Глава 13
Следы диверсанта
Если исключить Епифанцева, то на подозрении оставались два капитана: Олейников и Рыжаков. И еще появился старший лейтенант Шевчук, на которого покойный Хромченко тоже, оказывается, посылал запросы, выясняя его личность. А это значило, что помначштаба по тылу тоже находился в оперативной разработке у Хромченко. Может, вторая пропавшая папка была именно с формулярным делом на Шевчука?
Тогда получается, что резидент – он…
Утром следующего дня от майора Стрельцова прибыл нарочный с запечатанным конвертом. Ивашов поблагодарил нарочного и немедленно распечатал конверт: начальник отдела контрразведки «СМЕРШ» дивизии сообщал, что днями была перехвачена и, наконец, расшифрована вражеская радиограмма следующего содержания:
«Французу.
Батальоны 167-й стрелковой дивизии усиленно пополняются личным составом. Пополнение происходит во всех дивизиях и соединениях Воронежского фронта. Строительство оборонительных укреплений почти закончено. Это две линии траншей в полный рост и долговременные огневые точки по 5 дотов на 1 километр. Полки усилены ротами противотанковых ружей в количестве 16 единиц, а минометные батареи полков – 120-мм минометами. Среди командиров РККА ведутся разговоры о скором наступлении 167-й дивизии в направлении Великая Чернетчина – Сумы – Ромны. О точном сроке наступления сообщу позже.
Коронер».
Стрельцов сообщал, что радиопередатчик работал в лесном массиве между селами Вакаловщина и Иволжанское, и приказывал провести рейд по обнаружению вражеского передатчика в направлении северо-запада от села Вакаловщина силами не менее взвода. Сам майор с ротой автоматчиков был намерен прочесать лес в направлении юго-запада от села Кияницы. Таким образом появится возможность охватить поисками без малого весь лесной массив в квадрате Кияница – Вакаловщина – Радьковка – Иволжанское.
Позавтракав и взяв с собой сержанта Масленникова и ординарца Зозулю, Ивашов отправился к командиру полка, с которым после представления ему виделся всего-то два раза. Подполковник Акулов, выслушав Егора, распорядился выделить в его распоряжение взвод автоматчиков младшего лейтенанта Бондарева. Петр Григорьевич был с Ивашовым вежлив и холоден, как и при первой их встрече, что еще более укрепило младшего лейтенанта во мнении, что командир полка не очень-то жалует контрразведку. Вероятно, у него имеются для этого какие-то основания. А может, Акулов в свое время не испытывал приязни к старшему лейтенанту Хромченко, и это отношение автоматически перешло и на Ивашова. Впрочем, рассуждать об этом Егору было некогда: надлежало выполнять приказ майора Стрельцова…
В половине десятого утра Ивашов со взводом автоматчиков выдвинулись в направлении Дымова Яра. Оставив по правую руку сожженную немцами Вакаловщину, миновали яр и достигли леса.
– Рассредоточиться цепью в пределах видимости друг друга, – приказал Ивашов. – Идем в направлении северо-запад. Ищем «схрон», тайник с рацией и возможные следы пребывания человека. Прошу быть предельно внимательными…
Он сам тоже встал в цепь. Рядом с ним – Зозуля. По правую руку – сержант Масленников, по левую – командир взвода автоматчиков младший лейтенант Бондарев.
Двинулись. Ступали аккуратно и медленно, стараясь примечать все: еле уловимую тропку, примятую траву, сломанные ветки.
Где-то через час с четвертью по цепи передалось, что на севере цепь взвода Бондарева сомкнулась с цепью роты автоматчиков из дивизии. Идти стало как-то веселее: одно дело, искать в стоге сена иголку одним взводом, и совсем другое – взводом и ротой. А еще минут через сорок было обнаружено место, откуда велась радиопередача…
Когда Ивашов с сержантом Масленниковым, ординарцем Зозулей и младшим лейтенантом Бондаревым вышли на небольшую полянку, его уже поджидал Стрельцов и незнакомый Ивашову старший лейтенант с орденом Красной Звезды на груди.
– Вот оно, место передачи радиограммы, – уверенно произнес Георгий Фомич.
Егор внимательно осмотрел полянку. Под невысоким кустистым кленом примята квадратиком трава со слегка пожелтевшими верхушками… Если быть точнее, прямоугольником. Здесь, похоже, стояла рация…
Он поднял взор, стал рассматривать ветви клена и повыше головы увидел полоску чуть содранной кожицы молодой ветки. Стало быть, это на нее был заброшен антенный провод, который после передачи радиограммы диверсант стянул с ветки, слегка содрав на ней кожицу. Едва заметные в примятой траве следы, теряющиеся с окончанием полянки, тропка уводила на восток…
– Ну, что скажешь, младший лейтенант? – спросил майор Стрельцов.
– Он пришел с востока, так что это, скорее всего, диверсант, работающий у нас в тылу уже длительное время, а не разведчик, перешедший недавно линию фронта, – начал Егор. – Возможно, это тот самый человек, что обстрелял меня из автомата, о чем я вам докладывал по прибытии в часть. И, судя по радиограмме, – понизил голос Егор так, чтобы его расслышал только майор, – этот диверсант является связником-радистом резидента, о котором я вам вчера докладывал… Рацию он принес с собой, так что никакого «схрона» мы здесь не найдем. Расположился вот здесь, под этим кленом, – указал он на кустистое дерево. – Вот на эту ветку накинул антенну и, передав сообщение, свернул рацию и ушел в свое логово.
– У вас есть что добавить, Станислав Николаевич? – обратился к старшему лейтенанту с орденом Красной Звезды на груди майор. – Кстати, – повернулся он в сторону Егора, – познакомьтесь: старший оперуполномоченный отдела контрразведки «СМЕРШ» дивизии старший лейтенант Скрынников Станислав Николаевич.
– Младший лейтенант Ивашов Егор Фомич, – пожал протянутую руку Егор. – Опер-уполномоченный отдела контрразведки «СМЕРШ» 520-го стрелкового полка.
– Так у вас есть что добавить, Станислав Николаевич? – повторил свой вопрос Стрельцов.
– Егор Фомич, собственно, все правильно приметил, – произнес Скрынников. – Ну, разве что рация у нашего фигуранта находится в чемодане, каковыми абвер и снабжает своих агентов, забрасываемых в наш тыл. А более четкие вмятины по углам примятой травы говорят о том, что чемодан имеет металлические уголки…
– Согласен, – кивнул Егор.
– Мне знаком этот тип радиопередатчика, он не такой громоздкий, какие были в сорок первом у немцев, значительно легче. Это большое пре-имущество. Кроме того, радиус действия рации значительно дальше. И еще… судя по тому, как примята трава, наш фигурант провел под этим кленом более часа. Это значит, что он передал сообщение и дождался ответа. А иначе зачем ему просто так целый час сидеть на полянке под деревом? Воздухом дышать?
– Существенное дополнение, Станислав Николаевич, – заметил Стрельцов. – Еще что-нибудь?
– Да нет, это все, товарищ майор.
– Ну что, тогда сворачиваемся? – посмотрел на офицеров начальник дивизионного отдела контрразведки и добавил: – Но сначала следует подвести кое-какие итоги. Итак, какие выводы можно извлечь из нашего сегодняшнего рейда? – спросил он и сам же стал отвечать: – Первое… В нашем тылу работает глубоко законспирированный разведчик-диверсант, имеющий рацию и связь со своей абвергруппой. Также он связан с засланным в наш тыл резидентом, окопавшемся, согласно сведениям, добытым оперуполномоченным младшим лейтенантом Ивашовым, в штабе 520-го стрелкового полка нашей дивизии. Обнаружить логово разведчика-диверсанта мы пока не можем. Стало быть, надлежит сосредоточить особое внимание на выявлении и нейтрализации резидента… Желательно, конечно, взять его живым, чтобы он вывел нас к логову диверсанта. Это и становится первостепенной задачей оперуполномоченного контрразведки «СМЕРШ» товарища Ивашова. Мы же, в свою очередь, должны обеспечить младшего лейтенанта всесторонней помощью, на которую он может полностью рассчитывать.
– Спасибо, товарищ майор, – сказал Егор.
– Да пока не за что, – ответил Георгий Фомич. – Обращайтесь…
Они прошли мимо его землянки метрах в пяти. Шли цепью, вооруженные автоматами. На всякий случай Сыч закрыл оконце и сидел, застыв, с автоматом на коленях, ожидая, что вот сейчас кто-нибудь из автоматчиков заметит вход в землянку, откроет его, и сноп света на мгновение ослепит его, а через секунду он полоснет в открытый лаз автоматной очередью, потом еще и еще, после чего кинется под лежанку, где начинается подземный ход. Не факт, что ему удастся уйти, ведь и там тоже могут оказаться автоматчики. И если его тотчас не пристрелят, то схватят и отведут в отдел контрразведки «СМЕРШ», где сталинские «волкодавы» начнут его допрашивать и пытать, стараясь выведать у него все, что он знает.
Поначалу он будет, конечно, молчать. И его начнут бить.
В полтавской школе абвера, конечно, учили, как вести себя на допросах, как переносить боль и как следует расслабляться, чтобы она была менее ощутимой. Но как долго он способен продержаться? И зачем? Ведь его все равно расстреляют…
В конце концов, он расскажет все. Вопрос времени… В русской контрразведке тоже знают свое дело и прекрасно осведомлены куда бить, чтобы выдавить из него глубоко запрятанное признание. И однажды утром, скорее всего, где-нибудь на рассвете, какой-нибудь рябой деревенский парень, еще недавно пасший на выгоне коров, выведет его из каземата-застенка, отведет в ближайший лесочек и по приказу равнодушного к чужим смертям офицера-«смершевца» полоснет в него короткой очередью из автомата. Он упадет, и глаза его застынут, уже ничего не видя. Его кое-как забросают землей, и парень, только что убивший его, свернет цигарку из самосада, присланного ему из деревни стареньким дедом, покурит, смачно сплевывая, и отправится обратно, чтобы успеть сожрать свою утреннюю порцию перловой каши.
Этот солдат никогда не вспомнит о нем. О нем больше уже никогда никто не вспомнит. И то ли жил Виктор Ипполитович Липский на этой земле, то ли не жил…
Так, застыв, Сыч просидел несколько часов. Он умел ждать. Затем, скинув с себя оцепенение и прогнав безрадостные мысли, отложил автомат.
Пронесло… Во всяком случае, на этот раз.
