Глава 17
Никогда Катюше не забыть это сумрачное зимнее утро. По небу ползли такие низкие серые тучи, что всем казалось, это дым кострища, в которое превратилось Залесье, добрался теперь и до монастыря. И хотя люди отца Анатолия делали все возможное, чтобы погорельцы чувствовали себя комфортно, но все осложнялось тем, что братья до сих пор разговаривали друг с другом сквозь стиснутые зубы.
– Поджигатель!
– Не виноват я!
– Твоя девка постаралась!
– Она не могла.
– Видели ее! Металась по поселку от одного дома к другому. В руках канистра. На плечах красный платок. Поймать хотели, да где за ней угонишься, шустра больно. Ушла от нас. А потом слышим крик, горит. С одной стороны поселка, потом с другой. С четырех сторон полыхнуло, виданное ли это дело! Само не могло так загореться, поджог был организован.
– Но при чем тут Вера?
– Она поджигательница. Поймали мы ее.
– Где же поймали, коли сам говоришь, ускользнула она от вас?
– Сперва-то верно, не смогли мы ее поймать. А как полыхать начало, она то ли уморилась, то ли сама дыму наглоталась, свалилась у крайнего дома. Уже у самой дороги валялась. Мы сначала огонь тушить пытались, потом видим, не отстоять нам ни домов, ни хозяйства нашего. Скотину да птицу выпустили, чтобы живые души зазря не губить, а как сами убегать от огня стали, поджигательницу на земле и нашли и канистру пустую при ней тоже нашли! Вашу канистру! Монастырскую! На ней и надпись соответствующая имеется.
Против таких аргументов возражать было трудно. Тем более что закопченную канистру, на боку которой можно было прочитать «Свято-Никольская обитель», возмущенные погорельцы предоставили в качестве улики.
Отец Анатолий больше и не пытался сопротивляться:
– Пусть все решает дознание.
– Уж решит, не беспокойся! А мне и так все ясно. Ты моему успеху завидовал. Знал, что в честной борьбе тебе меня не обойти, вот и придумал сволочную штуку с поджогом.
– Да ведь и у нас в монастыре пожар был. Газ взорвался.
– Мне все равно, что у вас тут случилось. А бабу эту ты науськал. Зачем бы ей самой поджог у нас устраивать? Нет, это твоих рук дело. Гад ты, братец, и поступки у тебя гадские!
И напрасно отец Анатолий пытался воззвать к голосу разума своего брата, твердя, что если бы он вздумал вредить брату, то уж нашел бы более подходящего человека для диверсии.
– А что ты говоришь, будто бы Вера между домов скоренько носилась, так это полная брехня. Вера – девушка полная, двигается степенно, лишний вес опять же имеет. Быстро скакать не может. Хотели бы вы ее поймать, мигом бы сцапали. Она и бегать-то не умеет.
– Носилась как угорелая!
– Может, не она была? Может, ошибка?
– Какая же ошибка, коли мы ее сами у обочины нашли? И канистра при ней! И бензином от нее разит! И одежа на ней та же самая! Мы же ее по одеже-то и признали!
Прибывший на место происшествия следователь Завирухин в свои выводы их пока не посвящал. После Залесья он прямым ходом отправился в больницу, чтобы поговорить с Верой, которая к этому времени уже очнулась. Врачи находили ее состояние удовлетворительным. И следователь надеялся выяснить у молодой женщины, что за потемнение рассудка на нее нашло. А если повезет, то и узнать, как и с помощью кого Вера оказалась среди ночи в Залесье.
Кате удалось перекинуться с Завирухиным всего несколькими словами. И от нее не укрылась крайняя озабоченность Завирухина.
– Пока что все и впрямь указывает на то, что наш отец Анатолий не выдержал напряжения.
– Хочешь сказать, что он отправил Веру поджечь Залесье?
– Прямо, может, он ей этого и не говорил, но мог обронить в разговоре какой-нибудь намек. Вера очень предана семье отца Анатолия. Она у них почти за свою. Если она поняла, что отец Анатолий проигрывает состязание, она могла взяться ему помочь.
– А бензин? Зачем Вера взяла бензин в тех канистрах, на которых написано, что они из монастырского хозяйства? Неужели не могла прихватить бензин в другой таре? В бутылки бы перелила. И нести удобно, и свидетельств никаких. А так получается, что она не помогла отцу Анатолию, а навредила ему.
– Не сообразила, что действует неосторожно.
– Вера не какая-нибудь там импульсивная истеричка. Она успешно ведет свой бизнес уже почти двадцать лет. Думаешь, неосторожный человек способен на такое?
– Раньше ей везло.
– Все двадцать лет подряд? Нет, ты как хочешь, а я не могу поверить в то, что поджигательницей была именно Вера.
– Если не она, тогда кто?
– Веру подставили. И сделал это близкий ей человек. Он выманил Веру из дома и…
– Вера утверждает, что она никуда ночью не выходила. Вечером перед сном она прочла свое вечернее правило, прочла все положенные молитвы, потом легла спать. Все было, как обычно. А вот очнулась она уже на больничной койке. И ничего из событий минувшей ночи она не помнит.
– Что же, – задумчиво произнесла Катя. – Для сомнамбул это нормальная вещь.
– Сомнамбул?
– Вера подвержена явлению лунатизма.
И Катя рассказала, как сама случайно узнала об этом. Как они с Яной пытались этой ночью подкараулить Веру. И как Катя самым возмутительным образом и свое дежурство проспала и Янку на ее смену разбудить не успела.
– Это я во всем виновата! Если бы я не была такой соней, то Вера никуда не ушла. Залесье бы не сгорело. Сотни человек не потеряли бы крышу над головой! А отец Анатолий не получил бы клейма преступника!
Катя была вне себя от горя. К тому же она сознавала, что и Завирухин относится к ней теперь иначе. Это было ясно по тому, как он на нее смотрел. Конечно, он ее презирает. Катя и сама себя презирала. Жалкая ничтожная соня! Не могла потерпеть пару часиков, развалилась, заснула. Ее надо презирать! Что там презирать, ее надо гнать из общества поганой метлой! И Завирухин первым показал ей это, как показалось Кате, попрощавшись с ней холодно и сухо.
– Я уеду, – решила Катя. – Уеду отсюда! Немедленно. Прямо сейчас.
К этому решению ее подтолкнуло еще и то обстоятельство, что в монастыре теперь стало тесновато. Келий и спальных мест на всех погорельцев не хватало. И видеть, как мучаются эти люди, было и для самой Кати очень мучительно. Ведь косвенно это она была виновата в их беде.
Когда ее нашла Янка, то подруга даже удивилась:
– Ты чего такая бледная?
– Страдаю.
– Ты-то чего?
– Сил нет смотреть в глаза всем этим людям. Это же мы с тобой виноваты в том, что случилось.
Янка вздрогнула. И Катюша поспешила поправиться:
– Верней, я одна виновата! Да, я одна! Проспала свое дежурство. Тебя вовремя не разбудила. В итоге мы упустили Веру, а она вон каких дел натворила.
Катя думала, что Янка примется ее утешать, ну хотя бы из вежливости и дружеского участия. Друзья же должны покрывать ошибки друг друга. Особенно если эти ошибки совершены неосознанно.
Но Янка вместо этого серьезно произнесла:
– Вообще-то я тебя понимаю. Натворили мы дел. Сама подумываю о том, чтобы свалить отсюда.
– Да?
– А как ты думаешь? Хотя главная вина на тебе, ты проспала Верку, но я тоже хороша. Знала же, какая ты ненадежная личность, зачем доверила тебе дежурить!
Катя немного обиделась на то, что она, оказывается, «ненадежная личность», но потом вспомнила, что и впрямь ненадежная, и обижаться передумала. Правильно ее Янка ругает. Еще мало ей!
– Я сегодня уезжаю домой, – внезапно заявила Янка. – Поедешь со мной в город?
Катя колебалась недолго.
– Поеду. А Наташа?
– Она хочет остаться с Верой.
– Ну и правильно. Пусть остается.
У Кати как-то сразу стало легче на душе, что рядом с Верой останется кто-то из их компании. Вообще-то и им с Янкой вот так резко срываться, пока еще до конца ничего не выяснено, тоже было бы не нужно, но раз Яна решила ехать… Катя еще колебалась. Она пыталась дозвониться до Завирухина, чтобы поговорить с ним, но тот не пожелал даже взять трубку. Все ясно: он так сильно ее презирает, что не хочет больше с ней и разговаривать.
Яна уже собирала вещи. Катя разыскала ее и сообщила, что тоже едет.
– Иди к машине. Я приду через пару минут.
На стоянке у монастырских ворот было пустовато. И Катя в очередной раз подумала, где же Вера могла держать свое транспортное средство? Если у Веры была припрятана машина, то почему ее не нашли эти погорельцы? Веру нашли. Канистру нашли. А машину, на которой прибыли на дело Вера с канистрой, нет? А если Вера добралась до Залесья на машине сообщника, то кто он? И опять же, где его машина?
Янка что-то задерживалась. И Катя невольно обратила внимание на то, на какой грязной машине им придется возвращаться в Питер. Все колеса и нижняя часть были покрыты грязью. Дверцы и крылья тоже были забрызганы, хотя Катя и не помнила, чтобы машина была такой же грязной по дороге сюда. Да и грязь была какой-то очень уж знакомой. Глинистая желтая грязь, какая тут повсюду.
– А ты куда-то это каталась? – спросила она у Янки, которая как раз появилась со своим багажом.
– Куда? Да по самым разным надобностям. То девчонкам что-то в магазине понадобится, то лекарства, то еще чего.
Янка закинула вещи, закрыла багажник и скомандовала:
– Садись!
А Катя все медлила. Оглянувшись на монастырские стены, она перекрестилась на купола. Ах, нехорошо было у нее на душе. Впервые она подумала, как ни велика ее провинность, нельзя вот так бросать своих друзей в трудный для них час. Да, пусть Катя виновата, но ведь она не нарочно проспала Веру. А Вере и самой надо было бы быть поумней. Не таиться от подруг и отца Анатолия, а честно рассказать о своей проблеме.
Но уж коли так получилось, надо им быть всем вместе. Глядишь, вместе они и отобьются от ополчившейся на них судьбы. А так они с Янкой, получается, удирают. И отца Анатолия оставляют, и Веру бросают, и вообще как-то это Янка неправильно придумала, чтобы уезжать.
И Катя робко предложила:
– Может, останемся?
– Хочешь – оставайся. А мне тут делать больше нечего!
Катя вздохнула. И ей тоже делать тут больше нечего. Отцу Анатолию не до нее. Веру она вряд ли увидит. А Завирухин… Вот что было горше всего! Завирухин ее и знать не хочет.
– Ладно, собрались, так поехали.
Янка пробурчала что-то нелюбезное, отчего у Кати на сердце стало еще тяжелей. Вот и Янка ее винит.
– Как плохо, что мы не сумели с тобой выследить личность главного злодея.
– Кто же спорит, плохо.
– Но теперь уже ничего не поделаешь?
– Это точно.
– Нечего и пытаться?
– Ага!
Янка была неразговорчива. Она все время смотрела на панели приборов, бормоча что-то про падающий уровень масла и чего-то еще. Катя невольно тоже кинула взгляд на панель приборов и очень удивилась тому, что там увидела.
– Ты когда же это почти сто восемьдесят километров накрутить успела?
Янка кинула на нее удивленный взгляд.
– О чем ты?
– Когда мы к монастырю подъезжали, у тебя спидометр показывал ровно пятнадцать тысяч километров. А сейчас там пятнадцать тысяч сто семьдесят восемь с метрами.
– Ты ошибаешься.
– Нет, не ошибаюсь. Когда мы подъезжали, то на спидометре были три девятки. И я все ждала, когда они в нули превратятся. И даже загадала, если это случится до того, как мы приедем к отцу Анатолию, значит, я в этом году выйду замуж.
– Глупостями занимаешься, – проворчала Янка. – О замужестве надо Бога просить, а не спидометр. А прибор показывает в точности, сколько я наездила. Если на сто восемьдесят больше, значит, столько я и ездила. Туда-сюда, туда-обратно, вот и натикало.
Дальше они ехали в молчании. Внезапно впереди них показалась чья-то машина. Сердце у Катюши радостно дрогнуло. Она узнала машину Завирухина. Но почему он так странно стоит? Прямо посредине дороги. Янка машину следователя тоже узнала. Но на нее вид полицейской машины произвел совсем иное впечатление. Янка не только не обрадовалась, а вроде как выругалась. Она резко ударила по тормозам, а затем, когда машина остановилась, попыталась развернуться на узкой дороге.
– Ты чего? – удивлялась Катюша. – Едешь назад? Забыла чего?
Янка ей не отвечала. Она пыталась развернуться, но машина угодила двумя правыми колесами в сугроб и забуксовала.
– Вылезай!
– Зачем?
Вместо ответа Янка перегнулась, открыла дверь пассажирского сиденья и вытолкнула Катю наружу. Затем выпрыгнула в снег сама и схватила Катю за шкирку. Катино удивление достигло максимума.
– Эй, ты чего! Обалдела?
Но вырваться Кате из цепких рук подруги не удавалось. Сила у тощей Янки оказалась недюжинная.
– Пусти!
– Молчи! А то язык отрежу!
И в руке у Янки и впрямь сверкнул нож. Теперь Катька и впрямь прикусила язык, но не из страха за его безопасность, а от удивления. Она не понимала, что случилось с Янкой. Какая муха ее укусила? Чего она вдруг взбесилась?
А Завирухин, словно почуяв неладное, уже бежал к ним. За ним бежали еще двое полицейских. Но именно Завирухин был впереди.
Он размахивал руками и кричал:
– Гражданка Пантелеева! Отпустите заложницу! Не усугубляйте свое положение!
Катя окончательно потеряла дар речи. Теперь она, если бы даже и очень захотела, все равно не смогла бы выдавить из себя ни слова. Кто заложница? Она? А кто ее взял в заложницы? Неужели Янка? Ее славная подруга Янка взяла Катю в заложницы?
Все происходящее было настолько абсурдно, что Катя наконец сообразила, в чем дело. Это просто шутка! И она засмеялась. Казалось, ее смех удивил Янку. Но еще больше он удивил Завирухина. И он закричал:
– Катерина, не сопротивляйся! А вы, Пантелеева, не вздумайте причинить своей заложнице вред!
Катя удивилась. Как он сказал? Пантелеева? Но почему ее милый Завирухин обращается к Янке, называя ту Пантелеевой? У Янки совсем другая фамилия. А Пантелеев – это отец Анатолий, и Петя, вот они Пантелеевы, а вовсе не Янка.
А Завирухин между тем все бежал к ним.
– Сдавайтесь! Вам не скрыться!
Но Янка и не собиралась скрываться. Она стояла посредине дороги, а нож все еще был прижат к горлу Катюши. Честно говоря, если это была шутка, то Кате она решительно не нравилась.
Когда расстояние между ними и Завирухиным сократилось до двадцати метров, Янка закричала:
– Стоять!
Какое-то время Завирухин еще продолжал двигаться по инерции, и Янке это не понравилось.
– Еще шаг – и я ее прирежу!
И действительно ткнула ножом Катюше в подбородок. Было больно. Вдобавок по шее потекло что-то теплое. Это что? Кровь?
– Янка, – прохрипела Катюша, – я не знаю, что ты там такое затеяла, но ты поосторожней, пожалуйста. Ты же меня порежешь!
Янка ей не ответила. И вообще, она как-то вдруг разом перестала напоминать ту прежнюю Янку, которую Катя хорошо знала. Катя даже засомневалась, ее ли это подруга? Вдруг Янку подменили? Сунули на ее место сестру-близняшку или просто какого-то совершенно озверевшего двойника. Вопрос, с какой целью сунули?
– Стой там, где стоишь! – крикнула Янка, обращаясь к Завирухину. – Оружие положи на землю. И твои приятели пусть тоже выложат оружие.
Завирухин не колебался. Его табельное полетело на снег мгновенно. Но вот его коллеги мешкали.
– Ну!
И Янка снова надавила на нож.
– О-о-ой! – взвыла Катюша, которой было теперь больно и страшно. – Яночка, не надо!
Завирухин побледнел.
– Ребята, – умоляюще пробормотал он, оборачиваясь к своим сотрудникам. – Пожалуйста… Как к друзьям к вам обращаюсь! Ради меня!
Еще два ствола полетели на снег.
– Вот так хорошо, – одобрила Янка. – А теперь подгоните сюда вашу машину.
– Не много ли ты хочешь?
– У меня заложница, – напомнила Янка.
– И что? Ну убьешь ты ее, а что дальше? С нами тебе в любом случае не справиться. Какой бы ты себя ни воображала крутой дамочкой, пусть у тебя нож, но нас трое против тебя одной.
– Ты, Завирухин, не станешь рисковать жизнью Катюши. Будь на ее месте другая баба, я бы еще сомневалась. Но Катю ты потерять не захочешь. Правильно?
Завирухин молчал. Он знал, что Янка говорит правду. И Янка знала, что Завирухин это знает.
– В общем, так, подгоните сюда вашу машину, – командирским тоном приказала Янка.
– Ребята, сделайте, как она просит.
Тем явно не хотелось.
– Завирухин, ты…
– Выполняйте!
Когда полицейская машина была пригнана, Янка скомандовала дальше:
– Теперь вы трое садитесь в мою тачку.
– И что? Ты нас в ней заблокируешь, а сама попытаешься скрыться?
– Да.
– Ты поступаешь неразумно. Тебя схватят.
– Кто посмеет остановить полицейскую машину?
– Тебя все равно схватят. Рано или поздно тебя схватят. Твоя игра проиграна. Наследство тебе не достанется.
– А кому достанется? – ухмыльнулась Янка. – Толе? Так он вроде как замарался дальше некуда. Поджогами уже промышляет, а еще священник. Пусть радуется, если сана не лишат. Или вы говорите про Федьку? Так ему вообще труба. У него от общины ничего не осталось. Ни кола ни двора, какой из него претендент? Вот и получается, что я со своими девочками из группы подхожу на роль папочкиной наследницы лучше моих успешных братьев.
Катя недоуменно молчала. О чем это идет речь?
– Моя группа чем не община по просветлению души? – продолжала между тем Янка. – И доход она мне приносит стабильный. Может быть, не на такую широкую ногу все было поставлено, как у Федора, и не так официально, как у Толи, но коли уж братики повели себя так непорядочно, то и я сгожусь для наследницы.
Катя слушала и чувствовала, как крыша у нее окончательно едет. О чем это говорит Янка? И что это у нее за братья такие нарисовались? Раньше Янка уверяла, что ни отца, ни матери, ни других близких родственников не имеет, а потому все свое время, силы и душу тратит на ею же самой созданную группу единомышленниц.
Девчонки регулярно собирались в назначаемых Янкой местах, где обсуждали животрепещущие темы, самая главная из которых заключалась в том, все мужики козлы поголовно или все-таки встречаются среди них и другие копытные? Янка уверяла, что ей жалко этих бедолаг. Но выходит, что Янка действовала не из одной лишь любви к этим несчастным и отверженным страдалицам? У Янки была какая-то своя четко определенная цель? Она тоже создавала общину своих единомышленниц, во главе которых должна была встать? Точно так же, как это сделал до нее отец Анатолий, а потом и дядя Феодор скопировал, пусть и неудачно, опыт своего брата?
Так что же за личность все-таки была эта Янка? И о каких своих братиках она сейчас говорила?
Но подумать обо всем об этом хорошенько у Катьки не хватило времени. Янка уже тащила ее куда-то за собой, усаживала в машину, усаживалась сама. Для того, чтобы сесть за руль, Янке пришлось отпустить нож от шеи Катюши. И та поняла, вот он – ее шанс! Пока Янка не успела далеко отъехать, Катюша еще не одна. Если она сейчас проявит находчивость, Завирухин тут же придет ей на помощь. В этом Катюша была уверена. Всякие сомнения насчет чувств следователя оставили ее, когда она увидела его глаза в тот момент, как Янка грозила ее жизни. О! В этих глазах было все! И ненависть, и ярость, и такая дикая боль за Катюшу, что та поняла: Завирухин ей верный друг на всю жизнь.
И Катя решилась! Она издала призывный вопль:
– Андрей!
И Катюша накинулась на Янку. Та явно не ожидала сопротивления от пассивной до того жертвы. Да еще Катюша навалилась на нее всем своим весом, буквально пригвоздив тощую Янку к сиденью. От неожиданности Янка вывернула руль, и машина, сделав крутой разворот, заехала в сугроб. Дальше ехать было некуда, и машина остановилась.
Между двумя девушками завязалась нешуточная борьба. Янка только казалась дохлой, она была и жилистой, и сильной. Катюша чувствовала, что всей ее массы, откормленной на пирожках и булочках, может не хватить, чтобы придавить эту нахальную особу к стулу. Надолго Катюшиных силенок бы не хватило. Но тут наконец к ней пришла долгожданная помощь! Дверь со стороны Янки открылась, а потом кто-то без всякого почтения треснул ее. Но Янка оказалась на редкость живучей. Даже в этот момент она не выпустила из своих рук нож. И когда Завирухин с коллегами тянули Янку из машины, умудрилась ткнуть им Катюшу прямо в лицо.
Катя вскрикнула, а Завирухин пришел в неописуемую ярость.
– Гадина!
Ребята наконец вытащили Янку из машины, разоружили ее и нейтрализовали с помощью наручников.
– Как ты? – подскочил Завирухин к Кате. – Ох, у тебя кровь!
Катя ощупала лицо, на руках стало липко и мокро.
– Вот, возьми, у меня есть платок.
Завирухин сам вытер Катюше лицо, действуя очень бережно.
– Не пойму, откуда течет кровь? – с недоумением произнес он. – На коже у тебя порезов не видно.
Катюша взглянула в зеркальце машины, да Завирухин был прав, лицо у нее чистое.
– Ура! Шрамов не останется.
– Но откуда бежит кровь?
Кровь продолжала сочиться в районе лба. Оказалось, что вредная Янка порезала Катюше голову. Там просматривалась заметная царапина, которая и кровила так обильно.
– Надо зашивать! Немедленно везем тебя в больницу.
Катюша не возражала. На нее вдруг навалилась такая слабость, что она ничего не могла сообразить. То ли кровопотеря сказывалась, то ли перенесенный шок. Но теперь она могла лишь позволять другим распоряжаться собой. Завирухину пришлось чуть ли не на руках нести ее к машине, и вид у него было до того встревоженный, что Катюша почувствовала себя тяжелораненой и даже немножко всплакнула в машине, воображая, что истечет кровью, что у нее начнется сепсис и что она умрет.
Зрелище собственных красивых похорон с массой цветов и скорбящих родственников во главе с рыдающим Завирухиным было до того трогательным, что Катюша совсем расчувствовалась и разрыдалась. Но Завирухин не мешал ей всхлипывать. Он гнал изо всех сил, лишь время от времени отрывая взгляд от дороги, чтобы кинуть его на Катюшу.
– Ты как? В порядке?
Катюша кивала, отчего кровь начинала идти сильнее, и Завирухина ее кивки не очень-то успокаивали. Но в больнице их страхи мигом развеял сухой и хладнокровный врач.
– Ерунда! Царапина! – объявил он. – Заживет, и не заметите.
Кате быстро опшикали место пореза какой-то жидкостью, отчего она совершенно перестала чувствовать свою голову. А потом врач быстренько зашил место пореза, обработал рану и отпустил Катю на все четыре стороны.
– Можете идти!
Но Завирухин возмутился:
– Как это? Посмотрите на нее, она же вся бледная! У нее шок! И кровопотеря!
Врач от такой нахрапистости слегка растерялся.
– Ну… – нерешительно протянул он. – Можете полежать у нас в палате. Одно место есть свободное.
В палате было всего две кровати. И угадайте, кто лежал на второй? Ну да, правильно. Там лежала Вера!
– Верунчик!
– Катюха! И ты тут! – обрадовалась ей Вера.
И когда их уложили рядышком и Катя рассказала о своих приключениях, Вера ей призналась:
– Знаешь, я вот теперь, после твоего рассказа, что-то смутно вспоминаю о том, будто бы меня ночью из кельи вывела Янка. Но я была как под действием наркотиков. Ничего не соображала. Куда иду, зачем иду? Ничего не понимала. Как думаешь, может такое быть или мне все это кажется?
– Не знаю, как насчет тебя, а на меня Янка совершено точно напала. Этому у меня и свидетель имеется.
И Катюша кивнула в сторону Завирухина, который за все это время не отошел от нее ни на шаг. И смотрел он на девушку таким взглядом… таким, словно боялся, как бы Катюша куда-нибудь не делась. И за руку держал, не отпуская, надо полагать, по этой же причине. Чтобы его любимая вдруг куда-нибудь да не улетучилась.
Вера все поняла и выразительно подмигнула Катюше. Мол, классного мужика себе отхватила. За такого и голову потерять не жалко, что уж там говорить про какую-то крошечную полоску скальпа. А сама Катюша лежала на кровати, приходила помаленьку в себя и думала: как же хорошо все то, что хорошо кончается.
