6. Шпион среди нас
Джеймс Тренчард сидел в своем кабинете на Грейс-Инн-роуд за элегантным, инкрустированным позолоченной бронзой столом в стиле ампир. На втором этаже, над его конторой, находилась большая, отделанная деревянными панелями комната с солидными картинами и внушительной мебелью. В комнату вела винтовая лестница. Хотя Джеймс никогда и не произносил этого вслух, но считал себя коммерсантом-джентльменом. Большинство современников Тренчарда сочли бы подобное наименование оксюмороном, но так уж ему хотелось себя чувствовать, и он старался, чтобы окружающее пространство это отражало. В углу на круглом столике были аккуратно расставлены рисунки Кьюбитт-тауна, а над камином висел прелестный портрет Софии. Написанный во время их пребывания в Брюсселе, он изображал дочь в самую пленительную ее пору. Юная и уверенная, она смотрела прямо на вас. На ней было надето кремовое платье, а волосы уложены по моде того времени. Портретное сходство было велико, весьма велико, и девочка была на картине как живая, именно такой отец ее и запомнил. Может быть, по этой причине Анна отказалась повесить портрет на Итон-сквер, где он навевал на нее грусть, но Джеймсу нравилось смотреть на свою любимую потерянную дочь; он любил вспоминать Софию в редкие моменты тишины, когда сидел в одиночестве.
Но сегодня он, как ни странно, разглядывал не портрет, а лежавшее на столе письмо. Его доставили в присутствии секретаря, однако Джеймс хотел прочитать послание один. Он вертел конверт в пухлых руках, изучал витиеватый почерк и плотную кремовую бумагу. Не было необходимости вскрывать конверт, чтобы узнать, от кого письмо, поскольку он уже однажды получил точно такое же, где сообщалось, что мистера Джеймса Тренчарда включили в список кандидатов на членство в «Атенеуме». Сейчас это, видимо, был окончательный ответ от Эдварда Маграта, секретаря клуба. Джеймс затаил дыхание. Ему так неистово хотелось быть принятым, что он никак не решался прочитать письмо. Он знал, что для многих «Атенеум» не вяжется с представлением о модном клубе. Тамошняя еда была печально знаменита своей убогостью, а в высшем обществе заведение считали своего рода лондонским перевалочным пунктом для всевозможных церковников и ученых. Однако, как ни крути, то было место, где встречаются джентльмены, этого никто не стал бы отрицать. Разница состояла лишь в том, что правила в «Атенеуме» были несколько революционными: клуб принимал в свои ряды выдающихся людей из мира науки, литературы и искусства и даже тех, кто состоял на государственной службе, не слишком интересуясь их происхождением и образованием.
Такая политика привела к тому, что состав «Атенеума» был куда более пестрым и разномастным, чем в прочих джентльменских клубах. Так, его членом стал Уильям Кьюбитт, а разве Джеймс не помог им с братом построить половину фешенебельного Лондона? Разве это нельзя считать государственной службой? Уильям согласился порекомендовать в «Атенеум» Тренчарда и еще несколько месяцев назад подал заявку на его членство. Однако, поскольку никакого ответа от клуба они не дождались, Джеймс принялся надоедать компаньону просьбами похлопотать о приеме. Он понимал, что являет собой отнюдь не идеальную кандидатуру, даже с учетом либеральных правил «Атенеума»: сын рыночного торговца не совсем то происхождение, которому позавидуют столпы влиятельного общества, но неужели Бог будет к Джеймсу так жесток, что отвергнет его? Джеймс знал, что ему никогда не попасть ни в «Уайтс», ни в «Будлз», ни в «Брукс», ни в любое другое истинно элитное место, но разве это справедливо? Кроме того, Тренчард слышал, что клубу требуются наличные деньги, которые у него имелись, и в достаточном количестве. Разумеется, есть риск, что в «Атенеуме» к нему будут относиться с пренебрежением и даже станут насмехаться, да и Анна не поймет, зачем вдруг мужу непременно понадобилось стать членом джентльменского клуба, но Джеймсу, несмотря ни на что, требовалось ощущение, что он принадлежит к миру избранных, пусть даже за эту привилегию и придется заплатить. Справедливости ради следует отметить: в глубине души Джеймс осознавал, что его честолюбивые устремления – вздор. Если великосветские тупицы и франты все-таки нехотя окажут ему снисхождение, это никак не повлияет на подлинную ценность его жизни, но тем не менее… Свою тайную страсть к клубам Тренчард долее сдерживать был не в силах. Это был мотор, который тянул его вперед, а двигаться надо было как можно дальше и как можно быстрее.
Дверь открылась, и появился секретарь.
– Пришел мистер Поуп, сэр. Просит оказать ему честь и принять его.
– Просит принять? Хорошо, пригласи.
– Надеюсь, я не побеспокоил вас, мистер Тренчард, – произнес Чарльз, энергично входя в кабинет, – но ваш секретарь сказал, что вы у себя, а я хочу сообщить вам новости.
Как всегда, его улыбка была теплой, а манеры обходительными.
– Конечно проходите, – кивнул Джеймс, откладывая письмо. Он встал, чтобы пожать молодому человеку руку, удивляясь, какое удовольствие доставляет ему просто смотреть на своего внука. – Присядете?
– Да, если не возражаете. Простите меня, сэр, я слишком волнуюсь.
– Вот как? Так что у вас за новости?
– Леди Брокенхёрст любезно написала мне, какую именно сумму они с мужем желают вложить в мою фабрику. Так что теперь, полагаю, у меня есть все необходимые деньги!
По Чарльзу было видно, что он вне себя от радости, однако пытается сдерживаться. Без сомнения, он был весьма благовоспитанным молодым человеком.
– Всех необходимых денег нет ни у кого, – улыбнулся Джеймс, хотя его терзали противоречивые чувства.
С одной стороны, он мог только порадоваться за этого полного энергии и энтузиазма юношу, мечты которого вот-вот исполнятся, но с другой… Нельзя было обольщаться. Необычность всей истории – дама из высшего общества вкладывает целое состояние в дело скромного незнакомца – не могла не вызвать пересудов, а вспомнив, какое внимание леди Брокенхёрст по необъяснимой причине недавно оказывала Поупу на званом вечере, кто-нибудь достаточно скоро сложит два и два.
А Чарльз продолжал:
– Если взять вашу долю, сэр, а также средства леди Брокенхёрст, то мне хватит, чтобы выплатить ссуду за фабрику, приобрести новые станки и прочее оборудование и вообще улучшить качество производимого материала. Я смогу отправиться в Индию, наладить поставки сырья, найти там агента, а дальше останется только сидеть и смотреть, как наша продукция выходит в лидеры всей текстильной индустрии. Нет, не подумайте, я вовсе не собираюсь просто так сидеть и смотреть, – прибавил он, засмеявшись.
– Я понимаю, – улыбнулся в ответ Джеймс.
Внутренне он клял себя, что не взялся полностью финансировать предприятие: таким образом необходимость вмешательства графини отпала бы сама собой. Тренчард легко мог бы это сделать, но не желал слишком уж облегчать Чарльзу жизнь, полагая, что мальчику нужно научиться вести дела в современном мире. Однако теперь Джеймсу хотелось кусать себе локти. Впрочем, леди Брокенхёрст наверняка нашла бы другой способ проникнуть в жизнь Чарльза. Как только графиня узнала, кто он такой, ее ничто уже не могло удержать. Вот ведь угораздило же Анну все ей рассказать! Но, в тысячный раз прокручивая в уме ситуацию, Джеймс понимал, что пути назад нет. Катастрофа, которая погубит их семью, уже не за горами.
– Что ж, признаюсь, я несколько удивлен, – лукаво усмехнулся он юноше. – Ибо когда на днях я услышал, что графиня принимает живое участие в ваших начинаниях, то спросил себя, возможно ли это, и засомневался, что леди Брокенхёрст и впрямь исполнит обещание. Но она его исполнила. Я ошибся и от души этому рад.
Чарльз горячо закивал:
– Я собираюсь начать делать запасы хлопка-сырца, пока не наберу объем, достаточный для работы фабрики в течение года. После этого я отправлюсь на пароходе в Индию, чтобы, так сказать, поставить на место последний фрагмент мозаики. И тогда у меня все будет готово.
– Действительно. А что, мистер Поуп, у вас так до сих пор и нет никаких объяснений, почему леди Брокенхёрст вдруг проявила к вашему предприятию такой интерес? Она никогда не говорила, с какой стати решила помогать? Все это представляется довольно странным.
– Согласен. – Чарльз недоуменно покачал головой. – Леди Брокенхёрст очень хорошо ко мне относится. Говорит, что сочувствует, хотя не знаю, что это может в данном случае означать. Приглашает к себе домой. Но никогда не рассказывает даже то, каким образом обо мне узнала.
– Так или иначе, следует радоваться, что такая особа оказывает вам покровительство.
– Да. Но когда-нибудь я узнаю правду. Графиня сказала, что я напоминаю ей одного человека, к которому она когда-то была очень привязана. Но ведь не это же подлинная причина, верно? – Юноша поднял брови, недоумевая от подобного предположения.
– Остается лишь строить догадки. Возможно, за этим стоит нечто большее. Но я даже не подозреваю, что именно.
«Какой я хороший лжец, – подумал Джеймс. – Сам от себя такого не ожидал: надо же, могу смотреть человеку в глаза и врать ему так же легко, как ставлю подпись на бумагах. Каждый день узнаешь о себе что-то новое».
Он рассеянно взял со стола конверт и вскрыл его. Письмо действительно было от Эдварда Маргата. Джеймс пробежал глазами послание от начала до конца и обнаружил долгожданное: «…И мы с большим удовольствием принимаем Вас в члены „Атенеума“».
Тренчард улыбнулся, но улыбка вышла кривоватой. Много ли пройдет времени, прежде чем его попросят покинуть клуб?
– Хорошие новости, сэр? – спросил Чарльз, сидевший прямо напротив, перед камином, и наблюдавший за реакцией Джеймса.
– Я стал членом клуба «Атенеум», – сказал Джеймс, уронив письмо на стол.
Какая горькая ирония судьбы: как раз теперь, когда он наконец-то, затратив немало усилий, сделался «своим», хотя бы до некоторой степени, все грозило рухнуть. Леди Брокенхёрст вряд ли станет держать слово. И даже если она промолчит, другие догадаются сами. Прежде всего, Каролина наверняка должна была рассказать все мужу, чтобы договориться о вложении денег в предприятие Чарльза. Однако здесь Джеймс ошибался. Графине потребовалось всего лишь сказать лорду Брокенхёрсту, что она намерена поддержать коммерческое начинание молодого Поупа, и Перегрин охотно пошел на поводу у жены, как делал всегда.
Джеймс с ужасом думал о том, что если тайна, которую они много лет тщательно скрывали, и впрямь станет всеобщим достоянием, то слухи за один день облетят весь Лондон, и тогда Софию заклеймят как потаскуху, а к нему, Джеймсу Тренчарду, станут относиться как к отцу гулящей дочери. Они погибнут, а все лишь из-за того, что Анна проявила к графине сострадание.
Чувствуя нависший над головой дамоклов меч, Джеймс Тренчард решил, что надо наслаждаться моментом, ибо продлится он недолго. Поэтому он пригласил Чарльза отобедать в своем новом клубе, чтобы отпраздновать хорошую новость, и они вместе вышли на яркое солнце. Садясь рядом с внуком в экипаж и приказывая Кверку ехать на Пэлл-Мэлл, Джеймс не мог удержаться от мысли, что это, возможно, один из самых счастливых дней его жизни. Ведь он вот-вот войдет в прославленные залы одного из самых фешенебельных лондонских клубов, членом которого мечтал стать много лет, и рядом с ним сидит сын Софии. Он позволил себе улыбнуться.
Когда Джеймс вошел в грандиозный холл, с великолепной лестницей, занимавшей бóльшую часть пространства, с мраморным полом, статуями и белыми с позолотой колоннами, сердце у него забилось чуть быстрее. Величественность, которая так подавляла Тренчарда ранее, когда он бывал здесь в качестве гостя Уильяма Кьюбитта, вдруг преобразилась в радушие старого друга.
– Добрый день, сэр, – послышался голос услужливого человека, одетого во все черное, за исключением белой рубашки. Седыми волосами и проницательными синими глазами он напомнил Джеймсу Робеспьера. – Чем могу вам помочь, сэр?
– Меня зовут Тренчард, – сказал Джеймс, нащупывая в кармане письмо. – Джеймс Тренчард. – Он развернул листок перед слугой, почувствовав, что уверенность внезапно покинула его. – Я новый член клуба.
– Ах да, мистер Тренчард, – улыбнулся слуга и вежливо поклонился. – Добро пожаловать в клуб. Вы сегодня с нами пообедаете?
– Непременно! – подтвердил Джеймс, потирая руки.
– С мистером Кьюбиттом, сэр?
– С мистером Кьюбиттом? Нет, – смутился Джеймс. Почему они решили, что Уильям тоже придет?
Клубный слуга принял значительный вид. Он чуть нахмурился, демонстрируя легкое смятение.
– Традиционно, сэр, первый обед новый член клуба проводит в обществе человека, который рекомендовал его. – Важность этого типа становилась просто несносной.
– Это правило? – поинтересовался Тренчард с застывшей на губах улыбкой.
– Нет, сэр. Просто традиция.
Джеймс почувствовал, как в груди начинает подниматься хорошо знакомая волна гнева. С одной стороны, ему больше всего хотелось, чтобы его приняли за члена этого общества, но с другой – он жаждал стереть их всех в порошок.
– Значит, сегодня мы этой традицией пренебрежем. Я здесь со своим… – он умолк и поспешно кашлянул, – со своим гостем, мистером Поупом.
– Конечно, сэр. Хотите сразу пройти в обеденный зал или сперва присядете в одной из гостиных?
Джеймс понемногу приходил в себя.
– Пожалуй, мы сразу поедим. Благодарю вас, – сказал он и улыбнулся Чарльзу, вернув себе место в центре собственной вселенной.
Слуга провел обоих через холл, мимо лестницы, в располагавшийся за ней обеденный зал. Из-за больших подъемных окон, выходивших на буйную зелень Ватерлоо-Гарденс, помещение казалось просторным, и, когда их подвели к дальнему столику в правой части зала и спросили, что они будут пить, Джеймс почувствовал благодушие.
Он заказал два бокала шампанского и положил на колени большую льняную салфетку. Все было восхитительно, долго лелеемая мечта сбылась, и, пока официант разливал шампанское, Тренчард оглядел зал: обедающие группами мужчины, огромные вазы с цветами, картины с изображением скаковых лошадей, вывешенные в ряд вдоль боковой стены. «Почему все джентльмены непременно должны делать вид, будто интересуются лошадьми?» – мимоходом подумал он, забирая свой бокал.
– За ваше доброе здравие и за успех вашего нового предприятия!
Он хотел было чокнуться с Чарльзом, но вовремя вспомнил, что этого делать не полагается, и убрал руку. Заметил ли Чарльз его ошибку? Если и заметил, то виду не подал.
«Еще бы! – подумал Джеймс. – Мой внук – слишком джентльмен, чтобы брать в голову такие мелочи». На мгновение он даже позавидовал юноше.
– Я очень вами горжусь, мистер Поуп, – сказал Тренчард, и это была правда.
Его внук был именно таким человеком, которым Джеймс сам отчаянно хотел стать, при этом где-то глубоко внутри чувствуя, что это ему никогда не удастся. Спокойный, уверенный, чувствующий себя в джентльменском клубе как дома. Чарльз, возможно, слегка терялся в закрытых для посторонних залах Брокенхёрст-Хауса, но не здесь, где многие из завсегдатаев хотя и были людьми выдающимися, однако сами зарабатывали себе на жизнь. Может быть, просто открыть ему правду? Новость так и так скоро станет общим достоянием, и он все равно узнает. Не лучше ли сказать Чарльзу, кто он, здесь и сейчас, в этой приятной, безмятежной атмосфере, вместо того чтобы предоставить бедняге случайно услышать правду в виде сплетни на каком-нибудь званом вечере?
– Далеко не каждый способен так быстро запустить подобного рода предприятие, как это сделали вы. Для этого нужно быть человеком особого склада, целеустремленным и решительным, много работать, хорошо ориентироваться в деловом мире. Я вижу в вас свое отражение.
– Это высокая похвала, мистер Тренчард, – засмеявшись, ответил Чарльз, возвращая расчувствовавшегося было Джеймса к реальности.
Нет, конечно, нельзя ничего говорить мальчику сейчас, пока тайна еще не раскрылась. А вдруг никто и не догадается? Может быть, леди Брокенхёрст выживет из ума. Или умрет. Или вдруг случится еще одна война с Францией. Все может быть.
– Я говорю совершенно искренне. Вы хорошо постарались! – поспешно добавил Джеймс, пока эмоции полностью не овладели им. – С коммерческой стороны, – как можно более приземленным тоном продолжил он, доставая из внутреннего кармана бумаги, – мне представляется, что доходы, несмотря на первоначальные издержки, могут быть огромными. И к тому же вам не придется долго ждать, как мне кажется. Людям нужен хлопок, это непреложный факт. – Тренчард разгладил на столе бумаги. – И если вы внимательно посмотрите вот на эту колонку…
– Простите, сэр. – (Джеймс поднял глаза. Перед ним стоял тот же самый человек, что проводил их в клуб.) – Мне очень жаль, мистер Тренчард, но деловые бумаги запрещены во всех помещениях этого здания. И это уже правило. К сожалению, – прибавил он, на тот случай, если его грубость сочтут чрезмерной.
– Да, конечно. – У Джеймса покраснели уши. Ну вот, приходится терпеть очередное унижение. Неужели ему так и не дадут проявить достоинство перед собственным внуком?
– Это моя вина, – вступился Чарльз. – Я попросил мистера Тренчарда показать мне бумаги. Я не член клуба, так что, надеюсь, мое невежество можно простить.
– Благодарю вас, сэр.
Клубный слуга удалился. Джеймс смотрел на сидевшего напротив него молодого человека и думал о том, что этот мальчик никогда не узнает чувства неопределенности собственного положения, так отравлявшее когда-то жизнь его деду. Чарльза Поупа уязвить не так-то легко, он и сам не ударит в грязь лицом, не растеряется на светском рауте.
– До чего же они тут назойливы, – заметил Чарльз. – Лучше бы гордились таким членом клуба, который в состоянии показать деловые бумаги.
Тренчард опустил взгляд на стол. Чарльз явно его выгораживал. Разумеется, он должен был встать на защиту своего покровителя, но, помимо этого, столь открытое проявление чувств означало также, что он испытывает к Джеймсу искреннее расположение. От этой мысли на душе у Тренчарда стало хорошо. Когда прибыла первая перемена блюд, оба с аппетитом принялись за еду, и остаток обеда прошел без происшествий. Ели лосося и куропатку, и яблочные снежки, вслед за которыми подали ломтики чеддера с кубиками айвового желе.
«Я обедаю с внуком!» – думал Джеймс, и сердце плясало в груди так, что чуть не разрывало жилет.
– По-моему, неплохо, а вы как думаете? – Тренчард допил бокал портвейна, который они заказали к сыру. – Учитывая репутацию, которой пользуется здешняя кухня.
– Мне кажется, сэр, что все было просто великолепно, – сказал Чарльз и посерьезнел. – Но, боюсь, мне пора. Я и так уже слишком долго отсутствовал.
Джеймс отодвинул стул и встал:
– Идемте вместе.
Они неторопливо вышли в холл и наткнулись на взбешенного Оливера Тренчарда.
– Оливер? Как ты узнал, где я?
– У тебя в конторе сказали, что ты поехал в «Атенеум». Я уже двадцать минут жду.
– Почему ты не попросил позвать меня?
– Потому что мне назвали время, в которое ты пришел, и я поверить не мог, что обычный обед займет у тебя целых полтора часа! Когда это тебя приняли в члены клуба?
От его капризного тона становилось неловко. «Ну и дурной же пример для подражания он подает своему племяннику!» – подумал Джеймс, терпеливо дожидаясь, пока Оливер не успокоится и не придет в себя.
– Прошу прощения, что заставил тебя понапрасну потратить время, – сказал Джеймс. – Мы с мистером Поупом отмечали хорошие известия.
– С мистером Поупом? – Оливер резко повернул голову. Ослепленный яростью, он не заметил стоявшего рядом молодого человека. – Мистер Поуп? А вы-то что здесь делаете? – Тренчард-младший едва сдерживался.
– Мы вместе обедали, – вежливо и дипломатично, как он умел, сказал Чарльз, но это не возымело эффекта.
– С чего бы вдруг?
– Мистер Поуп узнал отличные новости, – заявил Джеймс. – Он сумел добыть все средства, которые необходимы для его предприятия. А я только что получил извещение о том, что меня приняли в члены этого клуба, и поэтому мы пришли сюда праздновать.
– Он получил дополнительные средства?! – Оливер переводил взгляд с одного мужчины на другого.
– Ваш отец был ко мне исключительно добр и всячески поддерживал меня, – пояснил Чарльз, но если он хотел таким образом остановить поток гнева, изливаемого Оливером, то цель достигнута не была.
– Но вы ведь уже и так знали, что мой отец согласен дать вам денег. Вы же не это сегодня праздновали?
– Нет. Сегодня я с удовлетворением узнал, что еще один пайщик готов ссудить все необходимые мне средства и даже больше.
Оливер изумленно вытаращился на него:
– Да я смотрю, вы в этом поднаторели, мистер Поуп, ловко научились заставлять людей раскошеливаться. И чем только вы вызываете в них такое воодушевление? Вспомнить хоть графиню Брокенхёрст, которая водила вас по своей гостиной, как призовую корову. Мне бы ваши таланты, мистер Поуп, я бы мигом разделался со всеми своими неприятностями.
– Достаточно! – Джеймса терзало чувство вины. Печальная правда заключалась в том, что своего незаконнорожденного внука он предпочитал законнорожденному сыну. Видимо, Оливер, хотя и не знал всей правды, но подсознательно это чувствовал и ревновал отца к Чарльзу. – Если леди Брокенхёрст решила поддержать мистера Поупа, – резко начал он, – то нас это не касается…
– Леди Брокенхёрст? – На сей раз лицо Оливера выражало полнейшее изумление. – Стало быть, едва заинтересовавшись вашим сомнительным начинанием, леди Брокенхёрст тут же выдала вам все необходимые средства? Вот это скорость! – Голос Оливера сочился ядом.
Джеймс мысленно выбранил себя. Он сам выдал секрет, совершенно не собираясь этого делать. Ну да что толку теперь сожалеть, сказанного не вернешь.
Чарльз попытался внести ясность:
– Графиня убеждена в успехе моего предприятия, это правда. И она рассчитывает получить с него прибыль.
– План мистера Поупа очень разумный, – подтвердил Джеймс. – Леди Брокенхёрст приняла мудрое решение.
– Да неужели? – прищурился Оливер.
Повисла пауза. Чарльз неловко переминался с ноги на ногу.
– Спасибо за обед, мистер Тренчард, – наконец сказал он. – Но теперь, джентльмены, я должен вас оставить.
Он коротко кивнул Оливеру и вышел из клуба.
Сын повернулся к отцу.
– Не просветишь ли ты меня, как следует обращаться к этому человеку? – спросил он, в притворном удивлении подняв брови. – Я просто не понимаю, с какой стати сперва мой отец, а теперь еще и графиня Брокенхёрст дает деньги какому-то пробивному малому без роду без племени, который неизвестно откуда взялся. Что за этим кроется? Папа, ты явно о чем-то умалчиваешь.
– Ошибаешься. Чарльз умен, талантлив, да и дело он затеял перспективное. – Джеймс и сам чувствовал, что ограничивается общими фразами. – А его покойный отец, преподобный мистер Поуп, был моим старым другом…
– Настолько старым, что я про него никогда не слышал?
– Разве? – сухо улыбнулся Джеймс. – Так вот, он просил меня присмотреть за его сыном, когда Чарльз впервые оказался в Лондоне и заинтересовался торговлей хлопком. Разумеется, услышав, что его отец умер, я почувствовал еще бóльшую ответственность за этого милого юношу и решил помочь ему по мере сил.
– Тебе это неплохо удалось, как я погляжу. – Голос Оливера почти срывался на визг. – Ты весьма помог этому, как ты выразился, милому юноше.
От его насмешливого тона Джеймсу стало не по себе. А Оливер все не унимался.
– Ему ты помог значительно больше, чем собственному сыну. Возьми, – сказал он, сунув отцу ворох бумаг. – Я пришел, чтобы отдать тебе вот это.
Он не стал утруждать себя ожиданием, пока отец возьмет пачку, а быстро убрал руку, и документы посыпались на пол, окружив Джеймса бумажным морем.
– Мистер Тренчард. – К Джеймсу быстро подошел его недавний недруг в черном. – Давайте я вам помогу.
Они вдвоем присели и стали собирать заполненные цифрами листы, к явному неудовольствию двух давних членов клуба, которые в это время выходили на улицу.
Обратно в контору Джеймс в тот день не пошел. Слишком потрясла его грубость Оливера. Но к тому времени, когда он вернулся на Итон-сквер, первая волна гнева, вызванная неслыханным поведением сына, уже прошла, сменившись горечью. «Жаль, что я все устроил именно так, а не иначе», – думал он. Если бы много лет назад они не отдали внебрачного сына Софии в приемную семью, а воспитывали бы мальчика сами, за это время интерес к обстоятельствам его рождения наверняка бы уже угас. И Джеймс мог бы славно обедать в его обществе, как сегодня, не опасаясь при этом, что их увидят вместе, и испытывая законную гордость деда, видящего, как преуспевает его внук. Но стал бы Чарльз таким светским молодым человеком, как сейчас, если бы он вырос в доме Тренчардов? Эта мысль мучила Джеймса. Могло ли оказаться, что Поупы сумели лучше воспитать мальчика, чем это могли бы сделать его родные дедушка и бабушка?
– Ты что-то нынче слишком серьезен, – заметила Анна, когда он проходил мимо открытой двери ее комнаты. Жена сидела за туалетным столиком.
– Правда? – Тренчард остановился. – Я сегодня обедал с мистером Поупом. Он передавал тебе поклон.
Если Анна и удивилась, то ничего не сказала. Джеймсу было не видно, крутится ли где-то в комнате Эллис. Анна еще не успела предупредить мужа, как он продолжил:
– Тебя, наверное, не удивит, что леди Брокенхёрст предоставила Поупу остаток средств, которых ему не хватало, чтобы развивать свое дело.
Вместо ответа Анна повернулась к служанке:
– Спасибо, Эллис, достаточно. И пожалуйста, заберите розовое платье. Посмотрите, можно ли вывести пятно.
Джеймс прокручивал в голове свои последние слова, когда из комнаты показалась служанка с перекинутым через руку платьем и направилась в сторону черной лестницы. Выдал ли он чем-то их тайну? Кажется, нет. Он вошел к Анне в комнату и закрыл дверь.
– Надо придумать какой-нибудь пароль для тех случаев, когда рядом слуги, – сказал он.
Анна печально кивнула:
– До чего мы дожили, в собственном доме приходится таиться. – Она взяла на руки Агнессу и почесала ей за ушком. – Расскажи мне подробнее про обед.
– Чарльз пришел ко мне в контору, весь взволнованный, и сообщил потрясающие новости. Я сводил его в «Атенеум».
– Тебя приняли? Почему ты мне не сказал?
– Сам узнал только сегодня утром. В общем, Каролина дала ему недостающие деньги.
– Ясно.
– Ты хоть понимаешь, к чему это может привести? – По тону Джеймса было ясно, что он очень напуган.
– Я понимаю, что, если правда откроется, объяснить все будет трудно.
– Объяснений не потребуется. Во всяком случае, от нее. Люди сами догадаются, а Каролина только подтвердит.
Анна нахмурилась. Она лучше Джеймса знала, что леди Брокенхёрст нестерпимо хочется, чтобы тайна раскрылась, ведь тогда они с мужем смогут без всяких ухищрений встречаться с внуком. Каролина дала слово никому ничего не рассказывать, но если окружающие сами догадаются, то с какой стати ей отпираться.
– Может, люди и не свяжут это с Софией. – Джеймс попытался ухватиться за соломинку.
Анна покачала головой:
– Еще как свяжут. Сразу вспомнят, какое внимание ты уделяешь молодому человеку. И наверняка отыщется кто-нибудь, кто видел их вместе в Брюсселе. Нет. Как только наружу просочится новость о том, что Чарльз Поуп – сын лорда Белласиса, сплетники достаточно быстро пронюхают и кто его мать.
Анна встала, не выпуская собаку из рук:
– Вот что, я поговорю с Каролиной. Прямо сейчас пойду и сама с ней поговорю.
– И чего ты добьешься?
– Не знаю. Но вреда не будет. И поскольку виновата во всем я, мне и следует попытаться предотвратить катастрофу.
Джеймс ничего не ответил жене на это признание, но гнев его прошел. Ему и самому было понятно, что нет смысла снова и снова обсуждать одно и то же. Вплоть до сего момента Тренчард не задумывался, что проявляемый им интерес к молодому человеку может однажды обернуться против него самого.
– Передать Кверку, чтобы не распрягал лошадей, если он еще этого не сделал?
– Я прогуляюсь пешком. Тут рядом.
– Пойти с тобой?
– Не надо. И не волнуйся. Никто не подвергнет сомнению добродетель матроны шестидесяти с лишним лет.
Анна надела шляпку, взяла накидку и отправилась в путь, пока Джеймс не успел ничего больше сказать.
Анна шла быстро, и прогулка до Белгрейв-сквер оказалась слишком короткой, чтобы она успела передумать. Однако теперь, очутившись на тротуаре возле Брокенхёрст-Хауса, миссис Тренчард призадумалась: что именно она собирается сказать? Обыкновенно Анна не была склонна к поспешным действиям: она все продумывала заранее, тщательно взвешивая «за» и «против». Но что-то в поведении леди Брокенхёрст толкало миссис Тренчард на импульсивные поступки. Бесцеремонность этой женщины приводила ее в бешенство.
Когда Анна постучала в дверь, ей уже было все равно, насколько необычным покажется ее визит. Она была рассержена, и для того имелись все основания. Так что если леди Брокенхёрст нет дома, она найдет скамейку, сядет и будет ждать. Анна бросила взгляд на парк в центре площади. Миссис Тренчард несколько задевало, что хотя все знали о ее страсти к садоводству, однако ни ее мужу, ни мистеру Кьюбитту даже не пришло в голову спросить мнения Анны, когда закладывали этот парк. Правда, надо отдать должное, он получился хоть куда. Тут лакей открыл входную дверь и откровенно озадачился, увидев ее на ступеньках. Ему не было велено никого ожидать.
– Ее светлость дома? – спросила Анна, решительно входя внутрь.
– Как вас представить?
– Миссис Джеймс Тренчард.
– Хорошо, миссис Тренчард, – поклонился лакей и, прежде чем подняться по ступеням, добавил: – Пожалуйста, подождите здесь. Я посмотрю, дома ли графиня.
Анну позабавило это выражение. На самом деле лакей, конечно же, подразумевал, что узнает, готова ли леди Брокенхёрст принять посетительницу. Анна присела на один из расшитых золотом диванов, но тотчас же снова встала. Как ни странно, перспектива открытого противостояния с графиней придала ей энергии. Кровь так и кипела в жилах, тем более после энергичной ходьбы. Анна повернулась к широкой лестнице, сосредоточив взгляд на закрытых двустворчатых дверях в гостиную на втором этаже. Она заметила, что ручка шевельнулась, и тотчас же повернулась спиной, сделав вид, что разглядывает портрет кого-то из предков лорда Брокенхёрста работы Питера Лели. В старомодном напудренном парике он выглядел очень чопорно. У его ног распластался маленький спаниель.
– Миссис Тренчард? – обратился к ней лакей, внезапно оказавшись рядом. Анна со светской улыбкой на губах обернулась. – Пройдемте со мной, пожалуйста.
Анна вручила слуге накидку и перчатки и последовала за ним вверх по лестнице.
– Миссис Тренчард, – певуче проговорила графиня, как только дверь отворилась, – боюсь, вы чуть-чуть опоздали к чаю. Саймон, вы не принесете чаю миссис Тренчард?
Лакей слегка поклонился.
– Нет-нет, не беспокойтесь, прошу вас, – сказала Анна. – Мне ничего не нужно.
Лакей еще раз поклонился и исчез. Анна снова прошла по розовому ковру «савонери».
– Вы очень любезны, что согласились меня принять, леди Брокенхёрст, – произнесла она самым невозмутимым и уверенным тоном, на который только была способна. – Обещаю, что не займу у вас много времени. Я здесь потому…
Каролина Брокенхёрст прекрасно видела, что нежданная посетительница настроена воинственно, и поэтому перебила гостью, прежде чем та успела назвать вслух причину своего визита.
– Миссис Тренчард, присядьте. – Она указала на обитый дамастом стул. – Вы помните леди Марию Грей, которая была тогда на моем скромном ужине?
Анна повернула голову к окну, где стояла миловидная светловолосая девушка, одетая в светло-зеленые тона. Оказывается, они были не одни. Анна мимоходом почувствовала признательность к графине: хорошо, что та заставила ее вовремя умолкнуть.
Девушка улыбнулась:
– Я помню вас, вы тоже были на вечере, но кажется, нас не представили друг другу.
– Да, – кивнула Анна. – Боюсь, что так.
– Очень рада, что вы вдруг решили ко мне заглянуть, – произнесла леди Брокенхёрст тоном, который свидетельствовал об обратном.
– Я проходила мимо, – ответила Анна, усаживаясь напротив хозяйки. – И хотела кое о чем с вами поговорить, но это может подождать.
– Пожалуй, я пойду и оставлю вас одних, – сказала Мария.
– Не нужно, – улыбнулась Анна. – Это не так уж важно.
На самом деле ей было не по себе. Теперь, когда она лишилась возможности укорить графиню за неразумную щедрость по отношению к Чарльзу, причин оставаться не было. Она лишь прикидывала, как скоро можно уйти, чтобы это не показалось странным.
– Леди Мария как раз рассказывала мне, что случайно встретила моего юного протеже Чарльза Поупа. Это было позавчера. Он переходил площадь. Думаю, он шел из этого дома. Вы помните этого молодого человека, который тоже был на моем вечере?
Говоря это, леди Брокенхёрст смотрела Анне прямо в глаза. Что за игру она ведет?
– Чарльз Поуп? Ах да! Кажется, помню.
Хозяйка дома провела сложенным веером по ладони, дважды открыла и закрыла его. Ну и как прикажете это понимать? Графиня ждала, какова будет реакция Анны? Играла на ее чувствах просто для развлечения? Надеялась, что вопрос смутит гостью? Если так, то придется ее огорчить.
И миссис Тренчард спокойно произнесла:
– По-моему, просто очаровательный юноша.
– Согласна! – с жаром подхватила Мария, не замечая ведущейся через ее голову игры. – А уж какой он интересный собеседник! Мы вместе прошлись до Лондонской библиотеки. Кажется, моя служанка нас не одобрила. А когда про это услышала мама, она просто пришла в ужас, но было уже поздно. – Девушка весело рассмеялась. И повернулась к хозяйке. – Леди Брокенхёрст, а где вы с ним познакомились?
– Уж и сама не помню.
«Каролина, должно быть, искусно играет в карты, – подумала Анна. – Прекрасно скрывает свои чувства».
– Но нас с лордом Брокенхёрстом он весьма заинтересовал. Мы считаем, этот молодой человек далеко пойдет.
Мария убежденно кивнула:
– Он рассказывал мне о своих планах и о том, что собирается в Индию. Вы бывали в Индии, миссис Тренчард? – Анна успела в ответ лишь покачать головой. У нее не было возможности вставить хоть слово, ибо Мария тараторила без передышки. – Я бы с радостью поехала! Там такие яркие краски! Эта дикая природа! Дядя говорит, что в Индии очень красиво. Я вообще никогда никуда не ездила, ни разу в жизни не путешествовала, – с сожалением призналась она. – Правда, много времени провела в Ирландии, у нас там поместье, но ведь это вряд ли можно считать заграницей, да? – Она улыбнулась собеседницам, но обе дамы хранили молчание. Не дождавшись комментариев, девушка продолжила: – И в Италии мне бы тоже очень хотелось побывать. Я бы вообще с удовольствием отправилась в гран-тур – ну, знаете, как раньше ездили молодые люди: увидеть «Давида» Микеланджело, побродить по галерее Уффици. Вы, должно быть, любите искусство, леди Брокенхёрст? Мама говорит, вы прекрасно рисуете.
– Это правда? – изумленно произнесла Анна, прежде чем подумала, как прозвучат ее слова.
– Разве это так удивительно? – спросила леди Брокенхёрст.
– Но вы так и не объяснили, почему вас заинтересовал мистер Поуп, – напомнила Мария.
«Понимает ли эта юная леди, как откровенно она себя выдает?» – подумала Анна.
– Сейчас я уже и не вспомню, кто первый представил его нам, – осторожно сказала Каролина, – но мы с лордом Брокенхёрстом любим находить и поощрять молодые таланты. Наш единственный сын, как вы знаете, погиб много лет назад, так почему бы не помочь какому-нибудь другому молодому человеку.
Анна посмотрела на нее. Пожалуй, в этих словах была правда. Хотя на самом деле они больше скрывали, чем объясняли.
– Представляете, мистер Поуп пригласил меня посетить его контору, – отважилась признаться Мария.
– Вот как? Очень смело с его стороны.
Лицо леди Брокенхёрст оставалось непроницаемым. Но что-то явно происходило у нее в голове, пока она смотрела на эту девушку. Может быть, графиня обдумывала некий план? Если так, то в чем он состоял?
– Если честно… – Мария чуть покраснела, – вообще-то, это я сама предложила его навестить, но он не стал меня отговаривать.
Девушка склонила голову набок, опустив глаза. Ее длинные ресницы легонько трепетали, а щеки сияли нежным розовым румянцем. Мария понимала, что ведет себя неразумно. Она помолвлена. Леди Темплмор недвусмысленно заявила дочери, что ее будущее связано с Джоном Белласисом. Земли в Ирландии, которыми она только что хвалилась, были заложены, и, хотя ее брат как мог старался приумножить то, что осталось им от отца, Марии откровенно заявили, что поддерживать мать в старости должна именно она. Девушка колебалась: не признаться ли, чего именно она хочет? Ведь если леди Брокенхёрст принимает живое участие в судьбе Чарльза и если бы ее можно было убедить…
Анна посмотрела на графиню. Неужели та не заметила краску на щеках юной гостьи и то, как она вертит в руках веер? Мария была довольно смелой. Анне она, пожалуй, нравилась.
– Ну что тут сказать… – начала леди Брокенхёрст. Мария Грей была помолвлена с племянником ее мужа, и очевидно, что правила приличия предписывали не поощрять такие встречи. Но Анна была права. У Каролины Брокенхёрст имелся собственный план. Причем появился он только сейчас. – Если вам хочется туда съездить, то не вижу причины, почему бы этого не сделать. Я уже виделась с мистером Поупом в его конторе, но со времени последней встречи у нас появились новые поводы для обсуждения.
Мария едва верила своим ушам.
– Вы так думаете?
Это было крайне необычно. Тетушка Джона Белласиса предлагает ей прогуляться в Сити, чтобы встретиться с мистером Поупом!
– Думаю, не нужно никаких официальных уведомлений, – невозмутимо продолжала леди Брокенхёрст, – иначе мистер Поуп сочтет, что ему необходимо отдельно уделить внимание также и вам, моя дорогая. – Она глянула на Марию. – Думаю, будет проще, если визит окажется для него неожиданностью.
Все три дамы прекрасно понимали, что это означает. Спонтанный визит будет гораздо легче объяснить леди Темплмор, если до этого дойдет дело.
– А можно и мне тоже к вам присоединиться? – спросила Анна абсолютно невинным тоном. Ну просто майская роза, да и только.
Каролина посмотрела на нее. Как странно иметь одну тайну на двоих с этой женщиной, с которой у нее больше нет ничего общего. Однако эта тайна все же связывала их, по крайней мере до сего момента. Анна была права: Каролина устала от обмана. Она бы охотно сделала их секрет всеобщим достоянием. Общество найдет его забавным, все повеселятся за чтением газет, обсуждая, каким повесой был Эдмунд, так что им с мужем это ровным счетом ничем не грозит. Но, искренне полюбив Чарльза, Каролина все же испытывала определенные угрызения совести при мысли о посмертном порицании бесстыдницы, которая его родила, и даже нечто похожее на жалость к ее матери.
– Конечно можно, – сказала леди Брокенхёрст. – Если хотите, поедемте вместе.
Анна замерла. Неужели она и впрямь навестит своего внука, у нее будет еще одна возможность с ним поговорить? Когда они встретились на вечере, Анна была вне себя от радости, но муж разгневался, и потому она не осмеливалась завести с Чарльзом даже ничего не значащий разговор. Теперь они смогут узнать друг друга получше, ибо участие Джеймса Тренчарда в предприятии молодого человека будет вполне уместным оправданием для знакомства. Конечно, когда истина вскроется, связь между ними подвергнут самому тщательному рассмотрению, но сейчас Анне выпадал шанс еще раз увидеть внука и пообщаться с ним – надо ловить момент, пока не разразилась буря. Устоять было невозможно.
– Очень хочу! – услышала она собственный голос. – Можно будет заодно прогуляться там по магазинам, и получится настоящий выход в город.
Итак, все было решено. Когда Анна возвращалась домой по холодку раннего вечера, ее грело предвкушение грядущей встречи. Пусть даже это и станет еще одним секретом, который придется таить от мужа.
В тот вечер атмосфера за ужином в доме Тренчардов была тревожной. Джеймс сидел усталый и задумчивый, Оливер тоже был подавлен. «Сегодняшний день, – думал он, – должен был стать днем триумфа: главу семейства принимают в джентльменский клуб, и они с сыном впервые вместе там обедают. Однако отец предпочел взять с собой Чарльза Поупа, этого человека из ниоткуда, наглого выскочку, который занимал мысли Джеймса Тренчарда, а заодно и тянул из него денежки. Этот проклятый Поуп оказался объектом всеобщего внимания – заручился поддержкой леди Брокенхёрст, получал приглашения на закрытые вечера в Брокенхёрст-Хаус…» Согласитесь, этого было вполне достаточно, чтобы почувствовать ревность. И Оливер ревновал не на шутку.
Сьюзен тоже была не в духе, но не столько подавлена, сколько встревожена. Со времени свидания в Айзелуорте она не получила от Джона Белласиса никаких известий. Сьюзен ожидала по меньшей мере письма. Он как-то раз переговорил на улице со Спир – служанка обо всем доложила госпоже – под тем предлогом, что якобы собирается устроить еще одно рандеву, но никаких приглашений или предложений не последовало. Сьюзен потащила Спир к «Олбани», и они вдвоем, как уличные девки, целый день разгуливали по Пикадилли в надежде случайно наткнуться на Джона, но все оказалось тщетно. При воспоминании о том дне у Сьюзен горели щеки. Она не чувствовала вкуса еды, все время спрашивая себя, не совершила ли она ошибку, так охотно прыгнув к Джону в постель. Не слишком ли легко она сдалась? Сьюзен нахмурилась. Проблема заключалась в том, что ей всерьез нравился Джон Белласис. Он был красив, со вкусом и изысканно одевался да к тому же должен был со временем унаследовать громкий титул и немалое состояние. То есть идеально подходил на роль человека, с которым можно совершить побег из унылой семьи, где Сьюзен чувствовала себя запертой, как в ловушке. Она искоса глянула на мужа, ковыряющего вилкой в тарелке. По сравнению с Оливером Джон был страстным и решительным любовником. Сьюзен невольно вздохнула.
– С тобой все в порядке, моя дорогая? – осведомилась Анна.
– Да, матушка, – ответила Сьюзен. – Конечно.
– Просто вид у тебя какой-то отсутствующий.
– Боюсь, я не вполне хорошо себя чувствую после того дня в Айзелуорте. Должно быть, простудилась за городом. – Она поежилась, чтобы слова прозвучали более правдоподобно.
– Мне очень жаль, – ответила Анна, пристально вглядываясь в невестку.
Та как-то неуловимо изменилась, что-то новое появилось в ее манере держаться, но Анна не могла определить, что именно.
– Как вы поговорили с леди Брокенхёрст? – поинтересовался Джеймс, гоняя по тарелке кусочек лангуста. Ему тоже не хотелось есть.
Анна глянула на бесстрастные лица Билли и Морриса, стоявших по обе стороны от камина.
– Очень хорошо, спасибо.
– Она не удивилась, что ты приехала без предупреждения? – спросил Джеймс.
– Вы ездили к леди Брокенхёрст? – Сьюзен явно расстроилась, что упустила эту возможность. Анна кивнула. – А ее племянника там, случайно, не было?
– Мистера Белласиса? – Анна нахмурилась. Странно, что Сьюзен задает такой вопрос. – Нет, молодого Джона я не встретила, но зато там была его невеста.
– Его невеста? Правда? – Голос Сьюзен чуть напрягся.
– Леди Мария Грей, – пояснила Анна. – Очень хорошенькая. Она мне понравилась.
– Я видел ее на ужине, – сказал Оливер, кивнув Билли, чтобы тот налил ему еще супа. – Мне она показалась ничем не примечательной.
– А с графиней ты побеседовала? – гнул свое Джеймс.
– Да, мы разговаривали, – ответила Анна, улыбнувшись бестактности мужа. Зачем он задает ей эти вопросы в присутствии слуг, а также Сьюзен с Оливером?
На самом деле Тренчарду так не терпелось услышать, чем же закончился этот визит, что он на время забыл об осторожности. Взгляд Анны напомнил ему о правилах приличия.
– Ладно, – сказал Джеймс. – После расскажешь.
Жена улыбнулась.
Эллис присела на полу, держа в руке крючок для пуговиц, и расстегивала Анне кожаные ботинки. От словоохотливого Билли она услышала, что ее госпожа ходила к леди Брокенхёрст, и была заинтригована.
– Вы хорошо провели день, миледи?
Эллис не вполне поняла, какие именно сведения велел ей собирать мистер Белласис, заплатив вперед, а также не очень представляла, что миссис Тренчард может быть известно об этом человеке, Чарльзе Поупе. Но она твердо знала, что у хозяина и его жены есть некий секрет, которым они не хотят делиться с другими. Тот же самый вывод служанка сделала, когда сегодня днем ее отослали из комнаты. После того как мистер и миссис Тренчард с глазу на глаз обсудили свои дела, хозяйка вышла из дому, никого не предупредив. Теперь Эллис знала, куда та ходила.
– Да, вполне, – ответила Анна, вытаскивая правую ногу из оков. – Спасибо, – прибавила она, разминая пальцы в шелковом чулке. – Знаете, почему-то эти ботинки совсем не разнашиваются.
Ясно, что Анна не расположена была настолько легко делиться сведениями, как надеялась Эллис. Служанка предприняла еще одну попытку:
– Не уверена, что эта обувь предназначена для долгих прогулок, миледи.
– Я ходила недалеко, – ответила Анна, снимая серьги и глядя на себя в зеркало. – Всего лишь прогулялась до Белгрейв-сквер.
Она заметила сидевшую рядом со стулом Агнессу и взяла ее на руки.
– До Белгрейв-сквер? – Эллис так и замерла с крючком в руке, позабыв о пуговицах.
– Да, – кивнула Анна. Она не столько отвечала на вопросы служанки, сколько рассуждала вслух. На самом деле ее взволновал грядущий визит в контору Чарльза. Очевидно, что обсудить новость с Джеймсом Анна не могла, но поговорить с кем-нибудь об этом ей хотелось. – Что вы знаете о Бишопсгейте?
– О Бишопсгейте, мэм? – Эллис подняла глаза. – А зачем вам туда?
Она стащила второй ботинок.
– Да я просто так спросила, – спохватилась Анна; не хватало еще выбалтывать любопытной служанке все подряд. – Собираюсь навестить одного человека, у которого в Бишопсгейте находится контора. Но я уже много лет там не была. Хотела узнать, стоит ли заглянуть куда-нибудь, если окажусь в тех краях.
– Может, там есть склады, где можно дешево купить ткань, – сказала Эллис. – Я поспрашиваю, вдруг кто знает. Когда вы планируете ехать?
– Еще не решила. Через день-другой. – Анна не собиралась больше отвечать ни на какие вопросы. Она чувствовала, что и так уже наговорила достаточно. А потому сменила тему: – Давайте завтра достанем старое траурное платье из бомбазина. Хочу посмотреть, можно ли его спасти или надо заказывать новое. Всегда стоит иметь в гардеробе приличный наряд на случай траура.
Эллис кивнула. Она узнала достаточно и понимала, что разговор о Бишопсгейте закончен.
Джон Белласис щедро вознаградил Эллис за информацию. Нечасто служанка получает соверен лишь за то, что повторяет слова, которые услышала, пока расстегивала госпоже ботинки. Слушая рассказ о том, как хозяева Эллис поговорили с глазу на глаз, после чего миссис Тренчард отправилась к леди Брокенхёрст, а потом начала планировать поездку в Бишопсгейт, Джон чуть не расхохотался от радости: кое-что начало проясняться! Он прекрасно знал, кто работает в Бишопсгейте и к тому же представляет интерес как для леди Брокенхёрст, так и для Тренчардов. После рассказа отца о загадочном визите Чарльза Поупа в Брокенхёрст-Хаус Джону захотелось узнать о молодом коммерсанте все, что можно.
– Она не упоминала про мистера Поупа?
– Такого имени не припомню, сэр. В этот раз хозяйка о нем определенно не говорила.
– Даже если и так, все равно Поупа и графиню явно что-то связывает, – заявил Белласис и допил последний глоток джина из стакана, с которым вышел на улицу из «Лошади и грума». – Помимо ее финансовых вложений, я имею в виду.
– Вы так думаете, сэр? Мне трудно в это поверить, – ответила служанка из-под накидки, которая надежно скрывала ее лицо в тени. Эллис надела ее в последний момент перед выходом, на случай если кто-то вдруг увидит, как она разговаривает с мистером Белласисом. Никогда не помешает позаботиться о своей репутации.
– Не поймите меня превратно. Я не беру на себя смелость сказать, что мне известны их дела, но что-то там у них такое происходит. – Джон уверенно покивал, словно этот пункт уже не вызывал сомнений. – И могу ручаться, что всех нас это еще удивит.
– Вам виднее, сэр. – Эллис поцокала языком и скрестила руки на груди. Она любила послушать сплетни, но эта история ей почему-то не нравилась.
– Помяните мое слово, – сказал Джон. – Не сомневаюсь, этот честолюбивый выскочка использует леди Брокенхёрст в своих интересах.
– Но как же он может ее использовать, сэр?
– Именно это нам и предстоит выяснить, – уверенно заключил Джон и поставил стакан на землю. – А когда выясним, то, не сомневаюсь, леди Брокенхёрст выложит кругленькую сумму, чтобы сохранить все в тайне.
– Кругленькую сумму? – раскрыла рот Эллис.
– Да, и вы поможете мне получить денежки!
На следующее утро Эллис стояла у входа в цокольный этаж Брокенхёрст-Хауса. Она волновалась и не стыдилась этого. Мистер Белласис предложил ей поговорить со служанкой леди Брокенхёрст и выяснить, нельзя ли что-нибудь узнать о делах ее хозяйки, в частности выведать, почему та среди бела дня принимает в своей личной гостиной, за закрытыми дверями, красивого молодого человека по имени Чарльз Поуп. Начать мистер Белласис посоветовал с вопроса, не оставила ли миссис Тренчард свой веер тогда, на ужине. Никакого веера Анна в гостях, разумеется, не забывала. Веер лежал у Эллис в кармане, на тот случай, если вдруг потребуется его неожиданно «найти». Служанка разгладила плащ и поправила шляпку, собираясь с духом, чтобы постучаться.
– Что вам угодно? – За дверью стоял мальчик-коридорный в темно-зеленой ливрее Брокенхёрстов.
– Меня зовут мисс Эллис, – начала она. – Я камеристка миссис Джеймс Тренчард.
– Кого? – переспросил мальчик.
Эллис в досаде прикусила губу. Работай она у герцогини, ее бы не держали столько времени на пороге.
– Миссис Джеймс Тренчард, – настойчиво повторила она. – На днях моя госпожа приходила на ужин к ее светлости и, кажется, оставила здесь свой веер.
– Вам лучше поговорить с мистером Дженкинсом.
В цоколе Брокенхёрст-Хауса кипела деятельность. В комнатах и коридорах, более широких, чем на Итон-сквер, было больше свободного места и естественного освещения. Все выглядело весьма впечатляюще, и Эллис, присаживаясь на большой деревянный стул у кладовой, почувствовала укол зависти.
Никто не обращал на нее особого внимания. Все занимались своими делами. Через открытую дверь напротив она видела, как три лакея полируют блюдо. Внушительная коллекция серебра: блюда для закусок, сервировочные блюда, подносы, соусники, супницы, чайники для заварки и для кипятка и по меньшей мере два десятка обеденных тарелок – была беспорядочно составлена на стол, накрытый подстилкой из мягкого серого фетра, и слуги понемногу разгребали завалы. Такой работе Эллис не завидовала. Нужно было опустить пальцы в миску с мягким красным порошком, смешанным с нашатырем, и натирать серебро, пока оно не засияет, а на пальцах не появятся волдыри. Но слугам, похоже, это занятие нравилось – может быть, оттого, что давало им возможность поболтать.
– Подождите здесь, я приведу мистера Дженкинса, – пообещал коридорный.
Эллис кивнула. Справа через внутреннее окно, выходившее на кухню, где на стенах висело бессчетное количество медных сковородок, она видела, как трудится кухарка. Наклонившись над доской, та месила тесто. Поднимала его, снова бросала, хлопая ладонями, вздымая облако муки. В воздухе вокруг нее висела пыль, играя в проникавшем через окно солнечном луче.
– Мисс Эллис?
Камеристка вздрогнула. Движения кухарки так заворожили ее, что она не услышала тихих шагов подошедшего мистера Дженкинса.
– Сэр, – сказала она, вставая.
– Как я понял, вы что-то ищете?
– Да, сэр, веер мой хозяйки. Она считает, что могла оставить его здесь после приема у графини. Я подумала, может быть, его перепутали с веерами ее светлости. Если бы я могла поговорить с камеристкой леди Брокенхёрст…
– Боюсь, никто не находил здесь никакого веера. Извините. – И Дженкинс повернулся к черному ходу, собираясь выпроводить гостью.
– Ой… – На секунду Эллис растерялась. Ей обязательно надо было пообщаться с камеристкой графини, иначе весь визит окажется бессмысленным. – Миссис Тренчард еще просила меня, если можно, узнать у камеристки ее светлости насчет волос…
– Насчет волос? – Широкие седые брови Дженкинса медленно поднялись.
– Да, сэр. На вечере прическа ее светлости произвела на мою хозяйку большое впечатление, и она интересовалась, могу ли я узнать, как достичь такого эффекта. – Эллис улыбнулась. Обезоруживающе, как ей казалось.
Дженкинс нахмурился. Подобные просьбы он слышал не в первый раз. Камеристки постоянно обменивались различными мелкими хитростями.
– Хорошо, я посмотрю, свободна ли мисс Доусон, – ответил он. – Будьте любезны подождать здесь. Может быть, она сейчас у ее светлости, в этом случае я ничем не смогу вам помочь.
Десять минут спустя появилась Доусон. Про себя камеристка сочла просьбу несколько бесцеремонной, но в то же время она ей льстила, поскольку своим парикмахерским искусством Доусон гордилась. Она часами причесывала накладные волосы госпожи, неукоснительно следила, чтобы краска не выцветала и отдельные пряди не выделялись, и в душе обрадовалась, что ее труды кто-то оценил. Вскоре она уже вела Эллис вверх по черной лестнице, затем по коридорам, а потом они вошли в обитую сукном дверь рядом с входом в личные покои хозяйки.
Комнаты леди Брокенхёрст, располагавшиеся на третьем этаже особняка, были просторными и уютными, а из подъемных окон открывался великолепный вид на парк и площадь. У графини была не только огромная спальня с кроватью под пологом, столиком и несколькими изящными креслами, расшитыми золотом, но и личная гостиная и, разумеется, гардеробная.
– Вам нравятся эти акварели? – спросила Доусон, оглядываясь на Эллис, которая шла вслед за ней через спальню. – Большинство из них написано ее светлостью. Вот это их дом. – Она ткнула коротким пальцем в какую-то картину. – Лимингтон-Парк. Семья владеет им с тысяча шестисотого года.
– Подумать только! А старым особняк вовсе не выглядит.
Эллис было ровным счетом наплевать и на дом, и на акварели.
– Его дважды перестраивали. Поместье занимает более десяти тысяч акров.
Похоже, служанка испытывала необъяснимую гордость за Брокенхёрстов, словно отблеск их величия попадал и на нее тоже. По мнению Доусон, так оно и было.
– Не сомневаюсь, что поместье великолепно, – сказала Эллис. – Должно быть, это замечательно – работать в такой благородной семье… Вот если бы мне так повезло!..
Когда они вошли в гардеробную, Эллис поняла, что задача будет трудной, если вообще выполнимой. Доусон принадлежала к старомодному типу слуг, которые не отделяли свою жизнь от жизни своих хозяев. Крепкая, с широким лицом и неспешной походкой, она была обходительна, но явно не любила сплетничать, по крайней мере с незнакомым человеком, а также наверняка хранила верность хозяевам. В этой семье она служила очень долго и по праву рассчитывала получить небольшое содержание в старости. Ей не было никакого расчета откровенничать с посторонними.
– Раньше я работала у вдовствующей графини, – объявила Доусон.
– Два поколения графинь, как же вам посчастливилось! – восторженно проговорила Эллис, стараясь быть любезной. – И должно быть, вы много путешествовали, намного больше, чем я, и повидали немало интересного.
– Грех жаловаться, – кивнула Доусон. – Я прожила с этой семьей хорошую жизнь.
Эллис внимательно посмотрела на нее. Похоже, Доусон была зверем редкой породы: счастливой прислугой. Она не жаждала отмщения за тысячи мелких обид. Она не считала, что боги отвернулись от нее и обрекли на рабство. Она была всем довольна, и это оказалось выше понимания Эллис. Нельзя сказать, что она не любила миссис Тренчард. Просто считала, что госпожа принадлежит к другой расе, не той, что она сама. Несмотря на то что они долгие годы прожили вместе, подспудно ощущаемая несправедливость в разнице их положений позволяла Эллис предать свою хозяйку без лишних угрызений совести. Все полученные от Анны деньги были честно заработаны. Заработаны годами бесконечного труда, лжи, заискивания, необходимости притворяться, что она рада быть в услужении у своих хозяев, хотя на самом деле все это время она только и желала, чтобы они провалились, убрались куда подальше. Эллис без колебаний солгала бы Анне в лицо. Воровала бы у хозяев, будь она уверена, что ее не поймают. Подобное отношение Эллис надеялась встретить также и у камеристки леди Брокенхёрст, рассчитывая, что ее сестра по несчастью с большой охотой ухватится за возможность навредить графине. Поэтому теперь, воочию столкнувшись с преданностью Доусон, Эллис пребывала в затруднении и не представляла, как поступить.
– Неудивительно, что вы столько знаете о парикмахерском искусстве, – широко улыбнулась она. – У такого человека, как вы, я могу поучиться, даже в своем возрасте. – Сказав это, Эллис засмеялась, и Доусон к ней присоединилась. – На мою хозяйку прическа графини произвела просто неизгладимое впечатление!
Эллис знала, что умеет очень убедительно лгать. Она прошла суровую школу.
– Да что вы говорите? – Доусон положила ладонь на грудь, невольно тронутая похвалой.
– О да! – продолжала гостья. – Расскажите же мне, как вы добились этих изящных локонов около ушей?
– Тут есть один секрет. – Доусон открыла ящик туалетного столика и продемонстрировала целую выставку щипцов для волос и папильоток. – Вот эти я когда-то давно отыскала в Париже и с тех пор ими пользуюсь. – Она достала очень узкие и изящные щипцы. – Вот в этом месте я нагреваю их на огне.
– А каким образом? – Эллис усиленно изображала почтительное восхищение.
– У меня есть специальное устройство, которое крепится на решетку. – Камеристка графини вытащила наружу медную жаровню.
– Чего только не придумают! – воскликнула Эллис, гадая, долго ли ей еще тут сидеть, пока она дождется хоть каких-то существенных сведений.
– Да, это просто великолепно. Сегодня трудно представить, как без всего этого обходились тридцать лет назад. Но самое важное – это, пожалуй, найти хорошие волосы. Я предпочитаю мадам Габриэль, которая живет неподалеку от Бонд-стрит. У нее надежные поставщики. Говорит, что получает волосы по большей части от монахинь, а не от нищих девушек, и, видимо, поэтому качество у них получше. Волосы потолще и блестят.
Пока Доусон объясняла, как нагреть волосы, не вредя им, и рассказывала, что ароматизированные папильотки помогают не обжечь кожу, Эллис украдкой обшаривала глазами комнату. На туалетном столике, стоявшем между двумя высокими окнами, она заметила маленький портрет на эмали. На нем был изображен офицер в мундире, который носили лет двадцать назад, не меньше.
– Кто это? – спросила она.
Доусон проследила за направлением ее взгляда:
– Это несчастный лорд Белласис, сын ее светлости. Он погиб при Ватерлоо. Ужасное было горе для всего дома. Ее светлость так до конца и не оправилась. Это ведь был ее единственный ребенок.
– Какая трагедия! – Эллис повнимательнее всмотрелась в изображение. Ответ Доусон дал ей повод подойти поближе и как следует его рассмотреть.
– Хороший портрет. Работа Генри Боуна. – Камеристка вновь не упустила возможности похвастаться семейными сокровищами.
Эллис прищурилась. Лицо показалось ей странно знакомым. Эти темные кудри и голубые глаза напоминали о ком-то, кто давным-давно приходил к ним в дом. Уж не в Брюсселе ли это было? Вполне возможно, раз лорд Белласис погиб при Ватерлоо… И тут она вспомнила. Точно, этот молодой человек был другом мисс Софии. Эллис помнила, как он был красив. Странно было видеть это изображение на туалетном столике леди Брокенхёрст. Но Эллис ничего не сказала. Она никогда не делилась соображениями, если в том не было особой необходимости.
– Ее светлость осталась довольна недавним приемом? – спросила Эллис.
– Думаю, да! – кивнула Доусон.
– Моей хозяйке понравилось. Очень. Она сказала, что познакомилась со многими славными людьми.
– Не всякому посчастливится попасть в Брокенхёрст-Хаус, – с воодушевлением сказала Доусон, опять преисполнившись гордости за хозяев.
– На ужине был один молодой человек, который особенно поразил мою госпожу. Как же его имя? Кажется, мистер Поуп? – Эллис замолчала, выжидая.
– Мистер Поуп? Да-да! – подтвердила Доусон. – Очень приятный молодой джентльмен. Он в большом фаворе у ее светлости. В последнее время часто здесь бывает.
– Говорите, он часто бывает у ее светлости? – улыбнулась Эллис.
Доусон пришла в замешательство. На что намекает эта женщина? Камеристка собрала инструменты и стала складывать их на место.
– Да, – резко сказала она. – Моя хозяйка и лорд Брокенхёрст заинтересовались его коммерческими делами. Они любят поддерживать молодых людей. И проявляют в этом большую щедрость.
На самом деле, это было не так – по крайней мере, до сего момента, – но Доусон не собиралась давать неизвестно кому повод думать, будто ее хозяйка совершает нечто предосудительное.
«Если эта женщина намерена продолжать в том же духе, то пусть сама учится укладывать волосы!» – подумала она, с грохотом задвигая ящик.
– Как благородно! – Эллис понимала, что сделала неверный шаг и теперь стремилась загладить неловкость. – Никогда о таком не слышала. Знатная дама принимает живое участие в делах многообещающего молодого человека! Миссис Тренчард, безусловно, очень умна, но мне кажется, ее вряд ли можно назвать деловой женщиной.
– Может, это и необычно, но чистая правда. – Доусон немного успокоилась, Эллис удалось умерить ее негодование. – Через пару дней ее светлость отправляется в Сити, хочет навестить этого самого Поупа у него в конторе. Уж леди Брокенхёрст ни за что не станет вкладывать деньги, если не будет четко представлять, во что она их вкладывает. Это я знаю точно.
– Она вправду дает юноше денег? Видно, он и впрямь очарователен! – не смогла сдержаться Эллис, и в результате лицо Доусон снова приняло суровое выражение.
– Понятия не имею, какое это может иметь значение. У ее светлости множество различных интересов.
Чтобы показать, что здесь нет ничего предосудительного, Доусон чуть было не упомянула, что госпожа берет с собой леди Марию, но тут же одернула себя: с чего это она посвящает какую-то неизвестную женщину в семейные дела? Ее лицо стало каменным.
– Мне больше нечего добавить. А теперь, мисс Эллис, боюсь, вам пора идти. У меня очень много дел, да и у вас наверняка тоже. Всего вам доброго. – Доусон встала. – Полагаю, вы сами найдете черную лестницу?
– Конечно. – Эллис попыталась взять собеседницу за руку. – Вы были очень добры и великодушны. Огромное вам спасибо!
Но на этот раз ей не удалось так легко восстановить утерянные позиции.
– Не стоит благодарности, – сказала Доусон, отстраняясь. – Прошу извинить, но мне надо идти работать.
Выйдя в коридор, Эллис подумала, что во второй раз получить доступ в Брокенхёрст-Хаус будет непросто, но это не слишком ее волновало. Зачем ходить понапрасну, если и так ясно, что мисс Доусон никогда не выдаст ей никаких тайн. Кроме того, Эллис раздобыла для мистера Белласиса весьма существенную информацию, за которую он должен хорошо заплатить. Вопрос в том, что он будет делать дальше?