Глава 22

С тех пор как судьба Карата решительно свернула на непредсказуемую стежку, практически сто процентов времени он проводил на стандартных и стабильных кластерах, как все прочие иммунные.

Но был в его биографии миг, из-за которого говорить о чистых ста процентах нельзя.

А сегодня этот миг повторился и грозил затянуться надолго.

Возможно, навсегда.

Трава, сминаемая подошвами, рассыпалась со звонким хрустом, будто это и не трава вовсе, а тончайшие изделия мастера-стекольщика. Звук пробудил детские воспоминания о временах, когда Карат доламывал пострадавшие украшения с новогодней елки (или даже успешно покушался на целые).

Стеклянный хруст шагов и тяжелое дыхание двух людей, забредших в места, в которые соваться не следует, – это единственные звуки, которыми сопровождалось продвижение Карата и Пастора с момента, когда они спустились к подножию того самого пригорка, с вершины которого удалось разглядеть специфические особенности начинавшегося ниже кластера. Здесь не пели птицы и не стрекотали кузнечики, лишь изредка налетавшие порывы ветра шевелили стебли травы и ветви деревьев, из-за чего возникал едва слышимый то ли шелест, то ли перезвон.

А вот и очередной порыв, на редкость сильный, эдакий миниатюрный шквал, который выдыхается за несколько секунд, но способен успеть вырвать зонт из рук или засыпать глаза колючей пылью. Затрепетала крона дерева, одна из веток отломилась, полетела вниз, стуча при этом по другим ветвям и при ударах рассыпаясь со стеклянным хрустом.

До земли долетела лишь поблескивающая антрацитовая труха.

Такие места в этом мире называют черными или мертвыми. Карату больше нравится второе определение, потому что здесь и правда нет ничего живого. Те же деревья и кусты, та же трава, обычные домишки виднеющейся далеко левее деревушки, и комбайн, застывший на краю поля, с виду ничем не отличается от виденных ранее.

Кроме одного большого НО – на мертвом кластере абсолютно все состоит из поблескивающего антрацита, и только.

Нет, каменный уголь тут ни при чем, просто очень на него похоже, аналогию получше Карат подобрать не сумел. Он понятия не имеет, какой химический состав у этой субстанции, которая неизбежно заполняет собою все, что попадает на такой кластер. Процесс далеко не мгновенный, допустим, человек способен протянуть здесь несколько часов, после чего умирает, и лишь потом чернота начинает пожирать его тело.

Но сам процесс пожирания начинается с первых шагов по мертвой земле, просто поначалу он не столь заметен и разрушителен, исподволь работает, подтачивает неспешно, но верно. Новичкам, не приспособленным к Улью, лучше вообще в такие места не соваться. Карат это знает по себе, сталкивался однажды, не забыл, каково ему тогда пришлось. Нет, не сказать что загибался от боли, но до того тошнотворно, что словами не передать – небо от земли отличить не мог, смешной ширины черную полоску преодолевал, извиваясь, как червяк, перекатываясь с боку на бок, чудом не потеряв направление.

Но, по меркам Стикса, это было давно. Время прошло, Карат изменился. Не так, конечно, как люди, вроде Пастора, но чернота его с ног сбить не может.

Точнее, может, но не с первых шагов. Свое она обязательно возьмет, но позже.

Не сказать, что сейчас обошлось без негативных ощущений. Да, подташнивало, да, головокружение то и дело накатывало, губы болезненно ссыхались, глаза резало – в общем, нехороших симптомов хватало. Но это можно терпеть, и, главное, нет нужды ползать, Карат держится на ногах, ходит уверенно, не падая и не спотыкаясь.

Пастор сразу предупредил, что идти придется далеко.

Ему хорошо, он старожил Улья, таким везде проще, даже на мертвом кластере. Карат в сравнении с ним – тот еще слабак, как бы не окочуриться на опасно затянувшемся пути. Шутки в сторону, тут даже электроника не выдерживает, выходит из строя, и вообще с электрическими процессами беда.

Ну какие могут быть транзисторы и микросхеме в древнем мопеде с простейшим движком? Ну да, свеча дает искру, провода и все такое, но техника дубовая, все на свете выдерживать обязана.

И тем не менее любой двигатель здесь глохнет сразу, а затем не всегда заводится после самого кратковременного пребывания на черноте. Мертвый кластер достает даже до самолетов, причем чем выше они пролетают, тем сильнее страдает как электрика, так и люди – сердце может вмиг остановиться даже у иммунного, которого трудно назвать новичком.

Еще одна подлая особенность черноты – ее невидимые границы уходят вверх под непостоянными углами. У таких кластеров тоже есть что-то вроде перезагрузки – явление непредсказуемое, многое меняющее, так что маршрут, по которому самолеты летали вчера и сегодня, завтра может преподнести неприятнейший сюрприз.

То, что здесь электроника не выдерживает, наводит на самые мрачные мысли, даже без учета окружения (надо признать, мрачнейшего). А когда зелень овсяного поля, оставленного позади, окончательно скрылась за черными деревьями, стало так тоскливо и страшно, что хоть бери да вешайся. Нервишки у Карата обычно не шалят, но тут будто взбесились, так и подмывало помчаться назад без оглядки. Очевидно, кластер на мозг воздействует или напрямую на психику – поди пойми. Но то, что настроение явно ненормальное, крайне нетипичное – очевидно.

Тошно и телу, и душе, шагают без разговоров, каждая минута кажется часом, а это еще больше заводит механизм то и дело накатывающих приступов паники, ведь всякий знает – на мертвом кластере долго не проживешь, он убивает медленно, но верно.

Но они не поворачивают назад, забираются все дальше и дальше в царство стеклянной травы, конца-края которому не видно.

Карат в первый миг даже глазам не поверил. Они успели настолько привыкнуть к сплошной черноте, что зеленое пятно, выхваченное взглядом среди мертвых ветвей, показалось неестественным, откровенно чуждым и даже пугающим.

Будто окровавленного призрака в разгар выступления клоунов увидел.

Но нет, вот еще пятнышко, а дальше еще и еще. И вот наконец черные деревья очередной превращенной в уголь лесополосы остались за спиной, а впереди во всей неброской красе предстал обычный пейзаж слегка всхолмленной лесостепи: пологие склоны, рассекающие их овраги, богатая зелень в низинах и скромная на возвышенностях.

Откуда только силы взялись – Карат припустил так, что успел догнать далеко вырвавшегося вперед Пастора до того момента, как тот переступил через черту, разделяющую черное и зеленое.

Когда наконец при очередном шаге обошлось без треска сокрушаемого тончайшего стекла, Карат едва удержался от того, чтобы не рухнуть на землю и валяться в счастливом изнеможении.

Жив. Добрался. Теперь ему на все плевать, даже на то, что за ним прямо сейчас из вон тех кустов могут таращиться зараженные.

Но Карат сдержался, ни на миг не сбился с привычного ритма, так и продолжал идти за Пастором. Тот даже не замедлился, шел, как прежде, будто машина заведенная, а не человек. Да что он вообще творит?! Собрался шагать до утра?! Ведь солнце уже заходит за горизонт, завершая наконец этот бесконечно растянувшийся день. Может, сектант и правда сверхчеловек, как намекал, вот только о Карате такое не скажешь, после столь длительного марша по черноте ему, как никогда, требуется отдых.

Да и перед чернотой он неплохо ногами поработал. В сущности, как начал этим заниматься еще до рассвета, так и продолжает. Денек выдался щедрый на события и серьезные физические нагрузки.

Пастор, прекрасно понимая, о чем сейчас думает его пленник, смилостивившись, пояснил:

– Нам надо перейти возвышенность впереди, после нее станет легче. Спустимся к ручью в балке, родники по нему выходят, хорошая вода. Лучшее место для ночевки на этом кластере.

Ночевать без крыши над головой? Конечно, ничего плохого в этом нет, но все же спящий человек уязвим, поэтому по возможности надо стараться отдыхать в домах, сараях, гаражах, то есть там, где можно хоть как-то перекрыть доступ к своей беззащитной тушке, успеть проснуться при подозрительном шуме и встретить врывающуюся тварь во всеоружии.

Пастор и на эти невысказанные мысли ответил:

– Это мелкий стаб, что-то вроде увеличенного тройника. На нем нет никого опаснее сусликов, даже кролики не водятся. Когда-то водились, их было много, но потом случилась эпидемия, передохли все до единого, а новым взяться неоткуда.

– Зайцы, – устало произнес Карат.

– Ты о чем?

– Может, я и не прав, но у нас не говорят – кролики. Все, кто с ушами и не в клетке, – это зайцы.

– Не важно, здесь ни кроликов, ни зайцев нет. Чтобы сюда добраться, нужно через черноту пройти, а она тут со всех сторон и тянется далеко. Мы с тобой проскользнули в самом узком месте, чуть в сторону, и на час дольше идти придется, не каждый добраться сумеет. В сплошную черноту ни зараженные не забираются, ни звери, только человек. Но человек далеко не уйдет, на ваших картах она здесь сплошная, никому не придет в голову в нее лезть.

– Раз ты знаешь про этот стаб, кто-то все-таки когда-то залез.

– Я не такой, как все, я знаю много закрытых для тебя вещей, это моя работа – узнавать тайное. Доводилось по черноте ходить?

– Один раз, в самом начале.

– И как тебе первые ощущения?

– Тяжеловато пришлось.

– Это да, новичков на ней наизнанку выворачивает. Зато опытным легче, как видишь. И удобнее.

– И в чем удобство?

– Ты же сам мне говорил, что дорога к нужному месту только одна, и чернота ее поджимает в опасных местах, там нас засада может поджидать.

– Да, так и есть, поджимает. Я с Рэмом как раз и нарвался на засаду возле такого места.

– А мы никуда не поджимаемся, мы напрямую движемся. Это и есть удобство.

– Пастор, далеко мы так не уйдем, чернота не сплошная, дальше она закончится.

– Закончится, но не надолго, через несколько километров опять возникнет. И если знаешь, как нужно ходить, никогда не попадешь в ситуацию, когда впереди просветов в черноте нет, а назад уже не вернуться, потому что твое время выходит. Знаешь, что с такими несчастными случается? Они обычно почему-то присаживаются там, где теряют последние силы, и замирают в таком положении. Получаются сидячие статуи из черного опала. Чернеют они быстро.

– На опал не похоже, я это антрацитом называю – черное и блестит. Ваша секта по таким местам прячется, раз ее до сих пор не прищучили?

– Провокационный вопрос, ты прекрасно понимаешь, что ответить я не смогу. Давай лучше о черноте поговорим.

– А что о ней говорить?

– Ну как это, что? Вот, к примеру, знаешь ли ты, что своим существованием Полис так же, как почти все прочие поселения этого региона, обязан именно черноте?

– Не знал, да и не думаю, что все с тобой согласятся.

– Умные согласятся, а мнение интеллектуального большинства не имеет значения. Не буду вдаваться в подробности, но раньше все было не так, раньше орды одна за другой беспрепятственно кочевали и на восток, и на юг, и на север – куда угодно, здесь располагался их… как это сказать… их проходной двор. Все начало меняться около века назад, точную цифру никто не назовет. Исподволь, постепенно, поначалу незаметно. Чернота расползалась именно там, где она удачно вписывалась в уже существующие ландшафтные преграды, главным образом водные. Со временем привычные лазейки захлопнулись, зараженные начали выискивать новые, но они тоже постепенно заполнялись чернотой. В итоге мы пришли к ситуации, когда орды, формирующиеся в удаленных западных районах, уходят или на юг, или на север, только там они могут с комфортом добираться хоть до самой Внешки, во всех прочих местах или путаются в лабиринтах черноты и воды, растрачивая силы в долгих блужданиях, или вообще не находят выхода. Широкомасштабные нашествия стали редкостью. Таким образом образовался пригодный для жизни регион со множеством удобных для создания поселений стабов, удаленный от Внешки и, к сожалению, почти отрезанный от юга, и от севера – и туда, и туда отсюда непросто добираться. Очень география мешает, к тому же и зараженные, и внешники свою лепту вносят, без них в Улье было бы скучно жить. Но в большинстве районов обстановка спокойная. Конечно, я говорю о спокойствии по меркам Улья. Ты Полис видел, сам должен такие вещи понимать.

– Мне местное спокойствие не очень понравилось.

– Ты пока новичок, тебе не с чем сравнивать. Но в принципе я с тобой согласен – Полис не лучший стаб, но учти, что такое же можно сказать обо всех прочих. Тебе лучше вообще забыть, что было до Улья, не надо сравнивать, такой жизни у тебя уже не будет никогда. Угодить тому, кто все время оглядывается на прошлое, здесь невозможно. Ну теперь ты понял, в чем роль черноты?

– Не думаю, что она создана исключительно ради нашей безопасности.

– В этом ты, конечно, прав, но почему нам нельзя пользоваться ее побочными эффектами? Все, что помогает жить, ценно. Я бывал на востоке. На том самом востоке, за которым нет ничего, кроме черноты. Слышал о таком месте, о границе мира?

– Удавка? Линия, за которой ничего нет?

– Так считают только те, кто мало знает. Нет никакой линии. Однажды я забрался на высокую вышку и с ее вершины долго смотрел на восток. День был ясный, а бинокль хороший, я смог заглянуть далеко. Я видел островки зелени и пятна воды, окруженные этим, как ты говоришь, антрацитом; видел, что чем дальше на восток, тем меньше их становится; а затем, за какой-то очень и очень нечеткой чертой, будто отрезало – за ней лишь сплошная чернота тянулась, ничего, кроме нее, разглядеть не получалось. И эти пятна, они иногда отстоят так далеко от соседних, что выбраться оттуда даже мне не под силам, а уж тебе тем более. Они часть Улья, но, получается, живут сами по себе, ни с чем не связаны. Далеко не всегда это стабы, хватает и стандартов, с которыми могут прилетать деревни и города. Представь, каково это, проснуться поутру и обнаружить, что твой город окружен мертвой зоной, по которой и трех шагов не пройдешь, потому что ты новичок, ни на что не способный, упадешь, и метра не преодолев, и, если не выберешься назад, умрешь и почернеешь. В такой ситуации имеется, конечно, значительный плюс – твари из окрестностей не набегают, но совсем без них не обойтись, ты же понимаешь. Соседи, родные и друзья превращаются в зомби из телевизора и начинают поедать тех, кто превращается слишком медленно или вообще не собирается превращаться. Проходит время, на кластере остаются только зараженные и новички, которым повезло пережить первые дни и как-то приспособиться. И те, и другие существуют на все том же пятачке, выбраться с которого невозможно. Кто-то, переборов себя, все же уходит куда-нибудь, чтобы спустя минуты или часы присесть и, застыв в такой позе, начать чернеть, другие остаются до самого конца. То есть до перезагрузки. Уходят под откат, погибают в один миг или превращаются в идиотов, на их место прилетает новая порция мяса, которое быстро осознает, что оно заперто со всех сторон, и цикл полной переработки повторяется. Раз за разом одно и то же, никто не выживает, надежды нет вообще. Так что тебе сильно повезло, что ты не оказался в таком вот необычном кластере.

– Тебе тоже.

– Нет, обо мне говорить не надо, со мной другая история, и она не похожа на твою.

– Как в таком кластере могут остаться иммунные? Нестыковка получается.

– О чем ты? Иммунные всегда остаются, первые проценты или доли процента – почти всегда по-разному, но полного заражения не бывает.

– Я не об этом. Сколько иммунный продержится без живчика? А какой период перезагрузки? Это ведь может растянуться на месяцы, а столько не протянуть. Их ведь начнет корежить, а они знать не знают, в чем проблема, и объяснить некому.

– А, вот ты о чем. С этими, с запертыми людьми, обычно все просто. Есть такая особенность у новичков – если они не выходят из родного кластера ни на шаг, не сильно напрягаются, не голодают и не получают серьезные травмы, потребность в споровом растворе у них остается на минимальном уровне. Максимум, что им грозит: головные боли, легкие недомогания, сонливость. Протянуть месяц или два до перезагрузки могут с легкостью, в некоторых случаях даже больше. Правило это работает не везде, и надо не забывать, что даже один шаг за пределы родного кластера превращает тебя в обычного иммунного со стандартной споровой зависимостью. Хотя твой вопрос, конечно, интересен. Карат, ты никогда не задумывался: как мы вообще догадались, чем надо спасаться?

– Не приходило в голову, она у меня вечно другим занята.

– Ответ прост, он на поверхности лежит, не заметить его тяжело, я думал, что это каждому известно. Все дело в том, что это в нас заложено на уровне инстинкта. Даже если совсем несведущему новичку попадет в руки споран, он его, не задумываясь, забросит в рот, не протерев и без малейших колебаний. Разумеется, это в том случае, если он уже страдает от споровой лихорадки.

– И что с этого? Споран надо растворить в спиртовом растворе и процедить, а не глотать.

– Я не говорил, что попавшие в трудную ситуацию новички его глотают. Они его обсасывают, как леденец. Слюна, конечно, не спирт, но она богата ферментами и медленно растворяет споран. И вот еще что интересно – растворяется именно то, что нам требуется, а та «щетина», которая при попадании в желудок может тебя отравить, остается. При таком способе употребления ее, конечно, не процедишь, но это необязательно, можно просто выплюнуть – результат будет таким же. Она не хаотично распределена по виноградине, у споранов радиально-лучевая структура, ядовитые иголки, или, правильнее, волокна, тянутся из общего центра к краям во все стороны, прикреплены они достаточно надежно. Получается, если не грызть зубами, обсасывать осторожно, ничего плохого не случится, главное – ни в коем случае не проглатывать остаток, это даже для старожила неприятно, а новичка может убить.

– И откуда у новичков берется такой инстинкт?

– А вот это, Карат, королевский вопрос, как, впрочем, и многие похожие на него. Подумай над ним. И над другими тоже подумай. Улей любит тех, кто думает не только о нашей вечной проблеме.

– Вечная проблема – это как бы прожить еще один день?

– Ну а какая же еще?

С местом для ночлега Пастор не подкачал – Карату оно понравилось. Балка с пологими склонами, которые утопают в зелени кустов и невысоких деревьев – есть, где уединиться, не попадаясь никому на глаза. Хотя прятаться здесь не от кого, но эта потребность уже успела въесться в мозг, располагаться на открытом месте не хочется даже ненадолго. Вода в роднике тоже пришлась по вкусу – холодная, чистейшая, такую хочется пить, не останавливаясь. То, что источник облагородили при помощи кусков гранита, а рядом из таких же камней соорудили очаг, лишний раз доказывает, что этот весьма и весьма уединенный стаб иногда все же посещается.

Теми, кто знает о его существовании.

Пастор задумал почти немыслимое – начал ломать сухие ветви и предложил Карату заняться тем же самым. Решил костер развести, благо имеется готовый очаг, где можно с незатейливыми удобствами согреть уважаемую всеми иммунными тушенку.

Вот ведь эстет, ее и холодной употреблять можно или на таблетке сухого горючего подержать, а костер – это тебе не сигарета, едва тлеющая, это источник серьезного пламени, которое зараженные способны разглядеть за много километров. Запашок, само собой, тоже унюхать не проблема, ну и плюс ко всему прочему – столб демаскирующего дыма.

Тут, конечно, низина, может, и некого бояться, но как-то не по себе. Хотя, если вспомнить недавнее прошлое, Карат и сам однажды решился на такое. Но в тот раз он расположился на острове, окруженном широкой водной гладью, столь нелюбимой зараженными, удаленные берега утопали в тростнике на всем протяжении, заметить через его поросли костер – все равно что через бетонную стену пытаться рассмотреть включенный телевизор. К тому же тот костер и костром назвать язык не повернется – так себе костерок. Вдобавок чуткий сон Карата сторожил Гранд, а кот в вопросах безопасности подводил редко, зараженных он обычно засекал до того, как те замечали его хозяина.

Эх, серый-серый, что же с тобой сейчас? Где ты? Твое племя неистово ненавидит воду, и тут вдруг такая незадача… А Диана? А Шуст? С ними ты не пропадешь, но весь вопрос в том, живы ли они или сгинули той непростой ночкой?

Пастор, поставив открытую жестянку на прилично отстоящий от огня камень, пояснил:

– Попробуй, как я, чтобы не сильно пропекало. Греется медленно, но зато вкуснее получается.

Карат, вертя в руках плоскую банку, ответил не в тему:

– Разговор есть. Серьезный.

– Вы, новенькие, любите поговорить.

– Да и ты не отмалчиваешься.

– Согласен, есть за мной такая слабость. Так о чем ты поговорить хотел?

– О том, что пора изменить форму нашего сотрудничества.

Пастор, покосившись исподлобья сузившимися глазами, подтянул к себе пулемет, при этом спросив односложно:

– И?

Карат, ничего не говоря, поставил так и не распечатанную банку на землю, поднял руку, пошарил по шее, клацнул застежкой, подчеркнуто-хладнокровно, даже не моргнув от тщательно скрываемого нервного напряжения, снял ошейник и спокойно заметил:

– Наверное, ты забыл, но электроника на черноте не живет, особенно включенная. Секунды-другой обычно хватает для тонкой, минуты для той, которая попроще, все, что кроме проводов и подобного примитива, в итоге в бесполезный хлам превращается. Я не радиоинженер, но понять, что подобное устройство простым не назовешь, могу. И у меня сейчас устали только ноги, сам я слегка отошел, запас сил кое-какой появился. Может, ты и долго здесь прожил, но сам говорил, что тебе не повезло на боевые умения, а мне, чтобы добраться до тебя, много не понадобится. Оружие тебе не поможет, ты даже не представляешь, что происходит, если я, ускорившись, просто толкаю кулаком в челюсть. Неприятное зрелище, на него даже смотреть не хочется, не говоря уже о том, чтобы самому в этом поучаствовать.

– И что при этом происходит с твоей рукой? – без напряжения, почти равнодушно спросил Пастор.

– Неприятно, конечно, но на куски не разлетается. Сектанты одной миролюбивой секты, не чета вашей, объяснили мне этот момент тем, что Улей не просто дарит, он еще и приглядывает, чтобы ты сам себя его подарком не убил.

– Да, тут они правы, Улей предусмотрителен. Почему же сидишь? Мог бы давно меня ударить, что тебе мешает?

– Говорю же – разговор есть, а тебе после такого удара будет не до разговоров. Ошейник какой-то странный.

– Еще бы ему не быть странным, я ведь его из секс-шопа прихватил. Игрушка для интимных игр, таким старикам, как я, иногда хочется чего-то необычного. Улей ведь дает нам многое, в том числе гормоны подростков, но вот новизну ощущений приходится обеспечивать самостоятельно.

– Надеюсь, ты не с этими мыслями надевал его на меня? – спросил Карат, постаравшись не выдать чувства, которые охватили его при известии, что все это время его пугала до дрожи безобидная игрушка для забав взрослых дядь и теть.

– Нет, конечно, в этом плане ты мне неинтересен. Способ, на первый взгляд, глупый, но многих так удерживать удавалось. До тебя безотказно срабатывало, все верили, что он голову оторвет в случае ошибочного поведения.

– Я тоже верил.

– Карат, я не такой уж и жестокий человек, и я над тобой не издевался, это всего лишь легкая мера предосторожности.

– Которая теперь больше не работает. Да и никогда не работала, уж ты-то знал, что это просто безделушка. Пастор, тебе от меня кое-что надо. И мне от тебя тоже кое-что надо. Скажу больше – у тебя хорошая карта, и я разобрался, где именно лежит то, на что ты хочешь посмотреть. Но просто так я тебе его не покажу, тебе придется заплатить.

– И какова твоя цена?

– Мне нужна информация.

Пастор подтащил пулемет еще ближе и, делая вид, что не замечает, как при этом напрягся Карат, безмятежно произнес:

– Задавай свои вопросы, а я займусь чисткой пулемета. Это занятие разговаривать не мешает, совмещу два полезных дела.