Глава шестнадцатая
Быстрая реакция может быть залогом успеха или повлечь неприятности. В такси Питер вспомнил, что он больше не высокий полицейский чин. Сев в машину, поступил профессионально – это был единственный ключ к разгадке тайны, которой он занимался. Но в бытность полицейским он бы сообщал по радио начальству о всех своих перемещениях. Даймонд спросил водителя, куда они направляются.
– На моих устах печать, дружище, – отозвался тот.
– Да ладно тебе, колись!
– В «Альберт-Холл».
– Пошел ты подальше!
Надо было позвонить в школу или по крайней мере попросить кого-нибудь передать сообщение Джулии Масгрейв. Мужчина средних лет катает по городу маленькую девочку, не предупредив ее опекунов. Подобное поведение заслуживает не просто порицания – оно возмутительно! Дело не в Джулии. До сих пор она ему доверяла и не заподозрит, будто он вознамерился похитить ребенка. Однако другие на это способны. Насилие над малолетними – зло, недоступное его пониманию. В последние месяцы случаи нападения на детей постоянно муссировались в прессе, и такие люди, как миссис Строу, не постесняются зачислить его, Даймонда, в извращенцы. И надо отдать ей должное: любой полицейский поверит ее словам. Даймонд решил, что, как только они прибудут на место, сразу доберется до телефона.
Целью их поездки на самом деле оказался «Альберт-Холл». Как только Наоми вышла из такси напротив северного входа, к ним подошла японка. Даймонд положил руку на голову Наоми, предупредительно притянув к себе. Нельзя было допустить ни малейшего риска. Женщина церемонно поклонилась. Ей было около шестидесяти лет – слишком пожилая, чтобы оказаться матерью Наоми. В левом уголке ее верхней губы была бородавка.
– Мистер Даймонд?
– Да.
– Пойдемте со мной.
Питер расплатился с таксистом и, опустив руку, почувствовал, что Наоми крепко вцепилась ему в пальцы. Она явно не признала в незнакомке соотечественницу. Они двинулись за ней к зданию, и Питер заметил, что девочка вертит головой, рассматривая фасад из красного кирпича. Супница богов, всегда думал он, глядя на «Альберт-Холл». Можно вообразить, как божественная рука поднимает крышку и огромным черпаком помешивает содержимое под пение «Края надежды и славы» в последний вечер променадных концертов.
Японка проворно поднялась по короткой лестнице к арочному входу, словно «Альберт-Холл» являлся ее домом. Она была в дорогой европейской одежде: шелковом бежевом пиджаке и прекрасно сшитых темно-коричневых брюках. К очкам в золотой оправе была прикреплена длинная цепочка.
Когда они вошли в здание, Наоми так сильно сжимала руку Питера, что грозила прервать кровообращение. Японка повернула направо и повела их по опоясывающему зал главному коридору. Вместе с ними шагали другие люди, в основном молодые, по виду студенты. Но у Даймонда не сложилось впечатление, что готовится концерт классической или поп-музыки. Он не знал, что ставили в «Альберт-Холле» на этой неделе. Дурная голова, выругал он себя. Надо было спросить в телецентре.
Провожатая подвела их к двери с табличкой «Посторонним вход воспрещен» и постучала костяшками пальцев. Даймонд опасался вести Наоми в замкнутое пространство и повернулся к японке:
– Вы можете объяснить, в чем дело?
– Извините, не вправе, – ответила та.
– Кто вы? Я даже не знаю вашего имени.
– Никто. Не берите меня в расчет.
– Вы хорошо говорите по-английски.
– Это единственная причина, почему я здесь.
Дверь открыл крепкий молодой японец в спортивном костюме. Женщина поклонилась ему. Парень ответил коротким кивком скорее Даймонду, чем их провожатой, обнаружив при этом на темени пучок волос. И что-то произнес по-японски.
– Пожалуйста, проходите, – перевела женщина и отступила в сторону.
Их окутал приторный цветочный аромат. Он исходил от волос молодого японца. Это был запах камелии, отметил Даймонд, вспомнив, что чем-то похожим, но не настолько пахучим, душилась иногда Стефани. Обстановка мало напоминала место, где Наоми могла обрести дом, но, кажется, не грозила опасностью. Питер и девочка шагнули через порог.
Их глазам предстало совершенно неожиданное зрелище: пара огромных ягодиц, почти голых, если не считать врезавшейся в промежность повязки. Трудно объяснить причину, но в современном западном обществе не принято восхищаться толстой задницей. Она может являться предметом насмешек – вот это корма! – или в положительном смысле дополнительным полезным весом во время схватки в регби или перетягивания каната. Эта же задница явно стремилась к высочайшим вершинам человеческого опыта. Пугала своей монументальностью, как памятник принцу Альберту на противоположной стороне улицы.
Неподвижная, нежно-золотистая, гладкая, как дорожный знак, могучая, подобно двум поставленным бок о бок бочкам, доминирующая в центре комнаты, а также по всем ее сторонам. Тело владельца скрывалось где-то за ней за исключением части ступней в носках и голых лодыжек. Человек согнулся в позе, в которой наверняка было больно стоять.
С высоты роста Наоми открывшаяся картина могла по своему величию соперничать с горой Фудзияма.
Даймонд вспомнил сюжет в теленовостях пару дней назад. Открылся японский фестиваль, где основным зрелищем было соревнование японских борцов. У этого спорта здесь имелось много поклонников.
– Сумо? – спросил он.
Только что пригласивший их войти человек кивнул.
Питер редко смотрел соревнования, но ему нравился вид спорта, в котором тренироваться значило заглатывать как можно больше пищи, а само состязание длилось не более пятнадцати секунд.
Задница дернулась к полу и с удивительным проворством переменила позу, а ее хозяин, не обращая внимания на гостей, поднял правую ногу до уровня плеча, а затем с силой стукнул об пол.
– Шико, – проговорила японка. – Чтобы отогнать злых духов и соперника.
– Скажите ему, что тут нет никаких соперников, – попросил Питер.
Владелец задницы повторил шико левой ногой. Горы плоти завершили движения и, поколыхавшись, застыли. Запах камелии усилился – борец, видимо, пользовался тем же ароматизатором.
– У меня сложилось впечатление, что нас сюда позвали по ошибке, – заявил Даймонд.
Потрясенный, что кто-то осмелился заговорить в то время, как тренировка не закончена, человек в спортивном костюме предостерегающе поднял руку. Борец снова одарил их панорамным видом своей задницы, склонившись так низко, что голова оказалась между коленями. Он был в набедренной повязке, которую на состязания надевают сумотори только высшего уровня. Навязанная близость с чудовищным кострецом выводила Питера из себя. Он не осмеливался представить, какое впечатление открывшаяся картина производит на ребенка. Комната была немаленькой, наверное, артистическая уборная какой-нибудь звезды. Но вместив борца сумо и две напомаженные камелией головы, показалась малюсенькой. Даймонд обернулся, чтобы проверить, с ними ли по-прежнему японка. Та стояла за порогом, стараясь быть незаметной.
– Вы уверены, что привели нас куда следует?
Она кивнула, приложив палец к губам.
Борец что-то проворчал, распрямился и внезапно повернулся к ним. Он был огромен во всех местах. Мощные бедра могли бы выдержать пешеходный мост и в каком-то смысле несли не меньший вес – гигантский живот настолько перевешивался через пояс набедренной повязки, что человек казался голым. Мышцы образовывали бугристую складку на груди. И над всем этим возвышалась почти чужеродным телом маленькая лунообразная голова. Ее единственным отличием были волосы – связанные на затылке и разбегающиеся веером ко лбу. Такую прическу носят сумотори высшего уровня. Борец обменялся с мужчиной в спортивном костюме взглядом. Тот достал черное одеяние, напоминающее университетскую студенческую мантию, и накинул на огромные плечи.
Великан, приветствуя гостей, поклонился, и Даймонд тоже ответил ему поклоном. Впервые в жизни он почувствовал себя тщедушным, худосочным, если не костлявым. Японец протянул руку. Зная, каким проворством обладают борцы сумо, Даймонд не удивился бы, если бы в следующее мгновение оказался на спине в дальнем конце комнаты. Но дело ограничилось крепким рукопожатием. Было сказано что-то по-японски тонким с хрипотцой голосом.
– Озеки Ямагата приветствует вас в «Альберт-Холле» – своей временной резиденции, – перевела японка.
Даймонд назвался и назвал Наоми. Им принесли стулья. Ямагата сел на корточки на деревянную скамью, что-то сказал своему костюмеру, тот в свою очередь передал переводчице.
– Я имею честь переводить для господина Ямагата, – начала японка. – Он поручил мне объяснить, что Озеки – второй по значению уровень в сумо. Господин Ямагата – важный борец в Японии, а на этом соревновании самый главный. Он приглашает вас, если пожелаете, стать сегодня вечером его почетными гостями.
– Это для нас большая честь, – ответил Питер, невольно переходя на высокий стиль, с каким обратились к нему. – Но, боюсь, девочка для этого слишком мала.
Ямагата, судя по всему, доброжелательно принял его слова и с мудрым видом кивнул. Наоми по-прежнему крепко держала Даймонда за пальцы. Все, что происходило, она принимала с большим подозрением.
Японец снова заговорил, и переводчица объяснила, что важный борец случайно увидел передачу «Дети о детях». Перед ним поставили портативный телевизор и включили на четвертом канале, где рассказывалось о сумо, но там слишком много говорили о его конкурентах, и он переключил программу. Господина Ямагата глубоко тронула судьба японской девочки, которая не умеет говорить.
– Он попросил меня навести справки, и я позвонила на Би-би-си.
Это было крушением всех надежд Даймонда.
– Он не узнал Наоми?
Японка покачала головой.
– И не знает, кто она такая?
– Это было лишь телевизионное шоу.
– Черт бы вас побрал! – Питер вскочил со стула и, поскольку Наоми по-прежнему держала его за пальцы, заставил подняться и ее. – Вы притащили нас сюда просто так… только потому, что этот кусок мяса увидел девочку по телевизору? Кого еще вы вызвали? Артура Дейли?
– Ради бога! Я не могу переводить такие слова господину Ямагата.
– Не трудитесь. Мы уходим. Эта туша нас просто обманула.
Даймонд повернулся и увидел, что выход загораживает бандит в спортивном костюме. Он принял угрожающую стойку и, похоже, не шутил. Наоми захныкала, уронила свой драгоценный альбом и обхватила Даймонда за пояс обеими руками. Не самая лучшая позиция для первой встречи с борцом сумо.
– Не возражаете? – Питер старался сохранить в голосе британскую корректность. – Мы сейчас вас покинем.
Ямагата дал беглый залп японских слов. Переводчица кинулась между бандитом и Даймондом.
– Мистер Даймонд, я вас умоляю. Господин Ямагата еще не закончил. Вы не можете уйти.
– Говорить больше не о чем! – отрезал Питер. – Единственная причина, почему мы здесь, – выяснить, кто такая Наоми. Он этого не знает. Понятия не имеет.
– Он хочет помочь.
– Тем, что будет задавать ей вопросы по-японски? Посольские работники уже пытались. Она не ответила. А теперь окажите любезность, скажите этому шуту, чтобы дал нам пройти.
– Вы не имеете права поворачиваться спиной к господину Ямагата. – Переводчица произнесла эти слова как непреложную истину.
Возможно, этому правилу благоразумно следовали все члены борцовской братии. Даймонд прислушался к совету и посмотрел через плечо. Ямагата, к счастью, так и не сдвинулся со своей скамьи и поманил гостя вернуться на стул.
А вдруг этот малый собирается предложить что-нибудь конструктивное? Нельзя, поддавшись разочарованию, уйти вот так, разозлившись. Питер вспомнил, как допрашивал свидетелей, до последнего надеясь, что сумеет выудить из них ценные сведения.
– Ладно. – Он положил руку на плечо Наоми. – Только две минуты. – Они снова сели.
– Господин Ямагата хочет услышать из ваших уст историю этой маленькой девочки.
– Я решил, что это он хочет сказать мне что-то.
– Пожалуйста, не спорьте, мистер Даймонд.
– Будь по-вашему.
Питер озвучил несколько известных фактов, начав со сработавшей антитеррористической тревоги в универмаге «Харродс» и закончив рисунками Наоми, которые девочка протянула борцу. Тот меланхолично перелистывал страницы альбома с изображением ромбов, пока не добрался до витражного окна.
– Это моя работа. – Питер сообразил, насколько он смешон – как напрашивающийся на похвалу начинающий художник. – А все, что до этого, нарисовала Наоми. Я сначала подумал, что это, может, японские иероглифы, но мне объяснили, что нет.
Выслушав перевод, Ямагата покачал головой. Он был тоже заинтригован тайным смыслом рисунков девочки. Закрыл альбом и грациозно, обеими руками, словно бесценное сокровище, отдал его Наоми. Что-то сказал по-японски, но она не ответила. Он повернулся к Даймонду и вымученно произнес несколько слов по-английски.
– Ямагата любить маленький девошка.
Вот чего-то такого Питер и боялся.
– Исключено! Совершенно исключено. – Свои слова он подчеркнул энергичным жестом.
Борец нахмурился.
– Я привез ее сюда не для того, чтобы отдать. Она мне не принадлежит. Вечером я обязан вернуть девочку в школу – вот так обстоят дела. – Питер повернулся к переводчице: – Ради бога, донесите до него, что я пытаюсь объяснить.
Та обменялась с борцом несколькими фразами по-японски и снова с поклоном повернулась к Питеру:
– Прошу прощения, что это говорю, но вы неправильно поняли господина Ямагата. Он хотел сказать, что у него была маленькая дочь примерно возраста Наоми. Он ее сильно любил, но в прошлом году она умерла от менингита.
Глаза борца увлажнились.
– Примите мои соболезнования, – искренне произнес Даймонд. – Смерть ребенка – самое страшное горе. Только доведите до его сознания, что Наоми принадлежит кому-то другому.
– Это он понимает, – заверила переводчица.
Борец снова заговорил по-японски, для убедительности прижимая к груди ладонь.
– Он хочет помочь малышке.
– Наоми?
Ямагата кивнул.
– Очень любезно с вашей стороны. Только что вы можете сделать?
Женщина перевела и получила быстрый ответ.
– Он говорит, чтобы вы подсказали.
Несколько мгновений Даймонд размышлял, но ему не хотелось выглядеть неблагодарным.
– Попробуйте то, чем занимаюсь я, – поспособствуйте распространению информации о ней.
Выслушав перевод, японец презрительно скривил губы и снова заговорил.
– Господин Ямагата знает вашу историю и доверяет вам, – перевела женщина. – Вы были детективом, и у вас есть опыт, чтобы узнать правду об этом ребенке. Господин Ямагата знаменитый борец, а не детектив. Он богатый человек, оплатит расходы, если придется летать в самолетах и останавливаться в отелях.
Спонсор.
– Я не планировал никуда лететь.
– Господин Ямагата считает, что это потребуется.
Даймонд покачал головой:
– Сомневаюсь.
Новый обмен фразами по-японски.
– Господин Ямагата хочет еще раз посмотреть рисунки.
Альбом лежал на коленях Наоми. Она позволила взять его и отдать борцу. Тот переворачивал страницы, пока не добрался до изображения витражного окна, творения Даймонда. Вернулся назад, обвел нарисованные девочкой фигуры пальцем и промолвил:
– Самолет. – И чтобы никто не сомневался в смысле сказанного слова, положив альбом на колени, широко развел руки.
– Что? – Никакой полет воображения не помог бы увидеть в ромбе летательный аппарат.
Борец подозвал поближе к себе переводчицу и некоторое время что-то говорил ей.
– Он просит внимательнее вглядеться в рисунок. – Японец перевернул альбом так, чтобы гость смотрел на него с нужной стороны.
– Он считает, что это детское ви́дение салона самолета.
– Я не заядлый путешественник, но мне приходилось летать в самолетах, и ни у одного из них не было витражных окон.
– Пожалуйста, посмотрите вместе с господином Ямагата.
Борец поднял альбом выше. Пока он говорил, женщина переводила:
– Решетка, которую вы приняли за окно, возможно, нечто иное.
– Это я ее нарисовал.
– Но вы исходили из того, что́ изобразила девочка. Господин Ямагата считает, что это карман для документов, находящийся на задней части спинок самолетных кресел.
– Карман, куда кладут инструкцию по мерам безопасности и журналы авиакомпаний? Любопытно. Если девочка летит в самолете, то карман окажется на уровне ее глаз. А эта форма – столик, на него ставят поднос. Думаю, он прав. – Даймонд щелкнул пальцами. – Гениально! Наоми хочет нам сказать, что летала в самолете.
– Или ездила в поезде дальнего следования.
Возникла неловкая пауза.
– Это он сказал?
– Я, – уточнила женщина. – Я живу в Англии. Во многих поездах есть такие карманы. А в самолетах они из материи.
Она была права.
– Минутку! – Питер жестом попросил, чтобы ему вернули альбом. Получив, открыл чистую страницу, достал из кармана ручку и сделал два быстрых, схематичных рисунка – самолета и поезда. – Попробуем. – Он показал картинки Наоми, предварительно закрыв ладонью поезд. – Это? – Девочка никак не отреагировала. – Тогда он закрыл самолет. – Может, это?
После долгой паузы она протянула руку и коснулась изображения поезда.
– Это, Наоми?
Она постучала по картинке пальцем.
– Значит, вы правы. – Питер повернулся к переводчице. – Ямагата догадался, в чем смысл рисунка. Но ехала она в поезде, а не летела в самолете.
– «Джапан эйрлайнс», – кивнул борец.
– «Бритиш рейл», – возразил Даймонд и посмотрел на японку. – Надо же, вы ее раскусили.
– Честь открытия принадлежит господину Ямагата, – потупилась та.
– Гениально!
– Азиаты записывают мысли идеограммами. У нас острый взгляд на символы.
Борец заговорил по-японски и переводчица твердо сказала:
– Господин Ямагата должен готовиться к башо. Не будем его задерживать. Он сказал, что заплатит сколько угодно, чтобы вы нашли родителей девочки.
– Заплатит? – удивился Даймонд.
– Да.
– Хочу правильно его понять. Он меня нанимает?
– Именно.
– Что значит – заплатит сколько угодно?
Переводчица переговорила с борцом и ответила:
– У господина Ямагата есть золотая карта «Американ экспресс».
– Я, конечно, все понимаю. Но…
– Он сообщит вам номер своей золотой карты. Если потребуются деньги на расходы, вы введете эту цифру. Сейчас я вам запишу.
– Он дает мне согласие на трату его денег?
– «Американ экспресс», – произнес Ямагата, с трудом выговаривая букву «р».
– Он полагается на вашу порядочность, – пояснила переводчица.
Вдохновленный тем, что ему обещают неограниченное спонсорство и считают порядочным человеком, Даймонд все же испытывал смешанные чувства по поводу нового знакомства. Надежды, что Наоми узнают, не оправдались, но он радовался, что разъяснился смысл ее рисунков. Хотя они говорили только о том, что она ездила по железным дорогам Англии.
После серии поклонов и рукопожатий они с Наоми вышли на улицу, где могли вдохнуть неароматизированный воздух.
Переводчица проводила их и вручила карточку с адресом Ямагата в Токио. Ниже был написан номер его кредитной карты.
– На обороте номер моего телефона, – торжественно добавила она.
Трудно было устоять перед соблазном улыбнуться, подмигнуть или сказать что-нибудь двусмысленное, но есть люди, которых не осмеливаешься обижать, и пожилая японская матрона была из таких. К тому же упоминание о телефоне вернуло Питера к делам неотложным. Он ведь так и не позвонил в школу. Поблагодарив японку и положив карточку в карман, Питер отправился искать будку телефона-автомата.
К его радости, ответила сама Джулия Масгрейв. Она согласилась, что Даймонд поступил правильно, приняв приглашение борца сумо. Она смотрела передачу «Дети о детях». В школе все смотрели. И сильно разволновались, когда Клайв узнал на экране Наоми. Джулия расстроилась, что поход на телевидение ничего не дал, кроме предложения Ямагаты, потому что – как будто Даймонд мог об этом забыть – время пребывания девочки в Англии подходило к концу. Через сорок восемь часов ее должны посадить в самолет и отправить в Бостон.
Когда Даймонд вернулся в школу, ему сообщили, что мисс Масгрейв ушла домой. Хорошо, что удалось позвонить по телефону. Единственно, на что сумела пожаловаться миссис Строу, что бедный ребенок измучен до полусмерти.
– Только посмотрите на бедную крошку: едва держится на ногах!
Наоми высвободила свою ладонь из руки Даймонда и, не выпуская альбома, быстрыми, легкими шажками побежала по лестнице.
Приподняв фетровую шляпу, Питер распрощался с экономкой и двинулся к станции метро.
