Глава 24
Брайан получает письмо
Несмотря на настойчивое приглашение мистера Фретлби, Фицджеральд отказался остаться на ферме Ябба Яллук в ту ночь и, попрощавшись с Мадж, сел на лошадь и медленно поскакал под светом луны. Он чувствовал себя очень счастливым и позволил поводьям свободно лежать у лошади на шее, пока сам он предавался своим мыслям. Злая Забота точно не сидела за его спиной, и Брайан, к его собственному удивлению, начал напевать веселую песенку, наслаждаясь поездкой под серебристой луной. И удивительно ли было его желание петь, если будущее казалось столь ярким и безоблачным? Конечно! Они с Мадж будут блуждать в океане, и она поймет, насколько это более приятно – жить среди синих бескрайних волн, нежели среди суеты на суше.
В море – раздолье,
В море – приволье,
А земля для лакеев с рабами!
Мур совершенно прав, говоря так. А мисс Фретлби поймет это, когда почувствует свежий ветер и они будут вместе плыть по Тихому океану. А потом они поедут домой, в дом предков Фицджеральда, где он проведет ее под аркой с надписью «Миллион поздравлений» по-ирландски, и все будут благословлять молодую невесту. Зачем ему беспокоиться о чужом преступлении? Нет! Он принял решение и не собирался отступать от него. Он не будет думать о той тайне, которую ему насильно доверили, и будет блуждать по свету вместе с Мадж… и ее отцом. От этой последней мысли – «с ее отцом» – он почувствовал, как по его спине побежали мурашки.
– Глупец, – нетерпеливо сказал себе молодой человек, подтянув поводья и пустив лошадь легким галопом. – Какая мне разница, если Мадж все равно ни о чем не узнает? Хотя сидеть рядом с ним, есть вместе с ним, постоянно чувствовать его присутствие… Боже, помоги!
Он пустил свою лошадь галопом и, помчавшись по тропе со свежим прохладным ночным ветерком на лице, почувствовал некоторое облегчение, как будто что-то темное осталось позади. Разгоряченный, Фицджеральд мчался вперед по бескрайней равнине, с темно-синим, усыпанным звездами небом над головой и бледной луной, светившей над ним, мимо хижины пастуха, которая стояла рядом с широким устьем реки. Во все стороны разлетались брызги, переливаясь серебром под лунным светом. Затем под копытами опять началась зеленая равнина, на которой тут и там росли одинокие темные деревья. По обеим сторонам Фицджеральд видел овец, несущихся, как какие-то фантомы, вперед и вперед, пока вскоре не появился его дом и он не увидел в мерцающем свете длинную аллею высоких деревьев, а затем и зеленую лужайку перед домом с верными лающими собаками. Конюх, услышав звук копыт, пришел из-за дома, Брайан спрыгнул с лошади и, передав ему поводья, зашел в дом. Там он увидел горящую лампу, бренди с содовой водой на столе и пачку писем и газет. Он бросил шляпу на диван и открыл окно и дверь, чтобы впустить свежий ветерок, а затем, приготовив себе бренди с содовой, приподнял лампу и приготовился читать письма. Первым он взял письмо от какой-то дамы.
«С женщиной интересно вести переписку, – говорил Исаак Дизраэли, – когда она не лезет в твою жизнь».
Приятельницы Брайана не лезли, но, несмотря на это, он, прочитав полстраницы о каком-то скандале и другой чепухе, с нетерпением отбросил письмо.
Другие письма были в основном деловыми, но последнее было от Калтона, и Фицджеральд открыл его с предвкушением чего-нибудь интересного. Дункан мастерски писал письма, и его слова всегда приободряли и веселили Брайана в сложный период, который последовал после окончания судебных разбирательств, когда он чуть не впал в депрессию. Поэтому, сделав глоток бренди с содовой и откинувшись в кресле, он приготовился наслаждаться письмом друга.
«Мой дорогой Фицджеральд, – писал Калтон своим удивительно аккуратным почерком, так отличавшимся от обычных каракулей адвокатов, – пока ты наслаждаешься прохладным ветерком и свежестью сельской местности, я вместе с другими несчастными застрял в сухом и пыльном городе. Как бы я хотел оказаться там, вместе с тобой, на земле обетованной, у вод Муррея, где все так красочно и зелено, вместо того чтобы мой взгляд упирался в кирпичные стены и ограды и меня окружали грязные воды Ярры! Было время, когда я тоже жил в раю, но теперь все изменилось. И даже если бы у меня вдруг появился шанс вернуться, я не уверен, что согласился бы. В конце концов, рай существует, пока ты не ведаешь забот, а мне нравится мир с его тщеславием, помпезностью и злобой. Пока ты наслаждаешься природой, я служу Фемиде и осмелюсь утверждать, что твое времяпрепровождение много приятнее моего. Тем не менее, думаю, ты помнишь ту пословицу: «В Риме не стоит злословить о Папе», поэтому, принадлежа к этой профессии, я должен уважать ее.
Полагаю, когда ты прочтешь это письмо, ты удивишься, какого черта я пишу тебе из кабинета, и мой почерк, несомненно, натолкнет тебя на мысль о повестке в суд. Постой, нет, здесь я не прав: ты уже вышел из того возраста – не то чтобы я намекаю на твои лета, просто ты в том прекрасном возрасте, когда человек всецело наслаждается жизнью, когда огонь юности уже усмирен опытом, и уже точно известно, как взять от жизни все – любовь, вино и дружбу, – не наделав глупостей. Боюсь, я впадаю в лирику, и это не к добру, ибо цветок поэзии не может расти средь грязи закона. Читая эти строки, я понимаю, что растекаюсь мыслью по древу, как какой-нибудь священник, а поскольку это письмо должно было быть деловым, я не могу позволить себе продолжать в том же тоне и должен писать по делу.
Полагаю, ты все еще хранишь секрет, который Розанна Мур доверила тебе, – видишь, я уже выяснил ее имя. Ты спросишь зачем? Все просто: мое природное любопытство подтолкнуло меня на поиски убийцы Уайта, и, как писали в «Аргусе», Розанна Мур хранит ключ к разгадке, поэтому я изучал ее прошлое. Секрет убийства Уайта и его причина известны тебе, но ты не желаешь, даже в интересах правосудия, раскрыть их. Почему – я не знаю, но у всех есть свои недостатки. Из благородного, хотя и неправильного, чувства… долга? Из этого чувства ты вынужден отказаться сдать человека, чье трусливое преступление чуть не разрушило твою жизнь.
После твоего отъезда из Мельбурна все твердили, что трагедия в мельбурнском кэбе уже навек остыла и убийца никогда не будет найден. Я осмелился не согласиться с мудрецами, которые сделали такое заявление, и спросил себя: “Кем же была та женщина, что умерла у Старьевщицы?” Не получив никакого ответа, я решил выяснить это и предпринял определенные шаги. Во-первых, я узнал от Роджера Морланда, который, если помнишь, был свидетелем против тебя, что Уайт и Розанна Мур прибыли в Сидней на пароходе “Джон Элдер” около года назад под именами мистер и миссис Уайт. Думаю, не стоит упоминать, что они и не думали официально подтвердить свой брак, поскольку это могло вызвать затруднения в будущем. Морланд ничего не знал о Розанне и посоветовал мне бросить поиски, ведь она была родом из Лондона, и невозможно теперь найти кого-то, кто знал ее. Несмотря на это, я телеграфировал одному моему другу, которого можно назвать детективом-любителем: “Найди имя и всю информацию о женщине, которая покинула Англию на пароходе «Джон Элдер» 21 августа 18… года как жена Оливера Уайта”. И – вуаля! Он нашел все что можно, и, зная, какое невероятное количество народу в Лондоне, ты признаешь, что мой друг чертовски умен.
Выяснилось, однако, что задание оказалось проще, чем он предполагал. Эта так называемая миссис Уайт была достаточно известна в определенных кругах. Она играла в бурлесках «Фривольного театра» в Лондоне, и поскольку была очень красивой женщиной, ее множество раз фотографировали. Следовательно, когда она по глупости решила пойти с Уайтом на борт корабля, ее узнали как Розанну Мур, актрису «Фривольного». Почему она решила сбежать с Уайтом, я понятия не имею. Как нам, мужчинам, понять поступки женщин, я не знаю; могу лишь посоветовать перечитать Бальзака. Возможно, она устала от роскоши, светских вечеров и рек шампанского и ей захотелось чистого воздуха родной земли. Признайся, ты удивился этим строчкам – но потом ты вспомнил, она ведь сама рассказывала тебе, что родом из Сиднея и уехала домой в 1858 году, после триумфальной карьеры в Мельбурне. И почему же она оставила восторженный Мельбурн и влюбленную публику? Это ты тоже знаешь. Она сбежала с молодым богатым овцеводом, у которого денег было больше, чем совести. Кажется, у нее слабость – бросаться в бега. Но почему она выбрала Уайта в этот раз, мне непонятно. Он был не богат, не особо красив и без положения в обществе, да еще и с паршивым характером.
Откуда мне известны все эти подробности характера мистера Уайта, его положения и морали? Все просто – мой вездесущий друг все для меня выяснил. Мистер Оливер Уайт – сын лондонского портного, его отец неплохо зарабатывал, и он пустился во все тяжкие. Поняв, что неплохо обеспечен, и имея тягу к наслаждениям, Оливер закрыл магазин покойного отца, выяснил, что семья его прибыла в Англию вместе с Вильгельмом Завоевателем, стал щеголем и начал таскаться во «Фривольный» как в должность. Как и все молодые люди, он поклонялся неподражаемой Розанне, а сама богиня, положив на него глаз, бросила всех своих обожателей и сбежала со счастливчиком.
Пока что ничто не указывает на возможную причину преступления. Люди не совершают убийства ради продажной любви каких-то танцовщиц, если только какой-нибудь несчастный не потратит уйму денег на украшение для своей богини. Карьера Мур в Лондоне заключалась в том, чтобы быть успешной дамой полусвета, и, насколько я знаю, никто не был настолько влюблен в нее, чтобы совершить преступление ради нее. Следовательно, мотив преступления надо искать в Австралии. Уайт потратил почти все свои деньги в Англии, то есть актриса и любовник прибыли в Сидней с небольшим количеством средств. Тем не менее, следуя эпикурейскому образу жизни, они наслаждались как могли, а затем приехали в Мельбурн, где остановились во второсортном отеле. Мур, могу тебя заверить, обладала одним распространенным пороком – любила выпить. Она любила шампанское и пила его очень много. Поэтому, прибыв в Мельбурн и поняв, что выросло поколение, не знающее, что это за Розанна такая, прима «Фривольного», она решила утопить свое горе в потоке выпивки и, поссорившись с мистером Уайтом, вышла посмотреть на ночной Мельбурн. Что привело ее на Литтл-Берк-стрит, я не знаю. Возможно, она потерялась, а может, любила там гулять в былые дни. В любом случае она оказалась пьяная в окрестностях этой улицы, где ее нашла Сал Роулинз. Я знаю, что это так, потому что Сал сама мне это рассказала. Она поступила по-доброму, взяла актрису в хибару, которую называет домом, и там Розанна Мур серьезно заболела. Уайт, который везде искал ее, выяснил, где она, и обнаружил, что она была в слишком плохом состоянии, чтобы ее перевозить.
Думаю, он был рад избавиться от такой обузы и потому вернулся к себе в Сент-Килда, в то время как Розанна продолжала убивать себя выпивкой. Но тем не менее он не порвал связь с умирающей женщиной. Однажды ночью происходит убийство, и в эту же ночь умирает Розанна Мур. На первый взгляд все кончено. Но это не так, ведь перед смертью Розанна посылает за Брайаном Фицджеральдом в клуб и открывает ему секрет, который он запирает в своем сердце. И у автора сего письма есть теория – очень интересная, – что секрет касается смерти Оливера Уайта.
Скажи: вот я выяснил столько без тебя – и ты все еще отказываешь раскрыть мне этот секрет? Я не говорю, что ты знаешь убийцу Уайта, но ты знаешь достаточно, чтобы привести меня к убийце. Если ты расскажешь мне то, что знаешь, это будет лучше и для твоего чувства долга, и для твоего спокойствия. Но если ты не расскажешь – что ж, я сам все выясню. Я все еще пытаюсь разобраться в этом запутанном деле, и я поклялся себе призвать убийцу к ответу. Поэтому я в последний раз обращаюсь к тебе с просьбой рассказать мне то, что ты знаешь. Если откажешься, я примусь выяснять все, что известно о Розанне Мур до ее отъезда из Австралии в 1858 году, и я уверен, что рано или поздно раскрою этот секрет, который приведет меня к убийце Уайта. Если есть какая-то веская причина, чтобы это оставалось тайной, я, возможно, приму твою сторону и брошу это дело, но если я сам выясню это, убийце Оливера Уайта не будет пощады. Поэтому подумай хорошенько над моими словами. Если я не получу от тебя известий на следующей неделе, я буду считать твое молчание окончательным и примусь за поиски. Я уверен, мой дорогой Фицджеральд, что мое письмо, несмотря на интересную информацию, уже кажется тебе слишком длинным, поэтому жалею тебя и кончаю его. Передай от меня привет мисс Фретлби и ее отцу.
С наилучшими пожеланиями, всегда твой верный друг,
Дункан Калтон».
Когда Фицджеральд дочитал письмо, он выронил его из рук и, откинувшись в кресле, уставился в окно невидящим взглядом. Через несколько минут он встал и, налив себе еще бокал бренди, быстро его выпил. Затем он механическими движениями зажег сигару и вышел на свежий воздух. На востоке уже виднелся мягкий багрянец, который знаменовал приближение солнца, и было слышно пение просыпающихся птиц на деревьях. Но Брайан не видел красивого пробуждения нового дня. Он смотрел на восток и думал о письме Калтона.
– Я не могу ничего сделать, – горько признался он себе. – Есть только один способ остановить Калтона – это рассказать ему все. Бедная моя Мадж! Бедная Мадж!
Подул легкий ветерок, и зашелестели деревья, а затем внезапным заревом из-за края равнины появилось солнце. Теплые желтые лучи нежно осветили голову измученного мужчины, и, обернувшись, он поднял руки к солнцу, как бы поклоняясь ему.
– Этот рассвет – предзнаменование! – вскрикнул он. – Для нас обоих!
