздрагивают ленточки триколора. Сладко спит в коляске будущая Россия. И не знает, будет ли она свободной...
Пятьдесят две тысячи москвичей, если верить счётчикам пропускных рамок, отозвались на убийство. Полпроцента от всего населения столицы. В Париже, после расстрела журналистов в редакции «Шарли Эбдо», вышли на улицы два миллиона сокрушённых убийством граждан. Почти весь Париж, население которого 2 млн 274 тысячи. Пугающая разница...
За эти дни я ни разу не читал и не слышал имени жертвы, положившей начало открытому террору. Вспоминали Листьева, Холодова... Не вспомнили отца Александра Меня. А ведь с него началась история обновлённой России. Точнее — предыстория, потому что был убит накануне задуманного путча. Но в 1990-м сорвалось, завязалось в 1991-м. Убийство Меня — политическая акция. Как бы ни старались «компетентные органы» опровергнуть это, вешая лапшу на уши беспамятным согражданам. Отец Александр говорил, что Евангелие — самая революционная книга. Правящая власть её боялась пуще атомной бомбы. Слово Божие реформирует душу человека, а следовательно, и общество. Без духовного преображения, без внутреннего сопротивления злу внешние реформы мало что значат.
Могут возразить: мол, пока ты будешь внутренне преображаться, силы зла закатают тебя под асфальт. Возможно. Так было в первые века христианства и потом в кризисных схватках Реформации. Любая победа над мировым злом достаётся большой кровью. Но христиане отстояли гражданские права. Закон Христов выжил и взрастил европейскую цивилизацию. Она, как видим, иначе реагирует сегодня на выпады террора.
В новейшей истории тоже бывали случаи крайнего противостояния. В Мексике в 1926 году против безбожной власти выступило двадцать три тысячи добровольцев-католиков — кристерос. Они сражались под девизом «Слава Христу-Царю». И власти во многом были вынуждены им уступить.
К музею Сахарова проститься с Немцовым пришли тысячи людей. Очередь начиналась от метро «Чкаловская»... Через два с половиной часа мы подошли к гробу. Идущая рядом пожилая женщина, по делу и, я бы сказал, со вкусом, костерила власть. Она — географ, работала всю жизнь в университете, хорошо разбирается в тектонических процессах и сдвигах земной коры. «Наши безграмотные нефтедобытчики, троечники, качают нефть в восточной Сибири, в прибрежных районах Северных морей и скоро превратят их в бескрайние болота». Другая, помоложе, соглашаясь с нею: «Так ведь советская власть началась с истребления специалистов. Ленин выкорчевал цвет нации и, помните, отправил на «философском пароходе» за пределы России. А оставшихся здесь уже добивали его последователи». — «Ну, вы Ленина не трогайте, мудрый политик...» — «Мудрый... первое, что сделал, узурпировал Церковь, христианские ценности называл не иначе, как труположеством». — «А мне на ваши христианские ценности — наплевать! Не видим, что ли, как попы Путину подпевают!»
Включились в разговор и другие. Помянули и усатого: «Сталин хоть что-то делал, индустрию закладывал, а этот...» — «Закладывал на фундаменте ГУЛАГа, миллионы жизней уложил в фундамент». — «Путин, между прочим, христианином себя не считает. Когда его спрашивают, верит ли он в Бога, отвечает, я верю в людей. И в этом надо отдать ему должное». — «Да, верит в людей, ему подобных, в соратников по карательному ведомству». Пожилая женщина снова обратилась ко мне: «Не думайте, я не коммунистка, для меня, что Путин, что Зюганов, что ваш патриарх... Как там у Пушкина: “Кишкой последнего попа последнего царя удавим”. — «Это Пушкину приписывается, — возразил я тихо, — это вирши из эпохи французской революции». Мы уже подошли к зданию Сахаровского центра, и голоса смолкли.
И ещё один эпизод из этих скорбных дней надо бы вспомнить. В воскресенье, на второй день после убийства, когда народ вернулся с траурного марша, НТВ пригласили всех на развлекательное шоу «Любимые женщины Бориса Немцова». Рассчитывая, что телевизор смотрят и те, кто скорбит в эти дни. Мне позвонил друг, с которым я только что расстался после марша. «Полюбопытствуй», — сказал он.
На подиум выходили женщины разных возрастов и различной внешности. Многие говорили о магическом обаянии их бывшего возлюбленного. Ни одна женщина не могла устоять перед его чарами. Он имел право на нестандартные отношения с женским полом. Жёны, подруги, любовницы, многочисленные дети — все, не ревнуя, дружили между собой, довольствуясь его щедрым вниманием. Соловьём заливался ведущий Леонид Закошанский, рисуя устами своих гостей супермена, сексуального атлета. Кто-то назвал его «секссимволом в политике». Потом подробно посудачили, с участием адвокатов, о наследстве. Сколько и что кому достанется. Пошлое, заказное, безжалостное любопытство...
Словом, зомбоящик не уронил марку. НТВ умело скомпрометировало («опустило») политика. Поплясали всласть на теле, ещё не погребённом, ещё не остывшем.
Священник Александр Мень писал незадолго до гибели: «Меня тревожит инерция. Существует инерция физическая, биологическая (в мире природы инерция вообще имеет колоссальную силу). Но есть инерция и психологическая, социальная. Десятилетиями тяжкие удары обрушивались на жизнь, веру, сознание людей, искалечены целые поколения. И в один миг, как бы по мановению волшебной палочки, исцелить это невозможно. Доказательством тому служит упорное неприятие правды о нашем прошлом. (...) Люди рассматривают перестройку как некую панацею, которая не требует от них настоящих усилий... а то, что дом разворочен, взорван, ограблен, об этом забыли? (...) Не хотят знать, что и наш церковный дом был разграблен, разворочен, унижен, что он обезлюдел на долгое время. Вот у нас часто говорили о последствиях войны, голода — а мы живём в последствиях колоссальной исторической патологии, и они, эти последствия, живут и сейчас в душах людей, в трудовой этике, в семье, в сознании, на улице...»
Похоже, что реставраторы обоих порушенных домов потрудились в прошедшие годы в свою пользу... Зияющие руины так и остались руинами, которые они декорировали театральным реквизитом на безмолвных просторах империи.
Но вопреки омрачённой видимости, там, на похоронном марше, я вспоминал голос убиенного священника: «Сегодня, когда напряжённость в обществе достигла точки почти критической, я не хотел бы давать людям никаких поводов полагать, что у меня есть иллюзии — я человек без иллюзий, — но я верю, что Промысел Божий не даст нам погибнуть, и всех, у кого есть искра Божья в сердце, я призываю к тому, чтобы твёрдо стоять и не поддаваться ужасу и панике: мы пройдём через все эти полосы в конце концов, пройдём, я убеждён».
Картинки с улицы
Издательство «Контакт-Культура» выпускает недорогую бумажную продукцию, в том числе плакаты со Сталиным. Контора прибыльно контачит с населением через этот «продукт», отпускная стоимость которого — пятьдесят рублей. И разбирают охотно, как мне ответили по телефону. Я наткнулся на их изделие в Лавке писателей: Генералиссимус в простенькой шинели с поднятой рукой: «Кадры решают всё».
В Лавку я заглянул по старой памяти... Давно не бывал... Спешу вниз по Кузнецкому, что-то подтолкнуло зайти. Всё так же на второй этаж ведёт крутая лестница, на которой иногда выстраивалась долгая очередь из членов Союза писателей. Нижний этаж обслуживал всех, второй — только членов, им были доступны дефицитные издания.
Очередь выстаивал и Арсений Александрович Тарковский, завзятый книголюб. Каково-то ему, инвалиду, на протезе было подниматься на эдакую крутизну! Когда я его там встречал, то помогал отнести тяжеленные пачки к машине. Сегодня на втором этаже пусто: два-три посетителя, на столах и по стенам посверкивают книжные, теснённые золотом, раритеты.
Кое-что из запасов недавнего прошлого магазин выставил на улицу: Н.М. Карамзин. «История Государства Российского» в двенадцати томах; С.М. Соловьёв. «История России с древнейших времён»... Я глазам своим не поверил. Цена тома — 40 рублей! Меньше, чем проезд на метро! А совсем недавно, до повышения цен, стоил вдвое дешевле... Уступают Карамзин с Соловьёвым в рыночной цене генералиссимусу, который здесь идёт по 100 рублей! Почему бы, думают книгопродавцы, на нём не заработать? Предлагается и Бенедикт Сарнов — «Сталин и писатели». Кровавая эпопея, из которой мы узнаём, как этот хитрован в шинельке изничтожал русскую литературу. И снова торчит здесь — в услужливой Лавке писателей.
Течёт народ по Кузнецкому мимо русской истории и знать её не хочет. Потому и легко его обдурить, провести на мякине. Иван, не помнящий родства, не задумывается о будущем. Нет у него будущего.
— Что вы удивляетесь плакату! — говорит продавец, любезная женщина на втором этаже, — у нас полное собрание сочинений Сталина не залёживается! Интересуется народ. Что вы хотите, явное одичание. Приходит покупатель, спрашивает: «Это букинистический отдел? А подписные издания у вас есть?» Я подвожу его к полкам. Он открывает Пушкина, Эренбурга, Ромена Роллана... «Нет, подписные, — уточняет он, — которые писатель подписывал, автографы ставил... Я собираю книжки с автографами».
Легенды об эффективном менеджере в беспамятном вакууме витают, как тени. Особенно сейчас, накануне очередного юбилея Второй мировой войны. О его благоволении к Православной Церкви. Мифология глубоко укоренена в церковном сознании многих православных людей или считающих себя таковыми. Писатель Проханов возвестил недавно с телеэкрана, что Сталин и ГУЛАГ — это проявление Божественного света. В одном московском храме священник на исповеди у аналоя мне так и сказал: «Да не было никакого ГУЛАГа, и Холокоста не было. Это всё либеральная пресса раздувает факты, преувеличивает цифры». У аналоя не поспоришь, тем более что я не за этим подошёл к священнослужителю. Да и вообще с подобными апологетами спорить бесполезно. Они уже давно причислили к лику святых Ивана Грозного и Сталина.
С невесёлыми мыслями доехал я на метро до станции «Третьяковская»... У выхода, чуть в стороне — брезентовая палатка под флагами. На одном флаге сверкает красная звезда, на другом – намалёванная граната. «ПРИХОДИТЕ К НАМ» — зазывают крупные буквы. А внутри: «ЗАПИСЬ ДОБРОВОЛЬЦЕВ». И такая же граната, вокруг которой: «РОССИЯ — ВСЁ, ОСТАЛЬНОЕ — НИЧТО». За столиком — молодой человек интеллигентной наружности.
— Куда запись добровольцев? На Украину? — спрашиваю осторожно.
— Да, на восточный фронт.
— И много желающих?
— Приходят.
— Москвичи, иногородние?
— Разные.
— Вы понимаете, что это — гражданская война, что вы стреляете в своих? — не удержался я.
— Мы всё понимаем, что делаем. Да, мы нехорошие, стреляем в своих, — отмахнулся он, пожимая руку подошедшему единомышленнику. Подельнику. Подошедших было трое.
— А чем это гражданин интересуется? — задал вопрос один из них и я уловил знакомую с детства блатную интонацию в голосе. Бесполезно и с этими вступать в дискуссию.
Я шёл в «Третьяковку» на выставку Павла Федотова. В проулке, напротив храма Всех Скорбящих Радостей расположился музыкант, играющий на... пиле. Широкая ножовка, по которой он звучно и артистично водил здоровенным смычком. У ног объявление: «Желающих обучаю. Недорого». Это — явный персонаж Федотова. Художник изобразил бы уличного музыканта в безнадёжном освещении — чуть иронично и сочувствующе.
Взгляд Федотова, в чём я убедился ещё раз, не оставляет надежды на российское благополучие. Не видя выхода из тупика, совестливый человек или спивается, или сходит с ума. Федотов умер в психиатрической больнице.
И ещё одна встреча предстояла мне в этот день — на Москворецком мосту. С разорённым мемориалом, где вандалы уже поработали на славу. Испоганили портрет Немцова, разметали цветы, свечи... Но люди приносили уже новые цветы, новые свечи... А через пару дней выяснилось, что вандалы — сотрудники городской службы.
«Боже, как грустна наша Россия», — промолвил Пушкин, когда Гоголь закончил читать ему первые главы «Мёртвых душ». Что бы он сказал о сегодняшней?..
Стоя там, на Москворецком мосту, я вспомнил, что 40 дней после убийства Немцова приходятся на 7 апреля, на христианский праздник Благовещенья. Какой знак послан этим совпадением? Случайных совпадений не бывает. «Блаженны алчущие и жаждущие правды», «Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство небесное», — говорил Христос о значении правды в падшем мире. Немцов погиб за правду, хотя он не был церковным человеком... И в отличие от многих церковных не боготворил тирана, уничтожившего кривды ради миллионы соотечественников.
Благая весть послана Деве Марии о рождении Сына, Солнца правды. Благовещенье в этом году соприкасается с трагическим событием духовного порядка. Как бы указывает, что Солнце правды затмить невозможно... Может быть, это — знак свыше, что у России ещё есть будущее...
