Книга: Рыцари. Полная иллюстрированная энциклопедия
Назад: 1.3. Рыцарская конница эпохи ранних пластинчатых лат. Середина XIII–XIV век
Дальше: Глава 2. Рейтары – новый вид наемной кавалерии, ставшей альтернативой тяжеловооруженной рыцарской коннице
1.4. Рыцарская конница эпохи полных пластинчатых доспехов. XV–XVI века
Вооружение, защитное снаряжение, подготовка, тактика, стратегия и внешний вид европейских рыцарей XV–XVI вв. Битвы с участием европейских рыцарей: Кастильоне 1453 г., Уэйкфилд 1460 г., Монлери 1465 г., Равенна 1512 г., Павия 1525 г., Черезоле 1544 г., Гравелингене 1558 г.
В XV веке впервые появляются рыцари в блестящих полных пластинчатых доспехах. В таком виде рыцари и вошли в средневековые легенды, романы XIX века и кинофильмы XX–XXI веков. Без сомнения, закованный в пластинчатую броню рыцарь выглядел более внушительно, чем рыцарь в кольчужном снаряжении. Большую популярность средневековым историям придал новый перевод легенд о короле Артуре, сделанный Томасом Мэлори. В своем тексте Мэлори превратил солдат времен упадка Римской империи в рыцарей XV века. Однако, в отличие от добродетельного Галахэда, настоящие рыцари XV века имели не столь однозначное душевное устройство. Многие хранили верность королю и дружине, получали хорошее воспитание и обладали утонченными манерами. Другие были карьеристами или честолюбцами, всегда готовыми перейти на сторону, сулившую в тот момент больше выгод и выигрыша. На практике продолжительные походы за рубежом и кровавые склоки дома вполне способствовали формированию безжалостных убийц. Даже благородные и начитанные господа (в Англии некоторые образованные рыцари говорили на трех языках: английском, французском и латинском) порой питали склонность к явному садизму. Война была и оставалась кровавым делом, и в ней рыцари сражались плечом к плечу с себе подобными. За прошедшие века эти обстоятельства как-то позабылись, и в наше время появилась тенденция смягчать картину и рисовать весьма суровую действительность XV века в этаком розовом свете.
В XV веке рыцарство изменилось в своей сути. Рыцари больше не сражались за своего сеньора в обмен на землю. Феодальная армия уступила место армии наемной. Переход с феодальной на наемную армию отражал экономическое положение в Европе, где военная сила определялась прежде всего деньгами, а не наличием ленных поместий. Однако военная обязанность вассалов сохранилась в виде земельной или ленной обязанности. Например, в 1401 году император Руперт призвал своих вассалов сопроводить его в поездке в Рим. Последовавшие призыву вассалы получали по 25 флоринов ежемесячно на каждого выставленного солдата. Городские армии оставались на самообеспечении.
Многие представители сословия благородных господ в XV веке предпочитали вести жизнь землевладельцев, светских людей и парламентских представителей, точно так же как богатые буржуа все чаще получали рыцарское звание. Однако большинство знатных сеньоров в XV веке по-прежнему осознавали особую роль, которую они играли в порядке мироздания. Во время войны их обязанностью, оправданием их привилегий являлось командование – и командование на передовой.
В XV веке на длительном пути процесса становления рыцарем молодой человек познавал науку и нарабатывал навыки, сходные с теми, которыми приходилось обзаводиться предшественникам из предыдущих веков.
Чем более рыцарство приобретало славы, значения и блеска, тем сложнее делался прием молодых кандидатов, жаждавших вступить в это благородное звание. Практически только родовой по отцу и матери дворянин, достигший 18–22 лет, мог попасть в рыцари.
Но одного дворянского происхождения было далеко недостаточно; необходимость требовала строгим и суровым воспитанием с самых юных лет приготовиться к перенесению воинских трудов, необходимо было основательное изучение всех рыцарских обязанностей. Долгими испытаниями на низших степенях поступавшему следовало доказать, что его мужество и доблесть в состоянии поддержать честь и славу сословия, в которое он желал поступить.
Воспитание лица, предназначенного в рыцарское звание, начиналось с детства: игры и занятия ребенка должны были развивать в нем воинственный дух. Вооруженный колом, имитирующим копье, и воображая каждое дерево врагом, он сражался с частоколом родового поместья и испытывал, таким образом, рождавшуюся силу для будущих воинских успехов. Зима особенно способствовала подобным забавам: собрав товарищей-однолеток, он сооружал из снега укрепления и башни, осаждал или оборонял их, и под рукой его рассыпались снежные ограды. В таких играх уже пророчили молодцу то высокое звание, которое Бог и счастье уготовят ему в свое время.
Семи лет ребенок переходил из женских рук в мужские, и за начальными уроками под родительским кровом дворянство, по заведенному обычаю, отсылало своих детей к главнейшим рыцарям, с которыми считалось в дружбе или родстве. Их советы и пример составляли истинное и окончательное воспитание. Особой честью для себя считал рыцарь, когда отец поручал ему довершить образование сына.
Расставаясь с сыном, иногда на долгие годы, отец благословлял его и высказывал при этом свои последние наставления. Они заключаются в следующем извлечении Маршанжи из разных авторов: «Любезный сын, – говорил поседевший в честной службе старый дворянин, – полно быть домоседом, пора поступить тебе в школу подвигов, ибо всякий молодой дворянин покидает родительский кров, чтобы получить доброе воспитание в чужой семье и сделаться сведущим во всяком учении; но, Бога ради, храни честь; помни, что ты сын, и не обесчести рода нашего; будь храбр и скромен везде и со всеми, потому что хвала в устах хвастуна есть хула; кто во всем полагается на Бога, того и взыщет Бог. Я припоминаю слова одного пустынника, который меня поучал; он говорил мне: гордость, если бы она была во мне, истребила бы все, хотя бы я обладал всеми царствами Александра, хотя бы был мудр, как Соломон, и храбр, как троянский герой Гектор. В собраниях говори последним и первым бейся в бою; хвали заслуги твоих собратьев: рыцарь, умалчивающий о доблестях собрата, – грабитель его.
Любезный сын, еще прошу тебя – будь кроток и добр к низшим; они возблагодарят тебя сторицей против высших, получающих все, как должное им по праву; низший почтен будет твоей обходительностью и сделает тебя повсюду именитым и славным».
В минуту разлуки мать юноши дарила ему связанный ею в зимние вечера кошелек с небольшими деньгами и затем повязывала на шею сына издавна хранимый ею ковчежец с мощами, чтобы предохранить его от заговора, напасти и порчи.
Юноша уезжал верхом на парадной лошади, в сопровождении старого слуги. По прибытии в замок своего патрона он получал звание пажа или валета. Обязанности этого звания не заключали в себе в те времена ничего унизительного: это была услуга за услугу, хотя паж, собственно, исполнял обязанности слуги. Пажи сопровождали патрона и его супругу на охоте, в путешествиях, в гостях, на прогулках, были на посылках и даже служили за столом. Почтительно, с поникшим взором, молодой паж, повинуясь, учился повелевать и, всегда храня глубокое молчание, отвечать на вопросы умно. Помогая камергеру, он обязан был устилать комнату своего патрона зимой соломой, а летом тростником, содержать в порядке его оружие, защитное снаряжение и конское вооружение, приготовлять омовения странствующим рыцарям.
Предметом первых уроков пажа была религия, уставы которой он не только должен был соблюдать, как и всякий христианин, но и охранять их ценой жизни и смерти. Преподавателем этого важного предмета юным пажам обыкновенно была одна из самых благородных, набожных и добродетельных дам замка. Уроки религии внушали им к священным предметам неизгладимое уважение; в то же время кротость, любезность и достоинства преподавательниц порождали в сердцах слушателей внимание и почтительность к прекрасному полу, что составляло отличительную черту рыцарства. Пример дам и рыцарей, которым пажи служили, постоянно поддерживал в них скромность и благонравие. Вот источник внешней грации, столь необходимой в общественных сношениях и которую можно почерпнуть только в обществе. Но более всего старались развить в пажах почтение к величественному характеру рыцарства и благоговение к тем доблестям, которые возводят в это звание. Самые игры и удовольствия способствовали такому преднамеренному образованию: они заранее приучались к разнородным турнирам и вообще к рыцарским обязанностям. Так, например, они смиряли непокорных коней, бегали в тяжелых латах, перескакивали ограды, обучались владеть оружием ближнего и дальнего боя, отрабатывая ударную технику на манекенах. Они строили иногда городки и брали их приступом; городки эти назывались именами некоторых местностей Палестины: они осаждали глиняный Вавилон, брали дерновую Антиохию, Мемфис из хвороста. Поляна снабжала их султанами, а роща – стрелами: все это было зарей их будущей славы.
Вслед за воинственными играми шли разговоры о войне, об охоте, об искусстве вынашивать птиц и дрессировать собак. Иногда учили молодого пажа играть в шахматы или петь под аккомпанемент лиры песню любви или военной славы. Наконец, соревнование, столь необходимое во всех возрастах и состояниях, усиливалось с каждым днем, или из желания перейти на службу к другому, более знаменитому и более уважаемому рыцарю, или из желания попасть в оруженосцы того же дома; часто это был последний шаг в рыцари.
Дворы и замки были превосходными школами любезности, обходительности и других доблестей не только для пажей и оруженосцев, но и для молодых девушек. Там они с ранних пор изучали свои будущие обязанности. Там развивали и совершенствовали в них грацию и те нежные чувства, для которых они созданы, кажется, самой природой. Девушки учились там оказывать будущим своим мужьям те услуги, какие вправе ожидать знаменитый воин от нежной супруги. Они первые смывали с рыцарей пыль и кровь, кровь, пролитую за них же. Дамы и девицы учились ботанике и хирургии и с горячим участием и ловкостью оказывали раненым необходимую помощь.
Чтобы показать молодежи назначение меча – при переходе пажа в оруженосцы, когда меч впервые давался ему в руки, – совершали религиозный обряд.
Отец и мать или восприемники, держа восковые свечи, подводили к алтарю вышедшего из пажей. Священнослужитель брал с престола меч и пояс и, благословив их несколько раз, репоясывал молодого дворянина.
Оруженосцы разделялись на классы сообразно налагаемым на них обязанностям, как то: на оруженосцев, находившихся при особе рыцаря или его супруги (первая из должностей была выше), на комнатных оруженосцев или камергеров, на конюших или шталмейстеров; на кравчих или форшнейдеров; на мундшенков, мундкохов и т. п. Почетнейшая из должностей была должность оруженосца, состоявшего при особе рыцаря.
В звании оруженосцев, которого обыкновенно достигали в 14 лет, молодые воспитанники ближе допускались к своим сеньорам и свободнее участвовали в их беседах, поэтому лучше могли изучать образцы, по которым должны были воспитываться. Они с большим вниманием наблюдали за ними, стараясь заслужить привязанность и угождая благородным иностранцам и придворным своего патрона; они стремились приобрести грацию движений, приветливость, вежливость, скромность, благоразумие, сдержанность в разговорах и развязность, когда она была нужна.
Форшнейдер присутствовал на пирах и, ловко разрезая яства, опрятно подавал их благородным гостям. В это время он молча изучал искусство говорить красиво. Товарищи его заботились о столе: они приносили блюда и надзирали за хлебом и вином; все это делалось с постоянным вниманием, чтобы присутствующие ни в чем не нуждались. Они же подавали мыться после обеда, убирали со стола и, наконец, приготовляли следовавшие после обеда удовольствия. Тогда они присоединялись к обществу и участвовали в нем вместе с девицами из свиты почетных дам. Потом они подавали лакомства, вина и другие напитки. Вино пили и отходя ко сну, это называлось на сон грядущий. Затем оруженосцы провожали гостей в назначенные им комнаты.
Из этих должностей, которые были только подготовкой к более трудной, переходили в шталмейстеры. Обязанность шталмейстеров состояла в попечении о лошадях: такое занятие не могло быть унизительным у дворянства, сражавшегося только на коне. Искусные конюшие обучали лошадей ратным приемам и, имея под своим начальством оруженосцев помоложе, передавали им это искусство. Оруженосцы же содержали оружие своих господ в порядке и чистоте, на случай надобности. И все эти различные домашние обязанности перемешивались с военной службой. Оруженосец обязан был в полночь обойти все комнаты и дворы замка. Если рыцарь выезжал, оруженосцы спешили к нему с услугами: поддерживали стремя, подавали наручи, перчатки, шлем, щит, копье и меч; латы рыцарь должен был носить постоянно.
Боевых рослых коней конюшие вели с правой стороны, поэтому они назывались destries, их подводили рыцарю при виде неприятеля. Оруженосцы помогали облачаться рыцарю в доспехи. Так они сами приучались вооружаться с предусмотрительностью и нарабатывали навыки, необходимые в обращении с рыцарским защитным снаряжением.
Оруженосцы принимали от рыцаря шлем, копье, меч и проч., когда он снимал их при входе в церковь или при въезде в замок. В боях оруженосцы становились позади своих рыцарей и были как бы зрителями боя. Но оруженосцы были не совсем праздными зрителями; их присутствие, полезное для безопасности рыцарей, не менее полезно было и для них самих. При страшном столкновении двух рядов рыцарей, устремлявшихся друг на друга с опущенными копьями, одни – раненые и опрокинутые – поднимались, выхватывали свои мечи, топоры, булавы, чтобы защититься и отомстить; другие старались воспользоваться своим преимущественным положением над побитым неприятелем. Каждый оруженосец внимательно следил за действиями своего рыцаря; подавая новое оружие, отражая наносимые удары, поднимая его, подводя свежего коня, он помогал своему рыцарю ловко и усердно. Оруженосцам же рыцари вверяли пленных, взятых в пылу сражения. Тут молодой воин привыкал защищаться и побеждать и узнавал, способен ли он переносить столько трудов и опасностей.
Но слабую и неопытную молодежь не подвергали таким опасностям, пока заранее не узнавали, есть ли в ней достаточно сил. Воинские игры, в которых приобретаются гибкость, ловкость и сила, необходимые для боя, скачка через кольцо и препятствия, на конях и с копьями, задолго приучали их к турнирам – слабому подобию войны. Дамы находили особенное удовольствие быть свидетельницами этих игр и своим присутствием возбуждали дух соревнования в желавших отличиться.
Домогавшийся рыцарского звания соединял в себе необходимую для этой трудной службы силу с ловкостью и другими свойствами отличного кавалера. Поэтому неудивительно, что и звание оруженосца было в большом почете. Значительная часть дворян не имела другого звания; даже Карл VIII, король Французский, не считал неприличным пожаловать в это звание старшего своего сына.
Обычай отдавать молодых людей в учение другому рыцарю был основан на справедливом опасении, что родительская нежность не решится подвергать своего сына тяжким испытаниям, которые были необходимы для рыцарской службы.
По прошествии некоторого времени, проведенного молодыми людьми в исполнении обязанностей оруженосца в замке патрона, они начинали посещать дворы своих государей, затем в военное время находились при войске, а в мирное время странствовали и отправляли должности послов в отдаленных краях. Таким образом, они приобретали навык владеть оружием, участвовали в турнирах и знакомились с иноземными обычаями. Эти три рода занятий назывались les trois metiers des armes, а исполнявший их – porsuivants d’armes.
В канун турниров проводились игры, называвшиеся пробными турнирами, приготовлением к большому турниру, в которых лучшие оруженосцы испытывали свои силы оружием более легким, ломким и не таким опасным, как рыцарское. Оруженосцы porsuivants d’armes, отличившиеся и удостоенные награды на пробных турнирах, иногда получали право участвовать и на больших, среди славного сословия рыцарей. Это было одной из ступеней, по которой оруженосцы восходили к храму чести, т. е. сами делались рыцарями.
Оруженосец, домогавшийся рыцарского звания, просил навести о себе справки, когда государь или грансеньор, к которому обращались с просьбой, убедившись в храбрости, прямодушии и в других доблестях молодого poursuivant d’armes, назначал день посвящения. Для этого избирались обыкновенно кануны каких-либо торжеств, например, объявление мира или перемирия, коронование королей, рождение, крещение или браки принцев, большие церковные праздники и, преимущественно, канун Пятидесятницы.
Молитвой, строгим постом и чистосердечным раскаянием в грехах новик (la novice) несколько дней готовился к посвящению. После исповеди и благоговейного приобщения Св. Тайн его облекали в белую как снег льняную одежду – символ непорочности, необходимой в рыцарском звании, отчего и произошло слово «кандидат» (candide от candidus – «белый»). В этом одеянии кандидат отправлялся в церковь на ночное бдение. Там, перед алтарем Богоматери или своего патрона, подле надгробных памятников с изваяниями принцев и великих воителей, преклонял он колени и, сложив руки крестом, с поникшим взором проводил всю ночь в молитве и размышлениях, вспоминал усопших героев и молил Творца сподобить его такой же подвижнической жизнью и смертью.
На рассвете приходили за ним старые рыцари, его восприемники, т. е. избранные стоять с ним во время посвящения, и уводили его в баню, приготовленную, из уважения к рыцарству, великим камергером. По выходе из бани надевали ему на шею перевязь с мечом, укладывали его в постель и покрывали простым белым хитоном, а иногда и черным сукном, в знак того, что он прощался со сквернами мира и вступал в новую жизнь.
В таком наряде восприемники в сопровождении родственников, друзей и всех окрестных рыцарей, приглашавшихся на величественную церемонию, вводили новопосвящаемого в церковь. Здесь священник, благословляя меч новика, читал по-латыни псалмы и поучения, вроде следующих: «Господи, Боже мой! Спаси раба Твоего, ибо от Тебя исходит сила, без Твоей опоры исполин падает под пращой пастуха, а бессильный, воодушевляемый Тобой, делается непоколебимым, как чугунная твердыня против немощной ярости смертных.
Всемогущий Боже! В руке Твоей победные стрелы и громы гнева Небесного; воззри с высоты Твоей славы на того, кого долг призывает в храм Твой, благослови и освяти меч его, не на служение неправде и тиранству, не на опустошение и разорение, а на защиту престола и законов, на освобождение страждущих и угнетенных».
По окончании этого обряда восприемники уводили кандидата в комнаты, где надевали на него сперва что-то вроде темной фуфайки, потом газовую, тканную золотом рубашку, сверх этого легкого одеяния доспехи и, наконец, мантию, испещренную красками и гербами рыцаря.
В таком облаченье он являлся туда, где государь или какой-нибудь знаменитый рыцарь должен был облобызать его. Обыкновенно это лобзание давалось новопринятому кавалеру в церкви или в часовне; впрочем, иногда давалось оно в зале или на дворе дворца или замка, а иногда даже и в чистом поле. Шествие было церемониальное, под звуки барабанов, труб и рогов; кандидату предшествовали главнейшие рыцари, нося на бархатных подушках доспехи, которыми его вооружали по прибытии на место; только щит и копье ему еще не вручались: он получал их после освящения. Затем совершали литургию во имя Св. Духа. Посвящаемый выслушивал ее на коленях, помещаясь как можно ближе к алтарю, впереди того, кто давал ему лобзание. Лишь только кончалась обедня, церковнослужители выносили книгу рыцарских законов, чтение которых слушали внимательно. Вот несколько статей, дающих понятие о том совершенстве, к какому должны были стремиться поступающие в рыцарское звание:
«Рыцари обязаны бояться, почитать, служить, любить Бога искренно; сражаться всеми силами за веру и в защиту религии, умирать, но не отрекаться от христианства.
Они обязаны служить своему законному государю и защищать его и свое отечество.
Щит их да будет прибежищем слабого и угнетенного; мужество их да поддерживает везде и во всем правое дело того, кто к ним обратится.
Да не обидят они никогда никого и да убоятся более всего оскорблять злословием дружбу, непорочность, отсутствующих, скорбящих и бедных.
Жажда прибыли или благодарности, любовь к почестям, гордость и мщение да не руководят их поступками; да будут они везде и во всем вдохновляемы честью и правдой.
Да повинуются они начальникам и полководцам, над ними поставленным; да живут они братски с себе равными, и гордость и сила их да не возобладают ими в ущерб прав ближнего.
Да не вступают они в неравный бой: несколько против одного, и да избегают они всякого обмана и лжи.
На турнирах и на других увеселительных боях да не употребят никогда острия меча в дело.
Честные блюстители данного слова, да не посрамят они никогда своего девственного и чистого доверия малейшею ложью; да сохранят они непоколебимо это доверие ко всем и особенно к своим сотоварищам, оберегая их честь и имущество в их отсутствие.
Да не положат оружия, пока не кончат предпринятого по обету дела, каково бы оно ни было; да следуют они ему и денно, и нощно в течение года и одного дня.
Если во время следования начатого подвига кто-нибудь предупредит их, что они едут по пути, занятому разбойниками, или что необычайный зверь распространяет там ужас, или что дорога ведет в какое-нибудь губительное место, откуда путнику нет возврата, да не обращаются они вспять, но да продолжают путь свой даже и в таком случае, когда убедятся в неотвратимой опасности и неминуемой смерти, лишь была бы видна польза такого предприятия для их сограждан.
Да не принимают они титулов и наград от чужеземных государей, ибо это оскорбление отечеству.
Да сохраняют они под своим знаменем порядок и дисциплину между войсками, начальству их вверенными; да не допускают они разорения жатв и виноградников; да будет наказан ими строго воин, который убьет курицу вдовы или собаку пастуха, который нанесет малейший вред кому бы то ни было на земле союзников.
Да блюдут они честно свое слово и обещание, данное победителю; взятые в плен в честном бою, да выплачивают они верно условленный выкуп, или да возвращаются по обещанию, в означенные день и час, в тюрьму, иначе они будут объявлены бесчестными и вероломными.
По возвращении ко двору государей, да отдадут они верный отчет о своих похождениях, даже и тогда, когда этот отчет не послужит им в пользу, королю и начальникам под опасением исключения из рыцарства».
После этого чтения посвящаемый становился на колени перед государем, который произносил следующие слова: «Во славу и во имя Бога Всемогущего, Отца, Сына и Духа Святого, жалую тебя рыцарем. Помни же, что долг твой – соблюдать все правила и добрые уставы рыцарства – этого истинного и светлого источника вежливости и общежития. Будь верен Богу, государю и подруге; будь медлителен в мести и наказании и быстр в пощаде и помощи вдовам и сирым; посещай обедню и подавай милостыню; чти женщин и не терпи злословия на них, потому что мужская честь, после Бога, нисходит от женщин».
Кандидат отвечал: «Обещаю и клянусь, в присутствии Господа моего и государя моего, положением рук моих на Св. Евангелие, тщательно блюсти законы и наше славное рыцарство».
Тогда государь вынимал свой меч, ударял им по плечу новоизбранного, лобызал его, потом знаком повелевал восприемнику надеть новому рыцарю золотые шпоры – символ возлагаемого достоинства, помазать его елеем и объяснить ему таинственный смысл каждой части его вооружения.
Восприемник, надевая шпоры, говорил: «Шпоры эти означают, что, поощряемый честью, ты обязан быть неутомимым в предприятиях».
Потом подходил другой рыцарь с металлическим или кожаным нагрудным щитом, на котором был изображен родовой герб молодого рыцаря; навешивая его на шею, он говорил: «Господин рыцарь, даю тебе этот щит, чтобы защищаться тебе от ударов вражеских, чтобы нападать тебе на них отважно, чтоб ты понял, что большая услуга государю и отечеству в сохранении дорогой для них твоей особы, чем в избиении многих врагов. На этом щите твой родовой герб – награда доблестей предков твоих; сделайся его достойным, умножь славу твоего рода и прибавь к гербу праотцев какой-нибудь символ, который напоминал бы, что твои доблести подобны рекам, узким в истоке и расширяющимся в течении».
Подходил еще один рыцарь, надевал ему на голову шлем и говорил: «Господин рыцарь, как голова есть главнейшая часть человеческого тела, так шлем – ее изображение – есть главнейшая часть рыцарских доспехов; вот почему его изображают над щитом герба – представителя прочих частей тела; так как голова есть твердыня, в которой пребывают все душевные способности, то покрывающему голову этим шлемом не должно предпринимать ничего, что не было бы справедливо, смело, славно и высоко; не употребляй этого доблестного украшения головы на низкие, ничтожные деяния, а старайся увенчать его не только рыцарским венцом, но и короной славы, которая да дастся тебе в награду за доблести».
Затем восприемник продолжал объяснять символическое значение каждой части рыцарского вооружения: «Меч этот имеет вид креста и дается тебе в поучение: как Иисус Христос побеждал грех и смерть на древе Креста, так ты должен побеждать врагов твоих этим мечом, который для тебя представитель креста; помни также, что меч есть атрибут правосудия, а потому, получая его, ты обязуешься быть всегда правосудным.
Панцирь этот на тебе – защита против вражеских ударов – означает, что рыцарское сердце должно быть недоступной порокам крепостью; ибо как крепость окружается крепкими стенами и глубокими рвами, чтобы преградить доступ неприятелю, так панцирь и кольчуга закрывают тело со всех сторон в знак того, что рыцарское сердце должно быть недоступно измене и гордости.
Это длинное и прямое копье есть символ правды; железо на нем означает преимущество правды над ложью, а развевающееся на конце его знамя показывает, что правда должна не скрываться, а всем показываться.
Кольчуга означает силу и мужество, ибо как она выдерживает всякие удары, так сила воли защищает рыцаря от всех пороков.
Перчатки, защищающие твои руки, указывают ту заботливость, с какой рыцарь должен беречься всякого нечестивого прикосновения и отвращаться от кражи, клятвопреступления и всякой скверны».
После этого все церемониально выходили из церкви, причем вновь принятый рыцарь шел сбоку давшего ему лобзание. Тогда один из старых рыцарей подводил красивого коня, покрытого богатой попоной, на четырех концах которой был вышит или нарисован родовой герб молодого рыцаря; наголовник на коне был украшен нашлемником, подобным нашлемнику на шлеме рыцаря. При этом говорили: «Вот благородный конь, назначаемый тебе в помощники для твоих славных подвигов. Дай Бог, чтобы он помогал твоему мужеству; води его только туда, где стяжаются честь и добрая слава!» Вручая ему в руки поводья, говорили: «Эта узда, укрощающая пылкость скакуна, эти поводья, посредством которых ты можешь править конем по своему произволу, означают, что благородное сердце обуздывает уста и избегает злословия и лжи; что оно обуздывает все свои страсти и руководствуется рассудком и справедливостью».
Часто бывало, что сама супруга государя повязывала ему шарф, прикрепляла перья на шлем и препоясывала его мечом.
Когда под окнами дворца герольды начинали играть в трубы, новый рыцарь, несмотря на тяжесть доспехов, часто не влагая ноги в стремя, мгновенно вскакивал на своего коня и гарцевал, потрясая копьем и сверкая мечом. Через некоторое время, в том же наряде показывался он на площади. Там приветствовали его восклицания народа, который веселыми криками выражал свой восторг от приобретения нового защитника.
По возвращении нового рыцаря во дворец или в замок дамы принимали его с изъявлениями радости и любви; они помогали ему снять доспехи и накидывали на его плечи богатую мантию на беличьем меху (мантия была из красного сукна на горностаевом меху, если рыцарь был сыном короля или принца). Потом отправлялись в пиршественный зал, где новый рыцарь занимал почетное место – рядом с теми, кто дал ему лобзание.
Таков был обряд посвящения в рыцари при дворах королей, принцев и прочих влиятельных сеньоров в мирное время. Но во время войн рыцарское звание жаловалось среди лагеря, на поле битвы, пред победой или после, в проломе взятого приступом города.
Хотел государь удвоить силы своей армии, не увеличивая числа низших воинов, – он создавал рыцарей. Надо было преодолеть большую опасность, перед которой бледнели неустрашимые ветераны, – воины с добрым именем тотчас получали звание рыцаря. Шло ли дело о том, чтобы на усеянной железными остриями башне, защищенной неприступными скалами и глубокими оврагами, водрузить знамя, – снова провозглашались рыцари. И всякий раз, когда нуждались в смельчаках, ввиду неминуемой опасности, или когда обыкновенные средства становились недостаточными, требуя усилий нечеловеческих, являлись охотники и производились в рыцари.
В этих случаях весь обряд посвящения ограничивался тремя ударами мечом по плечу вновь посвящаемого, причем произносились следующие слова: «Во имя Отца, и Сына, и Св. Духа, и Св. Великомученика Георгия жалую тебя в рыцари». Затем следовало лобзание.
Такая дивная политика порождала целые фаланги героев. Каково же было могущественное влияние чести, когда одно звание рыцаря побуждало его превосходить себя самого, делало из человека существо сверхъестественное! С трудом можно верить чудесам, происходившим от этих магических повышений. Лишь только кончалась короткая церемония возведения в рыцари, как воин, спеша заслужить шпоры, бросался в самую гущу боя. Часто пожалованный титул рыцаря бывал патентом смерти или славной раны. Но какова бы ни была судьба рыцаря, он постоянно думал, что сделал еще слишком мало, чтобы удостоиться этой чести; даже жертвуя жизнью, он полагал, что едва выплачивает долг отечеству и государю. Рыцари, посвящаемые таким образом, назывались рыцарями битвы, рыцарями приступа, рыцарями подкопа и пр., смотря по обстоятельствам, доставлявшим это звание.
Между подобного рода посвящениями одно, по своей исключительности, заслуживает внимания. В 1429 году выдающийся английский полководец Уильям де Ла Поль, 4-й граф Саффолка, принужденный Жанной д’Арк снять осаду с Орлеана (8.05.1429), заперся со своим многочисленным, испытанным в боях гарнизоном в городе Жарго. Осажденный, в свою очередь, Жанной, он не сдается. Но французы, воспламененные ее присутствием, взбираются на укрепления Жарго. Напрасно англичане мужественно сопротивляются! Они не могут удержать порыва противника, они оставляют укрепления, и каждая улица, каждая площадь становится полем битвы, где является либо смерть, либо плен. Уильям де Ла Поль и сам увлечен. 12 июня 1429 года, не видя спасения, он решается с некоторыми храбрецами отступить и, сражаясь, старается занять форт, выстроенный на мосту, соединяющем город с правым берегом Луары. Но Вильгельм Ренье, оруженосец, овернский дворянин, заметив это движение, устремляется во главе нескольких французов по следам Уильяма де Ла Поля, чтобы отрезать ему отступление. Уильям де Ла Поль силится остановить врага. Однако мечу Вильгельма ничто не может противиться. Один из братьев английского полководца уже убит, и самому ему грозит та же участь. Вдруг Уильям де Ла Поль кричит Вильгельму:
– Ты дворянин?
– Да, – отвечает воин.
– Ты рыцарь?
– Только оруженосец, – возражает Вильгельм.
– Ну, так приблизься, я возведу тебя в звание, которого ты достоин: своей храбростью ты заслужил сегодня золотые шпоры.
Вильгельм скромно, но с достоинством приближается, преклоняет колено. Уильям де Ла Поль ударяет его мечом по плечу, принимает предписанную уставом клятву, произносит обычную формулу и, подавая ему рукоятку того самого меча, которым совершил обряд посвящения, говорит: «Встань! Теперь ты рыцарь, прими меня на выкуп, я твой пленник». Так английский полководец избежал стыда сдаться простому оруженосцу. Кстати, его выкуп был определен в 20 тыс. ливров. Уильям де Ла Поль оставил заложником брата Томаса, после чего был отпущен под честное слово Жаном Бастардом Орлеанским. Уильям де Ла Поль заплатил выкуп в 1431 году.
Как говорилось выше, сначала в рыцари возводились только дворяне, но случалось, что в чрезвычайных обстоятельствах или за необыкновенные заслуги в это звание возводились и простолюдины. В таком случае только государь имел право жаловать в рыцари, и пожалованные, со дня посвящения, делались дворянами и пользовались всеми почестями и привилегиями рыцарского звания. Так, когда рыцарство Филиппа Прекрасного почти совершенно было уничтожено фламандцами, он сделал нечто вроде набора: всякий, имевший двух сыновей, должен был сдать одного в рыцари, а имевший трех вооружал двух. Фридрих Барбаросса за храбрость на самом поле битвы посвящал в рыцари простых воинов и даже крестьян. Авторы, приводящие эти случаи, оплакивают их, как падение рыцарства. Посвящаемые таким образом назывались рыцарями из милости (les chevaliers d’Accolis ou de Grace). Большое число рыцарей-трубадуров также вышло из простонародья и своими подвигами достигло этой чести.
Но было и такое звание, которого могло домогаться только одно высшее дворянство. Это звание знаменного рыцаря (le chevalier banneret). «Баннере» – так назывался тот, кто имел довольно вассалов для поднятия собственного знамени и для образования дружины на свое иждивение. На войне перед знаменными рыцарями несли квадратное знамя с изображением их герба и девиза, которое походило на церковную хоругвь или на инсигнии древних римлян.
Бывали еще знаменные оруженосцы (les ecuyers bannerets). Под их командой служили рыцари и даже знаменные рыцари. Это делалось по приказанию короля; но, несмотря на это, они не имели ни одной рыцарской привилегии, точно так же, как и все прочие оруженосцы. Шпоры у них были белые, а не золоченые, и их не титуловали messire, monseigneur и monsieur.
Одним из преимуществ рыцарского звания было право покрывать боевых коней длинной тафтяной или из другой легкой материи попоной, которая доходила до копыт и украшалась гербами. Рыцари пользовались исключительным правом употреблять свои собственные печати, на которых они были изображены верхом на коне, с поднятым мечом или с копьем. Вместе с рыцарями погребали их золоченые шпоры. Когда им жаловали титулы monsieur, monseigneur и messire, то жен их величали madame; жены же оруженосцев величались mademoiselle.
Рыцари-владельцы в известных случаях, особенно для приема государя или его старшего сына, имели право требовать от своих подданных и вассалов денежного пособия. Они требовали его при заключении браков их дочерей, при уплате выкупа из плена, при отъезде за границу.
Рыцарство было в таком почете, что новопожалованным в это звание в старину выдавались деньги на предстоявшие расходы; государи назначали ежегодный оклад на содержание тем рыцарям, которых принимали на службу.
Но если со званием рыцаря сопряжены были такие почести и преимущества, то ничего не было ужаснее и торжественнее разжалования того, кто это заслуживал.
Когда рыцарь оказывался виновным в измене, вероломстве или в другом каком-либо преступлении, которое влекло за собой разжалование и смертную казнь или изгнание, тогда без отговорок собирались 20–30 рыцарей или оруженосцев и в присутствии их обвиняли преступного рыцаря в предательстве, коварстве, вероломстве или в другом каком-либо важном и ужасном преступлении. Этот созыв производился герольдмейстером или герольдом. Он объяснял дело, излагал подробности и называл свидетелей.
Созванные на судилище рыцари совещались, и если обвиненный был осужден на смерть или изгнание, то в приговоре говорилось, что он прежде будет разжалован.
Для приведения такого приговора в исполнение строили на площади два помоста или эшафота; на одном заседали рыцари и оруженосцы и суды вместе с герольдмейстерами, герольдами и их помощниками; на другой взводили осужденного рыцаря в полном вооружении, ставили его лицом к судьям, а перед ним воздвигали столб, на который вешали его опрокинутый щит. Справа и слева от обвиненного садились в полном облачении 12 священников. Многочисленная толпа присутствовала при этой печальной церемонии, которая тем более возбуждала любопытство народа, всегда жадного до зрелищ, что она бывала реже других. Когда все было готово, герольды читали во всеуслышание приговор судей. Затем священники начинали петь похоронные псалмы; после каждого псалма наставало молчание: с осужденного постепенно снимали доспех за доспехом, начиная со шлема, пока совсем не обезоружат. Каждый раз при этом герольды громко восклицали: «Это шлем, это цепь, это меч и т. д. коварного и вероломного рыцаря!» Полукафтанье (la cotte d’armes) разрывали в лоскуты. Разжалование оканчивалось тем, что щит раздробляли молотом на три части.
Потом священники вставали и над головой рыцаря пели 108-й псалом Давида, в котором, между прочим, заключается следующее: «Да будут дни его кратки, и достоинство его да получит другой; дети его да будут сиротами, жена его вдовой; пусть дети его скитаются, и просят, и ищут хлеба вне своих опустошенных жилищ; пусть заимодавец захватит все, что он имеет, и все труды его разграбят чужие; да не будет продолжающего любовь к нему, и да не будет милующего детей его; потомки его да будут на погибель; в другом роде да изгладится имя их; беззаконие отцов его да будет воспомянуто у Господа, и грех матери его да не изгладится; да будут всегда пред Господом, и да истребит Он память их на земле за то, что он не помнил делать милость, преследовал человека страждущего и бедного, и огорченному в сердце искал смерти; любил он проклятие, пусть оно и постигнет его; не желал благословения, пусть оно удалится от него; да облечется проклятием, как ризой, и оно проникнет, как вода, во внутренность его, и как елей в кости его; да будет оно ему, как одежда, в которую он одевается, и как пояс, которым всегда опоясывается».
По окончании пения герольдмейстер или герольд три раза спрашивал имя разжалованного; помощник герольда (poursuivant d’armes), став позади виновного и держа над его головой чашу чистой воды, называл его по имени, прозвищу и поместью; вопрошавший тотчас же возражал, что он ошибается, что тот, кого он назвал, – коварный и вероломный изменник, и для убеждения толпы в истине своих слов громко спрашивал у судей их мнение; старейший также громким голосом отвечал, что приговором присутствующих рыцарей и оруженосцев постановлено, что изменник, названный помощником герольда, не достоин рыцарского звания и что за злодеяния свои он разжалован и осужден на смерть.
После этого герольдмейстер выливал осужденному на голову полную чашу теплой воды, которую подавал ему помощник герольда. Затем судьи вставали со своих мест, переодевались в траурное платье и шли в церковь. Разжалованного также сводили с эшафота, но не по ступенькам, а по веревке, привязанной ему под мышками; клали его на носилки, переносили в церковь под покровом, и священники отпевали его, как бы умершего. «Так церковь, благословляя воина на подвиг чести, наказывала и кляла его за то, что он не исполнил данного им торжественного обета».
По окончании церемонии разжалованный сдавался королевскому судье, а потом палачу, если суд приговорил его к смерти. Когда вся церемония кончалась, герольдмейстер и герольды объявляли детей и потомство разжалованного «подлыми, лишенными дворянства и недостойными носить оружие и участвовать в воинских играх, на турнирах и на придворных собраниях под страхом обнажения и наказания розгами, как людей низкого происхождения, рожденных от ошельмованного судом отца».
Такое осуждение, сопровождавшееся пышной и печальной погребальной обрядностью, действовало на умы глубоко и благодетельно. Впрочем, подобные церемонии бывали редко и присуждались только за тягчайшие преступления. Что же касается не столь важных проступков, в которых рыцари могли провиниться, то они наказывались не так строго: наказание выбирали и соразмеряли со степенью вины. Так, например, щит провинившегося рыцаря привязывали к позорному столбу опрокинутым с обозначением преступления, потом стирали со щита герб или какие-нибудь части герба, рисовали символы бесчестия и, наконец, ломали его.
Рыцаря-хвастуна, который многим величался и не исполнял своих обязанностей, наказывали так: на щите укорачивали правую сторону главы герба.
Кто бесчестно и хладнокровно убивал военнопленного, тому укорачивали главу герба, округляя ее снизу.
Если рыцарь лгал, льстил или, чтобы втянуть своего государя в войну, делал ложные донесения, то в наказание главу герба покрывали красным, стирая бывшие там знаки.
Кто безрассудно и дерзко бросался в бой с неприятелем и тем причинял потерю или бесчестие своим, того наказывали тем, что внизу герба рисовали толчею.
Когда рыцарь был уличен в пьянстве или лжесвидетельстве, на обеих сторонах герба рисовали две черные мошны.
Герб труса был замаран с левой стороны.
Кто не держал данного слова, тому в центре герба рисовали красный четырехугольник.
Когда рыцарь, подозреваемый в преступлении, бывал побежден на поединке, долженствовавшем доказать его невинность, или бывал убит и, умирая, сознавался, что он виноват, то officiers d’armes с позором клали его на черную плетеную решетку или привязывали к хвосту кобылы, потом отдавали его палачу, а тот бросал его в помойную яму. Опрокинутый его щит привязывали на три дня к позорному столбу, потом всенародно его ломали, а полукафтанье (cotte d’armes) раздирали в лоскуты.
Победителю же, напротив, оказывали почести король, королева и все придворные; с большим триумфом водили его по городу; трубачи, барабанщики вместе с герольдмейстерами и герольдами шли впереди, неся оружие, которым он победил врага, его султан, его знамя и хоругвь с изображением его ангела.
Если преступление было небольшое, то officiers d’armes, по приказанию государя, уничтожали в гербе какой-нибудь знак.
Вот пример: в царствование Людовика Святого Жан д’Авень, один из сыновей от первого брака графини Фландрской, Маргариты, оспаривал графство у Вильгельма Бурбона, владельца Дампьерра, сына от второго брака. Оба они с матерью находились пред Людовиком Святым, которому следовало разобрать их распрю. В пылу спора Жан д’Авень сказал что-то оскорбительное матери, поддерживавшей его брата. Графиня тотчас пожаловалась королю, и Людовик Святой отнял у него право иметь в гербе льва с когтями и языком (le lion arme et lampase), прибавив, что омрачающий честь своей матери заслуживает разжалования. Вследствие этого суда герб фландрских графов имеет на золотом поле черного льва с красными когтями и языком, а герб Жана д’Авеня и его потомства – льва без когтей и языка. Итак, гербы не только свидетельствовали перед потомством о чести рыцаря, но иногда и о его позоре.
Когда рыцарь присужден был к смертной казни за измену отечеству, разбой и пожар, то, идя на казнь, он нес на плечах собаку. Этим обычаем хотели показать народу, что вероломный рыцарь гораздо ниже животного, служащего эмблемой верности и привязанности к господину.
Рыцарь являлся профессиональным воином, прекрасно владеющим всеми видами оружия своего времени. Прочный доспех делал рыцаря практически неуязвимым для холодного и метательного оружия врага. Закованный в броню рыцарь представлял собой смертоносную машину на поле боя. Даже появившееся огнестрельное оружие в течение достаточно долгого времени не могло пробить «белый» рыцарский доспех, оставляя на его поверхности лишь вмятины. Harnois blanc (фр.) – «белый» доспех – означает защитное снаряжение, состоящее из больших пластин, и лишь сочленения прикрыты небольшими подвижными пластинами. Подтверждением тому служат подлинные рыцарские доспехи того времени, выставленные в европейских музеях, с многочисленными вмятинами от пуль. Но следует признать, что именно усовершенствование огнестрельного оружия привело к тому, что рыцарский доспех постепенно вышел из употребления.
Облачение рыцаря перед боем. Миниатюра из рукописи XV в. Хорошо видно полное рыцарское и конское (боевой конь рыцаря покрыт кольчужной попоной, на голове стальной наголовник) защитное снаряжение
Примерно с середины XIV и до начала XV века идет плавное развитие «белого» доспеха. А вот уже с 1420 года рыцарский доспех претерпевает значительные конструктивные изменения и к середине XV века превращается именно в те рыцарские латы, которые мы и привыкли ассоциировать с рыцарями, то есть к этому времени уже полностью сформировался рыцарский «белый» доспех.
Очередное значительное усиление защитного снаряжения воина в то время привело к необходимости не пробивать доспех, а наносить раздробляющие удары, поэтому в среде рыцарской конницы вновь стало популярным короткое древковое оружие, такое как булава, боевые молоты, шестоперы, чеканы.
Боевые шестоперы. Слева направо: 1. Шестопер. Германия, ок. 1500 г. Длина 57 см; вес 1220 г. 2. Шестопер. Германия, ок. 1500 г. Длина 53,5 см; вес 1020 г. 3. Шестопер. Германия, ок. 1500 г. Длина 58,5 см; вес 1330 г. Шестоперы № 1 и № 3 имеют поясной крюк. Древняя форма булав была усовершенствована, головка для нанесения концентрированного удара получила перья с остриями, превратившись, если перьев было шесть, в пернач или шестопер. Древко было обычно металлическим с рукояткой, ограниченной сверху и снизу защитными дисками
Чеканы. Слева направо: 1. Чекан. Германия, XVI в. Длина 91,2 см; длина клюва 46,5 см; вес 1010 г. 2. Чекан. Германия, XVI в. Длина 60,8 см; длина клюва 16 см; вес 1400 г. 3. Чекан. Германия, XVI–XVII вв. Длина 73,5 см; длина клюва 27,9 см; вес 700 г
Чеканы (на Руси назывались «клевцы») имели аналогичное устройство, что и шестоперы, но вместо головки стоял клюв с молоточком на обухе. Это оружие совмещало силу амплитудного удара с колющим действием узкого граненого острия. Навершия некоторых чеканов формой напоминали клюв птицы, за что их называли «клюв попугая» или просто «попугай» (чекан № 2). В XVI в. в итальянской коннице каждый всадник вплоть до полковника имел небольшой чекан с железной рукоятью, который носил на поясе.Милан стал крупным центром производства и экспорта доспехов уже в конце XIII в. В середине XV в. мастерство итальянских оружейников достигло апогея. В этот период никто не мог на равных соперничать с миланскими производителями доспехов, среди которых по-прежнему выделялись мастера из семейства Миссалья (полностью: де Негрони да Элло дето Миссалья). Эта семья имела славную традицию изготовления предметов защитного вооружения. Их продукция пользовалась неизменным спросом. Дом, который занимала семья Миссалья, находился на Виа дельи Спадари в Милане, он был украшен семейными эмблемами и монограммами. Трудились оружейники в мастерской рядом с кварталом Порта Романа, за которую семья Миссалья платила арендную плату герцогу Миланскому в виде одного шлема салада в год. Кстати, семейство Миссалья не только трудилось в кузницах лично, но и нанимало толковых работников по всей Италии, возглавляя крупнейшую в Европе гильдию мастеров-оружейников. Можно без преувеличения сказать, что искусство и деловая сметка итальянских платенеров (платенер – мастер, изготавливающий пластинчатые доспехи) во многом определили внешний облик европейского рыцарства своего времени.
Боевой итальянский доспех. Милан, мастерская Миссалья, около 1410–1430 гг
Боевой итальянский доспех члена рода Матш. Милан, мастерская Миссалья, около 1420 г.
Скульптурное надгробие (эффигия) леди Маргариты Голландской и двух ее мужей – Томаса, герцога Кларенса (слева, ум. в 1421 г.), и сэра Джона Бофора, эрла Сомерсета (ум. в 1410 г.), в кафедральном соборе в полные пластинчатые доспехиначала XV в. Поверх доспехов надеты свободные «сюрко», именуемые «табары». Обычно «табар» надевался через голову. Он мог иметь широкие рукава длиной до локтя и использовался для размещения герба владельца. Герольды носили подобную одежду с гербами господ. На головах рыцарей шлемы – большие бацинеты. Вооружение рыцарей состоит из полутораручных мечей и кинжалов баллоков (они же «почечные» кинжалы)
Рыцарь, облаченный в полные боевые пластинчатые доспехи, садится на своего боевого коня. Французская иллюстрация к поэме Кристины Пизанской (около 1410 г.)
Святой Георгий, убивающий дракона. Работа Роджера Ван дер Ведена. Фландрия, 1432 г. Рыцарь облачен в полный германский пластинчатый доспех (без шлема)
Деталь алтаря Святого Зерцала работы Конрада Витца. Южная Германия, примерно 1440–1450 гг. Кунстхалле, Базель. На этом фрагменте показаны западноевропейские рыцари. Рыцарь слева облачен в полный пластинчатый доспех, характерный для Германии середины XV в. Такие латы германские мастера-оружейники в массовом количестве экспортировали в Бургундию
Защитное снаряжение, принадлежавшее Ульриху IX фон Матшу, изготовленное в Милане (работа Томазо Миссалья) и Германии, 1440–1450 гг.
Полный боевой итальянский доспех члена рода Матш. Милан, мастерская Миссалья, ок. 1450 г.
Пластинчатые латы. Северная Италия, 1450–1470 гг. Данный доспех был захвачен швейцарцами в битве с войском бургундцев при Грансоне в 1476 г. Такие итальянские доспехи широко использовались среди бургундских рыцарей
Мемориальная доска сэра Джайлза Добени (ум. в 1446 г.) в Южном Петертоне (Сомерсет). Рыцарь облачен в полные пластинчатые латы, так называемые «белые» доспехи с глубокой «юбкой» (набрюшником). Хорошо видны шлем – большой бацинет, закрывающие подмышки прямоугольные щитки наплечника, называемые «бесагю», и налокотники, напоминающие раковину. Ремень портупеи меча косой. Кинжал же, есть основания предполагать, приклепан к набрюшнику. Турнирный шлем украшен роскошным плюмажем в виде конструкции из розовых венков
Слева. Мемориальная доска рыцаря Уильяма Уодгема (умер в 1451 г.), изготовленная между 1444 и 1450 гг. Рыцарь облачен в полные пластинчатые латы середины XV в. Хорошо видны шлем – большой бацинет, латные оплечья и усиленные налокотники. Нижняя пластинка набрюшника к тому времени претерпела заметные эволюционные изменения и превратилась в налядвянники, или «тассет».
Справа. Латунное скульптурное надгробие (эффигия) Ричарда Бошана, эрла Уорика, в Уорике, изготовленное примерно в 1450 г. Рыцарь облачен в полные пластинчатые миланские доспехи. Турнирный шлем «жабья голова» с нашлемным украшением в виде лебедя лежит под головой рыцаря
Меч в XV веке по-прежнему остается главным оружием рыцаря, при этом особенно популярными являлись образцы, сработанные в Кельне, Милане и Савойе. В начале XV века основным типом меча был меч с сужающимся к концу клинком ромбического сечения. Другим распространенным типом меча в тот период был меч с широким клинком, сужающимся лишь в верхней половине. Во второй четверти XV века появились мечи с плоским в сечении клинком, дополненным продольным ребром жесткости. Попадались образцы такого оружия с широкими клинками и двумя короткими желобками вблизи гарды с также коротким одиночным ниже. Иные мечи бывали тяжелыми, вероятно, до 2,2 кг или даже больше, а некоторые достигали в длину 125 см; они задумывались как колющее оружие для борьбы с противником в кованых латах. Длинные и узкие клинки обычно отличались и длинными рукоятями для улучшения балансировки, а также вытянутыми головками эфесов в стиле «затычки флакона духов». Более крупные полутораручные мечи назывались бастардными. Многие мечи имели на гарде над клинком металлический клапан, который притирался к ножнам и препятствовал проникновению влаги.
Ближе к гарде часть лезвия иногда оставалась тупой, поскольку воины демонстрировали тенденцию охватывать ее пальцем. Данный участок клинка назывался «рикассо». В конструкции эфесов некоторых европейских мечей появились особые скобы для защиты указательного пальца, а потом и вторая скоба позади гарды. На протяжении XV века процесс развития меча и эфеса продолжался, так что возникли версии с гардами для пальцев. Правда, мечи с дополнительными гардами, появившиеся в XV веке, получили распространение лишь в XVI веке.
Ножны для меча изготавливали из дерева и обтягивали их кожей. Часто ножны раскрашивали и дополнительно украшали металлическими накладками. Устье ножен и их кончик могли покрываться позолотой, чеканкой или драгоценными камнями. Иногда у вершины ножен в щеке делали прорези для помещения небольшого ножа и точила или шила. Богато украшенные рыцарские пояса мечей, часто собранные из декоративных металлических дисков, носились на бедрах (иногда крепились к доспехам) до середины XV века, но к 1415 году отмечался рост популярности косых, или диагональных, ремней портупей.
С середины XV века заднюю часть перевязи стали делать раздвоенной. При этом нижний ремень перевязи крепился к ножнам примерно в 30 см от устья, что позволяло отодвинуть их от ног владельца и придавало лучший угол эфесу. Случалось, вместо пояса на набрюшник наклепывали металлическую или кожаную петлю для помещения туда ножен. Кинжал мог носиться на такой же петле с правой стороны.
Кинжал обычно имел клинок треугольного сечения. «Рондельный» кинжал имел металлический диск с каждой стороны рукояти или же диск и коническую головку эфеса. «Почечные», или «генитальные», кинжалы отличались двумя выпуклостями (из дерева, кости или меди) в основании рукояти, сделанной из дерева или кости.
Копье обычно имело ясеневое древко, которое снабжалось двумя расширениями с каждой стороны от места хвата рукой и большим круглым стальным «ванплатом», или гардой, для защиты руки на копье. Круглый стопор (грэйпер) набивался на древко позади руки и при встрече острия с препятствием входил в соприкосновение с «рестой», или крюком для копья на нагруднике кирасы, препятствовавшим проскальзыванию оружия в противоположном направлении во время нанесения удара. Боевой молот порою снабжался «клювом» на обухе и превращался фактически в чекан, в иных случаях острие помещалось сверху. Булава представляла собой стальное ребристое «яблоко», или рабочую часть, насаженную обычно на железную или стальную рукоять. Булава могла подвешиваться к седлу на ремешке. В первые годы XV века, случалось, использовались секиры с длинными древками. Алебарда, бердыш, или «поллэкс» («полл» означает голова, а «экс» – топор), иначе «рэйвенсбилл», сочетал в себе топор, молот или «вороний клюв» (отсюда альтернативное название) и отчасти пику, поскольку заканчивался копейным острием вверху, внизу же древка усиливался также острым металлическим подтоком. «Рондель» предохранял руку воина, тогда как на древко вниз от боевой части набивались стальные или латунные полосы (лангеты), препятствовавшие попыткам противника перерубить его. Алебарда имела длинное лезвие с зазубринами с одной стороны, «лангеты» и острие по типу копейного. Менее распространенный «альшпис» отличался четырехсторонним острием и диском у основания.
В эпоху позднего Средневековья стоимость коня по-прежнему оставалась высокой, и с учетом того, что рыцаря сопровождало, помимо оруженосца, 3–4 простых воина, расходы его значительно увеличивались. Высокая стоимость боевых коней заставляла их владельцев иметь соответствующее снаряжение. Конское снаряжение состояло из упряжи, седла и защитного снаряжения. С помощью упряжи (сбруи), состоящей из наголовья и поводьев, всадник непосредственно управлял конем. Вторым средством для управления конем всаднику служили шпоры. Начиная с XV века шпоры становятся длиннее. Появились шпоры, снабженные зубчатым колесиком, так называемой «звездочкой», которые оказались значительно эффективнее обычных шпор с пиковидным окончанием.
Рыцарское седло для боевого коня являлось важным элементом, без которого рыцарский способ ведения войны – «таранный» копейный удар – был бы невозможен. Только уперевшись в заднюю луку седла, рыцарь мог сообщить копью всю массу и скорость атакующего коня. То есть мощь копейного удара состояла из массы коня, всадника и доспехов, умноженной на скорость мчащегося коня. Рыцарское седло имело высокие луки, а в XIV веке появившиеся «ясельные» седла имели луки, доходящие почти до середины торса всадника. Но с XV века луки боевых седел значительно уменьшились, что позволило всаднику более свободно поворачиваться по сторонам, вследствие чего возможности всадника атаковать и отражать удары конных и пеших противников значительно выросли. Кстати, седельные луки несли в себе еще и защитные функции, поэтому их часто оковывали железом, а с XVI века окованные луки седла стали нормой.
Как уже говорилось, хороший боевой конь стоил дорого, поэтому рыцари по возможности старались его защитить броней. До XIV века конский доспех состоял из кольчужной и стеганой попоны, чуть позже появилась попона бригандинного типа. Такое защитное снаряжение использовалось рыцарями до XV века. Стальные конские налобники появились в XIV веке. С 1360 года для защиты шеи коня стали применять подвижные железные пластины, а в 1400 году для защиты груди коня стали использовать латный нагрудник. Чуть позже появился накрупник, состоящий из железных пластин. К середине XV века конский доспех был окончательно сформирован и в таком виде просуществовал до XVI века. Тяжесть конских доспехов и вес закованного в латы рыцаря привели к тому, что не всякий конь мог активно двигаться и послушно выполнять команды, имея такой дополнительный вес. Поэтому рыцарский конь того времени представлял собой помесь арабского скакуна и рейнского тяжеловоза. Кстати, на Руси породу, предназначенную для тяжеловооруженного всадника, называли «боярской лошадью».
Практически все европейские породы лошадей формировались под влиянием восточных, а начало этому влиянию положило вторжение арабов в VIII веке в Испанию и Францию. До VIII века в Европе в основном использовались низкорослые, но выносливые кони. Помимо арабов, на влияние селекции европейских лошадей оказывали кочевые народы Востока: аланы, сарматы, авары, болгары и мадьяры. Основными породами рыцарских коней в период с VIII по XIII век являлись андалузская и фризская. Кони этих пород не были тяжеловозами, потому что в тот период от рыцарского коня требовались лишь быстрота и резкость в движении. Только на быстром и резвом коне рыцарь мог на равных сражаться с арабскими всадниками. Еще одним плюсом этих пород лошадей был их небольшой рост, что давало возможность всаднику без особого труда спешиваться и вновь садиться в седло, а наличие у коней широкой груди и сильных ног увеличивало силу атаки во время прорыва вражеского строя. Во время правления Карла Великого в Европе основными центрами селекции лошадей становятся монастыри, которые продолжают заниматься этим на всем протяжении Средних веков. В XIV веке в связи с утяжелением рыцарского снаряжения в Европе нарастает потребность в крупных боевых конях.
Помимо тяжести снаряжения еще одним фактором появления массивного, крупного рыцарского коня является то, что западноевропейские королевства, ведя непрерывные междоусобные войны, практически не сталкиваются с легкой, высокоманевренной конницей Востока, вооруженной луками. Поэтому для рыцарского коня особая резвость уже не требуется. Основными критериями становятся рост и вес боевого коня: чем массивнее и тяжелее конь, тем больше шансов у рыцаря одержать победу, поскольку при копейном ударе более тяжелый конь сшибал с ног более легкого. Поэтому нет ничего удивительного в том, что плотный строй закованных в латы рыцарей, восседающих на конях-тяжеловесах, также покрытых броней, во время атаки попросту сметал противника.
На Востоке крупные, ширококостные, мощные боевые кони так и не прижились. Восточные тяжеловооруженные всадники предпочитали менее массивных коней, так как в условиях степной войны маневренность конницы была на первом плане и являлась залогом победы. Да и в кавалерии Испании и Италии, постоянно участвующих в сражениях с мусульманами, также преобладали кони среднего веса, представляющие собой промежуточную ступень между легкими восточными скакунами и тяжелыми североевропейскими тяжеловозами.
Но для того, чтобы конь стал настоящим боевым конем, одних физических данных было мало. Он должен был пройти обязательную специальную подготовку. К обучению коня относились очень серьезно, ведь от его навыков и уровня подготовки напрямую зависела жизнь всадника. Плохо дрессированный конь мог во время боя сбросить всадника или, не подчиняясь командам, понестись в гущу врагов, где всадника ожидала неминуемая смерть. О серьезности в отношении к обучению коней говорит и тот факт, что в то время даже издавались специальные учебные пособия с рекомендациями по дрессировке. Боевой конь должен был уметь наносить удары копытами, резко разворачиваться в движении и на месте, мгновенно останавливаться и срываться с места в любой аллюр, а также преодолевать различные препятствия и пятиться задом. Хорошо вышколенный боевой конь не только нес своего господина, но и помогал ему в бою. Если рыцаря окружала вражеская пехота, конь вздымался на дыбы, и всадник получал возможность разить мечом нападавших с обеих сторон. Эта фигура называлась «левада». Если конь, стоя на задних ногах, совершал три-четыре прыжка вперед, то ему часто удавалось разорвать кольцо нападающих. Эти прыжки назывались «курбетами». Когда всадник с помощью коня вырывался из окружения, то заставлял коня совершить высокий прыжок, причем конь сильно бил копытами, находясь еще в воздухе. Эта фигура называлась «каприола». Под конем возникало свободное пространство, так как пешие враги стремились убраться подальше от опасных ударов. После «каприолы» конь, приземлившись, молниеносно совершал пируэт и, устремляясь в образовавшуюся брешь, атаковал противника. «Каприолу» применяли и против вражеских всадников.
Разница между обученным боевым рыцарским конем и верховой лошадью была хорошо видна непосредственно в самом бою. Так, если на рыцаря, едущего на обычной верховой лошади (на боевого коня рыцарь садился непосредственно перед боем), неожиданно нападал противник, то рыцарь мог при всем своем желании и не вступить в ближний бой. Ведь для этого надо было, чтобы верховая, не приученная к опасности боя лошадь согласилась приблизиться к врагу и тем самым подвергнуть себя смертельному риску, подставившись под удар копья или другого оружия противника. Поэтому непосредственно для боя рыцарю и был нужен специально обученный боевой конь.
Основное преимущество конного воина над пешим бойцом состояло в том, что всадник использовал боевого коня в качестве главного оружия, то есть разогнавшийся конь, врезаясь в противника, сбивал его с ног и затаптывал. Если противнику удавалось увернуться из-под копыт боевого коня, то всадник пускал в ход копье или меч и т. п. В данной ситуации всадник рисковал получить удар противника только в том случае, если и он сам, и его конь промахивались. Но обычно боевой конь старался не промахнуться. Ведь если конь решал приблизиться к вооруженному и враждебному человеку, то, двигаясь прямо на него, он подвергал себя меньшему риску, чем когда подставлял под удар свой бок. Тем более что, двигаясь прямо на врага, конь имел все шансы упредить удар противника (многие исследователи часто недооценивают умения и разум животных, а также их стремление к выживанию). Осуществляя наезд на неприятеля, всадник приобретал огромное преимущество, ибо тем самым принуждал своего коня тоже вступать в бой – раскидывать и давить врага из соображений самообороны (удар копыта даже не очень крупного коня способен убить человека). Против несущихся боевых коней у пеших воинов долгое время не было по-настоящему эффективного приема. Отбиваться от них мечами, топорами и даже в некоторых случаях копьями было практически бесполезно, так как серьезно ранить коня ударом спереди было трудно, и даже если удавалось, то смертельно раненное животное, сохранившее инерцию массы, все равно давило пеших воинов.
Заставить коня идти на строй пеших воинов, выставивших перед собой различное древковое оружие, было для рыцаря самой сложной задачей. Ведь для животного самым простым способом избежать опасности (ударов) было не приближаться к агрессивному врагу. Вспомним, что именно бегство от опасности в наибольшей мере соответствует природным наклонностям копытных животных. Простым способом вынудить коня идти напролом было не оставить ему другого выбора. Поэтому породы рыцарских боевых коней (агрессивных и храбрых) выводили специально с учетом психологических особенностей (как бойцовских собак). Рыцарский боевой конь не должен был сворачивать в сторону, у него даже не должно было возникать такой мысли. Двигаться указанным курсом для него – дело принципа, а те, кто преграждает дорогу, являлись врагами.
Боевой конь также был обучен избегать ударов противника. Для этого применяли тупые копья, мечи и стрелы. После обучения отбирали потомство тех животных, которые проявляли склонность не бежать от опасности (ударов), а атаковать, упреждая ее. Из такого потомства получались лучшие боевые кони, которые отличались человеконенавистничеством, были недоверчивы и подпускали к себе только знакомых людей (таких коней практически было невозможно угнать).
Храбрость боевого коня росла пропорционально его размеру. Так, небольшой конь еще как-то воспринимал людей и поэтому мог отказаться атаковать отряд воинов, состоящий даже из нескольких человек (таких коней применяли в основном для атак на уже рассеянного противника). А вот огромных размеров боевой конь уже без всяких колебаний шел даже на сомкнутую пехоту, ощетинившуюся копьями. Животное таких размеров рассматривало как препятствие своему движению только особенности рельефа и других подобных ему гигантов. Двуногие же, смеющие грозить ему, только раздражали коня. Попавшиеся на пути огромного коня мелкие лошади неприятеля разделяли судьбу людей.
Святой Георгий, убивающий дракона. Фридрих Нерлин, 1460 г. Воин изображен в типичном итальянском «экспортном доспехе» XV в.
Основной особенностью европейского рыцарского коня был его пол. Боевой конь потому так и назывался, что был именно конем, жеребцом. Жеребец больше размером, чем лошадь, он более склонен идти на принцип, то есть многое воспринимал как личное. Например, шел напролом, если ему не уступают дороги и угрожают оружием. Недостатком же боевого коня (помимо того, что он много ел и дорого стоил) было то, что, потеряв всадника, в большинстве случаев животное прекращало атаку и убегало с поля боя.
Таким образом, между боевым конем и военной верховой лошадью и гражданской верховой лошадью существовала четкая разница. Так, верховая лошадь гражданского образца выступала только в качестве средства передвижения. Военная верховая лошадь, в отличие от гражданской, уже не останавливалась и не сворачивала, если на пути у нее оказывался человек. Кроме того, она не пугалась оружия и крови, но при этом она никого не стала бы давить намеренно и не горела желанием врезаться в толпу людей или таранить других лошадей. А вот настоящий большой боевой рыцарский конь совершенно сознательно давил людей и других лошадей и не останавливался даже перед плотным построением пехоты. В целом роль боевых коней в средневековом сражении была весьма активной. Они рассматривались как полноправные участники мероприятия. В то время считалось, что один конный рыцарь стоит десяти пеших.
Жизнь рыцаря во время военного похода бывала суровой, но могла оказаться и вполне комфортной в зависимости от нескольких факторов, из которых значительную роль играло общественное положение воина. Герцог брал с собой на войну несколько палаток, походную мебель, даже драпировки для украшения шатра изнутри и огромные запасы продовольствия и вина. Бедный рыцарь такой роскоши себе позволить не мог и довольствовался лишь самым необходимым: палаткой для себя и нехитрой провизией для свиты и собственной персоны.
Характер кампании тоже оказывал влияние на качество быта рыцаря. Так, например, английские армии во Франции при необходимости могли конфисковать провиант на месте. Опытный рыцарь в таких условиях вполне мог обеспечить неплохим довольствием себя и своих людей. Практиковались и набеги на территорию противника, которые не только приносили добычу, но ослабляли экономическое положение врага, а также наносили ему моральный урон. Трофеи также всячески приветствовались, будь это военная экипировка, захваченная на поле боя, имущество, полученное при разграблении города, или выкуп за пленного. Но все радости приобретения добычи военным путем затмевал тот факт, что войско нередко находилось в походах недели или месяцы, подчас вело изматывающие осады, а в них – прежде всего и особенно в ходе осад – в армии часто вспыхивали повальные болезни. Военный сезон для средневековой армии обычно приходился на период с весны до осени, но случались и исключения.
В ходе военных кампаний воинам приходилось часто совершать продолжительные переходы под палящим солнцем или же под проливным дождем, по грунтовым дорогам, нередко превращавшимся в грязевые болота. Порой рыцари неделями торчали перед замком или крепостью, не зная, чем заняться, если только не велась активная подготовка к штурму. Вероятность завоевать славу, первым взобравшись на стену по приставной лестнице, была мала и сопрягалась с огромным риском. Иногда рыцари вместе со свитами или дружинами покидали расположение своей армии для участия в турнирах, где правила рыцарства не позволяли арестовать их.
Типичный рыцарь окружал себя свитой из нескольких человек. По меньшей мере один из них являлся оруженосцем, обязанности которого состояли целиком в заботе о господине. Поврежденное защитное снаряжение нуждалось в услугах бронников, обычно находившихся в расположении войска, мечи требовали заточки, конские копыта – труда кузнецов. В задачи свиты рыцаря входил поиск жилья для постоя или мест в общем шатре, за что приходилось платить. Нередко средства или ситуация не позволяли найти более или менее удобный ночлег, и тогда воздвигалась собственная палатка.
Статус рыцаря подразумевал наличие у него денежных средств для оплаты провизии и прочих необходимых вещей. Однако крупный сеньор зависел от военных слуг, своих «дворовых» и «кормленников», составлявших ядро его войска. Только на представителей перечисленных категорий действительно бывало возможным положиться, некоторые и сами являлись рыцарями, как патрон, и следовали за ним в мирное и военное время. Вассалы приводили их собственных военных слуг, но если таковые не желали отправляться в поход или же разбегались или если сеньору не удавалось созвать под свои знамена ополчение, он рисковал не собрать действенной силы для участия в походе. Наемники отличались еще меньшей надежностью и преследовали исключительно личные цели.
В XV веке полководцы хорошо осознавали, что отсутствие денежных средств повлечет за собой неспособность платить воинам и кормить их, а следовательно, те начнут дезертировать. Поэтому собирать людей и быстро перебрасывать их с места на место представлялось наиболее реальным лишь при наличии всего необходимого. Автор «Boke of Noblesse», обращавшийся к Эдуарду IV перед французской экспедицией в 1475 году, указывал на источник неприятных эксцессов со стороны войск в былых походах и высказывал мнение, что те вызывались несвоевременными и недостаточными выплатами жалованья. А вот в ходе Войны Алой и Белой розы заметную роль играло еще одно обстоятельство. Сеньоры и собранные войска нередко переходили на сторону противника в надежде разрешить противоречия с помощью силы. Ряд высокопоставленных титулованных персон лишались жизни, будучи убитыми в поле или казненными после пленения, ибо рода и семейства горели желанием мстить друг другу, каковое стремление лишь усиливалось по мере эскалации конфликта. Кодексы рыцарственности между рыцарями не выдерживали испытания жаждой крови, и шанс погибнуть в походе от руки врага даже для крупного и влиятельного сеньора находился на значительно большей отметке, чем в прежних кампаниях.
В XV веке европейские армии, как и веками раньше, организовывались в три полка: авангард, основной полк и арьергард. В состав каждого полка входили воины разных типов, служившие как королю, так и различным сеньорам. Военачальники обозначали себя с помощью знамени квадратной или прямоугольной формы с изображением родового герба. Сеньор мог также носить «сюрко» с геральдической символикой рода, поначалу плотно прилегающий или свободный «жюпон» с рукавами или без них, а позднее – свободный «табар» с широкими рукавами длиной до локтя, весьма похожий на те, которыми пользовались герольды. Но от «сюрко» в XV веке все чаще отказывались, а поскольку щитами практически уже не пользовались, становилось особенно важным, чтобы знаменосец находился как можно ближе к господину, держась не дальше хвоста его коня, как тогда выражались. Сигнальным штандартом служил длинный флаг с полотном, заканчивавшимся острым концом или же раздвоением в виде ласточкина хвоста. Обычно поле делилось горизонтально надвое. Окраска половин соответствовала двум основным цветам герба сеньора, каковые присутствовали и на одежде его военных слуг. На стороне, ближней к древку, обычно помещалось украшение в виде красного креста Св. Георгия на белом поле. На остальной поверхности полотна располагались элементы герба, а также геральдические символы, повторяющиеся на «ливреях» и шляпах. Сеньор мог приказать своим людям не удаляться более чем на 10 футов от знамени, однако если приходилось слегка менять дислокацию, то в горячке боя существовал риск попасть под удары собственных союзников.
Сражаясь конными, рыцари пользовались копьями с остроконечными вымпелами, на которых помещались гербы. В целях геральдической идентификации и передачи приказов и сообщений важные сеньоры использовали собственных герольдов, носивших «табары» с гербами сеньоров, и горнистов, дувших в трубы, с которых свисали драпировки с фамильной символикой господ.
Шум боя иногда становился оглушающим. Если же воин носил достаточно глухой шлем, то он не только плохо слышал, но и имел ограниченное поле зрения. Кроме того, в глухом шлеме очень быстро становилось жарко и во время сражения не представлялось возможным даже утереть пот, заливавший лицо.
В XV веке западноевропейские полководцы уже в массовом порядке стали применять в сражениях отряды спешенных рыцарей. Но в целом, конечно, основная роль все же отводилась тяжеловооруженной рыцарской коннице, которая имела линейное или клиновидное построение. Комплектация клина была такой же, как и в XIII–XIV веках, то есть по-прежнему впереди и на флангах ставились лучшие рыцари, защищенные доспехами отличного качества. Середину клина формировали отряды воинов, имевших худшее защитное снаряжение. Иногда за прямоугольной колонной, находящейся в тылу клина, шла шеренга рыцарей, одной из задач которых было поддержание порядка в строю. Так была построена рыцарская конница города Нюрнберга во время сражения с войском курфюрста Бранденбургского Альбрехта Ахилла в битве при Пилленрейте 1450 года.
Многие не понимают, что построение клином в основном было нужно лишь для того, чтобы, образовав из максимального числа воинов компактный строй, привести его в полном порядке к фронту неприятеля, после чего клин разворачивался в линию. Линия позволяла нанести слитный удар силами всего отряда одновременно. При этом вытянутый фронт позволял в некоторых случаях охватить фланг или фланги неприятеля, что являлось почти абсолютной гарантией успеха. Использование построения клином в качестве исходной формации позволяло в значительной мере убрать некоторые недостатки рыцарской конницы. Так, например, малая ширина строя обеспечивала равнение при движении. Низкая динамика конного боя в эпоху Средневековья, когда основным аллюром атаки была рысь, давала достаточно времени для развертывания строя непосредственно в момент столкновения. Подобная информация, касающаяся военной науки того периода, встречается во многих европейских рукописях XV века, сохранившихся до наших дней. В частности, имеются описания построения рыцарской конницы клином и т. п.
Так, например, в военной рукописи, носящей название «Приготовление к походу», которую написал для своего сына в 1477 году курфюрст Бранденбургский Альбрехт Ахилл (1414–1486), есть подробное описание построения конного войска. Альбрехт Ахилл, будучи профессиональным воином, писал свой манускрипт, исходя из личного богатого боевого опыта. Он объяснял, что рыцарское конное войско можно было делить на три знамени (хоругви). Этим трем отрядам для удобства присваивались характерные названия, такие как «Великая», «Хоругвь святого Георгия» и «Гончая». Название отражало как численность, так и назначение данного отряда. Так, в «Великой» хоругви было около 700 воинов; соответственно в «Хоругвь святого Георгия» входило 500, а хоругвь «Гончая» состояла из 400 конных воинов. Хоругвь строилась колонной с клиновидной фронтальной частью (клином). Это клиновидное построение имело пять шеренг в глубину. Первая шеренга, исходя из численности хоругви, состояла из 3, 5, 7 или 9 рыцарей. Задняя шеренга состояла из 11, 13, 15 или 17 рыцарей. Численность клина «Великой» хоругви была 65 воинов, «Хоругви святого Георгия» – 55 и «Гончей» хоругви – 35. За клином следовала прямоугольная колонна, ширина которой по фронту не превышала ширины задней шеренги клина. Соответственно в порядке убывания хоругви имели по 635, 445 и 365 воинов в задней части построения. В целом можно сказать, что боевая рукопись Альбрехта Ахилла представляет собой уникальный источник по исследованию военной тактики европейских армий XV века (особенно, что касается рыцарской конницы).
В XV веке улучшилось не только защитное снаряжение воинов, но и боевые характеристики артиллерии, благодаря чему ее стали активно использовать помимо осад фортификационных укреплений и в полевых сражениях против закованных в броню конных рыцарей. Артиллерия наносила существенный урон войску противника, и уже даже самый хороший доспех не мог защитить рыцаря от ядра, выпущенного из пушки. Появление полевой артиллерии и существенные изменения в структуре европейских армий повлияли на тактику ведения боя.
Лучники. Фрагмент миниатюры Фруассара, XV в.
Наемник-арбалетчик XV в. Фрагмент миниатюры Фруассара, XV в.
Примером, как благодаря артиллерии была разгромлена тяжеловооруженная рыцарская конница, может служить небольшое сражение Столетней войны, произошедшее при Кастильоне в 1453 году. В 1451 году французы вторглись и захватили Аквитанию. Для изгнания французов из Аквитании в 1452 году англичане сформировали небольшое войско, которое возглавил Джон Талбот, 1-й граф Шрусбери. Ему удалось выставить французов из Аквитании. Но в 1453 году Карл VII отправил против англичан новую армию. Джон Талбот к тому времени располагал слишком ограниченными силами, чтобы принять бой. Его войско, состоящее из англичан и гасконцев, насчитывало всего 4 тыс. человек. Но как только французы разделили свое войско, Талбот сразу же решил атаковать одну из частей неприятельской армии. Выбор пал на отряд Жана Бюро сеньора де Монгла (7 тыс. чел.), который в это время осаждал Кастильон. Французы, осаждая Кастильон, возвели по приказу Бюро хорошо укрепленный лагерь. Лагерь был обнесен палисадом, рвом и усилен артиллерией (300 пушек), которая была скрыта от посторонних глаз (этот факт и подвел англичан). В самом лагере размещалось 6 тыс. человек. Конница насчитывала 1000 бретонских тяжеловооруженных всадников, которые размещались в 1,5 км к северу от лагеря на возвышенности. 1000 лучников составляли французский аванпост в приорстве Сент-Лоран, к северу от Кастильоне. Граф Шрусбери выступил на помощь Кастильону из Бордо утром 16 июля 1453 года. Джон Талбот находился в передовом конном отряде из 500 тяжеловооруженных всадников и 800 конных лучников. Неожиданным штурмом утром 17 июля 1453 года, отряд Джона Талбота захватил французский аванпост. После того как армия отдохнула, прибыл гонец из Кастильона. Он сообщил, что французы собираются отступать, так как по всему лагерю заметно движение лошадей и телег. Талбот выслал разведчиков, но они неверно оценили позицию французов. Прибыв к Талботу, разведчики доложили, что противник покинул лагерь и отступает (они приняли пыль, поднятую перегоняемым табуном лошадей, за свидетельство отступления французов). Получив эти новости, граф Шрусбери решил ударить по противнику, не дожидаясь подхода основных сил. Впереди двигались конные воины, а пешие догоняли сзади. Увидев своими глазами укрепленный лагерь французов, Джон Талбот понял ошибку разведчиков, но, несмотря на возражение своих советников, все же решил атаковать. Тяжеловооруженная конница англичан обошла лагерь французов с юга, часть всадников спешилась и атаковала самую длинную сторону укреплений. Французы подпустили англичан поближе и только после этого открыли огонь из пушек. В итоге вся тяжеловооруженная рыцарская конница англичан во главе с Талботом попала под смертельный артиллерийский огонь.
Под графом Шрусбери убили боевого коня, и сам он был ранен. Вскоре атака переросла в рукопашную на бруствере во многих местах. Постепенно прибыли пешие части англичан, но войск все равно было недостаточно для успешного штурма. Английская артиллерия так и не прибыла вовремя. Через час после начала боя тяжеловооруженная бретонская конница ударила во фланг англо-гасконским войскам. Французские лучники, отбив атаку англичан, перешли в контрнаступление из лагеря. Англичане, не выдержав напора атакующих, обратились в бегство, оставив на поле боя графа Шрусбери, раненого и придавленного боевым конем. Французский лучник Мишель Перюнен добил графа ударом топора по голове. Герольду Джона Талбота на следующий день было позволено отыскать на поле боя тело господина. Общие потери англичан и гасконцев составили примерно 3500 человек. Так при Кастильоне английское войско потерпело сокрушительное поражение. Только пешие части английского войска, получившие наименьшие потери (они попросту не успели подойти к началу атаки), отступили в Бордо, где и капитулировали через два дня. Кастильон стал одним из самых крупных английских поражений в ходе Столетней войны и ознаменовал собой конец английского владычества во Франции.
Примером эффективного применения тяжеловооруженной рыцарской конницы в XV веке может служить битва при Уэйкфилде, произошедшая 30 декабря 1460 года. В то время в Англии бушевала так называемая Война Алой и Белой розы (1455–1485). Причиной войны стала борьба за английский престол между двумя боковыми линиями королевских династий Плантагенетов – Ланкастерами (в гербе – алая роза) и Йорками (в гербе – белая роза). Противостояние Ланкастеров (правящей династии) и Йорков (богатейшего аристократического феодального рода) началось с 1451 года. Ланкастеров поддерживали северо-западные, преимущественно овцеводческие хозяйства, а также Уэльс и Ирландия. Йорков поддерживал торговый юго-восток, средние слои города и деревни.
Первое сражение между войсками короля Генриха VI Ланкастера и герцога Ричарда Йоркского (главы оппозиционной партии баронов) произошло в городке Сент-Олбанс в 1455 году. В этом сражении победил Ричард Йоркский. Король Генрих VI был ранен и вскоре впал в безумие. В сражении отличился молодой сторонник Йорков граф Уорвик. В 1456 году враждующие стороны заключили перемирие. Но в сентябре 1459 года пришедший в себя Генрих и его супруга королева Маргарита, возглавлявшая Ланкастеров, с новыми силами выступили против йоркистов. У Блор Хита армия Йорка вновь одержала победу. В июле 1460 года армия Йорка во главе с графом Уорвиком разбила королевские войска Генриха VI при Нортгемптоне. Ланкастеры потерпели поражение из-за предательства лорда Грэя Рутина. В этом сражении было убито около 300 воинов Ланкастеров, в том числе и Хамфри Стаффорд, герцог Бэкингэм, а король Генрих VI попал в плен.
После поражения королева Маргарита бежала в Уэльс, затем в Шотландию. Граф Уорвик вернулся в Лондон и завладел правительством. Тауэр капитулировал. Лорд Скэйлс был убит, пытаясь покинуть Лондон. Йорк держал в своих руках Лондон и Генриха VI. Ричард, герцог Йоркский, был назван наследником Генриха. В принципе, Йорк контролировал правительство, но Ланкастеры были по-прежнему сильны в Уэльсе, Юго-Западной и Северной Англии. Сын Ричарда Йорка Эдуард, граф Марча, был послан с небольшим войском в Уэльс, чтобы утихомирить незначительные местные волнения, начавшиеся благодаря лорду Пемброку. Сам Йорк 9 декабря повел свою основную армию на встречу с войском королевы. С собой он взял младшего сына Эдмонда и всю артиллерию, имевшуюся в лондонском Тауэре.
Лучник и арбалетчик. Миниатюра из рукописи XIV в.
Английские лучники. Миниатюра из рукописи XIV в. Английские стрелки во время боя затыкали стрелы за пояс или втыкали их в землю перед ногами
16 декабря силы Йорка столкнулись со сторонниками королевы, шедшими с запада, чтобы присоединиться к ее армии. В этом столкновении армия Йорка понесла серьезные потери и в итоге не смогла воспрепятствовать приверженцам Ланкастеров в их продвижении на север. Когда Йорк узнал, что основные силы королевы Маргариты сосредоточились в замке Понтефрак, он решает направиться в свой замок в Сандале, находящийся в 3 км от Уэйкфилда и в 14,5 км от Понтефрака. Йорк прибыл в замок Сандал 21 декабря. Там он узнал, что войско королевы стало почти в 4 раза больше его армии. В это время войско Ланкастеров окружило замок. Армией Ланкастеров (около 18–20 тыс. воинов) командовали: Генри Бофор, 2-й герцог Сомерсет, Генри Перси, 3-й граф Нортумберленд и Джон, 9-й лорд Клиффорд. Войском Йорка (около 8–12 тыс. воинов) командовали Ричард Йоркский, 3-й герцог Йорк и Ричард Невилл, 5-й граф Солсбери.
30 декабря 1460 года половина армии королевы под предводительством Генри Бофора, 2-го герцога Сомерсета, пошла в наступление на замок, создавая у неприятеля впечатление, что будет серьезный штурм. На самом деле это был отвлекающий маневр, благодаря которому авангардный отряд под командованием графа Уилстшира и рыцарская конница, которую возглавлял лорд Руз, незаметно от неприятеля добрались до леса (к которому с флангов примыкало открытое пространство) и заняли там выжидательную позицию. Видя перед собой только часть армии Ланкастеров, Йорк решил, что это и есть все силы королевы, поэтому даже обрадовался, так как их оказалось почти вполовину меньше, чем ему доложили. В итоге он, долго не думая, решает выйти со своей армией из замка и дать врагу бой.
Увидев, что враг выступает из замка, Ланкастеры в притворном замешательстве отступили, заманивая Йорков в западню. Отойдя на необходимое расстояние, Ланкастеры остановились, чтобы отразить атаку врага. Ричард Йорк бросил на войско Генри Бофора, 2-го герцога Сомерсета, свою тяжеловооруженную рыцарскую конницу, которая расстроила ряды неприятеля и стала его теснить. Но тут, когда вот-вот победа была близка, как думал Йорк, его армию атаковали свежие силы неприятеля под командованием Клиффорда, которые стояли в резерве. В это же время стоявшие в засаде Уилстшир и лорд Руз со своими силами ударили по Йорку с флангов (особенно отличилась рыцарская конница лорда Руза), что и привело к полному разгрому армии неприятеля.
В этом сражении Йорки понесли тяжелые потери. В числе убитых были: сам Ричард Йорк, его сын Эдмонд, граф Рутленд (схвачен после битвы и убит лордом Клиффордом), сэр Джон и сэр Хью Мортимер, сэр Томас Невилл (сын графа Солсбери), Харрингтон, Борчер и Хагингс. Ричард Невилл, граф Солсбери, был схвачен на следующий день после битвы и казнен (причиной казни стала месть, так как отцы ланкастерских предводителей Сомерсета, Нортумберленда и Клиффорда были убиты йоркистами при Сент-Олбансе в 1455 г.). Всего было убито сторонников Йорков около 1 тыс. человек (многие, осознав безнадежность положения, сдались). Ланкастеры одержали полную победу.
Большой щит (павез) арбалетчика. Богемия, 1480 г.
После смерти Ричарда Йорка его старший сын Эдуард, граф Марч, возглавил приверженцев Белой розы. В марте 1461 года состоялось еще одно сражение между армиями Ланкастеров и Йорков. На этот раз победу одержал Эдуард, который после вернулся в Лондон, где и был коронован 28 июня 1461 года как король Англии Эдуард IV (был королем с 1461 по 1483 г.). В 1483 году, после смерти Эдуарда IV королем Англии становится брат покойного, Ричард Глостер (он был коронован под именем Ричарда III). Но его правление было не долгим, так как Ланкастеры снова затевали военные действия. В битве при Босворте 22 августа 1485 года с представителем младшей ветви Ланкастеров, Генрихом Тюдором, Ричард потерпел поражение и был убит. Так закончилась Война Алой и Белой розы, которая длилась 30 лет и унесла почти четверть населения Англии (знать, ведущая родословную от покоривших когда-то Англию норманнов, была истреблена полностью). Генрих Тюдор короновался под именем Генриха VII и основал новую династию – Тюдоров. Два враждовавших «цветка» были объединены королем Англии Генрихом VII в одном гербе – гербе Англии Тюдоров (Генрих женился на дочери Эдуарда IV Елизавете, наследнице дома Йорков).
Пока в Англии шла Война Алой и Белой розы, на континенте происходили не менее важные события. Так, французский король Людовик XI вступил в противоборство со своими вассалами. Особенно напряженным стал конфликт между Людовиком XI и герцогом Бургундии. Военные действия начались в 1464 году (предлогом послужило увеличение налогов Людовиком XI) и закончились решающим сражением, произошедшим 27 июля 1465 года при Монлери. Это сражение показало, в каком плачевном состоянии находилась конница бургундцев. Так, очевидец тех событий Филипп де Комин пишет: «Из 1200 этих (бургундских) конных воинов не более 50, как я полагаю, умели держать копья наперевес, и от силы 400 были в кирасах, слуги же все были невооруженными…» О плохой выучке бургундской конницы свидетельствует тот факт, что при виде армии французского короля бургундские рыцари бросились вперед, расстроив порядок стоявших впереди своих лучников, так и не дав им возможности произвести эффективного обстрела (конница не взаимодействовала со стрелками).
В целом сражение происходило сумбурно, без ясного предварительного плана. Так, бургундской тяжеловооруженной рыцарской коннице (которой командовал будущий герцог Бургундии Карл Смелый, граф Шароле), ударившей на правый фланг французского войска, удалось опрокинуть тяжеловооруженную рыцарскую конницу французов и обратить ее в бегство. Но вместо того чтобы, правильно оценив ситуацию, заняться разгромом остальных отрядов противника, рыцарская конница бургундцев увлеклась погоней. Карл, граф Шароле, считая, что битва выиграна, заехал со своей свитой слишком далеко от своих основных сил и чуть было не погиб от окруживших его французов. Графа спасли от неминуемой смерти его доспехи превосходного качества. Так, преследуя бегущего противника, Карл получил сильный удар копьем в живот и остался невредим, хотя вечером след от удара обнаружили на его кирасе.
В итоге бургундская рыцарская конница, получившая отпор от отступающего врага, была вынуждена отойти и присоединиться к воинам правого фланга, которыми командовал граф де Сен-Поль (он сохранил порядок в своем отряде и собрал вокруг себя часть бегущих). По свидетельству Филиппа де Комина, конные воины Карла, графа Шароле, готовы были обратиться в бегство, покажись хоть сотня врагов, однако после соединения все воспряли духом и вновь пошли на сближение с королевским войском. Пока враждующие армии готовились к очередной атаке, подошла артиллерия, и обе стороны обменялись несколькими залпами. Все же не решившись возобновить бой, они с наступлением темноты укрылись в Вагенбурге. Утром бургундцы обнаружили, что враг, понеся значительные потери, отступил, оставив поле за ними.
Бронзовое надгробие Георга Труксесса фон Вальдбурга, 1467 г., в церкви Св. Петра, Бад-Вальдзее, Вюртемберг. Рыцарь в типичном германском доспехе XV в. На баннере (знамени) и щите герб владельца – золотое поле и три черных льва. У одного из шлемов у ног рыцаря – гребень из павлиньих перьев, собранных в плюмаж, а у второго – из ели. Герб принцессы Вальдбург первоначально был лазурным, с тремя сосновыми шишками. Отсюда и появился хвойный гребень. Боевой шлем рыцаря в данном случае – это германский салад с забралом, возле головы владельца
Рисунок латника в полных доспехах итальянского типа, выполненный в 1477–1484 гг. живописцем венецианской школы Альвизе Виварини
В целом эта битва выявила слабые стороны армии Бургундии, такие как слабая дисциплина, неорганизованность и плохая подготовленность воинов. Именно поэтому, как только в 1467 году Карл, граф Шароле, стал герцогом Бургундии, он первым делом, учитывая опыт прошлых сражений, занялся основательным реформированием своей армии, и в первую очередь тяжеловооруженной конницы. Карлу срочно была нужна сильная армия, готовая достойно противостоять войску короля Франции. Кстати, именно по французскому образцу герцог Бургундии комплектовал свою новую армию.
Во Франции в 1445 году по указу короля Карла VII из династии Валуа (1403–1461) была создана регулярная армия, состоящая из конницы и пехоты (появились так называемые «ордонансовые роты»; от «ордонанс» – указ). Ордонанс (указ короля) четко определял количественный и качественный состав низшей организационной единицы – копья и количество копий в роте. Роты состояли на жалованье казны и не распускались даже в мирное время. Так появилась регулярная армия.
В 1471 году герцог Бургундии Карл создал собственные ордонансовые роты. Первоначально в его роту входило 10 копий (1 копье – 10 воинов). Позже были созданы роты, состоящие из четырех эскадронов, которые делились на партии по шесть копий в каждом. Для облегчения управления в бою партии снабжались флажками разных цветов, имевших цифровое и буквенное обозначение. Состав копья был строго установлен, в него входили: главная ударная сила – тяжеловооруженный конный рыцарь, или жандарм (так называли во Франции любого тяжеловооруженного воина); конный оруженосец (имевший более слабое защитное снаряжение, чем рыцарь); паж (прислуга при особе рыцаря), три конных лучника и арбалетчик и несколько пеших воинов. Как правило, в копье входило 10 человек, но иногда, в зависимости от ситуации, число воинов, составлявших копье, могло меняться.
Миниатюра из рукописи XV в. Показано, как западноевропейская рыцарская конница сражается с мусульманской. Хорошо видны пластинчатые латы знатных рыцарей и бригандинные доспехи простых воинов
До наших дней сохранилось несколько ордонансов XV века, в которых имеются строгие указания по поводу вооружения и снаряжения конников, составляющих копье. Так, в ордонансе 1473 года сказано, что рыцарь или жандарм должен явиться на службу в полном защитном снаряжении, состоящем из: шлема (салад или барбют) с подбородником, кирасы, наручей и поножей. Из оружия рыцарь или жандарм должен иметь копье, длинный меч, шестопер и кинжал. Боевой конь рыцаря или жандарма должен был иметь защитное снаряжение, состоящее из стального наголовья, закрывавшего полностью голову коня; защиты шеи; нагрудника и накрупника достаточной прочности, чтобы об него ломалось копье. Оруженосец должен был иметь бригандину или кольчугу, салад с подбородником, наручи и поножи, легкую пику, меч, длинный кинжал. Лошадь оруженосца не должна быть дешевле 30 экю. Конный лучник должен был иметь кольчугу с надетой поверх нее «жаком» (защитное снаряжение, состоящее из трех провощенных холстин с подкладкой в десять слоев простого холста); открытый салад; лук, колчан на 30 стрел, меч и кинжал. Конный арбалетчик должен был иметь бригандину или кольчугу, шлем, арбалет, меч и кинжал. Лошади у стрелков должны были быть не дешевле 10 экю.
Все ордонансовые роты в обязательном порядке проходили регулярные тренировки по тактическому взаимодействию в бою. Помимо этого, каждый воин копья должен был в индивидуальном порядке совершенствовать свое мастерство бойца. Вместе воины должны были отрабатывать атаку развернутым строем на полном скаку, сохраняя равнение в шеренгах и перестроение для отступления и новой атаки. Также рекомендовалось разучивать различные заезды и повороты строем, которые могли пригодиться в той или иной боевой ситуации. Но, по правде сказать, все это выглядело здорово только на бумаге, а в реальной жизни многие предписания и рекомендации просто не выполнялись и не применялись.
Большой бацинет с забралом. Северная Италия, 1415 г. Бацинеты с удлиненным назатыльником и прикрытием горла назывались большими бацинетами и получили широкое распространение в рыцарской среде. Большие бацинеты всегда снабжались забралом
Большой бацинет с забралом. Бургундия, ок. 1420 г. Данный большой бацинет вместе с бевором выкован из одного куска железа, за исключением забрала
Салад с подъемным забралом. Северная Италия, 1450–1470 гг. К концу XIV в. бацинет теряет остроконечный купол и приближается по форме к шару. Боковые и затылочные части шлема удлинились, а примерно с 1420 г. верх шлема заканчивается острым гребнем. Так возникла совершенно новая форма шлема – салад (фр. Salade)
В целом герцог Бургундии Карл Смелый, готовя свою армию к войне, делал ставку на тяжеловооруженную рыцарскую конницу, которая в конце XV века переживала свой закат. Да, организация ордонансовых рот значительно повысила боевую эффективность рыцарской конницы, добавив в среду феодального войска необходимую дисциплину и управляемость. Но, к сожалению многих рыцарей-полководцев, все попытки вернуть рыцарской коннице главенствующее положение на полях сражений были обречены на неудачу в условиях окончательно сформировавшейся тяжеловооруженной профессиональной пехоты, которая постепенно превращалась в «царицу полей».
Салад до конца XV в. пользовался большой популярностью среди рыцарей и наемных солдат. Существенным дополнением к немецкому саладу был подбородник, прикрепленный к груди крючками и закрывавший до глаз нижнюю половину лица. Знатные рыцари в городах носили подбородник, изготовленный из кожи и обтянутый тканью. В конце XV в. появляются подвижные назатыльники. Салады не всегда изготавливались из железа. В битве под Азенкуром в 1415 г., по свидетельству очевидца Сен-Реми, знаменитые английские лучники были оснащены саладами из вареной кожи. В 1480 г. немецкие рыцари, а также наемные солдаты носят шлемы, представлявшие собой каркас из металлических полей, обтянутых мехом и имевших форму салада. Салад, как и железная шляпа, применялся в отрядах немецких солдат-наемников, а также у швейцарцев. Во Франции их носили при Карле VII (1423–1461) королевские лучники, а начиная с Людовика XI (1423–1483) – легкие кавалеристы. Немецкие салады исчезают уже к 1520 г., а итальянские сохраняются в течение всего XVI в.Черный салад широко использовался в среде рыцарства и даже высшей аристократии. Он был относительно дешев, отличаясь крайне простой геометрией со слабо выпуклым верхом и полями, переходящими в тулью без выраженного угла. Черным его называли потому, что он поступал из кузницы без какой-либо шлифовки, то есть черным от нагрева при ковке и термообработке. Чтобы сэкономить на чистке и шлифовке, его просто грунтовали, красили и расписывали, используя те или иные орнаментные мотивы. Потенциальная возможность нанести изысканную роспись, которая могла подчеркнуть роскошь доспеха, превратила такие салады в желанную продукцию для состоятельных рыцарей и аристократов.
Верхний ряд. Фото 1. Салад. Германия, 1450 г. Фото 2. Салад работы Йорга Трейтца, Инсбрук, 1470–1480 гг. Второй ряд. Фото 3. Салад с подъемным забралом. Германия, 1480 г. Салад на затылке вытянут далеко назад, образуя развитый назатыльник. Лицо закрыто подъемным забралом со смотровой щелью, нижний край которой выступает настолько, что делает невозможным проникновение к глазам ударного оружия. Фото 4. Так называемый «Черный салад» с подъемным забралом. Южная Германия, ок. 1490 г. Третий ряд. Фото 5. Салад из комплекта турнирных лат для «жесткого» реннена. Германия, 1510–1520 гг. Фото 6. Салад с подъемным забралом и бевором. Германия, 1480 г.
Салад с подвижным назатыльником. Милан, 1470–1480 гг.
Салад с подъемным забралом и бевором от «готического доспеха» графа Гауденца фон Матша. Инсбрук, 1475–1485 гг.
Назад: 1.3. Рыцарская конница эпохи ранних пластинчатых лат. Середина XIII–XIV век
Дальше: Глава 2. Рейтары – новый вид наемной кавалерии, ставшей альтернативой тяжеловооруженной рыцарской коннице
