Глава двадцать вторая

Оперативная группа вела расследование по собственным правилам, и опыт детектива Питера Даймонда в ее планы не входил. А он понял, что стоять в стороне морально труднее, чем возглавлять следственную бригаду.

Рано утром, сообразив, что ничего не ел после самолета, Питер отправился искать кафе и обнаружил на углу Бродвея и Сто четырнадцатой «Голодного Макса». В меню под номером семь значилась позиция, обещающая завтрак, включающий почти все, что имелось в кухне, и он заказал двойную порцию. Чтобы смотреть телевизор, Питер устроился на табурете у стойки – не самое удобное место для человека его комплекции. Гостиница де Винта не того разряда, где ставят телевизоры в номера, и он не знал, освещает ли пресса убийство японки и похищение Наоми. К его разочарованию, показывали какое-то дурацкое шоу, и два идиота смотрели его так, словно это была сенсация недели. Можно было догадаться попросить рассказать новости у того, кто принимал у него заказ.

– Думаете, справитесь с двумя завтраками?

– Не сомневаюсь.

– Приехали к нам?

– Да.

– Из Англии?

– Угадали.

– Где остановились?

Даймонд колебался. Он не ожидал, что подвергнется допросу со стороны нью-йоркского официанта, хотя видел, что он приставал и к другим.

– В «Фирбанке».

– Там, где обнаружили труп женщины?

– Да. – Питер попытался обратить разговор в шутку. – В ванных есть что угодно: погорячее и похолоднее. Администрация обеспечивает полотенцами и трупами.

– В наши дни полно всяких психов, – заявил официант, обращаясь ко всему залу. Трудно было судить, кого он имел в виду, не самого ли Даймонда. – Этот малый ночевал в «Фирбанке». – На сей раз он явно говорил о Питере.

Посетителей в кафе было много, но никого не заинтересовало, где провел ночь Даймонд. Когда перед ним появилась полная с верхом тарелка с беконом, колбасками, картофельными оладьями, четырьмя яйцами в сопровождении тостов и кофе, он получил в качестве бесплатного дополнения достоверную информацию.

– Я слышал, нашли машину, которой воспользовался убийца, – произнес официант.

Занесенные над тарелкой нож и вилка застыли в руках Даймонда.

– Где?

– Копы обнаружили ее в Чайнатауне.

– В ней никого?

– А вы что думали?

Даймонд съел двойной завтрак со скоростью, какую неделями будут обсуждать в «Голодном Максе», и поспешил в Двадцать шестой полицейский участок, где благодаря своему начальственному виду добрался до сержанта Стейна из детективного бюро, долговязого седеющего мужчины в выцветшей красной рубашке и черных джинсах, который этим утром был старшим следователем по делу об убийстве японки.

– Вы тот самый британский коп? – По тону американца было ясно, что его предупредили, чтобы он не сводил с Даймонда глаз.

– Я слышал, вы обнаружили машину?

– Патрульный нашел.

– В Чайнатауне? Это недалеко от Бауэри?

– Да.

– Где точно?

– Чайнатаун?

– «Бьюик».

– Его перевезли. – Сержант помолчал и добавил: – Для проведения экспертизы.

– Во сколько его обнаружили?

– Заявление будет сделано позднее.

– Перестаньте! – Питер начал раздражаться. – Я пришел не для того, чтобы удовлетворить нездоровый интерес.

– А для чего? – поинтересовался Стейн.

– Пропал ребенок, девочка в руках убийцы. Разве этого не достаточно для нью-йоркской полиции?

Сержант не дрогнул:

– Мистер, я должен задать вам кое-какие вопросы.

– Например? – Питер напрягся.

– Какое вам дело до этой девочки?

– На что вы намекаете, сержант?

– Мы внимательно присматриваем за мужчинами среднего возраста, которые преследуют маленьких девочек.

Стейн чудом избежал удара кулаком и понял это по тому, как двинулся на него Даймонд. Они стояли нос к носу, как боксеры, и сверлили друг друга взглядом.

– Твои слова не только оскорбительны, но провокационны, – заявил англичанин. – Я бы на твоем месте, если не хочешь расстаться со значком, не стал бы поливать грязью полицейского высокого звания.

Маленькая деталь, что Даймонд больше вообще не полицейский, не всплыла. Он вел себя так, будто звание было при нем. А Стейн подобных тонкостей не знал. И пошел на попятную, подняв правую ладонь, как индеец, заключающий мир:

– Проехали. Ладно? У меня выдалась трудная ночь.

– День может оказаться еще труднее, – заметил Даймонд. – Так в котором часу обнаружили машину?

– Около двух на Малбери-стрит.

– Кто-нибудь что-то заметил?

– Свидетели пока не объявились.

– Куда отвезли автомобиль на экспертизу?

– У экспертов есть мастерская на Амстердам-авеню.

– Пешком туда можно добраться?

– Можете доехать с патрульными. – Демонстрируя готовность помочь, Стейн несколько раз кивнул. Он обрадовался возможности избавиться от Даймонда.

Поездка с немногословным, жующим резинку патрульным дала Питеру время обдумать слова сержанта. Дети всегда подвергались насилию, но в последнее время шумиха по поводу преступлений против несовершеннолетних росла. Другой вопрос: соответствует ли это реальному положению дел? Статистику изнасилований и иных нападений на детей следует воспринимать в свете расширившихся возможностей обнаружения и освещения преступлений. Но какова бы ни была правда, мужчине, если он не отец и не учитель, лучше не попадаться на глаза в обществе юных созданий. Даймонд жалел, что несколько извращенцев и охочие до сенсаций журналисты делают доверие между взрослыми и детьми нежелательным, если вообще возможным.

Бездетный, он не мог в полной мере встать на точку зрения родителя. Но разве всех бездетных, кто любит детей, надо записывать в потенциальные извращенцы?

Место, куда отвезли на экспертизу машину, оказалось не той кристально чистой мастерской с лабораторией, какую Питер ожидал увидеть. Оно представляло собой переделанный гараж с парой эстакад и смотровых ям, где хозяйничали молодые люди в промасленных комбинезонах. «Бьюик» загнали во двор и не обращали на него никакого внимания.

Даймонд легко сошелся с дружески настроенным техническим экспертом, которого явно не предупредили, что в присутствии смутьяна-англичанина нужно держать ухо востро. И он охотно пояснил:

– «Бьюик»? Займет по крайней мере неделю. У меня такое впечатление, что на нем ездила половина нью-йоркцев и пользовалась, чтобы заняться сексом и покурить. Скорее всего он принадлежал группе студентов.

– Следовательно, какую-то предварительную работу вы уже проделали?

– Залезли внутрь и собрали мусор на экспертизу.

– Мусор?

– Сигаретные пачки, окурки, конфетные обертки, обертки сэндвичей, пакетики от презервативов, чеки с бензоколонок, алказельцер, жевательную резинку, шариковые ручки, парковочные квитанции, гигиенические прокладки, контейнеры из ресторанов навынос… Продолжить?

– Впечатляет. Уже упаковали?

– Слушайте, дайте передохнуть. Только за последнюю ночь привезли четыре машины.

– Можно посмотреть на вашу коллекцию? Я подключен к расследованию.

– Пожалуйста.

Даймонда проводили в дальний конец гаража в большую комнату, где на длинном столе лежали перечисленные предметы. Одного взгляда было достаточно, чтобы первоначальное впечатление добродушной расхлябанности моментально исчезло. К каждому предмету прикрепили ярлык с номером и обозначением места, где он был найден в машине.

Если судить по чеку с бензоколонки, салон «Бьюика» не чистили по крайней мере с февраля. Но теперь весь хлам выгребли и аккуратно пронумеровали. Предстояла адская работа: попытаться определить то, что выбросил убийца миссис Танака.

– В задке проверяли?

– У кого в задке? – удивился собеседник.

«Надо следить за языком и употреблять только то, что принято здесь, – подумал Даймонд. – Проблем и без того хватает».

– В том месте в задней части автомобиля, где перевозят вещи.

– В багажнике? Конечно.

– Я спросил, потому что не увидел на бирках привычного слова. Теперь понимаю, почему.

– Ясно.

Питер наклонился над шариковыми ручками:

– Полагаю, вы можете определить, если ими недавно пользовались. Не дергайтесь, я не собираюсь дотрагиваться.

– Каким образом?

– Если ручкой долго не пользовались, она засыхает. Потом ее приходится расписывать – водить шариком по какой-нибудь поверхности, чтобы на него поступила паста.

Эксперт принял эту констатацию очевидного более серьезно, чем она того заслуживала:

– Вероятно. Но мне не известен ни один тест, который бы позволил определить, сколько времени прошло с тех пор, как ручкой пользовались в последний раз. Это зависит от многих факторов – например, от температуры воздуха в том месте, где она лежала. Мы и с трупами частенько ошибаемся, чего там говорить о шариках.

– Но если паста подается сразу, можно с большой долей вероятности утверждать, что ручкой недавно писали. – Даймонд разглагольствовал, как Шерлок Холмс, с той лишь разницей, что ни на кого не производил впечатления, и меньше всего на себя. Хватит уже о шариках! – Можно посмотреть чеки?

– Конечно. Только держите за скрепку и отделяйте друг от друга вот этой спицей.

– Не могу представить, чтобы убийца останавливался на заправке. – Питер поднял связку чеков. – Вряд ли здесь обнаружатся его отпечатки пальцев.

– Можно проверить по датам, – заметил эксперт.

– Меня не интересует дата. – Питер действовал, повинуясь внутреннему импульсу, и перебирал деревянной спицей квадратики бумаги.

– Ищете надпись на обороте? – предположил эксперт.

– Вы уже смотрели?

– Не было времени. С какой стати кому-то понадобилось писать на чеках?

– Маленькая девочка, которую похитили, очень любит рисовать.

– Вы считаете, это может дать ключ?

– Не исключено. – Даймонд положил чеки на стол. – Но, к сожалению, тут ничего нет.

Он взял парковочные квитанции и также внимательно оглядел. И на них Наоми не оставила следа. Он огорченно вздохнул.

– Вы закончили?

– Я вас задерживаю?

– Ничего. Все в порядке.

– В таком случае я хотел бы посмотреть все, что тут лежит. Если вам нужно возвращаться к работе, обещаю, что ни на чем не оставлю своих отпечатков пальцев.

– Договорились.

Ему доверяли, и от этого потеплело на душе.

Шанс найти улику был невелик, но все же лучше копаться в мусоре, чем вообще ничего не делать. Пользуясь спицами, как палочками для еды, Питер перебирал лежавшие на столе предметы, выискивая те, какими недавно пользовались. Распечатанная пачка мятной жвачки. Он подумал, что ее могли предложить девочке, чтобы та успокоилась. Но обертка пластинок резинки была настолько грязной, что ее наверняка раскрыли несколько месяцев назад.

Даймонд все-таки считал, что Наоми могли дать что-нибудь съестное, чтобы она меньше сопротивлялась, и стал осматривать стопку контейнеров разной формы из различных заведений быстрого питания. Они сохранили сладковато-прокисший запах – вот уж чего он не хотел бы брать в руки. Трудно представить, какая вонь была в салоне «Бьюика» в летний день, если кому-то приходило в голову на время закрыть все окна.

Два контейнера были относительно недавнего происхождения, и он отделил их от остальных. Коробки не из полистирола, как другие, а из белого картона. Судя по жирным пятнам и сахарным крошкам, в них, вероятно, лежали пончики.

Даймонд перевернул одну из коробок: дно – прекрасная поверхность для рисования, но оно было чистым. Почему он так упорствовал, считая, что Наоми могла оставить рисунок, причем такой, который содержит информацию? Им руководила некая сила, подобная телепатии. Словно девочка подталкивала найти то, что хотела передать ему. Ничего сверхъестественного в этом не было – у Питера и раньше возникали предчувствия, впоследствии они сбывались – например, что он непременно встретит в чужом городе старого знакомого.

Поэтому, увидев на дне второй коробки чернильные линии, Питер не стал молотить кулаком по воздуху и кричать: «Эврика!»

Он терпеливо объяснял в участке сержанту Стейну, как Наоми любила рисовать – видимо, таким образом пыталась компенсировать вызванную немотой невозможность общаться с людьми.

– Думаете, ее работа? – спросил Стейн.

– Не совсем. Я сделал копию с рисунка на коробке из-под фастфуда. Сама коробка осталась в мастерской с другими найденными в «Бьюике» вещами. Паста соответствует той, что в ручке, найденной рядом с передним сиденьем. Нельзя утверждать, что рисунок сделала именно Наоми, но по виду коробки можно предположить, что та недолго пролежала в машине. Полагаю, убийца где-то остановился, чтобы накормить девочку, или она взяла коробку в машине и воспользовалась, чтобы сделать набросок.

– Вы называете это наброском. Не поймите меня превратно, но мне это больше напоминает каракули. Что здесь нарисовано?

– Не знаю, – признался Питер. – Оригинал в два раза больше копии. – Он положил блокнот на стол сержанта.

– Вы считаете, это что-нибудь означает?

– Если рисовала Наоми, то да. У нее оригинальный взгляд на мир, но ее рисунки удивительно точны.

– Это карта?

– Не исключено.

– Если рисунок может чем-то помочь, необходимо этим воспользоваться, – кивнул сержант. – Что мы здесь имеем? Похоже на эстакаду, а эстакад в Нью-Йорке немного.

Питер посмотрел на коробку. Стейн предположил, что нарисован тянувшийся с юго-востока на северо-запад путепровод, пересекавший более мелкие дороги.

– Если так, то что это за квадрат?

– Наверное, автомобиль.

– Вид с высоты птичьего полета?

– Вероятно.

– А продолговатая форма примерно посередине?

Сержант на мгновение задумался:

– Вы сказали, что у девочки особенный взгляд на мир? Не исключено, что это вид на «Бьюик» снизу. Она нарисовала глушитель.

– Вид снизу?

Питер усомнился, что у девочки в возрасте Наоми достаточно технических познаний. И еще он считал, что у нее не хватит абстрактного воображения, чтобы изобразить местность в виде карты.

– Она рисует по памяти то, что видела. В Англии ехала в поезде, а потом точно изобразила, как выглядит спинка переднего сиденья, на которую смотрела во время поездки.

– Это принесло пользу расследованию?

– Напрямую – нет.

Сержант Стейн изогнул бровь, словно спрашивая, нужно ли тратить время, разгадывая каракули японки.

– То, что вы приняли за автомобиль, мне напоминает лезвие старомодной бритвы, – заметил Даймонд.

– Гм… – недоверчиво хмыкнул американец.

– Такой, какими пользовались прежде, чем изобрели одноразовые.

– Я помню лезвия для бритв. Но если это бритва, то мне трудно представить, что означает все остальное.

– Мне тоже.

– Простите, у меня дела.

Сержант ушел, оставив Даймонда разбираться с картинкой. Он повертел блокнот, надеясь, что поймет смысл рисунка, если посмотрит на него с другой стороны. Не было уверенности, что то, что он принял за верх, на самом деле верх. Коробку из-под пончиков можно поворачивать как угодно и разрисовывать с любого конца. Ничего нового в голову не приходило. Прямоугольник с любой точки обзора напоминал бритву. Образ засел в мозгу, и Питер не мог представить ничего иного.

Ближе к полудню явился лейтенант Истланд – тот самый офицер, который сравнил Даймонда с Винни-Пухом. Он вел расследование и сообщил, что есть прогресс в установлении личности убитой. Японская полиция проверила, кто проживал по указанному в паспорте адресу. Миссис Танака была разведена и жила одна. До прошлого ноября работала секретарем в Иокогамском университете.

– Секретарем? – удивился Питер. – Расплывчато. Термин может означать полномочного администратора или обычную машинистку.

– По моим сведениям, она работала на факультете естественных наук в команде сотрудников издательской системы, – ответил Истланд. – Что же до девочки…

– Лейтенант! – перебил его Даймонд. – Вот о ней я хочу вам кое-что рассказать. – Сейчас он попадет в неловкое положение, но ничего не поделаешь. – Я уверен, что Наоми не является дочерью миссис Танаки. Ее дочь умерла. Я обнаружил фотографию могилы. Той девочки, которая занесена в ее паспорт. – Он достал из кармана снимок и ждал, что его немедленно порвут на куски. Сокрытие улики не самый верный способ завоевать друзей и повлиять на людей.

– Откуда вы это взяли?

Даймонд объяснил и извинился.

– Почему показываете снимок теперь? – Истланд не вспылил. Сухопарый мужчина лет сорока, с тонкими губами, он тщательно взвешивал слова.

– Он может иметь отношение к делу.

– Вчера вечером вы об этом знали!

– Я рассмотрел его после того, как вы со мной побеседовали.

– И не захотелось продолжить?

– Причина не в этом.

– А в чем?

– В приоритете. Я хотел, чтобы не возникло никаких осложнений, механизм завертелся бы, и поиски Наоми начались. Не важно, кто она такая.

– Это все, что вы изъяли из бумажника?

– Да.

– Я могу вам верить?

– Разумеется.

– Знаете, кто вы такой?

– Знаю, кем меня считаете вы.

– Ну, раз мы оба все понимаем, будьте любезны, поделитесь со мной рисунком, который вы обсуждали с сержантом Стейном.

Сарказм не мог быть более язвительным, но лейтенант хотя бы признал, что Даймонд тоже внес вклад в их общее дело. Он снова вынул блокнот. Но, не желая предвосхищать возможные версии лейтенанта, упоминать о лезвии бритвы не стал.

– Вы верите, что это нарисовала девочка?

Даймонд объяснил, что он сделал копию. Истланд, хмурясь, рассматривал изображение.

– Ну и что это по-вашему? – спросил он.

– Мне кажется, маленький объект – лезвие бритвы.

– Исключено. В таком случае на чем оно лежит? На полке? Тогда мы в ванной, а полукруглая линия – граница раковины.

– Я об этом не думал.

– В ванной, примыкающей к комнате, где произошло убийство, такой же умывальник, но полка расположена под другим углом. Мне не приходилось видеть, чтобы полки вешали во всю ширину раковины. Впрочем, дети рисуют предметы с необычных точек зрения.

– Ей надо быть выше вас и меня, чтобы взглянуть на полку в таком ракурсе, – заметил Даймонд.

– Я же говорю, дети рисуют так, как хотят.

– Она скрупулезный художник.

– Полагаете, это важно?

– Учитывая, как мало мы знаем… – В сознании Питера что-то забрезжило, и он оборвал фразу на полуслове.

– Даже если это рисунок ванной, – продолжил лейтенант. – Даже если это лезвие бритвы, хотя я не помню, была ли там бритва. Что нам это дает?

Внезапно рисунок обрел для Даймонда смысл, и все встало на свои места.

– Это татуировка!

– Что?

– Лезвие бритвы – татуировка. Взгляните по-другому: то, что вы приняли за полку, человеческая рука на руле. Девочка рисует то, что видела перед собой, когда сидела пристегнутая на переднем сиденье рядом с ним.

– Наверное, вы правы, – после паузы кивнул американец.