Глава двадцать шестая
Первый человек, с которым Даймонд заговорил в библиотеке Колумбийского университета, воскликнул с видом, словно совершил открытие:
– Так вы англичанин!
– Да, – кивнул он.
Когда такое случалось – а в Нью-Йорке это происходило сплошь и рядом, – Даймонд чувствовал, что просто признать свою принадлежность Англии еще недостаточно. От него ждут большего: завопить «Бог храни королеву!» или поддернуть штанины, чтобы обнажить носки с изображением «Юнион Джек». Ни на что подобное он был не способен.
Даймонд представился, объявив, что придан нью-йоркской полиции – небольшое искажение фактов, – но он никогда не стеснялся слегка приукрасить правду, если это шло на пользу правосудию.
Старший библиотекарь, странноватый тощий тип с приклеенной к губам особенной улыбкой, какая бывает у политиков и древнегреческих статуй, объявил, что просто обожает английскую полицию, и поинтересовался, зачем посетитель явился в библиотеку – по официальному делу или по личному. Питер объяснил, что ему необходимо свериться с международным банком научных проектов, если библиотека таким располагает. Сам он уже знал, что этот банк в библиотеке есть.
Пока они шли к компьютеру, библиотекарь поведал, что его познания о Скотленд-Ярде в основном почерпнуты из британской киноиндустрии.
– Вы в курсе, что покойный лорд Оливер сыграл в одном из фильмов простого констебля?
– В «Волшебном ящике», – произнес Даймонд, чтобы поддержать их плодотворную беседу. Он случайно посмотрел этот фильм по телевизору, когда было настолько сыро, что не хотелось идти на прогулку в Холланд-парк.
– О, вы его видели! Рассказ о человеке, который изобрел кинематограф.
– О Фризе-Грине.
– Вы совершено правы! – В голосе библиотекаря прозвучало восхищение.
– Только Фризе-Грин не изобрел кинематограф.
– Неужели? – Улыбка собеседника стала напряженной.
– Насколько я знаю, несколько человек в разных странах совершили важные открытия. Изобретение Фризе-Грина не самое выдающееся.
– Неужели?
– Ознакомьтесь с фактами. Вы в таком месте, где это сделать нетрудно.
– В этом нет нужды, мистер Даймонд. Я полностью полагаюсь на ваше слово.
– Тот фильм – яркое проявление нашего ура-патриотизма, – не слишком тактично продолжил Питер. – Британии требовалось воспрянуть духом. А наша нация лучше всех умеет создавать героев.
– Это не противоречит тому, что я собирался сказать о фильме, – помолчав, возразил библиотекарь. – Игра превосходна. Помните сцену? Всего эпизодическая роль – героя Лоренса Оливье, полицейского, приглашают посмотреть на экране картинки, – но, по-моему, это одна из величайших ролей. Даже если бы он больше ничего не сыграл, никто бы все равно не сомневался: актер – гений. И почти без слов.
– Жаль, что все это неправда, – кивнул Даймонд.
– Вспомните «Оду греческой вазе»: «Краса есть правда, правда – красота, земным одно лишь это надо знать».
– Только не в моей работе, – заметил Питер. Ему никогда не приходило в голову смешивать поэзию с полицейским расследованием.
Они вошли в компьютерный зал. Более культурный полицейский сравнил бы здешний гул с жужжанием пчел в кусте лаванды августовским утром. Вдаль тянулась цепочка мониторов. Библиотекарь показал Даймонду свободное место и научил, как получать нужную информацию.
– Вас интересует справочник научных исследований?
– Международный справочник научных проектов в области биохимии. Хочу выяснить, чем несколько лет назад занималась конкретная японская ученая.
– Это возможно, – кивнул библиотекарь и пробежался пальцами по клавишам. – Думаю, мне лучше вас оставить. Сами справитесь. Следуйте указаниям во всплывающем тексте.
– Останьтесь, – попросил Даймонд. – У меня сохнет мозг, когда я сажусь перед подобными штуковинами.
– Звучит многообещающе. А то я подумал, будто вы нацелены только на информатику. Фамилия исследовательницы известна?
– Юко Масуда.
Библиотекарь ввел данные.
– Надеюсь, вы говорили несерьезно, утверждая, что не способны оценить фильм, потому что он не буквально следует правде?
– Пусть это вас не расстраивает, – ответил Питер. – Меня так обучали.
– Слишком довлеет левое полушарие.
– Что?
– Левое полушарие мозга. Оно отвечает за факты. Я всегда считал, что полицейским полезно вспомнить, что у них есть не только левое, но и правое полушарие, отвечающее за интуицию.
– За что точно?
– Никаких «точно», мистер Даймонд. Предлагаю очистить мозг от всех накопленных точных фактов и дать волю психическим силам.
– Вы имеете в виду кофейную гущу и карты Таро?
– Нет-нет, я серьезно. Вы, детективы, выиграете, если иногда будете стучаться туда, где прячется ваше шестое чувство.
– Вот этого не надо! Именно так попадают за решетку невинные. Детектив – опасный человек, если уверен, что знает правду до того, как изучил факты. Мне доводилось таких встречать.
– А разве не интуиция – искать какую-то исследовательницу?
– Нет, это от отчаяния. Я ничего не знаю об этой женщине. Надо с чего-то начинать.
– Мы ее нашли. – Разговаривая, библиотекарь одновременно прокручивал текст.
Даймонд взглянул на экран:
Масуда, Юко, доктор наук, Иокогамский университет. «Кровоизлияние в головной мозг: кома и ее характеристики». 1979381. С. «Манфлекс». «Наркоз и состояние комы» (Американский журнал биохимии, май 1981). «Лечение алкогольной комы». Тезисы, представленные на Всеяпонскую фармакологическую конференцию. Токио, 1983. «Виды ком наркотического и алкогольного происхождения». 1983. С. «Манфлекс».
– Если уж упоминать о кровоизлиянии в головной мозг, мои серые клеточки разбегаются в разные стороны, когда я слышу такие слова, как «наркоз» и «Манфлекс». Вы что-нибудь понимаете?
– Это выражение: «кровоизлияние в головной мозг» я где-то слышал. Постойте, сейчас вспомню. Вот: ваш замечательный поэт Дилан Томас…
– Он не наш! Он валлиец и родился в Уэльсе.
– Разве это не одно и то же? Так вот, в его свидетельстве о смерти было написано: «Скончался от кровоизлияния в головной мозг». Злая ирония судьбы, учитывая немалое количество возлияний и попоек в его жизни. Видимо, врач тоже имел поэтическую наклонность. Не знал, что это медицинский термин.
– Я сейчас о других словах. – Даймонд стал раздражаться от постоянных уходов от темы.
– Так. – Библиотекарь нажал на несколько клавиш, и над текстом появилась рамка с объяснением аббревиатур. – «С» значит спонсор. Исследования финансирует «Манфлекс». Эта компания – гигант фармакологической промышленности. Слышали о ней?
– Нет.
– Если в нашей стране покупаешь средство от головной боли, то можно ручаться, что это лекарство от «Манфлекса».
– А второе?
– Понятия не имею. Наука не мой конек.
– И не мой тоже. Тогда расскажите мне о «Манфлексе». Это, случайно, не японский концерн?
– Сомневаюсь.
– Фирма финансирует японское исследование.
– Но от этого не превращается в японскую компанию.
Даймонд принял поправку. Он пытался установить связи, каких не было, но которые должны были существовать.
– Может, вы и правы, – кивнул библиотекарь. – Компания находится на территории США, но кто знает, кому она принадлежит? Японцы отхватили большие куски Манхэттена. Даже «Рокфеллер-плаза» теперь тоже их. Вам нужен адрес?
Его не было на экране. Питеру подали телефонный справочник Манхэттена. И через несколько минут он звонил в корпорацию «Манфлекс» на Западном Бродвее. Вернее, пытался звонить, потому что номер был постоянно занят. Лишь через десять минут вращения диска и проклятий он пробился к телефонистке, которая была еще более раздраженной, чем он сам.
– Кто это?
– Я попал в корпорацию «Манфлекс»?
– Угу.
– Моя фамилия Даймонд. Мне нужно связаться с управляющим директором.
– Извините, исключено. Вы журналист?
– Нет.
– Мистер Флекснер недоступен.
– Когда, по-вашему, он будет доступен?
– Без комментариев.
– Я не знаю, за кого вы меня принимаете. Мне нужно просто поговорить с кем-нибудь из руководства. Есть кто-нибудь?
– Какие же вы настырные! – Голос в трубке прозвучал осуждающе. – Заявление будет сделано в должное время.
– О чем?
– Извините. Я слишком занята, чтобы продолжать разговор.
Даймонд догадался, что грубость женщины не была направлена против него. Ее рвали на части.
– Может мне кто-нибудь объяснить, – обратился он к сотрудникам за соседними столами, – почему фармацевтическая фирма «Манфлекс» находится в осаде журналистов?
Последовали пожимания плечами и качания головой, прежде чем один из них произнес:
– Колебание курса акций – вот что у них происходит. Сначала акции рухнули, затем взлетели.
Если в данный момент компания наверстывает потери, значит, кто-то наживает состояние. Если «Манфлекс» финансировала научные разработки матери Наоми, наверное, была причина похитить ее дочь в период, когда компания находилась в кризисе.
Даймонд снова попытался дозвониться, но линия оказалась занята.
В библиотеке ему хватало занятий. Он отправился в отдел с медицинской справочной литературой на английском языке и попытался разобраться в абракадабре, которую переписал с экрана компьютера. Все статьи доктора Масуда посвящались выводу из коматозного состояния, вызванного алкоголем или наркотиками. Любая кома так или иначе вызвана нарушением мозгового кровообращения. Но доктора Масуда интересовало коматозное состояние, спровоцированное отравлением мозга, а не травмой, повышением давления, инфекцией или падением уровня сахара в крови.
Полчаса напряженных изысканий не превратили Даймонда в специалиста по неврологии, но он чувствовал себя более подкованным для разговора с представителями «Манфлекса». Он опять набрал номер, но на сей раз ему никто не ответил. Вот тогда он покинул библиотеку и пошел ловить такси.
Здание корпорации «Манфлекс» на Западном Бродвее было одной из примет прежних времен. Высокое по всем меркам, оно казалось ниже, соседствуя с башнями-близнецами Всемирного торгового центра. Даймонд заметил, что вращающиеся двери закрыты, и их стерегут вооруженные охранники, никого не пуская внутрь. С этой стороны в холл попасть не удастся. На улицу вышли две девушки, по виду простые секретарши, и были атакованы журналистами с микрофонами. Они заученно ответили, что отказываются что-либо комментировать. Такая же сцена, подобно ритуалу, повторялась снова и снова.
Даймонд шагнул к одной из журналисток – женщине в свободном замшевом пальто и белых сапогах.
– Прошу прощения, вы не объясните, что здесь происходит? Ожидаете выхода знаменитости? – Он посмотрел на журналистку и в оправдание своей неосведомленности добавил: – Я из Англии.
Она сочувственно ответила:
– Это же здание корпорации «Манфлекс».
– Что-то известное?
– Фармацевтическая компания.
– Правда? Но почему такое внимание прессы?
Теперь она посмотрела на него, как на Рипа Ван Винкля.
– Рейтинг «Манфлекса» необыкновенно взлетел на бирже на фоне слухов об изобретении нового чудо-лекарства. Компания обещает выступить во вторник с сообщением, а пока вокруг новинки одни разговоры.
– «Манфлекс» – американская фирма?
Журналистка стала склоняться к мысли, что перед ней сумасшедший:
– Неужели ничего не слышали о Мэнни Флекснере? Он легенда фармацевтической промышленности. Предприимчивый тип. Теперь место председателя занял его сын.
– И каков он?
– Никто не знает. Он приступил к работе несколько недель назад и пока ничем не привлек к себе внимания.
– Если слух верен, это поможет ему встать на ноги.
– После прыжка его отца компания потеряла доверие.
– Прыжка отца?
– Выпрыгнул из окна двадцать первого этажа.
Даймонд посмотрел наверх.
– Он падал с другой стороны, – уточнила журналистка. – Там небольшая автостоянка для сотрудников.
Даймонд поблагодарил собеседницу и побрел по Бродвею, размышляя, что предпринять дальше. Он достаточно услышал о переменчивом счастье компании, чтобы копнуть глубже, но сомневался, что сумеет убедить лейтенанта Истланда помочь ему. И решил на данном этапе вести расследование собственными силами. Однако отнюдь не собирался прорываться силой через кордон охраны. Требовалась иная стратегия.
На пути попался магазин канцелярских товаров, и Даймонд зашел купить блокнот и конверт. Затем написал письмо Дэвиду Флекснеру, представившись английским детективом, ведущим расследование убийства и похищения ребенка. Ему незамедлительно требовалось переговорить с руководством компании о матери пропавшей девочки, докторе Юко Масуда, которая в начале восьмидесятых годов вела в Иокогамском университете финансируемые «Манфлексом» исследования. Он написал адрес и телефон своего отеля, а после подписи поставил слова: «детектив-суперинтендант». Письмо адресовал Флекснеру, определив его как «личное, чрезвычайно срочное». Затем вернулся к зданию компании и отдал конверт одному из охранников, пояснив, что жизненно важно, чтобы письмо немедленно оказалось в руках председателя. Его старое удостоверение личности полицейского снова сослужило ему службу – все охранники были сами из бывших копов.
Прежде чем вернуться в отель, Даймонд заглянул в банк и снял с карточки японца денег. Он только что прошел мимо гастронома и решил там что-нибудь купить поесть. А Стефани потом скажет, будто не ел на ланч ничего, кроме сэндвичей. Ведь она не представляет размеров американских сэндвичей, украшенных маринованными огурцами.
Неудивительно, что в номере его сморил послеобеденный сон. А разбудил телефон.
– Алло!
– Это суперинтендант… э-э-э… Даймонд?
Он сел в постели. Часы у кровати показывали 3:36.
– Да.
– Дэвид Флекснер. Вы хотели поговорить со мной по поводу одной японки?
– Верно.
– Боюсь, не могу вам многого сказать, и вы должны понимать, какой здесь сейчас завал.
– Понимаю, однако жизнь ребенка…
– Конечно. Я могу встретиться с вами, но лучше это сделать не в здании компании, а в каком-нибудь другом месте. Знаете паром на Стейтен-Айленд?
– Найду.
– Бэттери-парк. В Нью-Йорке вам покажет любой. Буду ждать вас в билетной кассе примерно в семь пятнадцать. Самое раннее, когда я могу успеть. Как я вас узнаю?
– Я буду в плаще желтовато-коричневого цвета.
– Как у Коломбо?
– Как у пяти Коломбо. Я весьма раскормлен. Еще я лыс, но вы этого не заметите, поскольку буду в коричневом трилби.
– В чем?
– По-вашему, это, кажется, дерби.
– Хорошо. А вы ищите дылду с длинными светлыми волосами в красной ветровке, супер.
Даймонд встал и принял душ. Супер! Его, суперинтенданта, так еще никто не называл. По разговору Флекснер показался ему шестнадцатилетним парнем. Как действовать дальше, если встреча ничего не даст? Из полиции с ним связаться не пытались, следовательно, у них нет ничего нового. Периоды бездействия были для Питера сущим адом. Когда он еще служил, то в такое время буквально изводил весь отдел – по выражению сотрудников, не давал житья. Здесь же, в богом забытом гостиничном номере, понукать можно было лишь самим собой.
Даймонд вышел из здания и направился к Центральному парку, хотя его шаг не назвали бы прогулочным по сравнению с рысцой семенивших мимо многочисленных поклонников пробежек. Стоило сесть на скамью отдохнуть, как к нему тут же пристал человек, предложивший за пять долларов написать в его честь стихотворение. Питер ответил, что за день наслушался достаточно виршей, и поэт плюнул ему на ботинок.
Он пытался сам отвлечься творческим процессом – сочинял сценарий, в котором мать Наоми бросила научную работу, разочаровавшись в фармацевтической индустрии. Или начала разоблачать царившие в «Манфлексе» нарушения. Или даже стала жертвой неудачного эксперимента с лекарствами. Питер все не мог взять в толк, почему мать рассталась с дочерью, если все еще жива.
Около шести часов, не придя ни к какому заключению, он спустился в метро и поехал на юг. И там отыскал дорогу в Бэттери-парк. Статуя Свободы уже казалась голубым силуэтом, растворяющимся в вечернем воздухе. Подошел паром, открылась железная решетка, и на берег стали сходить пассажиры. Дул сильный ветер, и Питер радовался, что надел плащ, который, по его мнению, нисколько не походил на тот, что носил лейтенант Коломбо. Он был спортивного покроя, прекрасно сшит и имел застегивающиеся на груди отвороты. Вместе со шляпой он скорее напоминал Хэмфри Богарта, чем Питера Фалька.
Даймонд дождался, когда люди погрузятся на паром и тот отплывет, и направился в помещение билетных касс. Флекснера пока искать рано. Ожидающие следующего парома пассажиры быстро занимали скамьи. Предполагая, что ждать придется минут двадцать, а то и больше, Питер тоже нашел себе место.
Прошло десять минут. Рядом с ним женщина усадила капризничающего карапуза, и началась шумная борьба, кто кого переспорит. Мать не хотела давать мальчишке шоколадку – уверяла, что его непременно стошнит, если после всего съеденного он полакомится еще и конфетой. Даймонд подумал, что она знает, что говорит, и на всякий случай встал – новый плащ его размера найти совсем непросто.
Вокруг не было ни одного человека, которой подходил бы под описание Флекснера.
– Не вы, случайно, мистер Питер Даймонд?
Он обернулся. Перед ним стояла темноволосая девушка в вишневой куртке «пилот» и джинсах. Ее он сразу исключил из числа тех, кто мог бы оказаться Дэвидом Флекснером.
– Да, я.
– Мистер Флекснер приносит извинения. Ему трудно ускользнуть от журналистов, поэтому место встречи переносится. Я – Джоан, отвезу вас туда.
– Куда?
– Простите, пока не знаю. В машине есть телефон. Нас известят.
– Едем сейчас?
То, что она говорила, звучало разумно. Даймонд посмотрел на часы – назначенное Флекснером время встречи уже прошло.
– Журналистская осада очень тяготит мистера Флекснера, – заметила Джоан.
– Я ценю, что он нашел время встретиться со мной, – произнес Питер. – Вы его персональная помощница или еще кто-нибудь?
– Еще кто-нибудь, – улыбнулась Джоан, – хотя не совсем представляю, что вы имеете в виду.
– То есть на зарплате?
– Я вожу машину, и все.
Автомобиль оказался роскошный – длинный черный лимузин. В Англии на такой оборачивались бы, а в Нью-Йорке не обращают внимания. Джоан открыла лимузин брелком – он моргнул подфарниками, замок щелкнул. Даймонд машинально направился к левой передней дверце.
– Поведу я, – быстро проговорила девушка.
– Хорошо.
В салоне она взяла телефон и нажала на клавишу набора номера.
– Это не займет много времени.
Даймонд откинулся на спинку кресла, стараясь подслушать, но при этом казаться равнодушным, однако голос в трубке был неразличим.
– Да, мистер Флекснер, – сказала Джоан в микрофон. – Хотите с ним поговорить? Хорошо, мы скоро будем. – Она положила телефон на консоль между ними. – Кстати, о плаще и кинжале. Вы не поверите, куда мы направляемся.
– Неужели в Башню Трампа?
Шутка не произвела на девушку впечатления.
– В одно местечко в Уэст-Сайде.
– Вы говорите загадками. Там есть нечто такое, что я должен знать?
– Это одно из закрытых заведений.
Даймонд представил сверхмодный ночной клуб, где собираются молодые богачи вроде этого Флекснера.
– Я подходяще одет?
– То, что надо.
Она морочила ему голову, а Питер слишком плохо знал Нью-Йорк, чтобы поймать ее на слове. Ему не нравилась таинственность, если в неведении держали его самого. Они ехали на север вдоль набережной реки Гудзон. Мелькнули огни Нью-Джерси, затем дорога увела их от реки на Десятую авеню. Появился указатель въезда в тоннель Линкольна, но они последовали дальше и сбавили скорость. Джоан явно считала улицы, и Даймонд решил ей помочь:
– Сорок седьмая.
– Спасибо.
– Какую вы ищете?
– Сорок девятая подойдет.
Они повернули налево, нырнули под путепровод шоссе и, снова оказавшись у воды, остановились на бетонной площадке между двумя пакгаузами. Красные фонари обозначали верхушки нескольких подъемных кранов.
– Это здесь? – удивился Питер.
– Я же говорила, место, где царит атмосфера плаща и кинжала.
Машина мигнула фарами. Из тени одного из пакгаузов возникла фигура.
– Не похож на Дэвида Флекснера, – заметил Даймонд, словно знал его.
– Из его команды. – Джоан нажала на клавишу и опустила стекло со стороны пассажирского сиденья.
– Надеюсь, вы подождете? – спросил Даймонд, собираясь вылезать. – Не хотелось бы топать отсюда в отель пешком.
– Я не спешу.
Мужчина наклонился и заглянул в окно.
– Мистер Даймонд? – Лицо небрито, разит спиртным, трудно поверить, что он помощник управляющего солидной компанией.
Питер повернулся к той, которая назвалась Джоан. Даже сейчас она ответила взглядом, в котором не было ни тени вероломства. Если это подстава – а Даймонд решил, что это именно так, – она сыграла роль безукоризненно. Обезоружила своей манерой держаться.
Мужчина потянулся к ручке дверцы. Даймонд быстро закрыл замок.
– Зачем вы это сделали? – спросила Джоан.
Даже не договорив, она разблокировала дверцу с центральной консоли. Мужчина ее тут же распахнул. У него было телосложение портового грузчика. А может, он и работал грузчиком.
– Хватай его! – крикнула ему Джоан.
Даймонд отпрянул от дверцы и ухватился за руль, но она ударила его по руке острым концом ключа. От жгучей боли Питер ослабил хватку. Джоан открыла дверцу, выскользнула из салона и что-то крикнула в сторону набережной. В тот самый момент головорез протиснулся в салон и обвил шею Питера рукой. Болезненно сковал, но недостаточно умело, чтобы обездвижить. Даймонд напряг ноги, вжался в спинку сиденья и нащупал нависшее над ним лицо. В горсти оказался клок волос, но он знал, что целить надо в глаз или в ухо. Скользнул рукой по заросшему щетиной лицу, ощутил укус в большой палец и тем же пальцем крепко надавил в мягкие влажные складки – не иначе глаз. Нападающий взвыл и ослабил хватку на горле.
– Пропусти! – крикнул кто-то.
Тень описала широкую дугу и обрушилась Питеру на голову, а он не успел ни пригнуться, ни подставить руку. Удар был страшен. Лицо ткнулось в панель, пробило стекло. Второй удар размозжил плечо. Странно, что он еще воспринимал происходящее. Послышался чей-то голос:
– Хорошо ты ему влепил.
«Что дальше? – подумал Даймонд. – Замереть? Притвориться мертвым?»
Кто-то подхватил его под мышки и вытащил из салона. Он обмяк и повалился на землю.
– Козел! – Питер решил, что это сказал не тот, кому он уделал глаз. Тот бы не ограничился словами. Затем получил два удара по почкам и не мог сдержаться, оба раза вскрикнул. За что его наградили новым увесистым ударом по голове. Он едва не потерял сознание.
– Хватай за ноги!
Питер не рассчитывал остаться в живых. Джоан сказала, что везет его в «заведение» с духом плаща и кинжала, и теперь он знал, что она имела в виду. Его хотели утопить в Гудзоне.
