Глава 18
Но закончилось все хоть и хорошо, но не так скоро, как представлялось Катюше. Сначала было долгое и нудное разбирательство и следствие, в течение которого несколько раз казалось, что Янке удастся выкрутиться. Не удалось. Потом был суд. И уж на этом суде Янке пришлось ответить за все свои злодеяния, каковых у нее насчитывалось немало. И если даже отбросить попытку взять Катю в заложницы, добрая Катя великодушно отказалась подавать на Янку иск, то все равно получалось прилично и тянуло на большой срок.
Начать объяснения, почему Янка вдруг встала на путь разбоя, надо бы с того, что Янка оказалась никакой не Янкой. Настоящее имя девушки было Наташа. Наташа Пантелеева – единокровная сестрица отца Анатолия и дяди Феодора. Им обоим она приходилось сестрой по отцу. Матери у Янки и братьев были разные. Янкой же она назвалась, чтобы запутать следы. В целях конспирации, чтобы у кого-нибудь из ее братцев не возникло случайной аналогии с именем сестры.
Но как же так получилось, что ни один из братьев не признал в Янке своей дорогой сестрицы? Этот вопрос интересовал всех в первую очередь, поэтому сыщики и задали его самим братьям. На этом разговоре присутствовали и другие участники событий. И в первую очередь Катюша, которую Завирухин теперь далеко от себя вообще старался никуда не отпускать.
– Как же вы не поняли, кого пригрели под своим крылом? – спросил Завирухин у отца Анатолия. – Как не смекнули, что у вас под носом орудует ваша же собственная сестра?
Батюшка был откровенно растерян.
– Все мог подумать на кого угодно, но чтобы моя сестренка… Наташка… Ведь я же ее совсем малышкой помню!
– А взрослой вы ее что, никогда не видели?
– Понимаете, мы с отцом как-то не очень тесно общались. Откровенно говоря, почти совсем не общались. И Наташу я в последний раз видел, когда ей было лет двенадцать-тринадцать. Она тогда была нескладным подростком.
Конечно, с тех пор сестра сильно изменилась, превратившись в молодую женщину, она утратила юношескую угловатость. И признать в красивой женщине свою сестрицу отец Анатолий не сумел. То же касалось и дяди Феодора. Но у того было свое оправдание, что отец Анатолий и доложил следствию.
– А Федор, как мне кажется, вообще Наташку никогда и не видал. Он ушел из семьи еще до ее рождения. И с отцом контактировал еще меньше моего. Такая вот у нас «дружная» семья получилась. – И сокрушенно помолчав, он добавил: – Нет, но как же это все-таки получилось? Что хотите со мной делайте, но я до сих пор не могу опомниться, что против меня вредительствовать начала собственная сестра!
– Не только против вас. Но и против вашего брата. Вы оба стояли между ней и вожделенным наследством отца. Впрочем, и нам надо было быть повнимательней. Когда вы случайно обмолвились в разговоре, что в семье вашего отца имеется еще один ребенок – младшая девочка, сестричка, мы должны были уже тогда насторожиться.
– Но при чем тут Наташа? – продолжал недоумевать о своем отец Анатолий. – При чем она в дележе наследства?
– Скорей уж вопрос стоит так, а при чем тут вы с братом?
– Как это? – неподдельно изумился отец Анатолий. – Я же вам объяснял, отец оставил нам с братом наследство.
– Погодите, давайте разберемся. Вы сами говорите, что с семьей вашего отца толком не общались уже много лет. Так?
– Да, это так. Мачеха как-то умудрилась так повернуть дело, что общение практически сошло на нет. Иногда мы перезванивались с отцом, узнавали друг у друга, что и как. Но семейных встреч у нас как-то не случалось. Правда, отец был на крестинах у Пети, но приходил он к нам один. И за стол с нами сесть не захотел, сослался на крайнюю занятость. В последние время мы с отцом стали созваниваться чаще, даже иногда виделись, не у него дома, но виделись. Но отец на этих встречах всегда был один. Мачеха к этому времени уже умерла. А Наташа с отцом никогда не приходила.
– И фотографии сестры вы не видели? Я имею в виду недавние, где она уже не девочка-подросток, а вполне себе сформировавшаяся тридцатилетняя женщина?
– Фотографии Наташи отец мне, конечно, показывал, но я особенно в них не всматривался.
– Почему?
– Наверное, какая-то застарелая обида на отца у меня все же присутствовала. Вот я и думал, если ему нет дела до меня и я не стану им особо интересоваться. Гляну одним глазом, покиваю, и все. Лица и то не рассмотрел.
– Вот видите. Вы сами наказали себя за невнимательность. А теперь внимание, поговорим о Наташе. В семье своего отца вы появлялись нечасто. В последнее время вообще не приходили к ним. Возможно, также и отец вообще не упоминал в разговоре о ваших с ним встречах. Встретились и встретились на нейтральной территории, жене и дочери об этом знать не обязательно. В результате этих маневров Наташа привыкла считать себя единственным ребенком в семье отца. Конечно, она должна была знать о существовании в семье еще двух старших братьев, но ни вы, ни Федор не были для нее реальными персонажами. Так, какие-то имена на заднем плане, в жизни никак не проявляющиеся. Наташа считала, что настоящий ребенок у ее отца всего один – это она. И естественно, она считала само собой разумеющимся, что все деньги после смерти отца достанутся тоже ей одной.
– Интересно, с чего бы это? Мы с братом тоже не в капусте уродились!
– Объяснить это довольно затруднительно. Но факт остается фактом. Для вашей сестры явилось большой неожиданностью, что отец не оставил все свое состояние ей одной. Это стало для нее своего рода шоком. Заставило заподозрить обман и какой-то подвох с вашей стороны. Что вы каким-то образом сумели повлиять на отца, лишив Наташу причитающегося ей богатства.
– Насколько я помню, отец собирался выделить отдельную долю для сестры.
– Он это и сделал. Но Наташа считала, что это крохи, она хотела получить в свои руки все, чем владел отец на момент своей смерти!
– Но это невозможно! Отец четко указал: состояние унаследует тот из нас с братом, кто дальше продвинется на пути духовного просветления.
– Нет, вынужден вам возразить. Это не совсем так.
– Не понял?
– Ваш отец указал в завещании дословно следующее: «Тому из моих отпрысков, кто продвинется на пути духовного просветления дальше остальных, я завещаю все свое движимое и недвижимое имущество целиком и полностью». Понимаете? В завещании не указан пол отпрыска. Это могли стать вы с братом, а могла оказаться и Наташа.
Отец Анатолий и дядя Феодор, который также присутствовал при этом разговоре, подавленно молчали. Они уже начинали понимать, что именно произошло с ними. Они стали жертвой собственной недальновидности. Они исключили из числа претендентов свою сестру, полагая, что она вполне удовольствуется выделенной ей заранее частью наследства и не захочет вступить в гонку за основную массу. А сестра захотела. И даже предприняла для этого ряд мер, чтобы обойти своих конкурентов.
И Завирухин снова обратился ко все еще ошеломленным братьям:
– Вот вы подозревали друг друга в совершении разного рода вредительств, а между тем вы оба чисты друг перед другом. Во всех произошедших у вас в общинах несчастных случаях виновата была ваша сестра.
– Наташка? – ахнул отец Анатолий. – Так это она сожгла у нас в монастыре кухню?
– Взрыв газа был организован вашей сестрицей. Она установила самодельные взрывные устройства на один из баллонов. А после первого взрыва пожар перекинулся на остальные баллоны и они тоже взорвались.
– Поверить не могу, чтобы Наташка… Наша маленькая Наташка и учинила такое!
– Но это еще самое меньшее из ее злодеяний. Сам по себе пожар и уничтожение кухни не могли послужить серьезной помехой планам отца Анатолия завоевать первое место в гонке за отцовским наследством. Вашей сестре пришлось применить всю свою хитрость и изобретательность, чтобы досадить вам обоим в достаточной мере. А ведь пусти она эти свои качества на благое дело, и как знать, вполне возможно, она бы достигла успеха и без вредительства вам двоим.
– Ничего не понимаю, – помотал головой дядя Феодор. – Вот вы говорите, что за всеми неприятностями стоит Наташа, но ведь Залесье подожгла Вера!
– Нет.
– А вот и да! Мы ее там схватили!
– Схватить-то вы ее схватили, да только Вера решительно тут ни при чем.
– Да как же это так?
– Вера стала орудием в руках вашей сестры.
– Хотите сказать, что Наташа ее подговорила?
– Не подговорила, а сперва оговорила, выставив Веру лунатиком и сомнамбулой, бродящей по ночам и вытворяющей всякие каверзы. Чуть ли не сумасшедшей, которая сама не понимает, что творит. А потом Наташа попросту свалила на Веру свою вину за поджог Залесья.
– Так и Залесье тоже наша Наташка спалила?! – ахнул отец Анатолий.
Дядя Феодор просто не мог говорить. Он в этот момент сидел, широко раскрыв рот, и глотал воздух, словно вытащенная на берег рыбина.
– Сестра спалила Залесье?
– Да. Наталья подожгла несколько домов, а вину попыталась свалить на Веру. Ну, и косвенно на отца Анатолия, для чего предусмотрительно перелила бензин в очень приметную монастырскую канистру. Веру она нарядила в не менее приметный красный платок, в котором сама и поджигала дома в Залесье. Это ее вы ловили, да не сумели поймать. А Вера все это время тихо и мирно лежала в сторонке, ведь перед этим Наташа опоила свою ничего не подозревающую жертву сильнодействующим веществом, отчего Вера утратила всякую связь с реальностью и впрямь стала походить на сомнамбулу. Полностью Вера не отключилась, но ее сознание было заторможено. Она выполняла команды своей подруги Яны, вышла с ней из кельи, села в машину, отправилась в Залесье. Там Яна – она же Наталья Пантелеева – совершила поджог, а потерявшую всякую ориентацию Веру преступница оставила на месте своего преступления, не забыв снабдить ее необходимыми уликами – подходящей одеждой, которую сняла с себя, пустой канистрой из монастыря и запахом бензина, которым пропитала одежду на Вере.
– Какая дрянь! – воскликнул дядя Феодор. – Моя воля, я бы ее всласть проучил! Она бы у меня березовой каши-то отведала досыта!
– Только добром, – тут же вмешался отец Анатолий. – Только с любовью!
– Выпорол бы сестрицу так, что сидеть неделю не смогла.
– Но только с любовью!
– Ага, – кровожадно сверкнул глазами дядя Феодор. – С нашей братской любовью и почтительностью.
– Как-то ты это зло говоришь, – укорил брата отец Анатолий. – Кажется мне, что мало в тебе еще христианской любви и прощения.
– Зато в тебе чрез меру!
– Сколько уж Господь положил, – скромно потупился отец Анатолий.
– Лицемер!
– Сектант!
Но религиозный диспут между братьями не успел разгореться. Внезапно дядя Феодор бухнулся на колени перед своим братом и во– зопил:
– За дело меня бог покарал! Прости меня, братец!
– Что ты! Что ты, Федя! – всполошился отец Анатолий. – Что это ты говоришь такое?
– А то и говорю! Эта мошенница – сестрица наша, она ведь у меня в Залесье бывала. Принимал я ее. Привечал даже. Думал, чем не шпион в твоем лагере? Надеялся в своих целях ее использовать. А она мне и впрямь разное про вас рассказывала. Кто приехал да что сказал.
– Ну это не велик грех.
– Да ведь я на тебя, братец, думал, когда проблемы у меня начались.
– А я на тебя.
– Простим друг другу?
– Простим!
И братья обнялись и даже всплакнули на плече друг у друга от избытка переполнявших их чувств. Впрочем, длилась эта сентиментальная пауза недолго. Братья взяли себя в руки. И снова посмотрели на следователя. Что он им еще скажет?
И Завирухин сказал:
– Поджог Залесья и уничтожение кухни в монастыре – это еще не самое страшное из содеянного вашей сестрой.
– А что еще? – пожал плечами отец Анатолий. – Порча строительных лесов, когда лишь чудом у нас в монастыре никто не убился? Если вы про тот случай, то мы до сих пор благодарим Царицу Небесную за это чудо, которое она нам явила.
– Строительные леса – и это еще не все. Есть и кое-что еще.
– Попытка отравить старушек-отшельниц?
– Да, кстати, тоже ловкая афера со стороны вашей сестрицы. Мясо поросенка куплено у одного из вас, под подозрение вроде бы должен попасть он. Но в то же время мясо было другим братом передано своим подопечным старушкам. В итоге подозрение в смерти старушек пало бы сразу на вас обоих. Одним ударом устраняются сразу два конкурента.
Братья помолчали, а потом дядя Феодор произнес:
– Эх, нам бы еще тогда смекнуть, что злодей-то против нас обоих действует. Глядишь, тогда и сами бы догадались, где врага искать.
А отец Анатолий тихо поинтересовался:
– Но и это еще не все?
– Нет, остается самое главное злодейство, затеянное вашей сестрицей и удавшееся ей в полной мере.
Затаив дыхание, братья ждали продолжения. И следователь продолжил:
– В покушение на жизнь старушек-отшельниц вмешался счастливый случай. Отравленное мясо сожрал волк, а старушки остались целы и невредимы. Попостились чуток, но все лучше, чем раньше времени отправиться на тот свет. Но вашей сестрице был необходим последний решающий аккорд. Поджог, порча имущества, сеяние смуты – это все было подготовительными шагами. Под занавес ближе к назначенному юристами сроку ей требовалось нечто такое, что полностью бы сломило вас обоих. Нечто, от чего вы бы не сумели оправиться до надвигающегося первого марта. Нечто очень серьезное. И она понимала, что без убийства ей будет не обойтись. Раз не удалось отравить старушек, которые к тому же стали держаться настороженно и близко к себе никого из монастырской братии не подпускали, она стала прорабатывать себе новую жертву. И такая несчастная душа вскоре нашлась.
– Аксинья, – прошептал дядя Феодор. – Мой грех.
– Да, по вашей вине девушка оказалась темной ночью одна на лесной дороге, где на свою беду и повстречала Наташу. Та прикинулась ласковой и понимающей, пообещала помочь девушке. Не чувствуя подвоха, Аксинья доверилась злодейке. И темной ночью Наташа провела ничего не подозревающую девушку по потайному ходу в монастырскую трапезную, где и убила несчастную.
– Просто так? – не поверил своим ушам отец Анатолий.
– Не просто, а чтобы можно было затем обвинить в этом убийстве вас с братом.
– Но сама Аксинья не сделала Наташе ничего дурного?
– Лично ей – нет.
– Получается, моя сестра хладнокровно убила эту девушку просто потому, что Наташе было необходимо кого-нибудь убить для того, чтобы обвинить в этом нас с братом?
– Да.
– Невероятно, – пробормотал вконец деморализованный отец Анатолий. – Невероятно, как такое существо могло появиться в нашей семье.
Но вот его брата больше интересовали детали произошедшего преступления.
– А тело Аксиньи, получается, преступница выкинула через окно в сугроб, который был уже на территории монастыря?
– Именно так. Тело оказалось в высоком сугробе, который намело под окнами трапезной. За ночь снег засыпал тело, и никто ничего не заподозрил.
– Но ведь снег мог растаять позднее чем первого марта, – задумчиво произнес дядя Феодор. – Я бы уже успел вступить в права наследства. – И сообразив, что сказал что-то не то, он кинул поспешный взгляд в сторону отца Анатолия и добавил: – Ну, или брат бы успел получить деньги.
– Для этого и понадобился взрыв газа на кухне. Пожар растопил снег. И тело Аксиньи нашли гораздо быстрее.
– Я тоже об этом подумала! – воскликнула Катюша. – При мне кто-то сказал, что до весны, до растаявшего снега труп не найдут, я тогда и подумала, а ведь сугроб у трапезной неспроста, должно быть, растаял. Кому-то было надо, чтобы тело нашли раньше.
Она высказалась и снова смущенно замолчала. А Завирухин продолжал:
– Но так как Наташа понимала, что ей никогда не удастся обвинить в убийстве лично отца Анатолия или лично дядю Феодора, у вас всегда нашлись бы необходимые свидетели, готовые подтвердить ваше алиби, она решила, лучшее, что ей остается, – свалить вину на кого-то из близких к вам двоим людей. Сначала она планировала свалить вину за убийство на Петю и Любу – сына и невестку отца Анатолия. Для этого Наташа заранее подготовилась. Стащила у Любы ее нательный крестик. А потом, еще по дороге в монастырь, она, как бы отлучившись от своих подруг, якобы подслушала разговор, в котором некая женщина планировала причинить зло отцу Анатолию.
– Значит, не было никаких женщин на лесной остановке? – снова не утерпела Катюша.
– Не было.
– И цепочку никто из них не терял?
– Цепочку подкинула вам сама Наташа. И визитку с часом посещения Любой спа-салона тоже Наташа подкинула. И крестик Любы на том месте подкинула, мол, учтите, девочки, если что, то все следы ведут к Пете и Любе.
– Люба по спа всяким никогда не ходит, – заступился за любимую невестку отец Анатолий. – Некогда ей. Да и характер не позволяет нагишом прилюдно нежиться.
– Люба в спа и не собиралась. Даже и не думала о таком. Ее на сеанс в спа записала сама Наташа. Это дело нехитрое, по телефону можно записать кого угодно и на какой угодно час. Позвонила, записала, поди потом проверяй, Люба там сама записывалась или без ее ведома ее туда записали. Главное для Наташи было напустить тумана, навести тень на плетень, подвести всех к мысли о том, что против отца Анатолия зреет заговор и что участниками этого заговора могут стать даже самые близкие ему люди – сын и его жена.
– Путала следы, негодяйка!
– И еще как путала, – кивнул Залесный. – Так путала, что под конец едва не запуталась сама. Да еще снова в ее планы вмешался случай. Наташа рассчитывала, что Петя будет неотлучно находиться в монастыре вместе с отцом, как это обычно и бывало. Но тут у Пети вдруг заболевает его младший ребенок, пришлось Пете ехать в город поддерживать там жену, которая и вовсе поселилась вместе с младшим дитем в больничной палате. Наташе бы впору задуматься, что же так не ладится, да и отступиться от своих планов, а она вместо этого только пуще на судьбу и своих братьев обозлилось.
– Погодите, ну не было в монастыре в это время моего Пети, и что? Что это значило для преступницы?
– А значило это следующее: что эти двое – Петя и Люба – на роль подозреваемых больше не годились. Что это за подозреваемые, когда их и в монастыре-то нету? Даже случись что в монастыре, а Петя с Любой вовсе ни при чем и алиби у обоих имеется. Один неотлучно со старшим ребенком сидит, вторая и вовсе в больнице сутками напролет с маленьким дежурит. Пришлось злодейке срочно искать новую жертву, чтобы выставить ее перед всеми виноватой.
И такая жертва нашлась. После некоторых раздумий преступница остановила свой выбор на Вере. Этому способствовали два обстоятельства. Вера, как и все остальные подруги, была всегда под рукой, и ею было поэтому удобно манипулировать. А второе, выбор был не особенно велик. Катю трогать Янка побоялась. Ведь на Катю обратил внимание Завирухин, а Яне совсем не улыбалось напрямую сойтись со следствием. И потом Катя не подходила по комплекции, она была несколько плотней и полней самой Яны. Наташа – их третья подруга – тоже не подходила на роль козы отпущения из-за своего слишком высокого роста, она была почти на две головы выше самой Яны. И у свидетелей могли возникнуть сомнения, ту ли девушку они видели на месте преступления.
– Значит, выбор пал на Веру?
– Да. Вера, если смотреть издалека, больше всего походила на Яну. И жениха среди следователей не имела. Единственный минус, Вера никогда не носила каблучной обуви. А вот сама Яна такую обувь обожала, она добавляла ей необходимые сантиметры роста.
– Точно! – воскликнула Катя. – Янка всегда на каблуках шастала. А я еще, дура, думала, на кого же из наших девок полезут найденные нами шмотки? Темное пальто, кому оно будет впору? А высокие каблуки? И ведь крутилось такое в голове, что Янке они будут в самый раз, но не сообразила до конца. Вот я глупая!
– Ничего, – тут же поспешил успокоить ее Завирухин. – Не ругай себя. Тут столько всего было наверчено, что немудрено заплутать в таком нагромождении лжи.
– А зачем Яна раздела Аксинью?
– И куда делись вещи Аксиньи? Ведь не голой же Аксинья из Залесья убежала в морозную-то ночь?
– Аксинья в полном порядке была! – тут же вмешался в разговор дядя Феодор. – И одета хорошо, и бегала резво. Чуток постращал я ее, это верно, так для ее же блага и для порядка. С бабой по-другому и нельзя себя вести, иначе обязательно на голову сядет.
– Вещи с убитой Аксиньи сняла Яна, – продолжил Завирухин, не обращая внимания на выступление дяди Феодора. – У нее были свои планы для этого. Она хотела подбросить всю одежду убитой девушки Вере. Но потом Яна решила, что и полушубок, и юбка, и сапоги, и кофта, и платок – это слишком много получается. Куда с таким кулем таскаться? Несподручно, да и хлопотно. Могут заметить, поинтересоваться, что это за кутели такие у Яночки? И потом Вера или кто другой может такую груду вещей обнаружить раньше, чем это нужно было Яне. И поэтому она ограничилась тем, что подкинула Вере один лишь платок. Он был достаточно приметным. И к тому же много места не занимает, его Вера и не обнаружила до времени.
– Значит, красный платок, который был у Веры под кроватью, – это платок Аксиньи?
– Да. И этот же платок преступница повязала на Веру, когда оставила ту на растерзание обозленным погорельцам из Залесья. Она понимала, если платок попадет в руки следствия, то его быстро опознают свидетели поджога, жители Залесья, родные Аксиньи. И Вера окажется подозреваемой не только в поджоге, но и в убийстве Аксиньи. Как раз то, чего и добивалась преступница. И в то же время всем будет понятно: самой Вере поджигать Залесье или убивать Аксинью не для чего. Значит, ее об этом попросили. А кто? Кто мог попросить? И ради кого Вера могла пойти на все, что угодно? Только ради отца Анатолия. На него падет новое подозрение, начнется следствие. Такое же следствие будет идти и по делу его брата Феодора. Учитывая неторопливость работы нашей судебной системы, к первому марта братья едва ли будут оправданы. А значит, наследства им не видать. Вот на чем строился замысел преступницы. И он ей почти удался.
После заключительной части выступления Завирухина какое-то время в комнате стояла звенящая тишина.
А потом Катюша спросила:
– А кровь как же?
– Какая кровь?
– Откуда взялась кровь на дорожке возле трапезной?
Все непонимающе посмотрели на Катю. И ей пришлось объяснять:
– Там снег был испачкан. Янка на льду поскользнулась, упала в этот снег и свое пальто испачкала. Это еще в день нашего приезда было, когда мы вечером после работы в прачечной шли в трапезную, чтобы там немножко червячка заморить. Янка в грязный снег и упала и испачкалась, ясное дело. Мы думали, краска у нее на одежде, а потом оказалось, что кровь.
– Это вам всем знак был, – наставительно произнес Завирухин.
– В смысле?
– Обратите, мол, внимание на эту особу. Кровь на ней. А вы и не поняли.
Все над словами следователя невольно задумались. И вроде как даже невольно впечатлились. Ведь и впрямь знак был дан. Впору бы прислушаться.
– Ладно, знак… А кровь-то откуда на дорожке и на снегу взялась?
– Кровь эта совсем из другой оперы, – произнес Игнатий. – Об этом вы и не думайте. Это я поросенка там резал.
– Там? Прямо на дорожке?
– Ну… Так уж получилось.
И Игнатий отвел взгляд в сторону.
– Но почему ты? И зачем?
– Отец Анатолий меня попросил.
Все взглянули теперь в сторону отца Анатолия. Тот откашлялся и объяснил:
– На прошлой неделе я ждал к нам в гости одну очень важную персону из центра. Вот и решил уважить чиновника свежей поросятинкой. Любит он парного мяса откушать, после этого как-то сговорчивей делается. Уже был у меня с ним подобный опыт. А мне с ним ну просто до зарезу об одном деле потолковать надо было. – И разведя руками, отец Анатолий пояснил: – Не для себя старался, для всей обители.
– Мы в Залесье двух кабанчиков купили, – продолжил Игнатий. – Одного кабанчика там же забили, чтобы старушек оделить, они тоже, бедные, без свежего мяска истосковались. А второго кабанчика мы живым в монастырь привезли. Чтобы парным можно было его мясо к столу подать.
– Сам-то я мяса не употребляю, но ради пользы дела, чтобы важного гостя хорошо принять, принес кабанчика в жертву. А Игнатия попросил прирезать хрюшку. Только у него к этому делу руки несподручные оказались. И нож он сломал, и кабанчик от него убежал. Так с ножом в боку и носился по дорожке, пока Игнатий его своим телом не придавил. Догнал, с размаху на кабанчика всем весом рухнул, из того и дух вон.
– Прямо на дороге?
– Да.
– У трапезной?
– Именно там.
– Так это на снегу была кровь поросенка? – осенило наконец Катю.
– Да. Его. Тушку потом в трапезную наверх отнес, там холодно, лучше всякого холодильника, вот я и подумал, пусть до утра тут мясо полежит.
– А обломок ножа, который нашла Вера на этом месте в сугробе?
– То ж я об эту свинью сломал, – признался Игнатий. – Случайно вышло.
Завирухин, который внимательно слушал этот рассказ, хмыкнул:
– Сдается мне, что кабанчик этот нелегкую смерть принял.
Игнатий с отцом Анатолием потупились.
– Нехорошо получилось, что и говорить, – признался отец Анатолий. – И главное, кабанчика-то мы завалили, а чиновник так и не приехал! Заболел, говорит. В другой раз приеду. Ну, будем ждать. Только свежей свининки ему уже не будет, хватит. Один раз намучились, и будет.
– А все почему? – неожиданно вмешался в разговор его брат. – Не надо было вам из-за благосклонности важного чиновника устав монастырский нарушать и живую душу губить.
– Чью душу? – не понял отец Анатолий.
– Кабанчика этого. Пусть он и свинья был, а все равно живая тварь. Коли уж зареклись никому зла не делать, так и свинью надо было мне поручить забить. Мне не грех, я такого зарока перед Богом не давал. Что бегает, летает да ползает, все человеку в пищу годится. Лишь бы понапрасну не губить, а так можно.
– Кабанчика пожалел, а Аксинью… – раздался чей-то осуждающий шепоток. – Выходит, девка дешевле свиньи у тебя ценится?
Феодор вспомнил, что и за ним грешок водится, смутился и замолчал. Вообще-то он здорово присмирел в последнее время. Утратив свои владения и былую власть, он на многие вещи теперь смотрел совершенно иначе. Бывший хозяин Залесья снизошел даже до того, чтобы извиниться перед Катюшей. Сделал он это весьма своеобразно, но все-таки сделал.
– Ты, девка… это…того, – сказал он ей, как-то подкараулив Катюшу одну, отчего она чуть не померла, увидев этого страшного человека снова перед собой. – Словом, не держи на меня сердца. Зла я тебе не желал, когда к постели склонял. Пугать пугал, признаю, но это так, для порядку. Я же не убийца какой, мне самому ласки хочется. А то бегут от меня девки, что тут поделаешь? Какую в дом ни возьму, все удрать норовит. А мне тоже любви хочется. Я же не виноват, что урод собой.
Катя и не думала ему сочувствовать. Горб в любви не помеха, считала она. Но если хочешь любви, научись любить сам. А то что это за любовь такая, когда бабы одни розги да колотушки от своего мужика видят? Женщине тоже ласки хочется. А если женщин постоянно бить да пугать, тут любая сбежит даже от самого что ни на есть писаного красавца.
Хотела так сказать Катюша, да не осмелилась. Так и разошлись они с дядей Феодором, не до конца примиренные. Катя в присутствии горбуна по-прежнему цепенела от страха, хотя и знала от своего Завирухина, что обвинение в травле своих многочисленных любовниц с дяди Феодора снято. И большую часть бывших пассий дяди Феодора следственным органам разыскать удалось. Девушки были живы и подтверждали, что от дяди Феодора сбегали по причине его чрезмерных сексуальных запросов.
– Не выдерживали с ним девки, вот и все дела. Говорят, что от шалостей дяди Феодора у них все тело потом болело. Сколько могли терпели, а потом у девок терпелка лопалась, и они сбегали.
Не повезло одной лишь Аксинье, которой в недобрый час встретилась на пути Янка, она же Наташа Пантелеева. Почему так случилось, неизвестно. Но за совершенные ею преступления Наташе предстояло ответить перед судом. И выплатить материальный ущерб пострадавшим сторонам тоже еще только предстояло. Впрочем, братья не собирались отнимать у Наташи последнее. Надеялись больше на страховые выплаты, поскольку следствием теперь было установлено, что личной вины братьев в порче общественного имущества нету.
– А потому положенных выплат страховым компаниям не избежать.
У отца Анатолия и дяди Феодора вообще в последнее время намечалась такая тесная дружба, что они даже насчет наследства договорились мирно. Звучало это следующим образом. Кому бы из братьев ни достался приз, он поделит его поровну со своим братом.
– Потому что не дело это, чтобы зависть и злобу вокруг себя плодить. Что деньги? Что богатство? Сегодня оно есть, завтра уже нет. Правильно я говорю, брат?
– Правильно!
– А ссоры в семье из-за денег – это уж самое последнее дело. Что мое, то и твое. Верно я говорю, брат?
– Верно.
Так и закончилась эта история. Старушек-отшельниц к Пасхе перевезли в их новые кельи. А коллекцию советского фарфора и старинной вышивки от бабушки Матрены и бабушки Меланьи, с которыми старушки не захотели расстаться, по распоряжению отца Анатолия поместили в отдельное помещение с указанием, от кого и при каких обстоятельствах получен монастырем сей дар. Так и было положено в монастыре начало новой традиции.
Со временем монастырская богадельня обзавелась и другими обитательницами, которым тоже не хотелось при переезде расставаться с дорогими их сердцу безделушками. И каждая бабулька тащила с собой какие-нибудь вазочки, салфеточки, ковры, а некоторые так и старинную мебель волокли. И постепенно импровизированный музей обрел известность, а приезжающие паломники завели новую традицию: они стали свозить к отцу Анатолию разные безделушки и памятные сувениры, настаивая, чтобы и их имена были бы увековечены на табличках под витринами.
И как-то очень быстро коллекция разрослась до такой степени, что пришлось отцу Анатолию выстроить для музея отдельное здание и завести в нем смотрителя, верней, смотрительницу и экскурсовода в одном лице, потому что каждый экспонат в новом музее сам по себе был целой жизненной историей, зачастую очень поучительной. Экскурсовода было решено взять молодую и прекрасную, чтобы не на одну коллекцию, а и на нее саму тоже посетителям приятно было взглянуть.
И кто бы вы думали стал смотрителем и экскурсоводом в этом новом музее? Да, точно вы угадали. Там сейчас работает наша с вами милая Катюша. Она все-таки вышла замуж. Сбылась ее давнишняя мечта. И скажу даже больше, Катюша не просто вышла замуж за Завирухина, то есть зарегистрировав свои отношения с ним в ЗАГСе, и на этом все, она еще и обвенчалась со своим любимым мужем в полном согласии с намеченным ею самой когда-то жизненным планом.
После свадьбы Катюша осталась жить вместе с мужем и его мамой в их уютном славном домике с садиком и фруктовыми деревьями. Об оставленном ею Питере она не жалеет. На новом месте и друзья новые нашлись, и работа сыскалась. И как-то так все очень удачно сложилось, что теперь про саму себя Катюша может смело сказать, что счастливей ее человека нету на всем белом свете.
А что думает по этому поводу Завирухин, знает только он сам. Но судя по тому, что все свое свободное время он проводит рядом с молодой супругой, и он тоже о сделанном им выборе отнюдь не жалеет.