Глава 18
Сал Роулинз выкладывает все ей известное

Да, так оно и было. Роулинз появилась в последний момент, к огромному облегчению Калтона, который увидел в ней ангела, ниспосланного небесами, чтобы спасти жизнь невинного человека. Это произошло после завершения слушания. Адвокат вместе с Мадж отправился в свой офис, когда вошел клерк с телеграммой. Дункан быстро открыл ее и с немым восторгом в глазах передал мисс Фретлби.

Та, как истинная женщина, повела себя менее уравновешенно и, прочитав письмо, не сдержалась, упала на колени и принялась благодарить Бога за то, что молитвы ее были услышаны и жизнь ее возлюбленного будет спасена.

– Отведите меня к ней сейчас же! – умоляла Мадж адвоката.

Она с нетерпением ждала, когда услышит из уст самой Сал те блаженные слова, которые спасут жизнь Брайана от ужасной смерти.

– Нет, моя дорогая, – ответил Калтон твердо, но аккуратно. – Я не могу позволить себе отвезти даму в то место, где живет Сал Роулинз. Вы узнаете обо всем завтра, а пока вы должны поехать домой и хорошенько выспаться.

– А вы скажете ему? – прошептала девушка, схватив Дункана за руки.

– Немедленно, – последовал ответ. – И я увижусь с Сал Роулинз сегодня же и выслушаю все, что она может рассказать нам. Отдыхайте спокойно, моя дорогая, – добавил он, проводив мисс Фретлби до кареты, – теперь он в полной безопасности.

Брайан выслушал новость с чувством искренней благодарности, зная, что теперь его жизнь в безопасности и что ему удалось сохранить свой секрет. Это было вполне понятное чувство после неестественно жуткой жизни, начавшейся после его ареста. Когда ты молод и здоров и перед тобой лежит весь мир, мысль о надвигающейся смерти невыносима. И все же, несмотря на радость от спасения своей шеи от петли, вместе с этим был в душе Фицджеральда еще и ужас той тайны, которую умирающая женщина с таким злорадством поведала ему.

– Лучше бы она умерла молча, чем наградила меня таким горем, – вздыхал молодой человек.

Пока он измерял камеру шагами в изнурительные ночные часы, Мадж в своей комнате стояла на коленях и благодарила Бога за его милосердие, а Калтон, своего рода добрая фея для двух возлюбленных, спешил в скромное убежище миссис Роулинз, также известной как Старьевщица. Килсип был рядом с ним, и они оживленно разговаривали о судьбоносном появлении бесценного свидетеля.

– Что мне нравится, – заметил сыщик своим мягким, проникновенным тоном, – так это то, как все обернется для Горби. Он был так уверен, что Фицджеральд – преступник, а теперь, когда его выпустят, будет в ярости.

– Где же была Сал все это время? – спросил Дункан отсутствующим голосом, не слушая детектива.

– Болела, – ответил его спутник. – После того как она бросила китайца, она поехала за город, там, видимо, простудилась, упав в какую-то реку, и все обернулось воспалением мозга. Кто-то нашел ее, взял к себе и вылечил. Когда она поправилась, вернулась к бабке.

– Но почему люди, которые лечили ее, не сказали ей, что ее ищут? Они же наверняка видели газеты.

– Нет, не видели, – ответил детектив. – Они ничего не знали.

– Идиоты! – пробормотал Калтон. – Как могут люди быть такими невеждами? По всей Австралии только об этом и кричали. В любом случае они просто лишили себя денег. Так ведь?

– Полностью согласен, – сказал Килсип, – но я слышал, что она вернулась сегодня в пять утра, больше похожая на труп, чем на живого человека.

Когда они зашли в убогий, затхлый коридор, который вел к пристанищу Старьевщицы, на лестнице виднелся бледный свет. Поднимаясь, сыщик с адвокатом слышали злобный голос старухи, извергающей проклятия на своего отпрыска, и тихий голос девочки в ответ. Войдя в комнату, Калтон увидел, что больная женщина, лежавшая в углу в его прошлый визит, исчезла, а старая гадалка сидела за столом с колотой чашкой и своей любимой бутылкой чего-то крепкого. Она, видимо, собиралась провести так всю ночь, чтобы отпраздновать возвращение внучки, и поэтому начала пить рано, чтобы не терять ни минуты. Сал же сидела на сломанном стуле, устало облокотившись на стену. Она встала, увидев Дункана и детектива, и они увидели высокую стройную женщину лет двадцати пяти от роду. Мисс Роулинз неплохо выглядела, но была бледна и измождена после недавней болезни. На ней мешком висело какое-то дешевое синее платье, потертое и рваное, а на плечи была накинута старая клетчатая шаль, которую она поправила на груди, когда вошли незнакомцы. Ее бабушка, которая выглядела еще более странно и кричаще, чем обычно, поприветствовала незваных гостей пронзительным воплем и потоком избранных фразочек.

– А, это снова вы, да, – проскрипела она, раскинув свои костлявые руки, – пришли отнять девочку у бедной старой бабки, которая растила ее, заботилась о ней, когда ее мать ушла. Я еще найду на вас управу, вот увидите!

Килсип не обратил внимания на этот взрыв привычной ярости, а сразу повернулся к девушке:

– Этот джентльмен хочет поговорить с вами, – вежливо произнес он, давая ей сесть обратно на стул. Ему казалось, что молодая Роулинз была еще слишком слаба, чтобы стоять на ногах. – Просто расскажите ему то, что рассказали мне.

– О «Королеве», сэр? – спросила Сал тихим, хриплым голосом, не отводя взгляд от Калтона. – Если бы я только знала, что вы ищете меня, я бы приехала раньше.

– Где вы были? – спросил Дункан сочувственным тоном.

– Около Южного Уэльса, – ответила девушка, дрожа. – Тот тип, с которым я поехала в Сидней, бросил меня, да, бросил меня умирать, как собаку в канаве.

– Будь он проклят! – проскрипела старуха с сочувствием, сделав еще пару глотков из колотой чашки.

– Я встретила китайца, – устало продолжила ее внучка, – и жила с ним какое-то время… Это ужасно, да? – спросила она с жутким смешком, увидев отвращение на лице адвоката. – Но китаец был неплохой, они относятся к бедным девушкам несравненно лучше, чем белые парни. Они не забивают их до полусмерти, не таскают их по полу за волосы.

– Черт бы их побрал! – снова сонно проскрипела Старьевщица. – Я вырву их сердца!

– Наверное, я сошла с ума, – продолжила Сал, убрав прядь спутанных волос со лба, – потому что, когда я ушла от китайца, я шла, и шла, и шла прямо в заросли, пытаясь прийти в себя, и у меня было ощущение, что я вся горю. Я зашла в реку и вся промокла, потом сняла ботинки и легла на траву, а потом пошел дождь, и я пошла к ближайшему дому, и люди взяли меня к себе. Ах, они такие добрые! – Она начала сопеть. – Они не допрашивали меня, а дали мне еды. Я сказала им чужое имя. Я так боялась того типа, что он найдет меня. Потом я заболела и ничего не понимала несколько недель. Они сказали мне, что я была не в себе. А потом я вернулась сюда, чтобы увидеться с бабушкой.

– Черт побери, – снова произнесла старуха, но теперь уже таким нежным тоном, что это звучало как благословение.

– А те люди, которые взяли вас к себе, неужели они не рассказывали вам про убийство? – спросил Калтон.

Сал помотала головой:

– Нет, это было далеко отсюда, и они ничего не знали об этом, совсем ничего.

– А! Это все объясняет, – пояснил себе Дункан. – Ну а теперь, – подбодрил он собеседницу, – расскажите мне все, что произошло в ту ночь, когда вы привели мистера Фицджеральда, чтобы увидеться с «Королевой».

– Кто это? – озадаченно спросила девушка.

– Мистер Фицджеральд, джентльмен, которому вы принесли письмо в Мельбурнский клуб.

– А, он, – поняла Сал. – Я никогда раньше не слышала его имени.

Калтон понимающе кивнул.

– Я знаю, что вы не слышали, – сказал он, – поэтому вы не увиделись с ним в клубе.

– Это она не сказала мне его имя, – ответила мисс Роулинз, кивнув в сторону кровати.

– Тогда кого же она попросила вас привести? – непонимающе спросил адвокат.

– Никого, – ответила девушка. – В том-то и дело. В ту ночь она была очень больна, и я сидела у ее кровати, пока бабушка спала.

– Я была пьяна, – вмешалась бабка, – не врите тут, я была чертовски пьяна.

– И она сказала мне, – продолжила ее внучка, не замечая ее слов, – «принеси мне бумагу и листочек, и я напишу записку ему, я напишу». Так я и сделала, вытащив листок из бабушкиной коробки.

– Украла его, черт тебя побери, – проскрипела старая карга, угрожая кулаком.

– Попридержи язык, – сказал ей Килсип надменно.

Старьевщица разразилась потоком брани и, перебрав все ругательства, какие знала, наконец замолчала.

– Она что-то написала на нем, – продолжила Сал, – и попросила меня отнести это в Мельбурнский клуб и отдать ему. Я спросила, кому ему, а она ответила, что это написано на бумажке и чтобы я не задавала глупых вопросов, чтобы не выслушивать ложь. Я должна была просто отнести письмо в клуб и подождать его на углу Берк-стрит и Рассел-стрит. Я вышла и пошла в клуб, и потом он появился и сказал: «Отведи меня к ней», и я отвела его.

– Каким был этот джентльмен?

– О, очень привлекательным, – ответила Роулинз. – Очень высоким, со светлыми волосами и усами. На нем был вечерний костюм, и пальто, и шляпа с мягкими полями.

– Это точно Фицджеральд, – пробормотал Калтон. – И что он сделал, когда пришел?

– Он пошел прямо к ней, и она сказала: «Вы – это он?» – и он сказал: «Да». Потом она спросила: «Вы знаете, что я собираюсь рассказать вам?» – и он сказал: «Нет». Потом она сказала: «Это о ней», а он сказал, побледнев: «Как вы смеете произносить ее имя в этом убогом месте?» – и она закричала: «Выведите эту девчонку, и я расскажу вам!» – и тогда он взял меня за руку и сказал: «Иди отсюда», и я ушла, вот все, что я знаю.

– И сколько он пробыл с ней? – спросил Калтон, слушая девушку очень внимательно.

– Около получаса, – ответила Сал. – Я отвела его обратно на Рассел-стрит без двадцати два, потому что посмотрела на часы на здании почты, и он дал мне соверен, а потом пошел по улице как ни в чем не бывало.

– Ему понадобилось около двадцати минут, чтобы дойти до Мельбурна, – сказал адвокат сам себе, – поэтому он, видимо, вернулся как раз в то время, которое назвала миссис Сэмпсон. Он был все то время с «Королевой», полагаю? – спросил он, внимательно глядя на мисс Роулинз.

– Я была у двери, – ответила та, – и он не мог пройти так, чтобы я не увидела его.

– Хорошо, – сказал Калтон, кивая Килсипу, – никаких сложностей с алиби теперь не будет. Но мне интересно, – добавил он, повернувшись к Сал, – о чем они разговаривали?

– Я не знаю, – ответила девушка. – Я была у двери, а они говорили тихо, я не слышала их. Потом я услышала его возглас «Боже мой, это ужасно!» и ее жуткий смех, а потом он вышел ко мне и сказал сам не свой: «Выведи меня из этого ада!» – и я повела его.

– Что было, когда вы вернулись?

– Она была мертва.

– Мертва?

– Совершенно, как гвоздь, – радостно добавила Сал.

– Ага, и я сама не знала, что была в комнате с трупом! – завопила Старьевщица, вставая. – Черт ее побери, она постоянно делала все назло!

– Откуда вы знаете? – резко спросил Калтон, собравшись уходить.

– Я знала ее подольше вашего, – прохрипела старуха, злобно глядя на адвоката, – и я знаю, что вы хотите выяснить, но не надо, не надо.

Дункан отвернулся от нее, пожав плечами.

– Вы явитесь в суд завтра с мистером Килсипом, – сказал он Сал, – и расскажете то, что только что рассказали мне.

– Это все чистая правда, ей-богу! – искренне заметила девушка. – Он был здесь все это время.

Калтон подошел к двери вместе с детективом, когда Старьевщица встала.

– А где деньги за то, что я нашла ее? – проверещала она, тыкая пальцем в свою внучку.

– Ну, учитывая то, что девушка сама сюда явилась, – сухо заметил Дункан, – деньги останутся в банке.

– И меня лишат моего законного заработка, так? – застонала старая карга. – Черт вас подери, я еще найду на вас управу и засажу вас в тюрьму!

– Ты сама туда попадешь, если будешь продолжать в том же духе, – ответил Килсип мягким, вкрадчивым тоном.

– Ага, конечно! – прокричала Старьевщица, впившись в него пальцами. – Какое мне дело до вашей тюрьмы? Разве я не была уже там? И разве я не вышла оттуда? Я переживу любую тюрягу, так и знайте.

И старая ведьма, в доказательство своим словам, протанцевала что-то вроде враждебного танца перед Калтоном, тыкая в него пальцами и осыпая его проклятьями. Ее белые волосы развевались в такт диким телодвижениям, и в сочетании с ее кричащей внешностью и бледным огнем свечи она представляла собой жуткое зрелище.

Дункан вспомнил сказки о женщинах Парижа во время революции и о том, как они танцевали под «Карманьолу». Старьевщица пришлась бы как раз кстати в том море крови и бесконечной жестокости, подумал он. Они молча вышли из комнаты, когда с заключительным проклятьем старая гадалка опустилась, измученная, на пол и потянулась за джином.