Глава 23
С пулеметчиками, которым доводилось стрелять не только по мишеням, Карат в прошлой жизни сталкивался неоднократно. В двух случаях познакомился с ними достаточно близко, чтобы запросто общаться на самые разные темы, и оба раза оказывалось, что этих ребят проблематично причислить к нормальным.
Один обожал фотографироваться на фоне разрушенных артиллерией домов, сожженной техники и убитых солдат противника, да и с погибшими однополчанами не брезговал пару кадров сделать, все прочие пейзажи его совершенно не возбуждали. Со своей девушкой он переписывался часто, и переписка выглядела иллюстрацией к печальному диагнозу, потому что к каждому посланию он прикреплял однотипные фото, где на разные лады попирает ногами дурно выглядящие трупы или стоит под деревом, на ветках которого взрыв развесил чьи-то кишки. В общем, сюжетов можно припомнить массу, но все они, по сути, одинаковы.
С другим невозможно было полноценно поговорить, кроме «да» и «нет», он практически ничего не произносил, исключение сделал лишь однажды, закатив длительный переполненный горем монолог на тему того, что сильно обжег руку, меняя ствол, а она у него основная, левой дотянуться до середины спины не в состоянии и поэтому, почесываясь, испытывает болезненные ощущения.
По результатам этих наблюдений Карат начал подумывать, что всему виной специфичность оружия. И тяжелое, и применять его не абы как надо, это тебе не автомат, с которым везде без напряга проскочишь, и о выборе позиции можно задумываться не так основательно. К тому же не просто жми на спуск, а еще и не забывай, смотри, чтобы в лентоприемник что-нибудь постороннее не затащило, за стволами следи, пока до белого каления дело не дошло, помни, что быстрая перезарядка – не твой конек, с теми же автоматчиками, которым всего-то и надо – отстегнуть пустой магазин и вставить полный, ты никогда не сравняешься.
Ну и самое нерадостное: пулемет – это сильнейший раздражающий стимул для противника. Вражеские пулеметчики, снайперы, минометчики – в общем, абсолютно все реагируют на звук работы этого оружия одинаково.
Они делают все возможное ради того, чтобы пулемет как можно быстрее умолк.
Пастор серьезно поколебал уже было сформировавшееся предубеждение в отношении любителей этого вида оружия – нормальнее человека вообразить трудно.
Одно смущает – этот невозмутимый субъект состоит в секте, запрещенной на всей цивилизованной территории Стикса, она в том числе славится тем, что практикует такую дикость, как человеческие жертвоприношения, и потому по степени опасности стоит лишь на ступеньку ниже каннибальских культов, причем не всех.
Карат, уютно устроившись возле очага, сжато рассказывал многое из того, что с ним происходило после самого злополучного жизненного эпизода, когда его «уазик» основательно засел в коварной грязище Хаткинского поворота. В те времена у него было настоящее имя, данное родителями, а не прозвище от случайно подвернувшегося рейдера, склонного к злоупотреблению крепким алкоголем и дебошам.
Рассказал, как крестный покинул его в опасный момент, как самым обычным ломом ухитрился убить кошмарного рубера, по большей части случайно угодив в стык прикрывавших верхнюю часть головы пластин, перед этим хитро подставив тварь под сильнейший удар.
И про жемчужину, которую добыл самостоятельно, тоже рассказал, и обо всем остальном, связанном с подарками Улья.
Зачем он выдает все эти подробности, Карат сам не понимал, но ему казалось, что он поступает правильно. Хорошо бы добиться встречной откровенности, так почему бы не выдать то, что ничего не стоит? Так сказать – сделать первый шаг ко взаимному обмену ценной информацией.
Все, что требовалось сообщить, по сути, уместилось в последних трех предложениях:
– То, что мне сейчас нужно, знают легендарные знахари, возможно, институтские сотрудники, ну и килдинги. Ты килдинг, и, думаю, ты что-то знаешь. Рассказывай.
Пастор, зачем-то дунув в ствол, не отвлекаясь от чистки оружия, сообщил:
– Я не специалист по умениям Улья.
– В таком случае я не специалист по скребберам и совсем забыл, где именно видел такую тварь в последний раз.
– Карат, я не умею отвечать коротко.
– А ты попробуй, жизнь не вечная, не надо ее на лишние слова переводить.
– Коротко – не всегда хорошо. Какие же вы, молодые, нетерпеливые… Ладно, скажу так – я, конечно, благодаря Улью знаю больше других, но, если ты хочешь получить все или слишком много, тебе надо общаться не со мной. Есть у нас люди, которые как раз занимаются темами, близкими к твоей, а меня расспрашивать, это все равно что блондинку с подиума поставить в мастерскую перебирать дизельные двигатели.
– И где они, эти знающие люди? Я их здесь не вижу. Зато вижу тебя. Так что не тяни, давай мне то, что у тебя есть.
– Этого достаточно, чтобы ты показал скреббера?
– Сперва посмотрим, что ты скажешь. Говори уже.
– Так не пойдет. Ты много чего рассказал о себе, но я так и не понял, что именно тебя интересует.
– Ну так рассказывай все, что близко к теме лежит, а я разберусь.
– Так тоже не пойдет. Вот посмотри, допустим, мне интересно, как проходили твои школьные занятия по биологии. Но вместо этого прошу тебя рассказать о школе. Как думаешь, я получу то, что мне необходимо? Так что давай обойдемся без этого. Я понимаю, ты любознательный, как все новички, но лучше задавать конкретные вопросы. Ты спрашиваешь, я, по возможности, отвечаю.
– Ты когда-нибудь сталкивался с хигтерами?
– Нет, они редко встречаются.
– Это мне и без тебя известно. Я принимал горох, но не могу сказать, что получил хотя бы каплю лишней силы. Зря добро переводил?
– Трудно сказать. Как много горошин ты принял?
– Скажем так, меньше полусотни.
– Даже половина от пятидесяти – уже прилично, обычно новички разницу замечают, в самом начале их дар слишком ничтожен, малейшая прибавка кажется большой.
– Мой случай необычный. Я съел белую жемчужину, но второе умение не появилось. Это как понимать? Мой дар завис? Белую жемчужину я тоже зря перевел?
– Белую? – Впервые за время разговора Пастор выказал намек на заинтересованность и даже покосился на Карата глазами, невероятную отрешенность которых не скрывали сгустившиеся сумерки и изменчивый свет от слабенького костра.
– Да, белую.
– Из того самого?..
– А ты разве не знал?
– Такие подробности – нет. Людей, которых я вытаскивал из подвала в Полисе, послали в том числе и за подробностями. Но ты сам видел, что из этого получилось. Мы выяснили не все, но поняли, что ты – ключевая фигура. Пришлось срочно искать тебя, привлекать тех, кто под рукой оказался. Спонтанные действия, информации слишком мало, даже та, которую мы получили, не была обработана и осмыслена. Так что про белый жемчуг я впервые слышу. Ты, кстати, только что… как это сказать… Ты соловьем разливался про себя, но про жемчуг ни слова не проронил. Как тебе удалось забрать такую жемчужину и остаться жить в Полисе? После такого черный список любому гарантирован и почти наверняка отряд серьезных наемников по следам. Эта штука настолько дорогая, что ее в этом регионе не купишь ни за какие деньги. На юге, за Доном, есть кое-какие люди, изредка торгуют. Они берут исключительно бронетехникой, причем самой лучшей, удачный караван к ним оправдывает любые затраты и потери. Ты, Карат, купить такое не сможешь.
– Жемчужину мне дал Карбид. Это награда. Вот только ее должны были отдать Бирону. Карбид его наказал, унизил.
– Ах вот оно что! То-то он так взбеленился, что черно-зеленый отряд за тобой отправил.
– Да, это была его жемчужина. Белая жемчужина. В итоге у меня нет нового умения, и я не вижу, чтобы старое заметно улучшилось, как это должно оказаться в моем случае, ведь белый жемчуг – лучший стимулятор. Зато я вижу врага, который за мою голову горох горстями разбрасывает. Знахари ничего конкретного подсказать не смогли, у них есть предположение, что я завис, что развить умение не получится. Это так?
– Знахари, как я понимаю, были далеко не легендарными?
– Да, ты все понимаешь правильно. Это меня просто найти, а эти, легендарные, неуловимые, да и пропадают в итоге навсегда.
– Ты прав, замечено за ними такое. Карат, ты тут много чего о себе рассказал, в том числе лишнего. Можно и я расскажу? Кое-что из другой, из первой жизни?
– Валяй.
– Перед тем как сюда попасть, я одно время жил скучно и одиноко в старом доме с вечно хандрящей канализацией и опустившимися на почве алкоголизма соседями. Как-то раз случайно получилось так, что мне достался кот. Не такой красавец и умница, как твой, – обычный, ничем не примечательный кот. Но это был мой кот, я о нем заботился, я его кормил. Он, само собой, был неблагодарной скотиной, меня ни во что не ставил, но минимум уважения все же проявлял, потому что я был полезным существом, снабжавшим его печенкой. Так уж сложилось, что кот ее ценил больше всего на свете. Предпочитал говяжью и сырую, но не брезговал свиной, жареной, вареной, куриной и даже рыбьей. Лишь бы это была именно печенка, а не, допустим, почки или желудок. Ты понимаешь?
– Да что тут непонятного.
– Однажды я вытащил из морозильной камеры пакет с говяжьей печенью, развернул его и оставил размораживаться на столе. Спустя какое-то время расслышал подозрительные звуки, доносившиеся из кухни, и направился проверить, что там происходит. И что же я увидел с порога? Мой пушистый бандит забрался на стол и возбужденно осматривался, видимо, выбирая, с какой стороны начать употреблять любимое блюдо. Я, ни слова ему не говоря, подошел, ухватил за шкирку, вздернул, уже собрался было начать читать нотации, но тут одним глазом увидел, что мордочка его очень уж изумленная, складывалось впечатление, что кот крайне ошарашен моим поведением, то есть не чувствует за собой никакой вины. Но самое главное я увидел другим глазом – краем зрения. Из-за хлебницы, стоявшей на том же столе, выскочила крыса. Дом был старым, район не из фешенебельных, случалось, забредали грызуны, так что мой кот не был бездельником, он делал полезное дело, отрабатывал свой корм. Кот знал, что стол – запретная зона. Но он услышал шорох, а вторжение в дом отменяло все запреты. Получается, я ему помешал. Крыса, разумеется, улизнула под раковину в дыру к водопроводным трубам, а кот, поняв наконец, как сильно я ошибся, посмотрел на меня с молчаливой укоризной. Возникла неловкая ситуация, надо было как-то поправить свою оплошность. И я решил сделать это простейшим способом – опустил кота на пол и положил перед ним тот самый злосчастный кусок печенки. Все равно есть его после крысы я бы не стал, так не пропадать же добру. И свою вину заодно загладил. За такое подношение он обязан был меня простить – больше килограмма отборной говяжьей печени, всего лишь один раз замороженной, бережно хранившейся. Кот посмотрел на печенку, потом на меня, потом снова на печенку. Он не верил в происходящее, он увиденное за сон принимал. Уверен, что, будь у кота руки, он бы начал себя щипать обеими в попытке понять – насколько реально то, что он сейчас наблюдает. Кот понюхал печенку с одной стороны, обошел ее и сделал то же самое с другой. И знаешь, что он потом сделал?
– Догадываюсь.
– Не думаю, что твои догадки близки к истине. Кот сел перед печенкой и начал на нее смотреть. Я смотрел на кота, кот смотрел на печенку. Секунды перешли в минуты, а он все сидел и смотрел. Кот пытался обрести веру, вписать новое в свое сформировавшееся мировоззрение, но у него ничего не получалось. В отчаянии он посмотрел на меня и, видимо, прочитав в моих глазах что-то важное, понятное лишь котам, наконец осознал – в его пресную жизнь пожаловала настоящая сказка. Ну а дальше, думаю, все понятно. Добавлю лишь, что кот тогда объелся до тошноты, но даже это не убрало с его рожицы самое блаженное выражение, какое только можно вообразить. Что ты понял из моего рассказа?
– Что у тебя был кот-тугодум и ты кормил его тем, что сам есть брезговал.
– Нет, ты ничего не понял. Представь, что кот – это не кот, это то, что тебе подарил Стикс.
– А попроще нельзя? Давай без этих аллегорий, аллюзий или как там их?..
– Нет, Карат, проще не получится. Подумай, это же так просто. Ты знаешь, чем нас одаряет Улей.
– Я знаю, что ты говоришь об умениях, но не пойму, при чем тут рассказ о старом доме, крысах и говяжьей печенке.
– Да, речь идет об умении. О твоем умении. Тебе это интересно?
– Продолжай.
– Как это здесь принято, ты его подкармливал мелкими кусочками свиной печенки. Залежалой, десять раз перемороженной, к тому же вареной или даже жареной. В общем, невкусным кормом, если не сказать хуже. И так продолжалось до тех пор, пока в твои руки не попала белая жемчужина. А это уже совершенно другое дело, это огромный кусок печенки говяжьей, свежайшей, сочной, вырезанной из коровы, которую с телячьего возраста пасли на альпийских лугах, где она питалась исключительно элитной травой, никогда не знавшей гербицидов. Твое умение – это твой кот. Он как бы уставился на эту печенку и не может поверить своим глазам. Это шок, это так просто не примешь. Но он не будет вечно сидеть перед куском вкусной печенки, он набросится на нее с урчанием матерого мертвяка и попытается сделать все, что в его силах, чтобы в итоге от лакомства осталось лишь мокрое пятно на полу. Запомни раз и навсегда – в Улье никогда ничего не пропадает просто так, это в нас вбито на уровне инстинктов, мы это знаем так же хорошо, как то, что наша жизнь не затянется надолго без споранов. А белый жемчуг особняком стоит, он выше всех, он волшебный, сказочный, он может почти все. Проглоти его и тут же сунь пару пальцев в рот – ничего из этого не получится, он уже твой, ты не потеряешь его со рвотными массами – его не вернешь.
– Слава Улью… – не удержался Карат.
– Ты это к чему сказал? – осекся сбитый с толку Пастор.
– Да ничего, извини. Так… вспомнилось про тошноту и белый жемчуг. Был случай, поторопился я слегка, сглупил. Ладно, не важно, давай дальше.
– Ты его не потеряешь. Выпотроши тебя сразу после приема, и тоже ничего не найдешь. Жемчуг усвоился в один миг, он часть тебя, и он себя обязательно проявит, такие вещи просто так никогда не пропадают. Теперь ты меня понял?
– То есть мне просто надо подождать?
– Это само собой. Возможно, помимо ожидания поможет стресс, на стрессе у иммунных многое завязано, а у проблемных иммунных, вроде тебя – чуть ли не все. Если дело завершится просто усилением эффекта умения, считай, что тебе повезло – самый простой и для тебя полезный вариант. Если проявятся новое умение или новая грань старого, вариантов два. Может произойти спонтанная активация, при которой будет выбрана способность, позволяющая справиться с ситуацией, вызвавшей стресс. Для хигтеров это типично, особенность у некоторых из них такая. Это тоже везение. Второй вариант – ты почувствуешь, что внутри тебя что-то изменилось, но ничего больше из этого не вытянешь. А может, вообще ничего не почувствуешь. И то и другое означает, что тебе надо поступить так, как поступают обычные, иммунные – обратиться к знахарю, он поможет. Только простой народ приходит к простым знахарям, а тебе понадобится особый.
– Легендарный?
– Вот именно.
– Ты знаешь, где такого найти?
– Ближайший есть на юге. То есть был.
– Ты о Силуре?
– Может, и о нем, у него привычка менять имена по нескольку раз за год.
– Я слышал, что Силур исчез.
– Приблизительно полтора месяца назад его видели на юге, где-то за Доном. К нему там иногда обращаются местные за помощью. Они жалуются, что Силур многим отказывает и вообще с ним трудно связаться. Совсем странный стал, со знахарями такое случается.
– Насколько я слышал, проще на Марс слетать, чем за Дон перебраться.
– Я перебирался. Один раз.
– И как?
– Это было легко. Но у нас свои каналы.
– Как здесь? По черноте?
– Сожалею, но тебе придется обойтись без подробностей. За всех скребберов Стикса больше ничего не могу сказать по поводу наших дорог. Но и для таких, как ты, там не все плохо. Даже караваны торговцев иногда перебираются, торговля с севера на юг – это выгодная тема.
– Насколько я слышал, в среднем проходят два каравана из трех, с потерями или без. Учитывая, что потом возвращаться надо, в итоге остается приблизительно один из трех. Мне такой бизнес выгодным не кажется.
– Цифры в целом верны, но ты не знаешь особенностей этой торговли. Впрочем, речь не об этом. Зачем тебе возвращаться? Что тебя здесь держит?
– Я слышал о юге разное, в основном нехорошее, почти уверен, что мне там не понравится. Да и сам ты почему-то оттуда ушел.
– Я ушел не по своей воле, за меня решили другие. Но в принципе ты в чем-то прав, здесь, на севере, мне больше понравилось, спасибо Улью, что создал его таким. Не южные масштабы, конечно, но зато человечнее, честнее, нет непрерывной грызни друг с дружкой. То есть, конечно, всякого хватает, но такое, как на юге, повстречать непросто. Я там видел разоренные стабы, жители которых лежали во рвах своих периметров, заполнив их кровью, будто водой. Видел, как торговали маленькими девочками и мальчиками, юношами и девушками, да кем угодно, в розницу и оптом – целый рынок живого товара, в глаза которого я не мог смотреть. Видел муров, которые приезжали к местным правителям с самыми настоящими дипломатическими миссиями, а те перед ними лебезили и прогибались. Здесь, на севере, это все равно что для скунсов посольства открывать, а там, пусть и не везде, но такое практикуется. У них даже язык во многом отличается. Я имею в виду особые словечки Улья. Там, где у нас черное называют черным, у них могут сказать «темноватое». Сплошное увиливание, двуличность, там правят бал лицемеры, смотреть на это неприятно. Благодаря географии и действиям крупных стабов местами много иммунных спасается, и этих людей тут же пускают в мясорубку, они там все время убивают друг друга – сами себе злейшие враги, их много, им тесно, у них из-за этого даже спораны дороже стоят, расход повышенный. Мне это напоминает загнивание Римской империи. Колоссальные, по меркам Улья, объединения разлагаются, рассорившись с соседями и погрязнув во внутренних дрязгах, а рядом с ними, на западе, варвары постепенно усиливаются, прикрывая империю от набегов орд. Рано или поздно варвары осознают, что в Риме добыча богаче. Как это говорят – всем резням резня получится? Наверное, так. Это неизбежно.
– Вот и я много чего в таком духе слышал.
– Хорошо, что юг далеко.
– Для меня плохо. В другой стороне легендарных знахарей не найдется?
– Это непредсказуемые личности. Не исключено, что прямо сейчас один из них сидит возле такого же костра в двадцати километрах от нас.
– Ты бы о таком знал.
– Я не могу знать все.
– Ну, мимо твоей секты важные новости не проходят, вы ведь такие же всезнайки, как институтские.
– Дети Стикса ведают далеко не все. Но ты и сейчас прав, маловероятно, чтобы мы пропустили появление в этом регионе знахаря такого уровня. На севере есть сразу два. То есть были, давно я о них не слышал. Но это еще дальше, и ты знаешь, что добраться туда так же непросто, как на юг.
– Да, знаю. И порядки там ничем не лучше южных.
– Это спорно, да и не везде имеет место, спасибо Улью, даже там встречаются приятные стабы. Народ диковат, это да, но такой везде найти можно, его где-то больше, где-то меньше. Бесятся люди от опасной жизни, звереют. Ну так что? Мои ответы тебя устраивают? Не пора ли тебе начинать?
– Ты не рассказал о Диане.
– А что я должен рассказать о твоей подруге?
– Она не моя подруга.
– Как скажешь, пускай это будет твоя названная сестра или приемная дочь. Ну так что?
– Она тоже приняла жемчужину до активации дара. Все было как у меня, ее жемчужина белая, но с тех пор не так много времени прошло.
Пастор вновь покосился на Карата странно и отозвался не сразу:
– Какая занятная история… Да на вас разоришься, получается, вы исключительно белыми питаетесь. Где она ее взяла?
– Я случайно наткнулся на новенькую, не удержался, отдал ей одну жемчужину. Не хотел, чтобы она обратилась.
– Я так понимаю, весь жемчуг ты должен был принести в Полис?
– Естественно.
– В таком случае не могу не задать очевидный вопрос: почему тебя там не казнили за расточительство?
– Я сумел убедить Карбида, что это был правильный шаг.
– Вот так просто взял и убедил?
– Я тоже умею договариваться.
– Поверь – не умеешь. Как ты сумел его убедить?
– Очень сильно постарался, зато не соврал ни разу. Диана по дороге в Полис меня выручала не один раз, способная девочка, с учетом возраста – неглупая, она это заслужила. Я просто объяснил, что без нее, возможно, не сумел бы добраться, то есть Полис рисковал остаться вообще без жемчуга.
– Грамотный ход, но все же Карбид был слишком добр с тобой.
– Многое удачно сошлось в один момент. Повезло. У Дианы такие же проблемы, как мои?
– Если ты о том, что на таких, как ты и она, может разориться самый успешный стаб, то да, вы друг дружки стоите, крайне невыгодные.
– Вообще-то я не об этом.
– Я понимаю. Даже одного хигтера в жизни повстречать – уже чудо, а вас сразу двое. Необычная парочка. Что у нее за дар?
– Она нимфа.
– Сильная?
– При активации накрыла кучку крепких мужиков, один из них до этого был уверен, что у него иммунитет против нимф. К тому же он был квазом, у них и без подарков Улья повышенная устойчивость против подобных вещей. Оказалось, против Дианы его защита вообще не смотрится. Потом она на мертвяках тренировалась и потихоньку начала управлять бегунами.
– Мужчинами?
– Скорее, бывшими мужчинами. Ну так что с ее даром?
– Могу сказать то же, что и о твоем сказал.
– То есть ей можно смело принимать горошины и жемчуг, а если что-то пойдет не так, придется срочно искать легендарного знахаря?
– Да, такие знахари иногда незаменимы. Я имею в виду, что они незаменимы для ваших случаев и прочих в таком духе. Для рядовых дел и рядовые знахари сойдут.
– Я понял. Если созреют другие вопросы, спрошу позже.
– Спрашивай, конечно.
– Доставай карту, покажу, где скреббер валяется.
– Дай с пулеметом закончить.
– Странно, я думал, для тебя это гораздо важнее, чем пулемет.
– Ты сам говорил, что в конце нас могут поджидать, пулемет лишним не будет.
– Грохнут нас обоих, что с пулеметом, что без. Не понимаю, как ты столько прожить сумел, если с таким тупым нахальством лезешь в явные ловушки. Ребята Бирона – серьезные вояки, не будь он таким слизняком, могли бы разнести торговый караван в несколько минут. Засветиться боялся, он ведь главный торгаш Полиса, после такого весь его бизнес накроется, никто не станет с ним дела вести, и это в лучшем случае. Торгаши, что каста, – враги и друзья у них общие, друг друга ни при каких обстоятельствах не трогают.
– Для востока его люди, может, и серьезные, но для запада – суета и тлен. Запад без разбора всех перемалывает – и талантливых спецов, и полных дилетантов. У последних иногда даже больше шансов, они не всегда стрелять торопятся, или им даже не из чего стрелять. Тут все не так, как на востоке, тут комната со спящими младенцами, на западе даже дышать надо беззвучно, и сердце должно биться через раз. Сколько отсюда до того места?
– Если по прямой, километров шестьдесят получается, может, шестьдесят пять или семьдесят, вряд ли больше, с масштабом плохи дела, точности никакой. Но учти, что по прямой тут ходить не получится.
– Согласен с тобой, вряд ли по прямой удастся, местность сложная. Ты сможешь за сутки сто километров пройти?
– Не пробовал, но цифра выглядит страшно.
– Сможешь, ты крепкий и не такой уж зеленый. Это и во внешних мирах не рекордное достижение, а Улей тебя уже успел улучшить. Но торопиться не нужно, лучше заночуем неподалеку, чтобы с полными силами там появиться, неизвестно, что нас ждет.
– Да ты не беспокойся, с полными силами придешь или не с полными, так и так нас там завалят. Даже если Гробовщика с ними не окажется, толпой сработают, народу в Полисе хватает, и техника хорошая есть. Это не бродяги безродные, это местное элитное подразделение – что-то вроде специализированного отряда, обеспечивающего безопасность караванных путей. Полис на этом деле плотно завязан. Я бы роте таких спецов предпочел взвод нормальных ребят из той, прежней жизни, но здесь другие запросы, здесь такие парни, как эти, – серьезная сила. Зря ты Черепа и Гномика спровадил. Гномика еще ладно, пусть идет, а вот без Черепа у нас нет невидимости, теперь незаметно не подберемся.
– Невидимость – не панацея. И против нее средство найти можно.
– Это как? Особое умение?
– Необязательно вмешивать дары Улья. Существует разная техника – и от нолдов, и попроще, сигнальные системы специальные, а еще тени полностью скрывать трудно, особенно в некоторых условиях, есть способы, работающие на этом. При большом желании и хороших возможностях разглядеть любого получится. Они знают о невидимости, они будут на нее рассчитывать. А мы их удивим, мы будем видимыми.
– Ага, ну да, конечно, они в обморок попадают, когда мы, такие красивые и страшные, пойдем к ним по чистому полю.
– Там чистое поле?
– Что-то вроде микрорайона посреди степи. Дома плохо выглядят, по сути, рассыпающиеся коробки в пять этажей. В самом микрорайоне укрытий хватает, но все подходы к нему открыты. Единственное нормальное место – со стороны заброшенного дачного поселка подобраться, мы так и делали. Но там тоже чистая полоса перед домами остается, плюс через канал придется перебираться. Пять-шесть наблюдателей могут спокойно контролировать все окрестности, незаметно к домам не проскочишь. Так что насчет Черепа не могу с тобой согласиться – он бы сейчас лишним не был.
– Черепу нужно отдохнуть. Ему вообще не стоило сюда идти, мне его навязали. Рановато ему на запад ходить, он не такой, как я и Гномик, он слишком молод, и у него свои трудности.
– Не знаю, что с ним не так и кто его тебе навязывал, но должен сказать, что польза от Черепа была. Что бы мы без него делали возле тот чертовой лесополосы? Там бы и остались, не добежав до дороги.
– Не факт. Ты же не забыл, каким образом погиб человек, который бросал в нас гранаты? В этой истории много непонятного, но одно можно сказать наверняка – кто-то из них не хотел нас убивать, а это вызывает множество вопросов.
– Или очень хотел, но не таким простым способом. Меня ведь заказали с условием скормить заживо мертвякам и это дело на камеру заснять, гранаты из невидимости в такой вариант не вписываются.
– Ты думаешь не о том, пропускаешь много важного, ни на чем не останавливаешь взгляд надолго. А этим ты себя ограничиваешь, оставляешь без правильных ответов. Черепу здесь делать нечего, он слаб, он мог подвести группу и себя.
– Звучит неубедительно. Как по мне, толку от него было побольше, чем от всех вас.
– Опять не о том говоришь.
– Ты намекаешь, что у Черепа с головой нелады? Не такой уж он и псих, действовал адекватно, да и что от него требовалось? Только невидимость обеспечивать, с этим он прекрасно справлялся.
– Мне лучше знать, на что он способен, а к чему неприспособлен. Я в ответе за него, это мое решение. Можешь считать, что он мой сын и что я его пожалел.
– Для папочки и сына вы как-то совсем уж друг на друга не похожи. Ну разве что две ноги и две руки – количество совпадает.
– Я ему не отец. И даже не дальний родственник. Мы и родом из разных миров, и у нас разные истории. Ты же знаешь, что у новичков первое время с головой беда? А уж у тех, которые вот-вот переродятся, доходит до нехороших вещей.
– Знаю.
– С такими всякое случается. Его сходящий с ума отец убил жену, сына и тещу, а последнее, что успел сделать, прежде чем начать урчать, – изнасиловал дочь. Самые разные проблемы с психикой на этом этапе наблюдаются, в том числе омерзительные, немыслимые, случаются истории и похлестче. Каким образом девочка сумела оттуда выбраться, это уже не важно, но ты понимаешь, через что ей пришлось пройти. Она выжила только потому, что ее подобрали люди из религиозной общины. Неприятная община, неогуманисты, в отличие от нас, их мало где запрещают, и это меня удивляет, ведь их учение откровенно человеконенавистническое. Когда там узнали, что девочка беременна, и выяснили обстоятельства, вышел скандал, ведь инцест у них под категорическим запретом, а значит, потребовалось найти виноватых. Надо сказать, что долго искать не пришлось, из доступных кандидатов у них был лишь один. Точнее, одна. Убивать девушек гуманная религия им позволяет, а извращенных распутниц – даже обязывает. Но кровь проливать у них запрещено. Такая вот добрая и светлая религия. Они и запрет не нарушили, и сделали то, что хотели сделать, поступили по-своему логично – заперли девчонку в подвал и выбросили ключ. Спустя некоторое время мне пришлось приехать в эту общину, чтобы объяснить ее лидерам недопустимость некоторых аспектов их поведения. Должен сказать, что к объяснениям я приступил без помощи словесной речи. В ходе этого, так сказать, объяснения дом, в подвале которого содержалась мать еще не родившегося Черепа, загорелся. Скорее всего, она бы погибла в огне и дыму, но одна из местных женщин оказалась не настолько уж безнадежной, вспомнила о ней и сказала моим людям, что вот-вот сгорит новенькая. Новеньким принято помогать, этого правила придерживаются все уважающие себя иммунные. Я сильно обжег руки, но ее вытащил. Ты, наверное, знаешь, что между спасенным и спасателем нередко возникает некая незримая связь. Вот и я проявлял участие к ее судьбе. И судьбе ее сына. Череп, как ты, наверное, заметил, неординарный человек во многих отношениях, хотя бы за это его следует оберегать. Что до его ненормальности, я называю ее необычностью и должен сказать, что с таким происхождением другого ждать не приходится. Изначально даже знахари были уверены, что из него получится тупое, ни на что не годное растение. Но, как видишь, даже они могут ошибаться, при должном старании для любого можно найти место в этом мире. Спасибо Улью.
– История, конечно, интересная, но было бы куда интереснее, сиди Череп сейчас рядом с нами. Без него у нас нет вариантов. Я почти уверен, что нас там ждут, это очевидно.
– Ну и прекрасно.
– Что же здесь прекрасного?
– А что плохого в том, если тебе известны планы твоих врагов? Это ведь заветная мечта любого полководца. Думай об этом именно в таком свете, возможно, еще немало плюсов найдешь.
