7. Деловой человек
Когда экипаж леди Брокенхёрст остановился у дома на Итон-сквер, Эллис едва могла сдержать любопытство. Прижавшись к окну в гардеробной миссис Тренчард, так что дыхание ее туманило стекло, она силилась разглядеть, что происходит внизу на улице. Графиня, в элегантной шляпке с пером и с зонтиком в руках, наклонилась к кучеру, отдавая ему приказания. Рядом с ней в коляске, тоже закрываясь от теплого солнечного света изящным зонтиком с бахромой, сидела леди Мария Грей. Она была одета в юбку в бело-голубую полоску и модный облегающий темно-синий жакет в морском стиле. Лицо обрамляла подобранная в тон синяя шляпка, отделанная кремовыми кружевами. Одним словом, Мария выглядела, как она того и добивалась, совершенно неотразимо. Дамы не вышли из экипажа на тротуар. Вместо этого один из форейторов подошел к двери и позвонил в колокольчик.
Эллис знала, что они приехали за хозяйкой, так что стрелой бросилась к лестнице, прихватив все, что может потребоваться. Миссис Тренчард уже ждала в холле.
– Я вам сегодня утром еще понадоблюсь, мэм? – спросила камеристка, сжимая в руках зеленый плащ.
– Не понадобитесь, Эллис. Спасибо.
– Наверно, едете в какое-то славное место, мэм?
– Да.
Анна была слишком захвачена грядущими событиями, чтобы обратить на вопрос должное внимание. Кроме того, если уж ей чудом удалось скрыть цель своей поездки от Джеймса, так неужели бы она стала откровенничать с камеристкой.
Эллис, разумеется, прекрасно знала, куда направляется хозяйка, но ей хотелось получить подтверждение. Однако если она и огорчилась, то виду не подала.
– Хорошо, мэм. Желаю приятно провести время!
– Спасибо.
Анна кивнула лакею, и тот открыл ей дверь. Зонтик от солнца был у миссис Тренчард с собой. Она хорошо подготовилась.
Обе женщины, и леди Брокенхёрст, и Мария, улыбнулись ей, когда она поднялась по ступенькам экипажа. Мария пересела спиной к лошадям – большая любезность по отношению к человеку более низкого положения, и Анна это оценила. В общем, ничто не должно было испортить этот день. Леди Брокенхёрст была для Анны не самой желанной спутницей, однако двух женщин кое-что объединяло – ни одна из них не стала бы этого отрицать – и нынче они в каком-то смысле собирались это отметить.
– Вам удобно, моя дорогая? – (Анна кивнула.) – Тогда едем.
Кучер подхватил вожжи, и экипаж тронулся.
Сегодня Каролина Брокенхёрст решила быть с миссис Тренчард любезной. Как и Анна, она предвкушала новую встречу с молодым человеком, и ее жалость к этой женщине, чей мир грозил вот-вот рухнуть, стала даже чуть сильнее, чем раньше. Каролина понимала, что правда уже совсем скоро должна выйти на поверхность, после чего репутация Эдмунда отчасти выиграет, а вот репутация Софии Тренчард будет безвозвратно погублена. Это было весьма печально. Даже сама Каролина это признавала.
Когда они проезжали мимо Букингемского дворца, Анна смотрела на стену, ограждавшую дворцовый парк, и думала о том, как странно устроен мир. Молодая женщина двадцати с небольшим лет стояла на высшей точке социальных устремлений. Очутиться рядом с ней было пределом мечтаний, венцом успешной жизни для таких людей, как Джеймс: умных, талантливых, энергичных. Но что такого она сделала, эта юная леди? Да ничего. Просто родилась в королевской семье. Нет, Анна не была революционеркой и вовсе не желала, чтобы в стране произошли политические катаклизмы. Ей не нравились республики, и она охотно склонилась бы перед королевой в глубоком реверансе, представься ей вдруг такая возможность. И тем не менее миссис Тренчард не могла не удивляться нелогичности системы, в которой она существовала.
– Смотрите! Ее величество в Лондоне!
Взгляд Марии был устремлен вверх. И действительно, на крыше дворца, над стеной, примыкающей к дальней стороне открытого двора, развевался королевский штандарт. Анна разглядывала огромный портик с колоннами с застекленным проездом для карет, предназначенным защищать от дождя и солнца членов королевской семьи, когда они садились в карету или выходили из нее. Всю жизнь на глазах у публики – ужасно, если задуматься. С другой стороны, они, должно быть, привыкли быть объектом всеобщего любопытства.
Экипаж выехал на Мэлл, и вскоре Анна уже восхищалась великолепием Карлтон-Хаус-Террас, которая даже сейчас, через десять лет после постройки, потрясла ее новизной и великолепием архитектуры.
– Я слышала, что лорд Палмерстон поселился в доме номер пять, – сказала Мария. – Вам знакомы эти дома?
– Внутри я никогда не бывала, – ответила Анна.
Но ничто не могло заставить Марию замолчать. Она была взволнованна, как ребенок в магазине игрушек, и обе женщины знали почему.
– Мне ужасно нравится, как выглядит старый герцог Йоркский! Не знаю, по какой причине ему так быстро поставили памятник на площади Ватерлоо, но я очень рада, что колонну установили.
Они подъехали к тому месту, где белые террасы домов прерывались и широкая лестница вела к высокой колонне, служившей постаментом второму сыну короля Георга III.
– Интересно, какого размера эта статуя на самом деле?
– Это я могу вам рассказать, – отозвалась Анна. – Пять лет назад я была здесь, на этом самом месте, когда устанавливали памятник. Он был вдвое больше человеческого роста. Футов двенадцать, наверное, а может, и тринадцать.
Она улыбнулась Марии. Девушка определенно вызывала у нее симпатию. И не только потому, что была влюблена в Чарльза (пусть никакого счастливого исхода у этой истории быть не могло), нет, Мария нравилась миссис Тренчард и сама по себе. Она была смелой девушкой, обладала сильным характером и в иных жизненных обстоятельствах наверняка могла бы совершить немало славных дел. Возможности дочери разорившегося графа, конечно, невелики, но вины Марии Грей в том не было.
На мгновение Анне стало стыдно, что она скрыла сегодняшнюю затею от Джеймса. Надо было и его тоже пригласить с собой. Возможно, муж сказал бы, что день у него расписан по секундам, но на эту встречу он точно выбрался бы. Тренчарду нравилось бывать в обществе внука, которого он знал намного лучше, чем сама Анна, и Джеймс не трудился это скрывать. Ни от кого, даже от Оливера.
И все-таки Анна умолчала о планирующемся визите в контору Чарльза Поупа. Она позволила мужу считать, что, побеседовав с леди Брокенхёрст, убедила графиню впредь вести себя более осмотрительно, когда она захочет выказать Чарльзу знаки внимания. Так что сегодняшняя поездка на службу к внуку, en pleine vue, в экипаже Брокенхёрстов, в обществе графини, собственной жены и юной светской красавицы в придачу, привела бы Джеймса в ужас. Анна прекрасно знала, что Каролине Брокенхёрст нет никакого резона хранить их общий секрет, он должен раскрыться, и эта эскапада лишь ускорит разоблачение, вину за которое Джеймс, разумеется, свалит на нее. Может, именно это и было причиной, по которой она утаила затею от мужа? И если так, чувствовала ли она вину? Ведь он же сам лгал ей многие годы – по крайней мере, не рассказывал правды. Теперь пришел черед Анны. Так или иначе, сейчас все прочие ее чувства пересиливало желание еще раз увидеть внука.
Три женщины непринужденно беседовали, двигаясь по улицам Лондона по направлению к Сити и конторе Чарльза Поупа в Бишопсгейте.
– Вы нашли свой веер? – спросила леди Брокенхёрст, когда они ехали по Уайтхолл.
– Какой веер?
– Тот славный «Дювельруа», который был у вас на ужине. Я еще обратила внимание, какой он изящный. Было бы обидно его потерять.
– Но я вовсе не теряла его, – ответила Анна, тронутая тем, что графиня запомнила, какой у нее был веер.
– Не понимаю, – проговорила озадаченная леди Брокенхёрст. – Ваша служанка приходила недавно его искать. По крайней мере, так сказала моя камеристка.
– Эллис? Приходила к вам искать мой веер? Ничего не понимаю. Расспрошу ее, когда вернусь домой.
Анна стала размышлять о том, что Эллис в последнее время ведет себя странно. «Как, в сущности, мало всем нам известно о прислуге, – думала она, – даже о камеристках и камердинерах, которые каждый день непосредственно общаются со своими хозяевами. Они разговаривают с господами и смеются, если их поощряют к этому, и порой даже становятся им друзьями. Или, по крайней мере, так это выглядит со стороны. Но много ли хозяева на самом деле знают об этих людях?»
Вскоре экипаж оставил позади фешенебельную часть Лондона и поехал по тесным, извилистым улочкам старого города, застройка которого едва ли изменилась с тех времен, когда на троне находились Плантагенеты. Анну поразило, что отдельные кварталы, расположенные совсем недалеко от главных магистралей, буквально утопают в грязи. Кучер Хатчинсон как мог старался объезжать злачные места, но чем дальше, тем сильнее делался запах открытых сточных канав, тем у´же и неприятнее становились улицы.
Путешествие приближалось к концу: они проезжали нищие рыночные ряды неподалеку от церкви Святой Елены. Тротуары и переулки были сплошь забиты торговцами с гружеными деревянными тележками. Разговор сидевших в экипаже дам полностью потонул в их громких криках:
– Горох! Шесть пенсов за пек!
– Ярмутская селедка, три штуки на пенни!
– Вкусные молодые кролики! – завопил какой-то парень. Он шагал рядом с экипажем, подняв в воздух зажатых в кулаке за задние лапы несчастных зверьков, которые отчаянно пытались вырваться.
– Зачем же их, бедняжек, держать живыми? – вздохнула Мария, обращаясь, скорее, к себе самой, чем к торговцу.
Но тот обернулся и посмотрел ей в глаза:
– А как же еще сохранить их свежими, мисс?
Он еще некоторое время молча глазел на Марию, видимо недоумевая, откуда на их улице взялось это чудесное создание с далекой планеты, а потом не спеша вытер рукой нос и отвернулся, переключившись на пассажиров следующего экипажа.
Повсюду бегали мальчишки и девчонки, по большей части без башмаков, и играли со всем, что попадало им в руки: со старыми коробками, кирпичами, пустыми раковинами от устриц, усеивавшими булыжную мостовую. У одного даже был старый обруч, судя по всему, выброшенный каким-то отпрыском богатой семьи. Но этим детям, занятым игрой, еще повезло. У других их сверстников не оставалось времени на развлечения. Они пытались продать хоть что-нибудь. Анна заметила чумазого мальчугана лет шести, не больше, который апатично пробирался сквозь толпу, высоко подняв связку грязных луковиц в надежде найти покупателя. На каменных ступенях углового дома сидела старуха, перед ней стояла корзина с переложенными вереском яйцами. Она плотно закуталась в толстый черный плащ, несмотря на яркое солнце, а седеющей головой прислонилась к грубой кирпичной стене. Когда дамы добрались до конторы Чарльза Поупа, от вида нужды и голода все их чувства уже успели притупиться.
Мария первой прервала молчание:
– Не могу видеть босоногих детишек. Им, должно быть, очень холодно, бедняжкам! – Она покачала головой.
– Я тоже, – ответила Анна, сочувственно тронув Марию за колено.
Каролина Брокенхёрст была менее сентиментальна.
– Но что мы можем поделать? Никакая благотворительность с этим не справится.
– Этим детям нужно больше, чем наша благотворительность, – сказала Мария. – Им нужно, чтобы все изменилось.
Анна хотя и промолчала, но вежливо кивнула в знак согласия.
Контора Чарльза Поупа располагалась на третьем этаже просторного и довольно старого здания, которое некогда, видимо, являлось жилым, но уже давно было отдано под нужды такого серьезного дела, как коммерция. Комнаты Чарльза находились достаточно высоко, чтобы туда не долетал шум улицы. Поднявшись на несколько маршей крутой лестницы, дамы вошли, и не успели они еще осведомиться о Чарльзе, как распахнулась внутренняя дверь и появился он сам.
– Леди Брокенхёрст! – воскликнул молодой человек и, широко улыбаясь, двинулся им навстречу. – Какой чудесный сюрприз!
Это и впрямь был сюрприз. Чарльз едва верил своим глазам.
Каролине было приятно видеть столь явную радость внука. Возможно, следовало предупредить его о визите, но леди Брокенхёрст хотелось оценить атмосферу этого места, а если бы Чарльз узнал обо всем заранее, то наверняка постарался бы создать более благоприятное и, возможно, обманчивое впечатление. Про первый визит она написала, чтобы Поуп имел возможность подготовиться к встрече, но на сей раз не стала этого делать. Правда, имелся риск, что они не застанут Чарльза на месте, но графиня решила рискнуть. Она и не догадывалась, что Анна Тренчард, в отличие от нее, не собиралась рисковать понапрасну и накануне отправила лакея Билли осведомиться, будет ли мистер Поуп у себя в конторе завтра днем, строго-настрого приказав слуге не называть никаких имен. В результате Чарльза уведомили, что кто-то едет к нему, вот только не сказали, кто именно. Эллис узнала новость от Билли, после того как госпожа уехала, так что теперь у камеристки появилось о чем доложить мистеру Белласису. Сама Анна, естественно, и не подозревала, какие интриги плетутся вокруг нее.
Теперь же, когда женщины наконец-то оказались в Бишопсгейте, Каролину больше всего интересовало, как отреагирует Чарльз на присутствие Марии Грей.
– Не могу поверить, что вы здесь! – едва увидев девушку, выпалил он. И, чтобы загладить впечатление, добавил: – Я имею в виду, все вы!
Каролина и прежде подозревала, что между молодыми людьми что-то происходит, а теперь она в этом уже не сомневалась. Вернее, скажем так, между Чарльзом и Марией могло бы что-то происходить, если бы они это себе позволили.
– Леди Брокенхёрст упомянула, что будет проезжать мимо, и я решила напроситься сопровождать ее, – пояснила Мария. – Надеюсь, вы не против?
– Вовсе нет. Ничуть. Совсем даже наоборот.
Мария кивнула, протянув Поупу руку, чем привела его в замешательство. Что он должен сделать: пожать руку или поцеловать? Ее шуршащая сине-белая юбка выглядела чуждо в блеклых интерьерах его рабочего кабинета. Светлые кудри, нежные губы. Чарльз едва нашел в себе силы посмотреть девушке в глаза.
– Вы очень добры, мистер Поуп, если и вправду не возражаете против нашего внезапного вторжения, – поспешно сказала Каролина.
«Кажется, леди Брокенхёрст пытается загладить мою неловкость, – подумал он. – Неужели у меня все написано на лице?» И с горечью напомнил себе, что Мария помолвлена с племянником графини. Правда, та с виду не выказывала неудовольствия.
Мария опомнилась первой.
– Мы едем к торговцу шелком, – радостно затараторила она. – «Николсон и компания». – У нее были свои основания скрывать истинные причины их приезда. – Мы не смогли устоять против возможности нагрянуть к вам по пути.
Чарльз, краснея, принял у нее из рук зонтик и отложил его в сторону.
– Что мне предложить вам? Чаю? Вина?
Он обвел взглядом комнату, словно надеялся отыскать изящную бутылочку, когда-то спрятанную и забытую, а теперь таинственным образом оказавшуюся на полке и как раз подходящую для приема благородных дам в такой прекрасный день. И только тут заметил Анну, которая держалась поодаль, позади остальных.
Леди Брокенхёрст вышла вперед:
– Разрешите представить вам Чарльза Поупа. Миссис Тренчард – супруга того самого мистера Тренчарда, который так много вам помогал.
Графиня улыбнулась. Как причудливо качается маятник судьбы, делая то одних, то других хозяевами положения. Меньше месяца назад она даже не подозревала, что у нее есть внук. Анна Тренчард четверть века хранила его существование в тайне. И вот теперь Каролина представляет Чарльза ей самой. Ну просто восхитительная ирония судьбы!
Чарльз смотрел на миссис Тренчард. У нее было приятное, доброе лицо и благожелательные глаза – они внимательно изучали Чарльза из-под шляпки. Что-то подсказывало юноше, что они уже встречались, только он не мог понять, где именно. И вдруг его осенило.
– Мы с вами недавно беседовали в доме леди Брокенхёрст, – сказал он.
– Совершенно верно, – любезно улыбнулась Анна.
В действительности ей хотелось закричать, схватить его и крепко прижать к груди. Но хотя это было невозможно, она все равно была счастлива. Улыбка ее ни в коей мере не была фальшивой.
– С кем вы только в тот вечер не говорили, – деликатно улыбнулась графиня.
Анна метнула в нее взгляд. Леди Брокенхёрст слишком заигралась, наслаждаясь неловкостью ситуации.
– Я слышал про вас от вашего мужа, – продолжил Чарльз. – Мистер Тренчард – мой благодетель, я польщен, я просто потрясен тем, сколько всего ваш супруг сделал для меня. Я бесконечно благодарен ему за немалую помощь, которую он мне оказал, и мне приятно принимать здесь его жену. – Улыбка Чарльза тоже была вполне искренней. – Не хотите ли пройти в мой кабинет?
Он проводил дам во внутреннюю комнату, где нашлись диван и несколько стульев, на которые гостьи сели, после того как Чарльз собрал бумаги и чертежи, лежавшие почти на всех поверхностях.
– Насколько я помню, наш разговор прервался, когда мой муж уронил бокал, – улыбнулась Анна. Ту сцену она проигрывала в уме много раз.
– Ваш муж был очень добр ко мне, миссис Тренчард, – продолжил Чарльз. – Это правда. Он проявил исключительную щедрость. И главное, он поверил в меня. Если бы не мистер Тренчард, я бы и не мечтал завести собственную фабрику. Ваш супруг буквально изменил мою жизнь.
Леди Брокенхёрст в общем не возражала против сказанного, но на лице у нее мелькнула тень возмущения, что немедленно отследил Чарльз. Графиня не собиралась делить роль благодетельницы с каким-то утомительным и невзрачным человеком.
– Ничуть не меньше я обязан вам, леди Брокенхёрст, – быстро сказал Поуп. – Вы и лорд Брокенхёрст перебросили мост через бурный поток, что отделял меня от моего будущего. Теперь, благодаря вам, я могу начать серьезное дело, – закончил он, решив, что получилось неплохо.
– Сколько слов! – воскликнула Мария. – Если бы я не знала, то подумала бы, что вы пытаетесь нам что-то продать.
Не на такой отклик рассчитывал Чарльз, но девушка весело засмеялась и захлопала в ладоши, увидев выражение его лица, а дверь тем временем открылась, помощник Поупа внес поднос со всем необходимым для чаепития, и момент возразить был упущен. Но от Каролины ничто не укрылось.
– Это Индия? – спросила Мария, глянув на большую карту в раме, занимавшую почти всю стену.
– Индия! – Чарльз обрадовался возможности вернуть разговор на безопасную почву.
Мария поднялась на ноги, желая рассмотреть карту поближе:
– Она новая?
Чарльз подошел и встал рядом.
– Самая последняя, – подтвердил он. – Их все время обновляют. Чем больше наносят провинций, тем подробнее становятся карты.
– Замечательно!
– Вам нравится? – просиял молодой человек.
Чарльз уже досадовал на себя. Ему так хотелось произвести впечатление на юную леди своей солидностью и целеустремленностью, однако вместо этого он каждый раз, как только Мария с ним заговаривала, скалился, словно клоун в цирке.
– Раньше у меня висела карта, где все территории были отмечены по одному принципу: туземные княжества закрашены зеленым, а территории под управлением Ост-Индской компании – розовым. А эта карта демонстрирует, скорее, географические характеристики. Как видите, картографы особенно постарались показать реки, горы и пустыни.
– Трудно представить себе такую огромную страну, – сказала Мария, проводя по бокалу пальцем в лайковой перчатке. – Бенгалия, – прочитала она. – Пенджаб. Кашмир… – Она вздохнула. – Какое это, должно быть, неизведанное и романтичное место!
– Отдельные части страны действительно дики и не тронуты цивилизацией. Там водятся тигры. – Чарльз произнес это с глубокомысленным видом, надеясь, что выглядит экспертом. – А еще слоны, змеи, обезьяны. В Индии множество различных религий и языков. Это просто отдельный мир.
– Как бы я хотела увидеть тигра в джунглях! – воскликнула Мария, поворачиваясь к Чарльзу. Она стояла так близко, что ему казалось, будто он чувствует у себя на щеке тепло ее дыхания.
– Когда увидите тигра, главное, чтобы в этот момент вы сидели на спине слона.
– Они там так передвигаются? – ахнула девушка.
– Жители Индии используют слонов, как мы – экипажи, – пояснил Чарльз. Он прекрасно понимал, что ему следует отстраниться, но не хотел этого делать. Если Мария испытывает неловкость, решил он, то пусть сама отойдет на шаг. Но девушка тоже не сдвинулась с места. Ее широкая верхняя юбка касалась ног Чарльза. Он постарался успокоиться и продолжил объяснения: – Эти животные умны и очень надежны, но ездить на них – все равно как плыть на лодке по морю, раскачиваясь на волнах.
– Могу себе представить, – ответила Мария, мечтательно прикрыв глаза.
– А вот здесь, – Чарльз показал на верхнюю часть карты, – в древности проходила часть Великого шелкового пути, который начинался в Китае, далее шел через эти горы и продолжался до самой Европы.
– А теперь ему пришла пора стать Великим хлопковым путем.
Марии было удивительно хорошо, даже лучше, чем она предвкушала. «Но почему? – мысленно спрашивала она себя. – Неужели виной всему лишь присутствие этого мужчины? Неужели достаточно такой малости?»
– У меня ощущение, что торговля хлопком ведется уже довольно давно, – заметила Анна, подходя к карте.
– Так и есть, миссис Тренчард, – подтвердил Чарльз. – И Индии предстоит со временем занять в этой области лидирующую позицию.
– Полагаю, сейчас главенствующее положение занимают плантации в южных штатах Америки. – Мария явно пришла в контору мистера Поупа в полной мере вооруженная знаниями.
– Но откуда вам это известно?
– Забыла. Где-то читала, – покраснела девушка.
В действительности Мария проштудировала все до единой книги и статьи, которые только смогла отыскать. Зачем? Просто ей хотелось, чтобы было что сказать, когда она встретится с Поупом в следующий раз.
– Своих поставщиков я все-таки предпочел бы найти в Индии, – сказал Чарльз.
– Почему? – искренне заинтересовалась Анна.
Она так привыкла к постоянному ворчанию Оливера, недовольного всем миром, и к жалобам Сьюзен, что уже почти забыла, какого рода разговоры можно вести с молодыми людьми, когда они находятся в самом начале такого серьезного испытания, как взросление. В отличие от ее сына, этот человек имел в жизни цель и был полон решимости добиться успеха. А такое видеть всегда приятно.
– Американцы удерживают низкие цены на хлопок благодаря использованию рабов, а я аболиционист, последователь Уилберфорса и Кларксона. Я противник получения какой бы то ни было прибыли за счет использования рабского труда. – Поскольку присутствующие одобрительно закивали, Чарльз поднял руку. – И прежде чем вы станете превозносить мою добродетель, скажу, что отчасти преследую и свои корыстные интересы. Я уверен, в современном мире рабство проживет недолго, а когда его отменят, Америка не сможет конкурировать с Индией. И я предпочел бы, чтобы в тот день, когда это произойдет, мой бизнес прочно стоял на ногах, и тогда мы окажемся впереди всех конкурентов.
Анна встретилась глазами с леди Брокенхёрст. Как он благовоспитан! Анна не могла винить эту женщину в том, что та желала признать внука публично. От миссис Тренчард также не укрылось, какой интерес проявляет к Чарльзу Мария Грей… Неужели о счастливом браке не может быть и речи? Анна видела, что леди Брокенхёрст уже строит какие-то планы в отношении молодой пары, не задумываясь о племяннике своего мужа. А почему бы и нет? Ведь внебрачные дочери покойного короля, мать которых была актрисой, удачно вышли замуж: графиня Эрролл, виконтесса Фолкленд, леди де Л’Иль… И разве не женился на леди Мэри Кеппель незаконнорожденный сын герцога Норфолка, через десять лет после того, как Тренчарды вернулись из Брюсселя? Анна была уверена, что где-то об этом читала. Так что прецеденты были. Чего бы ожидала от родителей в подобной ситуации София? Это был главный вопрос, который они с Джеймсом должны были себе задать. Анна заметила, что Чарльз смотрит на нее, и как ни в чем не бывало спросила:
– Мистер Поуп, вы уже решили, в какие именно районы Индии поедете? Есть ли там возможности для развития вашего дела? Такой человек, как вы, наверняка полон идей.
– О, идей у него множество! – с восторгом вставила Мария, сложив пальцы домиком. – И всего этого добиться в таком молодом возрасте… – Она обвела кабинет маленькой ручкой в перчатке. Девушка совершенно не подозревала, насколько очевидно выдает свои чувства.
– Мистер Поуп, вы необычный человек, – сказала леди Брокенхёрст, подходя к его рабочему столу. Он был завален кипами перевязанных красной бечевкой бумаг, а также какими-то коробками. – Вы образчик активности и трудолюбия, и тем не менее, в отличие от большинства деловых людей, вы родились и выросли в совершенно иной среде. При обычном порядке вещей сын сельского викария – вы ведь сын викария? – поступил бы в армию или во флот, но, скорее всего, проповедовал бы в приходе, ожидая, пока кто-то поможет ему средствами к существованию.
Анна не могла взять в толк, куда клонит леди Брокенхёрст. Если Чарльз проявлял деловые способности, то наверняка унаследовал их от Джеймса, а вовсе не со стороны Белласисов. Ни один Белласис со времен Крестовых походов не стал бы утруждать себя ведением счетных книг. На мгновение Анна почувствовала гордость за мужа. Пусть вечное стремление Джеймса двигаться вверх и казалось ей порой утомительным, но все равно он, бесспорно, был умным человеком, прирожденным коммерсантом.
– А как вы узнали, что я сын викария?
Хороший вопрос. Графиня растерялась, но лишь на долю секунды.
– Вы же сами мне сказали. Когда я в прошлый раз здесь была.
– А-а! – кивнул Чарльз. – Ну, видимо, все дело в том, что мой отец не был обычным викарием. Он был удивительным человеком.
– Был?
– Он недавно умер.
Конечно умер! Анна и забыла. А ведь муж рассказывал ей о смерти преподобного мистера Поупа и даже показывал некролог в «Таймс». Недоставало ли Джеймсу их переписки? Почти двадцать пять лет он получал подробные отчеты о том, как идут дела у Чарльза. Правда, с тех пор, как Джеймс сам начал общаться с внуком, роль мистера Поупа как передаточного звена должна была практически сойти на нет. Однако в любом случае тот неплохо выполнял свой долг.
– Судя по всему, ваш батюшка был замечательным человеком, – вслух сказала Анна.
– Мне очень повезло. – Чарльз поднял взгляд на пастельный рисунок, висевший у него над письменным столом.
На портрете был изображен в профиль пожилой мужчина с проседью в волосах, одетый во все черное. Белые ленты священника подчеркивали тонкие черты лица, а вид у мистера Поупа был одухотворенный, словно бы мыслями он устремлялся к горним сферам. В правой руке викарий держал книгу, которая при ближайшем рассмотрении оказалась Библией. Меловые блики были прописаны очень тщательно, и вся картина напомнила Анне работы Джорджа Ричмонда. В сущности, Анна была благодарна преподобному мистеру Поупу. Может быть, исходным мотивом, побудившим его принять в семью бездомного и нежеланного малыша, и был дополнительный доход, но впоследствии Поуп, без сомнения, полюбил мальчика и дал ему хороший старт в жизни.
– Какая интересная картина, – произнесла леди Брокенхёрст, разглядывая портрет. – По ней можно заключить, что сходство передано точно, хотя я и не была знакома с вашим батюшкой. Судя по портрету, это был умный и добрый человек.
– У моего отца было немало достоинств. По-моему, я рассказывал вам о нем, когда мы встретились в первый раз.
– Расскажите еще!
«Какая невозмутимая лгунья! – Анна почти восхищалась Каролиной. – Вот в чем беда нашего общего положения, – думала она. – Мы все неизбежно превращаемся в обманщиков». Они с леди Брокенхёрст были сейчас воплощением лжи, однако обе выставляли себя невинными перед ничего не подозревающим внуком. Лгала даже Мария, если до сих пор убеждала себя, что собирается выйти замуж за Джона Белласиса, когда было совершенно понятно, что она этого ни за что не сделает, по крайней мере добровольно. Не лгал один только Чарльз, он всего лишь надеялся скрыть, что безумно влюблен в Марию Грей.
– Вообще-то, я не родной ребенок Поупов, – легко произнес Чарльз. Но действительно, с чего ему было испытывать неловкость? – Моя мать умерла при родах, а отец погиб в сражении незадолго до того. Так мне сказали. Мой отец был двоюродным братом мистера Поупа, и они с женой – я привык считать ее своей матерью – решили, что возьмут меня на воспитание. Супруги были бездетны, так что, видимо, все от этого выигрывали, но главное, они очень хорошо ко мне относились, а мать и сейчас добра ко мне и любит, как родного сына.
– А что же мистер Тренчард? Какова во всем этом его роль? – Теперь, когда первый шаг был сделан, Анну снедало любопытство.
– Изначально мне была уготована церковная карьера, как и предположила леди Брокенхёрст. Но по мере того как я взрослел, отец замечал, что мои интересы лежат в другой сфере, и сумел добиться для меня места ученика в банкирском доме. Когда я впервые приехал в Лондон, то сразу увидел, что понять этот мир мне будет нелегко. И тогда отец попросил мистера Тренчарда быть моим проводником, пока я не встану на ноги. Они с батюшкой были давними друзьями.
Анна следила глазами за леди Брокенхёрст. Та слушала тайную историю своего внука с явным удовольствием.
– Какое счастливое стечение обстоятельств, что у преподобного мистера Поупа оказались друзья в деловом мире!
– О-о! Друзья у него были повсюду. К счастью, мистер Тренчард принял во мне живое участие и с тех пор не выпускал меня из виду. Когда я решил оставить службу в банке и пришел к нему с идеей купить ткацкую фабрику, он поддержал мои стремления, что сделало возможным претворить мечту в реальность. А теперь лорд и леди Брокенхёрст любезно предоставили мне все необходимые средства, чтобы я мог полностью запустить производство.
– Фабрика уже работает? – Мария почувствовала, что слишком долго молчит.
– Да, но не очень эффективно на том сырье, которое удается раздобыть. Теперь я хочу наладить более стабильные поставки, что позволит мне расширить производство. И это стало возможным благодаря леди Брокенхёрст… Распорядиться, чтобы принесли еще чаю?
– Пожалуй, нет. Благодарю вас.
Анна сидела рядом с Марией на диване. Солнечный свет струился через большие окна, завешенные жалюзи, и вычерчивал на деревянном полу полосатый узор. Чарльз собрал чайные принадлежности и составил их на поднос. Анна следила за его плавными, даже грациозными движениями. Просто невероятно, что пухлый писклявый младенец, которого она недолго подержала на руках четверть века тому назад, вырос в такого красивого и уверенного в себе мужчину.
Сидевшая рядом Мария тоже внимательно следила за Чарльзом Поупом. Значит, его родной отец был военным, а приемный – священником… Ну и что в этом плохого? Может быть, не самая выгодная партия, но, по крайней мере, он джентльмен. Конечно, Джону Белласису со временем достанется хорошее наследство, но разве Чарльз сам не заработает себе большое состояние? И еще неизвестно, кто из них двоих разбогатеет быстрее. Лорд Брокенхёрст наверняка будет здравствовать еще много лет. Держа все эти соображения в уме, Мария без умолку говорила, задавала вопрос за вопросом, расспрашивая Чарльза о его деле и дальнейших планах, внимательно вслушиваясь в каждое его слово. Сколько времени ему потребуется, чтобы добраться до Индии? Он поедет один? Как он сможет определить, оказавшись на месте, насколько надежны поставщики?
– Прежде всего, важно качество сырья, – разъяснял Поуп, с энтузиазмом расхаживая по кабинету. – Ситуация в Индии сложная, и в настоящее время хлопок продается по большей части низкосортный, но после того как мы найдем нужного поставщика, надо будет налаживать с ними долгосрочные отношения. Только так мы сможем улучшить дела. В целом климат сейчас благоприятный, так что все возможно.
– Золотые слова! – раздался возглас, сопровождаемый медленными, громкими аплодисментами. – Отлично сказано, приятель!
В дверях, опершись о косяк, стоял Джон Белласис. Чарльз уставился на него с недоумением.
– Сэр? Чем я могу вам помочь? – спросил он.
Человек этот вроде бы казался Чарльзу знакомым, но держался гость независимо и даже враждебно, словно они уже стали врагами. Белласис прищурил глаза, стиснул челюсти. Весь его вид выражал высокомерие.
– Джон?! – воскликнула леди Брокенхёрст. – Что ты здесь делаешь?
– То же самое я могу спросить и у вас, дражайшая тетушка. – Ответа он ждать не стал. – Да это ведь леди Мария, разрази меня гром! И вам доброго дня! – продолжал Джон, не обращая ни малейшего внимания на Чарльза, который прошел через весь кабинет и встал рядом с застывшей от ужаса девушкой.
– Как ты узнал, где нас искать? – вновь заговорила леди Брокенхёрст.
– Ну, положим, про всех вас я и не знал. Я ожидал увидеть здесь только вас, тетя, но не… – Он невидящим взглядом посмотрел на Анну. – Прошу прощения?
– Миссис Тренчард, – подсказал Чарльз.
– Да, конечно, миссис Тренчард. Как я мог забыть.
Разумеется, Джон на самом деле прекрасно знал, кто перед ним, – все-таки они сидели рядом за одним столом на том памятном вечере, – но не хотел этого показывать.
– А уж обнаружить здесь леди Марию – это просто благословение небес, – произнес Белласис тоном, который свидетельствовал об обратном.
Получив записку от Эллис, которая просила его прийти на Пикадилли, Джон сперва рассердился: что за дерзость – какая-то служанка смеет посылать за ним. Однако, услышав, что у ее госпожи на сегодня запланирована поездка в Бишопсгейт, он признал, что камеристка поступила разумно. Кто такой этот мистер Поуп, эта взявшаяся из ниоткуда личность, которая так загадочно завладела всеобщим вниманием? Джон просто был обязан докопаться до сути и выяснить, что помогло молодому коммерсанту получить над всеми такую власть. Может быть, брат отца когда-то давно совершил нечто постыдное и теперь Поуп шантажировал его? Допустим, но тогда как это объясняет интерес Тренчардов? Джон дал Эллис монетку, поблагодарил ее и спросил:
– А как сама миссис Тренчард объяснила причину этой поездки?
– Она о ней вообще не упоминала, сэр. Мне лакей сказал. Хозяйка обычно помалкивает.
– Да? Ну ничего, посмотрим, что она запоет, когда я застукаю их в логове этого «молодого льва» – миссис Тренчард и мою дражайшую тетушку!
– Вы меня не выдадите, сэр?
Эллис еще не готова была лишиться места. Она собиралась уйти тогда, когда будет удобно ей самой, но никак не раньше.
– Не волнуйтесь. Мне тоже не выгодно, чтобы вас уволили: ведь тогда я не смогу пользоваться вашими услугами.
Сейчас Джон пребывал в затруднении: ну и как объяснить Анне Тренчард, едва знакомой ему женщине, свое появление на встрече, о которой он не должен был знать?
Сегодня утром Белласис направился в Брокенхёрст-Хаус, и по счастливой случайности лорд Брокенхёрст оказался дома. Джону не потребовалось много времени, чтобы дядюшка сам рассказал племяннику, что Каролина уехала в Бишопсгейт, навестить молодого мистера Поупа.
– Вы оба принимаете в этом юноше такое участие, сэр, – заметил Джон.
– Каролина считает его многообещающим, да и мне этот юноша кажется довольно милым.
Перегрин никогда не противился, если жена начинала проявлять к чему-либо живой интерес. Слишком редко это случалось после смерти Эдмунда.
– Как странно! – воскликнул Джон. – Я как раз сейчас направляюсь в Бишопсгейт. Ведь случаются же подобные совпадения! Можно заодно заглянуть к Поупу, вдруг застану там тетушку.
Джон знал, куда ехать, – предпринятое им расследование уже дало результаты, а лорд Брокенхёрст даже и не вспомнит, что Джон не спросил у него адреса. Обеспечив таким образом себе алиби, Джон взял кеб и отправился в путь.
Теперь он стоял в кабинете лицом к лицу со своим противником, а заодно и с миссис Тренчард, Марией Грей и своей тетушкой.
– Боюсь, чая уже нет. Но если вы хотите, я распоряжусь, чтобы принесли еще, мистер?..
То, что Чарльз не в состоянии его узнать, привело Джона в страшную ярость. Этот юный выскочка осмелился не запомнить его на ужине? Да откуда взялся этот отвратительный тип, который словно бы зачаровывает всех женщин? Обычно это была прерогатива Джона. Пожалуй, отец прав, решил Белласис: было что-то странное – и до крайности отвратительное – в том, как его тетя возится с этим ничтожеством. А главное, от Джона и его отца уплывали деньги, и это Белласису-младшему совсем не нравилось. До сих пор будущее представлялось ему сравнительно безоблачным. Можно брать в долг, пока не помрет дядюшка, а потом отцовское, а скорее, его собственное наследство все поправит, и жизнь станет легкой, как перезвон свадебных колокольчиков. Но теперь появление мистера Чарльза Поупа грозило опрокинуть его лодку.
– Вы уже встречались с племянником лорда Брокенхёрста мистером Белласисом, это было на суаре, – сказала графиня, вставая со своего места. Нежданное вторжение Джона явно вызвало у нее раздражение. И несколько выбило из колеи. Она встретилась взглядом с Анной. Этот акт пьесы закончен. Пора уезжать.
– Мистер Белласис, ну конечно! – коротко кивнул Чарльз. Сердце его упало. Стало быть, это жених Марии. – Приношу свои извинения. Там было так многолюдно, я с непривычки совсем растерялся.
– По вам это было не заметно, – парировал Джон, разглядывая Чарльза из своего кресла. У этого человека не было ничего за душой, и тем не менее тетя проехала пол-Лондона, чтобы выпить чая в его невзрачном кабинете. – Вот, значит, все мы и собрались, – заключил он, сложив руки домиком.
– И мы хотели бы знать, почему здесь оказались вы? – поинтересовалась Мария.
Она произнесла это с улыбкой, однако глаза ее смотрели настороженно.
– Да, Джон, – кивнула леди Брокенхёрст. – Почему ты здесь?
– Сегодня утром я был у вас дома, и дядя сказал мне, что вы уехали в Бишопсгейт. У меня неподалеку была назначена встреча, и мне стало любопытно еще раз взглянуть на мистера Поупа. Он какой-то таинственный человек. Для меня, по крайней мере. Моя тетушка и моя невеста, а как теперь выясняется, еще и жена одного из самых известных застройщиков Лондона проделали неблизкий путь, дабы побывать в этой скромной конторе, и мне хотелось бы знать почему. Надеюсь, эпитет «скромная» не обидел вас, сэр? – с притворной учтивостью спросил он.
Чарльз выдавил из себя улыбку:
– Нет, что вы, не беспокойтесь.
– Тетя, когда я узнал, что вы едете сюда, – продолжил Джон, – то понял: вот он, мой шанс все узнать.
Чарльз почувствовал, что пора вмешаться и сгладить острые углы:
– Откровенно говоря, мистер Белласис, для меня и самого тоже загадка, почему все вдруг стали проявлять такой интерес к моему благополучию. – На этот раз улыбка Поупа была вполне искренней. – Можете не сомневаться.
– Хотел спросить. – Джон повернулся к Марии. – В четверг я еду в Эпсом. Лошадь моего кузена участвует в скачках, и я подумал, может быть, вы и леди Темплмор захотите составить мне компанию?
– Я, конечно, спрошу маму, но, боюсь, она не слишком любит скачки.
– А вы, Поуп? Как насчет лошадей? Интересуетесь?
– Не особенно, – ответил Чарльз.
Сердце у него запело, когда Мария отвергла предложение провести день с этим человеком. Считать ли это добрым знаком?
– Я так и думал, – сказал Джон. Он встал и подошел к карте, заложив руки за спину. – Наверное, у вас голова слишком забита хлопком, – добавил он и засмеялся, чтобы выдать оскорбление за шутку.
Леди Брокенхёрст стала потихоньку двигаться к двери.
– Не будем отнимать время у мистера Поупа, ему уже пора вернуться к делам, – сказала она. – А у нас с вами, дамы, свои дела. Джон, вы пойдете с нами за покупками?
– Вряд ли, тетя. Если только вы не полагаетесь на собственный вкус. – Говоря это, он обворожительно улыбался. – Как я уже сказал, мне нужно еще кое-что сделать.
Леди Брокенхёрст кивнула. У Джона явно не было желания провести остаток дня, таскаясь по складу торговца шелком, но она его за это не винила.
У Джона Белласиса и впрямь были иные планы. В тот же день ближе к вечеру он уговорился встретиться со Сьюзен Тренчард в отеле «Морли» на Трафальгарской площади. По зрелом размышлении он решил, что лучшее средство от унижения и досады – переспать с чужой женой.
Джон снял комнату на вымышленное женское имя, и когда он распахнул дверь номера двадцать семь на втором этаже, Сьюзен уже ждала его. Он понял, что любовница здесь, увидев в холле Спир, ее камеристку. Миссис Тренчард говорила, что не располагает временем для поездки в Айзелуорт, и оба понимали, что Джон не может пригласить ее в «Олбани». Пока не может. Его комнаты не вполне соответствовали образу купающегося в роскоши аристократа-сибарита, который Белласис стремился поддерживать. Снимать комфортное жилье в Айзелуорте он еще мог, а вот Пикадилли была ему не по карману. Называя сейчас свой адрес, Джон непременно упоминал, что в «Олбани», в апартаментах под номером А2, некогда жил лорд Байрон, но он никогда не принимал там гостей, даже близких друзей-мужчин, не говоря уже о дамах. Так что на этот раз Белласису пришлось оплатить номер в «Морли». Расходы огорчали, но чуть позже, лежа в постели, обнаженный и довольный, Джон был вынужден признать, что Сьюзен того стоила. Ему нечасто попадалась столь страстная любовница. Большинство женщин, с которыми он имел связь, утомительно беспокоились о риске зачатия и неизбежном скандале, который в связи с этим может разразиться. Это очень утомляло Джона. Однако Сьюзен Тренчард подобные мысли словно бы вообще не тревожили. Она была податлива и предупредительна, и Белласису это очень нравилось.
– Сьюзен, дорогая, – пробормотал он, перекатился на другой бок, придвинулся поближе и принялся целовать ее в плечо.
– Как приятно!
Сьюзен чувствовала, что за этим последует просьба, пожелание, может быть, даже приказ. Она уже неплохо изучила Джона. Ее любовник был человеком эгоистичным и жадным. Однако, несмотря ни на что, отправляясь на свидание с ним, Сьюзен чувствовала, как сильно бьется сердце. Она не знала, любовь это или похоть, но чувство было много сильнее, чем все, что ей довелось испытывать с Оливером. И она ждала приказаний. Она угодит ему, если сможет.
Джон разглядывал ее:
– Мне надо быть осторожнее. Начинаю к тебе привязываться.
Такой комплимент вряд ли мог вскружить голову, но Сьюзен он воодушевил.
– Я рада!
– Мне нужно, чтобы ты кое-что для меня сделала, – сказал Джон.
– Конечно. Если смогу.
– Я хочу, чтобы ты побольше разузнала о Чарльзе Поупе.
– Что?! – Сьюзен села на кровати. Очарование момента было погублено. – И ты туда же? Все как одержимые носятся с этим несчастным коммерсантом! Оливера это просто бесит.
– Вообще-то, я не склонен в чем-либо соглашаться с твоим мужем, но в данном случае он абсолютно прав, – сказал Джон, усаживаясь рядом с ней. – Не знаю, в чем там дело, но почему-то я этому Поупу не доверяю. Он имеет какое-то странное влияние на мою тетушку, а когда я сегодня зашел к нему в контору, то застал там твою свекровь. А также Ма…
– Кого?
– Не важно.
Ответ заставил ее улыбнуться, и это была совсем не та реакция, которой Джон ожидал. На самом деле Сьюзен знала имя, которое он чуть не произнес. Отчасти ей даже было приятно видеть, что любовник щадит ее чувства. Однажды ей потребуется использовать это против него.
– Зачем ты ходил в контору к Поупу? – спросила она. – Этот человек и на тебя имеет влияние?
– Хотел узнать, чем это он им всем вскружил голову. Ну вот скажи, почему именно его такие люди выбрали в качестве своего протеже?
– Почему его, а не тебя? – засмеялась она.
– Я не шучу. – Голос его был твердым и холодным. Джон умел перемениться в одно мгновение.
– Знаю, – кивнула Сьюзен.
Напрасно Джон считал ее послушной игрушкой в своих руках. Она уже размышляла, как можно обернуть ситуацию в свою пользу.
– Больше всего меня интересует, – проговорил он, повернувшись к любовнице спиной и спустив ноги с кровати, – почему они оба дали Поупу столько денег.
Разглядывая профиль Белласиса, Сьюзен поняла, что это и впрямь немало его беспокоит.
– Как поживает леди Мария?
– Почему ты спросила?
– Да просто так. Но если ты ее сегодня видел…
Она ожидала, что Джон начнет отрицать их встречу, но он молчал. Оба знали, что его злит, когда Сьюзен забредает на территорию его личного пространства, но сейчас Белласис сам проговорился, что девушка была в кабинете Чарльза, а Сьюзен нравилось подразнить любовника. Если она захочет, то сможет доставить ему массу неприятностей, и ей было приятно время от времени напоминать ему об этом.
– Полагаю, у Марии все благополучно. Слушай, а тебе не пора домой?
Но у Марии Грей в этот момент далеко не все было благополучно, или, по крайней мере, она проигрывала в споре, который сознательно спровоцировал Джон. Направляясь на свидание со Сьюзен, он нашел время по пути заскочить в свой клуб на Сент-Джеймс-стрит и набросать леди Темплмор записку, в которой сетовал, что она не любит скачки. В заключение он предлагал в ближайшее время устроить какую-нибудь другую прогулку.
– Почему ты сказала Джону, что я не люблю скачки? – очень спокойно поинтересовалась леди Темплмор, когда они вдвоем сидели в ее изящном будуаре.
Она не отличалась острым умом, но неплохо разбиралась в людях и сейчас была совершенно уверена, что происходят какие-то странные события, которых она интуитивно не одобряла, хотя и не знала, в чем дело.
Под взглядом матери Марии захотелось заерзать на стуле.
– А разве ты их любишь?
– Люблю в той же степени, что и другие бессмысленные занятия, на которые мы вынуждены тратить время.
Мария пристально посмотрела на нее:
– Тогда напиши Джону, что принимаешь приглашение.
– От имени нас обеих?
– Нет, лишь от себя.
Мать и дочь прекрасно понимали, что дело тут не только в скачках, хотя прямо об этом пока еще не говорили.
– Надеюсь, ты не считаешь, что допустимо брать свои слова назад, – сказала леди Темплмор и замолчала, ожидая ответа.
Но Мария ничего не ответила. Она продолжала безмолвно сидеть, сложив руки. Ни подтверждая, ни опровергая предложения матери, что выглядело тревожным знаком. Леди Темплмор именно этого и боялась, и вот уже некоторое время ее подмывало вызвать из Ирландии своего сына Реджи, старшего брата Марии, но она отнюдь не была уверена, что он займет сторону матери, а не сестры. По большому счету ему ничего не достанется от состояния Джона Белласиса. Это она, Коринна Темплмор, намеревалась, заполучив зятя с деньгами и положением в обществе, надежно обеспечить себе в преклонном возрасте покой, на который, как ей представлялось, она имела полное право рассчитывать.
– Разве я не оберегала тебя с самого детства? Неужели после всего этого я не заслуживаю хотя бы скромной обеспеченной старости? Тебе недолго придется ждать моего конца. – Леди Темплмор сдержала рыдания и откинулась на обитый дамастом бержер, ожидая, что ее слова возымеют ожидаемое действие. Но она просчиталась.
– Мама, ты сильная, как лошадь, ты еще всех нас похоронишь. Что касается заботы, я, разумеется, буду за тобой ухаживать, как только могу, так что тебе нечего бояться.
Коринна промокнула глаза:
– Ты позаботишься обо мне тем, что выйдешь за Джона Белласиса. Это все, чего я прошу. Чем он плохой жених?
– Я не уверена, нравимся ли мы друг другу.
Для Марии это был вполне резонный аргумент, но мать и слышать его не желала.
– Подумаешь! Какой вздор!
Со слезами было покончено; леди Темплмор вернулась к деловому разговору:
– Вот поженитесь, узнаете друг друга получше и непременно полюбите. Когда я вышла замуж за твоего отца, я едва его знала. И откуда бы? Ведь до помолвки нам не разрешалось встречаться без сопровождающих! Да и тогда мы могли только сидеть рядом на диване, но так, чтобы находиться в пределах слышимости наших спутников. Так уж заведено в обществе.
Мария недоуменно смотрела на мать:
– И что, твой брак с моим дорогим папой должен быть идеалом, призванным убедить меня согласиться выйти за Джона?
Это был удар ниже пояса, и Мария даже пожалела, что нанесла его. Но рано или поздно ее родным придется смириться с тем, что она не выйдет замуж за Джона Белласиса. Если прежде девушка еще сомневалась, то после сегодняшней встречи она знала это совершенно точно, так что почву следовало начать готовить уже сейчас.
Разумеется, у нее не было никаких доказательств того, что Чарльз имеет на нее виды. Точнее, никаких явных доказательств. Но Мария была вполне уверена, что Поупа удерживают только два обстоятельства: помолвка с Белласисом и ее статус в обществе. Она была не настолько невинна, чтобы не видеть, когда мужчина находит ее привлекательной, и не сомневалась, что сможет окончательно влюбить в себя Чарльза, стоит ей только этого захотеть. Относительно реакции брата она не беспокоилась. Реджи, возможно, импонировала мысль о том, что сестра станет графиней, но он не будет заставлять ее выходить замуж против воли. И Чарльз ему наверняка понравится. В этом Мария была вполне уверена. Нет, главная задача состояла в том, чтобы убедить мать принять предложение владельца фабрики в Манчестере вместо предложения будущего графа. Мария хорошо понимала, что это будет нелегко. Но сдаваться не собиралась.
– Но ты же дала согласие!
Сейчас, слушая доводы матери, Мария находила весьма странным, что она дала согласие Джону Белласису. О чем она только думала? Может быть, все дело в том, что раньше она никогда не бывала влюблена и не знала, что означает это слово? А влюблена ли она сейчас? Видимо, да.
– Я буду не первой женщиной, которая передумала, – сказала Мария.
– Ты не можешь вот так взять и перечеркнуть свое блестящее будущее. Я тебе не позволю. Я запрещаю! – Леди Темплмор в отчаянии откинулась на стуле.
Наблюдая за ее поведением, Мария решила пока оставить все как есть. Никакого резона спешить не было. Надо дать матери время свыкнуться с мыслью, что желаемый ею брак не состоится. Приняв это решение, Мария почувствовала, что улыбается. Она впервые признала, что планирует для себя самый настоящий мезальянс. Сердце билось от собственной дерзости, но, так или иначе, именно этого она хотела и собиралась добиться своего.
Обычно Сьюзен не принимала приглашений Анны поехать с ними в Гленвилл. Она презирала это место. Окруженный прекрасными садами большой елизаветинский особняк в самом центре Сомерсета казался ей донельзя скучным и лишенным всякого комфорта.
Прежде всего ее отпугивало утомительное путешествие, требовавшее тщательной подготовки и несметного количества постельного белья. Кверк запрягал просторную дорожную карету, и они постоянно останавливались по пути на станциях, чтобы пообедать, поужинать, лечь спать или сменить лошадей. Ехать приходилось по меньшей мере двое суток, но Анна Тренчард предпочитала закладывать на дорогу все три. Она говорила, что в ее возрасте уже не подобает нестись галопом, и хотела к тому же почаще останавливаться, чтобы выпускать Агнессу побегать. Новая железная дорога должна была вскоре многое изменить, но пока все оставалось по-прежнему. А значит, Сьюзен грозило без роздыху трястись в карете три дня подряд, обсуждая со свекровью тонкости садоводства, а если вдруг пойдет дождь и карета застрянет в грязи, то они и в трое суток не уложатся.
Но главная причина, по которой Сьюзен восставала против Гленвилла, состояла в том, что она не видела смысла в этой поездке. Ну и чем там заняться, после того как доберешься туда с таким трудом? Опять вести бесконечные разговоры об уходе за садом, ходить по этому самому саду и все время что-то есть за длинным обеденным столом? Иногда на эти обеды приходили всевозможные местные сановники, желающие свести знакомство с Джеймсом Тренчардом в надежде, что смогут убедить его расстаться с частью денег и оказать поддержку тем или иным благородным начинаниям. Представителей местной аристократии Тренчарды почти не видели. «Всем известно, – с иронией думала Сьюзен, – что в провинции подниматься по социальной лестнице гораздо труднее. В Лондоне люди меньше обращают внимание на то, кто ты, если ты как следует одет и говоришь правильные вещи. Жители провинции менее снисходительны». От одной лишь мысли о Гленвилле ей хотелось зевать.
Но на сей раз Джон убедил любовницу, что поездка будет очень кстати. Пока они проводили вместе в постели остаток дня, он изложил ей свой план. Сьюзен предстояло точно узнать, кто такой Чарльз Поуп и почему Джеймс Тренчард так заинтересован в финансировании его предприятия, не говоря уже о причудливом альянсе, складывающемся между тетей Джона и ее собственной свекровью. Сьюзен решила, что по ходу дела могут всплыть какие-то подробности, которыми может воспользоваться и она сама. Во всяком случае, повернуть все так, чтобы Джон Белласис оказался перед ней в долгу. Это вполне сочеталось с планами самой Сьюзен.
Наверное, больше всех удивился Оливер, когда супруга вдруг приняла приглашение провести месяц в деревне с его родителями. Обычно при упоминании Гленвилла у нее случались вспышки раздражения и Сьюзен начинала плакать. Порой ему даже приходилось идти к ювелиру и покупать какую-нибудь безделушку, дабы жена проявила уступчивость. Но на сей раз все произошло по-другому.
Решение Сьюзен порадовало его. В последнее время Оливер стал замечать, что сам предпочитает жизнь в Гленвилле жизни в Лондоне. Тренчард-младший честно старался, по крайней мере так ему казалось, увлечься делами своего отца, однако, положа руку на сердце, он чувствовал себя созданным для традиционной жизни сельского сквайра. А почему бы и нет? Его воспитали как джентльмена, и вот результат. Оливер любил охоту, и ему импонировала веселая непосредственность сельской жизни. Это доставляло ему намного больше удовольствия, чем долгие часы, проведенные за дотошным изучением планов и счетов в кабинете отца или Уильяма Кьюбитта. А как славно было бы расхаживать по землям поместья, разговаривать с арендаторами, выслушивать их жалобы. В деревне Оливер начинал чувствовать себя человеком деятельным, уважаемым и опытным. В какой-то момент он уже было смирился, что после смерти родителей они с женой ни за что не переедут в Гленвилл, что Сьюзен настоит на том, чтобы найти жилище побольше, побогаче и, главное, поближе к Лондону. Но в последнее время, когда супруги отдалились друг от друга, он стал подумывать, что компромисс, возможно, достижим. Жаль только, что у Оливера не было наследника: Гленвилл стал бы прекрасным родовым поместьем.
Сердце у него взмыло ввысь, когда карета наконец въехала в высокие, медового цвета ворота. В конце длинной подъездной аллеи стоял изящный трехэтажный особняк, пребывавший сейчас в гораздо более ухоженном виде, чем в 1825 году, когда мать впервые его увидела. Преисполнившись грандиозных замыслов, Джеймс велел тогда жене найти для семьи «гнездышко» в деревне. Он рассчитывал, что Анна приобретет скромный домик в каком-нибудь достойном, удобно расположенном месте: в Хартфордшире или Суррее, а может, и сравнительно недалеко от Лондона. Но Анна распорядилась иначе. Случайно наткнувшись на Гленвилл – прекрасный образчик архитектуры переходного периода, когда мода повернулась от средневековой готики к ренессансному классицизму, окруженный садами, парками и тысячами акров возделываемых земель, – миссис Тренчард поняла, что именно его и искала. Может быть, даже всю жизнь. Правда, в здании встречались чуть ли не все виды гнили и жучков-древоточцев, не говоря уже о протекающей в нескольких местах крыше, и сначала Джеймс отказался. Глава семейства видел в мечтах нечто совсем иное. Ему не улыбалось жить в Сомерсете, да к тому же он хотел приобрести уже готовый дом, который не надо будет почти полностью перестраивать. Однако Анна настояла на своем, что за всю семейную жизнь делала лишь считаные разы.
Теперь, спустя почти двадцать лет, оба считали Гленвилл ее главным достижением. Анна методично восстановила дом, влюбившись в его маленькие странности: каменных обезьянок, карабкающихся по крыше мансарды в голландском стиле; скульптуры Девятерых Достойных, каждая в своей нише, стоявшие вдоль восточного фасада. Порой Джеймсу приходило в голову, что этот самозабвенный труд жена рассматривает в качестве своего рода компенсации: если Анна не смогла спасти собственную дочь, то по крайней мере она постарается спасти этот дивный старый дом. И усилия миссис Тренчард оказались ненапрасными: в Гленвилл словно бы вдохнули новую жизнь, и он все ярче сиял новым светом.
Подлинным триумфом Анны стали сады, разбитые ею на пустырях. Когда карета остановилась перед домом, старший садовник Хупер уже ждал госпожу. Но прежде чем она могла поздороваться и побеседовать с ним, необходимо было соблюсти положенные ритуалы. Тёртон, выехавший из Лондона раньше хозяев, вышел вперед и открыл дверь кареты.
– Мадам, – сказал дворецкий, когда Анна спускалась по ступенькам, держа под мышкой собаку, – надеюсь, путешествие было приятным?
Голос у него был чуть усталым. К поместью Тёртон испытывал примерно те же чувства, что и миссис Оливер. Он тоже ненавидел утомительную дорогу сюда, но еще больше Тёртону не нравилось, что во время этих бессмысленных выездов ему приходилось иметь дело с местной прислугой, квалификация которой оставляла желать лучшего. В отличие от большинства аристократов, чьи основные резиденции находились в родовых поместьях, Тренчарды обосновались в Лондоне. Поэтому основной штат слуг содержался там, и лишь небольшая их группа ездила в Сомерсет и обратно. В Гленвилл семью сопровождали только Тёртон, Эллис, Спир и лакей Билли, в обязанности которого также входило одевать Оливера. Кухарка, миссис Бэббидж, тоже поначалу проделывала весь немалый путь, но поскольку с ее приездом на кухне всякий раз неизбежно возникали скандалы, сильно мешавшие работе, Анна решила нанять женщину из местных, миссис Адамс: та была попроще в общении и вряд ли надумала бы требовать ингредиенты, за которыми надо посылать в столицу. В результате с лица дворецкого не сходило выражение страдания: меню в сельской местности казалось ему слишком простым, а обслуживание – более медленным, чем следовало.
– Благодарю вас, Тёртон. Надеюсь, все уже обосновались?
– С учетом обстоятельств, делаем все, что можем, – трагическим тоном ответил он, но Анна не собиралась немедленно по приезде заниматься проблемами прислуги.
Она прекрасно знала о чувствах Тёртона, но придерживалась мнения, что для процветания Гленвилла необходима в первую очередь поддержка местных жителей, а это означало, что им следует нанимать детей фермеров-арендаторов и работников, занятых в поместье. Куда еще было податься молодым людям? Им нужна была работа, и долгом помещиков было ее обеспечить. Вот какими соображениями руководствовалась Анна, и ее совершенно не заботило, что Тёртона это раздражало.
– А, Хупер! – воскликнула она и, потирая руки, подошла к садовнику. – Какие у вас есть для меня новости?
– Дорогая, – окликнул жену Джеймс Тренчард, – не хочешь сперва зайти внутрь? Ты, должно быть, устала.
– Сейчас приду. Я только хочу услышать, что происходило в саду, пока нас не было. И Агнессе надо погулять.
– Смотри не переутомись, – сказал Джеймс, заходя в дом со всеми остальными.
На самом деле он не имел ничего против. Он любил, когда его жена чувствовала себя счастливой, а в Гленвилле Анна всегда была счастлива.
В тот же день вечером они сели ужинать в помещении, где раньше располагались хлеборезная и винная кладовая. Дом был слишком старым и не мог похвастаться настоящей столовой, поскольку первые его хозяева обедали вместе со всеми домочадцами в большом зале. Но Анна решила, что ее приверженность елизаветинской эпохе имеет свои пределы: когда чинили крышу, заодно снесли и стену между двумя этими помещениями, чтобы получилось крайне необходимое пространство для совместной семейной трапезы. Стены обшили деревом, а чтобы бороться с холодом от больших окон, выходящих на восточную террасу, в зале поставили основательный камин. Можно сказать, что миссис Тренчард любила эту комнату еще и потому, что сама придумала ее от начала до конца, когда получила дом в свои руки.
Анна шла по галерее к лестнице, и тут ее догнала Эллис и протянула накидку:
– Вам может потребоваться, миледи.
У Эллис было хорошее настроение. В деревне она всегда оживлялась. В отличие от Тёртона, камеристке нравилось быть «майской королевой». Ей редко выпадала возможность насладиться чувством собственного превосходства, но здесь, в центре Сомерсета, она становилась неоспоримым источником знаний обо всем, что касалось бомонда. Эллис могла часами повествовать о лондонских событиях, перечислять новые магазины, в подробностях описывать направления моды. Ничто не радовало ее так, как возможность поделиться последними сплетнями о лорде таком-то и леди такой-то, когда вся прислуга усаживалась за стол в людской под лестницей. Работа в деревне тоже была полегче. Возможностей развлекаться и выходить в свет у хозяев оказывалось меньше, так что Эллис едва ли когда приходилось просиживать до глубокой ночи в будуаре миссис Тренчард, ожидая, когда же госпожа наконец вернется домой.
Анна вошла в гостиную и увидела, что Джеймс съежился у огня. Она знала, что это означает.
– Почему ты не вызовешь Тёртона? Узнай, готов ли ужин. Я бы легла пораньше, если получится.
– Ты не возражаешь?
Он охотно вскочил и потянул звонок. Сьюзен и Оливер уже спустились вниз, и Анна без объяснений понимала, что болтовня Сьюзен сводит мужа с ума. И еще Джеймс надеялся найти облегчение в добром стаканчике кларета. Анна бросила взгляд на невестку. Та действительно вела себя сегодня очень оживленно. Обычно в Гленвилле она пребывала в мрачном настроении, но нынче вечером сделала над собой усилие. На Сьюзен было светло-желтое шелковое платье, в ушах изумрудные серьги в изящной оправе, а волосы Спир заколола ей в пучок.
Почувствовав, что свекровь на нее смотрит, Сьюзен бросила пробный шар:
– Ни за что не догадаетесь, кого я на днях встретила на Пикадилли.
Она не хотела начинать этот разговор, пока они тряслись в карете, но сейчас откладывать его дальше смысла не было.
– Даже и пытаться не буду, – вежливо улыбнулась Анна, поглаживая Агнессу, которая попрошайничала у ее кресла.
– Мистера Белласиса!
– Да неужели? Племянника лорда Брокенхёрста?
– Его самого! Мы как раз познакомились с ним на приеме в Брокенхёрст-Хаусе. Представляете, я шла в сопровождении Спир к перчаточнику, а навстречу он!
– Подумать только.
Анна начинала понимать, что этот разговор к чему-то ведет, и она вовсе не была уверена, что ей хотелось двигаться в том же направлении, что и невестке. К счастью, как раз в этот момент вошел дворецкий, и вскоре они уже сидели за столом в обеденном зале.
Сьюзен держалась, пока не подали первую перемену блюд и все не положили себе по кусочку. Как только лакеи отступили от стола, она продолжила:
– Мистер Белласис сказал мне, что видел вас и свою тетушку в Сити, в конторе мистера Поупа.
– Что?! – воскликнул Джеймс, отложив нож и вилку.
– Ох! – Сьюзен тотчас в деланой тревоге закрыла рот рукой. – Я сказала что-то не то?
– Нет, конечно, – очень спокойно ответила Анна. – Мистер Тренчард проявляет интерес к судьбе этого молодого человека, и поэтому, когда леди Брокенхёрст предложила вместе нанести ему визит, я согласилась. Мне стало любопытно.
– И вполовину не так любопытно, как мне, – подал голос Оливер, и Анна с упавшим сердцем увидела, что сын уже пил до того, как она спустилась. – С чего это вдруг мой дорогой отец проявляет в два раза больше интереса к делам некоего мистера Поупа, чем к нашей с ним работе по строительству Кьюбитт-тауна?
– Вовсе даже не так. – Джеймс приготовился было сделать выговор Анне, но внезапно очутился в ситуации, когда пришлось вести сражение с собственным сыном, причем оборонительное. – Мне импонирует мистер Поуп. Его деловые планы кажутся мне разумными и серьезными, и я рассчитываю, вложив средства, получить с них доход. Я делаю инвестиции в различные области. Мне казалось, ты в курсе этого.
– Еще бы, – кивнул Оливер. – Но всех ли управляющих этих новых предприятий ты водишь на обед в свой клуб? Вот вопрос. А также каждую ли, так сказать, новую возможность для финансовых вложений леди Брокенхёрст торжественно водит по своей гостиной?
Джеймса это начинало сердить.
– Мне нравится мистер Поуп, и я восхищаюсь им, – отрезал он. – Я был бы рад, если бы ты мог похвастаться хотя бы половиной его трудолюбия.
– Не волнуйся, папочка. – Оливер больше уже не мог держать себя в руках. – Мне прекрасно известно, что мистер Поуп обладает всеми добродетелями, которых тебе недостает в твоем собственном сыне.
Сьюзен решила не подливать масла в огонь. Главное, что она выяснила: загадочный мистер Поуп – чрезвычайно важная фигура в этом споре. А форсировать события не стоило. И она откинулась в кресле, предоставив своему вздорному муженьку выставлять себя дураком.
– Оливер, сядь! – Анна попыталась урезонить сына, который вскочил на ноги и грозил отцу пальцем, словно странствующий проповедник на деревенской ярмарке.
– Не сяду! Тёртон! Распорядитесь, чтобы мой ужин отнесли наверх в мою комнату. Не стану оставаться здесь и огорчать папочку. – И Оливер вихрем вылетел из столовой, громко хлопнув дверью.
Некоторое время стояла тишина, потом заговорила Анна:
– Тёртон, сделайте так, как велел мистер Оливер. Попросите, пожалуйста, миссис Адамс найти поднос. – Она повернулась к невестке и решила разрядить обстановку. – А тебе, Сьюзен, хотелось бы заняться чем-то определенным, пока мы здесь, или просто будем каждое утро придумывать развлечения на новый день?
Разумеется, Сьюзен все прекрасно понимала, но рада была подыграть, пустившись в рассуждения о том, как можно развлечься до возвращения в Лондон.
В ту ночь Джеймс не мог заснуть. Судя по легкому, ровному дыханию жены, взрыв ярости, который Оливер продемонстрировал за ужином, не лишил ее сна. Но главное, Анна рано ушла и постаралась заснуть до того, как муж придет в спальню, чтобы у него не оставалось возможности расспросить ее о визите в Бишопсгейт. Он подозревал, что супруга проделала это намеренно, но не будить же ее теперь. И о чем, интересно, Анна только думала, когда поехала туда? Получается, он единственный член семьи, который не пытается разрушить их мир? Оливер ведет себя как избалованный мальчишка. Приревновал к Чарльзу, но если бы не было Чарльза, наверняка придрался бы еще к чему-нибудь. Чего он хочет? На что рассчитывает? Что отец принесет ему все на блюдечке?
Джеймс покачал головой, вспоминая собственное детство. Он помнил, как много работал его отец. Помнил, как много работал потом он сам. Как все эти офицеры заставляли армейского интенданта чувствовать себя на низших ступенях общественной иерархии, когда он добывал для них на грязных улицах Брюсселя хлеб, муку, вино, амуницию. Джеймс вспомнил, на какой риск он пошел, когда, вернувшись в Англию, вложил все свои средства в дело братьев Кьюбитт и строительство новой Белгравии. До чего же нелегкий путь они вместе проделали: бессонные ночи, полные тревог дни. И что в результате? Теперь он сидит в великолепном собственном доме в Сомерсете, в компании с неблагодарным негодяем-сыном и его избалованной женушкой, и оба ожидают от него, Джеймса Тренчарда, что он всегда будет обеспечивать им ту жизнь, к которой они привыкли. Как было бы хорошо, если бы здесь, рядом с ним, была София. В мыслях она представлялась Джеймсу истинной дочерью своего отца, которая не обращает внимания на препятствия, но сбивает их или перешагивает, не хнычет и не жалуется, а просто идет своим путем и берет себе то, что должно ей принадлежать. В сущности, дочь никогда и не покидала его. Едва ли с тех пор, как София умерла, нашлось хотя бы несколько минут, когда бы она незримо не витала рядом, порой смеясь и подшучивая над отцом, но всегда делая это с любовью. И уже не в первый раз Джеймс почувствовал, что при мысли о навеки потерянной любимой дочери щеки его стали влажными от слез.
Остаток времени в Гленвилле прошел без особых инцидентов, хотя отношения между отцом и сыном оставались натянутыми. Джеймс устроил Анне настоящий допрос относительно поездки к Чарльзу, но она сумела оправдаться, сказав, что узнала о планирующемся визите леди Брокенхёрст и почувствовала, что правильнее будет поехать вместе с ней. Тогда можно будет сгладить неловкости, если графиня вдруг распустит язык. К счастью, Каролина повела себя благоразумно. Джеймс вынужден был признать этот аргумент убедительным и не стал упрекать жену. Но Анна начала свыкаться с мыслью, что придет день – и он уже недалек, – когда правда вырвется наружу. А пока она жила обычной жизнью: выгуливала в парке собаку, обсуждала с садовником, что следует посадить в этом году, и рано ложилась спать.
Сьюзен постоянно пыталась что-нибудь выведать, но не на ту напала: Анна не намерена была выдавать невестке ни крупицы сведений.
– Но ведь должна же быть какая-то причина, по которой отец проявляет интерес к мистеру Поупу? – отважилась однажды напрямую спросить Сьюзен, когда они вместе гуляли по длинной садовой дорожке, а Агнесса семенила за ними следом. – Да ладно бы только он один, но ведь лорд и леди Брокенхёрст тоже. Меня просто снедает любопытство!
– К сожалению, милая, здесь я тебе ничем помочь не могу. Им просто нравится Чарльз Поуп, и они считают, что со временем молодой коммерсант вознаградит их за покровительство. Только и всего.
Сьюзен была достаточно умна и понимала, что это далеко не все, но придумать способ узнать больше она не могла. Сьюзен попыталась было выведать что-то у Эллис, но встретила решительный отказ. У той была своя гордость, и таким, как миссис Оливер, камеристка продаваться не собиралась.
К тому времени, когда Тренчарды вернулись в Лондон, сын и отец снова стали разговаривать друг с другом, хотя рана так и не зажила. Сьюзен, со своей стороны, стоически выдержала этот месяц пасторали и теперь прикидывала, как сделать так, чтобы то немногое, что ей удалось выведать, прозвучало в разговоре с Джоном посолиднее.
Долго ждать ей не пришлось. Вскоре Сьюзен получила записку, в которой предлагалось как бы случайно встретиться в Грин-парке, и она отправилась туда, прихватив Спир.
– Ты говоришь, что Чарльз Поуп – важная фигура. А насколько? – нетерпеливо допытывался Джон. – Я и так знаю, что он важен для мистера Тренчарда, но хочу знать почему.
– Полагаю, это как-то связано с его коммерческими делами.
– Чушь! – покачал головой Джон. – Любому ясно, что причина тут не только в деньгах.
Сьюзен понимала, что любовник прав.
– Оливер просто в ярости. Считает, что это ничтожество отодвинуло его на второй план.
– Я, конечно, всегда сочувствую твоему мужу, моя дорогая, но сейчас от его гнева мне толку мало, – со всей возможной язвительностью проговорил Джон.
– Понимаю.
Сьюзен чувствовала, что не выполнила данное ей поручение, хотя ради этого вытерпела бесконечные недели в Гленвилле. Однако со времени их последней встречи в отеле «Морли» молодую женщину беспокоило кое-что еще. Она собиралась рассказать Белласису о своих тревогах прямо сейчас, но, видя недовольство Джона, решила, что разумнее отложить разговор до лучших времен. Вот только откладывать бесконечно было нельзя.
Он пристально взглянул на любовницу:
– Что случилось? Ты словно чем-то озабочена.
– Правда? – Она по-детски тряхнула головой. – Ничего особенного. Так, ерунда.
На самом деле это была далеко не ерунда. И Сьюзен это прекрасно понимала.
Джон проводил Сьюзен домой: на некотором расстоянии шел за ней до самой площади Итон-сквер. Правда, она ничего не заметила, поскольку была слишком поглощена разговором со Спир: отдавала служанке распоряжения купить каких-нибудь лент, что-нибудь для отделки – да чего угодно, лишь бы оправдать перед Оливером свое отсутствие в течение дня.
Джон подождал на углу, встав под уличным фонарем, в надежде, что Эллис сможет на минутку выскользнуть из дому. Он был раздосадован тем, как мало Сьюзен удалось узнать в Сомерсете, но на большее он всерьез и не рассчитывал, а потому дал Эллис поручение поговорить с Доусон, камеристкой его тетушки. Та должна была знать все семейные тайны. Он заранее условился с Эллис, где и в какое время будет ее ждать, и наконец, когда солнце начало клониться к закату, служанка появилась. Увидев Джона на углу напротив, она подошла к нему.
– Ну? – спросил он. Обмениваться любезностями не было нужды.
– О сэр, – сказала она, с нарочитым подобострастием сжимая руки, – кажется, ничего полезного я вам сообщить не могу.
– Но что-то же наверняка есть?
– Боюсь, что нет, сэр, – продолжала Эллис. – Мисс Доусон совсем не такая женщина, как мы считали.
– Вы имеете в виду, она предана своим хозяевам? – Он произнес это с таким недоверием, что Эллис чуть не рассмеялась, но вовремя сумела прикусить язык.
– Судя по всему, да, сэр.
Джон глубоко вздохнул. Кто-то где-то наверняка что-то знает об этом юноше. Просто надо хорошенько подумать.
– У меня есть для вас задание.
– Конечно, сэр. – В расчете на чаевые Эллис любила лишний раз продемонстрировать услужливость, даже если мало чем могла исправить положение.
– Попросите Тёртона еще раз со мной встретиться. На том же месте. Завтра в семь вечера.
– Мистер Тёртон, вообще-то, имеет привычку к семи часам возвращаться домой, готовиться к ужину.
– Ну тогда в шесть.
Джон попытался действовать женским способом, через сплетниц-камеристок и любопытных невесток, но это не помогло. Пора было сменить тактику.
– Смотрите не забудьте! – строго добавил он.
И прежде чем Эллис успела возразить, что такое она забыть никак не может, Джон уже шагал прочь по тротуару.
Чарльз Поуп в полном недоумении стоял возле Круглого пруда в Кенсингтонских садах. В руке он держал письмо, которое доставили в его контору. Он вертел его в руках, разглядывая легкий четкий почерк. Есть ли смысл торчать здесь? Чего он добьется, кроме новых неприятностей? Леди Мария Грей написала, попросив приехать к ней в дом ее матери на Чешам-плейс, но он отказался. Человек его положения не может наносить визит девушке ее круга, особенно если та уже помолвлена. Вместо этого Чарльз отправил Марии записку, в которой предлагал встретиться у Круглого пруда в три часа дня. Место было достаточно многолюдным, и ни у кого не создастся ощущения, что происходит нечто неподобающее, если они случайно встретятся во время прогулки. Или все-таки создастся?
Но сейчас, когда приближалось назначенное время, нервы у молодого человека сдавали. Как он может утверждать, что любит Марию, если готов вот так взять и поставить под угрозу ее честное имя? Но, даже задавая себе этот вопрос, Поуп знал, что просто не в силах не увидеть ее снова.
Когда он пришел сюда, дул сильный ветер. Вода была покрыта рябью, мелкие волны лизали берега пруда и плескались у его ног. Несмотря на погоду, вокруг прогуливалось множество женщин, некоторые парами или небольшими группками, а между ними носились детишки. Мальчики постарше пытались поднять с земли ярко-красного воздушного змея, а позади них собрался целый совет из их встревоженных нянюшек: одни покачивали новенькие плетеные коляски с младенцами, а другие держали своих подопечных на руках.
Чарльз сел на скамейку и стал смотреть на уток, плавающих в пруду. При этом он все время озирался, внимательно всматриваясь в лица прохожих. Где же Мария? Может быть, решила остаться дома? Прошло уже двадцать минут после назначенного часа. Ну конечно, она передумала. Небось посоветовалась с матерью или с камеристкой, и они сочли план безумным, каким он, собственно, и был. Чарльз встал. Ну надо же быть таким идиотом! Эта утонченная и прекрасная девушка отстоит от таких, как он, на тысячу миль. Что он здесь делает? Только понапрасну теряет время.
– Простите меня, пожалуйста!
Чарльз резко обернулся – и вот она! В простом легком твидовом костюме, рукой придерживает шляпку.
– Мне пришлось бежать, – улыбнулась Мария. Ее глаза сверкали, щеки раскраснелись, и девушка пыталась отдышаться. – Убежать от Райан оказалось гораздо сложнее, чем я думала.
Тут она засмеялась, потому что Чарльз не ушел, ждал ее, они не разминулись, как она того боялась, и все снова было великолепно. Мария села на скамейку, Поуп – рядом.
– Вы пришли одна? – вырвалось у Чарльза. Он не собирался показывать, насколько изумлен, но она ведь ставила на кон свою репутацию.
– Конечно одна! Не думаете же вы, что мать отпустила бы меня, если бы заподозрила, куда я иду, а Райан доверять нельзя. Она о каждом моем шаге бежит докладывать маме. Мистер Поуп, вам очень повезло, что вы родились мужчиной!
– Я рад, что вы не родились мужчиной. – Произнеся эти слова, самые смелые за все время их знакомства, Чарльз умолк, пристыженный собственной дерзостью.
Мария снова рассмеялась:
– Знаете, сегодня я собой, можно сказать, горжусь. Я убежала от своей служанки и поймала кеб, впервые в жизни. Неплохо, правда?
Он не мог избавиться от ощущения, что втягивает девушку во что-то опасное.
– Леди Мария, мне кажется, из нашей встречи ничего хорошего не выйдет. Для вас, разумеется. Вы серьезно рисковали, идя сюда.
– Мистер Поуп, но вы ведь наверняка восхищаетесь людьми, которые умеют пойти на риск? – спросила она, рассматривая уток.
– Я бы не стал восхищаться мужчиной, который позволит своей возлюбленной пожертвовать собственной репутацией. – Чарльз даже не заметил, что невольно проговорился, назвав ее своей возлюбленной.
Зато она заметила.
– Это потому, что я помолвлена? – тихо спросила Мария.
– Да. Но даже если бы вы не были помолвлены… – Поуп вздохнул. Увы, реальности пора было вторгаться в волшебную страну. – Я не тот человек, которого леди Темплмор станет рассматривать в качестве возможного претендента на руку дочери.
Он рассчитывал тем самым пресечь все дальнейшие разговоры, но девушка восприняла его слова иначе: они открыли дорогу тысяче возможных толкований.
– Вы хотите просить моей руки? – спросила она, глядя ему в глаза.
Чарльз не отвел взгляд. Какой смысл теперь лгать?
– Леди Мария, я отправился бы сражаться с драконами, я прошел бы по горячим углям, я вошел бы в царство мертвых, лишь бы получить надежду завоевать ваше сердце.
Несколько секунд Мария молчала, потрясенная таким заявлением. Она выросла в другом мире и привыкла к витиеватым, цветистым речам, но не к искреннему выражению чувств. Теперь она понимала, что разожгла в сердце этого прямого и открытого человека любовь, которая уже не была ему подвластна. Чарльз любил ее всем своим существом.
– Боже, – сказала она. – Всего за несколько простых фраз мы прошли огромную дистанцию. Зовите меня Мария.
– Не могу. И я сказал вам правду, потому что вы заслуживаете правды, но мне кажется, что не в нашей власти осуществить эти мечты, даже если предположить, что и вы тоже этого хотите.
– Я действительно этого хочу, мистер Поуп. Чарльз. Не сомневайтесь.
Она припомнила неловкий, натянутый разговор, который состоялся у них с Джоном Белласисом в утренней комнате в доме ее матери, и с удивлением сравнила две эти сцены. «Так вот что такое любовь, – подумала Мария, – а не та вздорная мешанина светских анекдотов и бледных, неискренних комплиментов».
Чарльз не ответил. Он просто не осмеливался посмотреть в ее прекрасное, полное надежды, гордое лицо, страшась, что окончательно потеряет голову. И что бы Мария сейчас ни сказала, она все равно разобьет ему сердце. Даже если она не имеет такого намерения, даже если она решила быть с ним и в радости и в горести, рано или поздно все придет к одному и тому же. Если Мария сетовала на то, что родилась женщиной, то Чарльз обижался на судьбу за то, что родился сиротой и стал приемным сыном сельского священника.
Тут его внимание привлекла фигура, стремительно шагающая по широкой аллее.
– Уж не матушка ли это ваша? – вдруг спросил Поуп, вскочив на ноги.
Он узнал эту женщину, которую впервые увидел на балконе во время званого вечера у Брокенхёрстов. Он помнил, как леди Темплмор встала в дверях, всем своим видом выражая неодобрение. Еще тогда он понял, что леди Мария Грей ему недоступна. Сегодня вид у ее матери был такой же недовольный.
Девушка побледнела:
– Должно быть, Райан отправилась прямиком домой и сказала ей, что я улизнула. Видимо, служанка услышала адрес, который я назвала кебмену. Вам нужно уходить, и немедленно!
– Я не могу уйти, – запротестовал Чарльз. – Не могу же я допустить, чтобы вы приняли весь удар на себя?
– А что такого? – Мария пожала плечами. – Виновата только я одна. И не волнуйтесь. Матушка меня не съест. Но сейчас не самый подходящий момент, чтобы представить вас в качестве моего возлюбленного. Вы же и сами это прекрасно понимаете. Так что идите!
Мария схватила его руку и пожала ее. После этого Чарльз стремительно ретировался, шагая поперек посыпанных гравием дорожек, и затерялся в зарослях кустарника.
– Кто был этот мужчина? – спросила подошедшая леди Темплмор.
– Просто прохожий, который заблудился. Искал Королевские ворота.
Мария говорила очень убедительно. Леди Темплмор присела на скамейку:
– Дорогая моя, мне кажется, пришло время нам с тобой поговорить.
Чарльз не слышал этого разговора, хотя о его содержании мог догадаться. Но все это было не важно. Ускорив шаг, он возвращался к улице Кенсингтон-Гор, и грудь его чуть не разрывалась от счастья. Мария любит его. И он отвечает ей взаимностью. Ничто иное не имело сейчас значения. Она только что призналась, назвав его своим возлюбленным. Если Мария разобьет ему сердце, это будет стоить одного того мгновения. Поуп не мог даже предположить, что будет дальше, но не все ли равно, если он любит и любим. Этого пока что было вполне достаточно.
