Глава 5
Талиг. Акона
400 год К. С. 4-й день Осенних Волн
1
Эмиль уже час как умчался гонять своих орлов, Райнштайнер остался и теперь усиленно думал над вываленной на него заумью. Савиньяк барона не торопил; забравшись с ногами на диван, Проэмперадор разглядывал занавешенное осенней синью окно и пытался определить, кто же причинит следующие неприятности. Бруно повернулся к Марге – соответственно, вождю явно не всех варитов, прежде чем соваться на юг, придется покончить со старым быком, который как раз набирает разгон. Хайнрих будет держать слово и думать, чем лучше прирастить Гаунау – Каданой или Дриксен, а уже недалекая в здешних краях зима сделает перевалы непроходимыми. И она же скует льдом Хербсте, превратив реку в отличную дорогу, но сперва пройдут осенние дожди, да и лед какое-то время будет тонок… По всему выходит, что на северных рубежах несколько месяцев не случится ничего. Будь Ли сбесившимся дриксом, он такую очевидность нипочем бы не упустил… Попробовал бы не упустить, потому что Бруно тех, кто у него на пути, щадить не станет.
– Лионель, – торжественно произнес Райнштайнер, – твое предположение слишком похоже на истину, чтобы от него отмахнуться. Если колодец переполнен, вода польется там, где край ниже всего. Данарии не могут не попытаться захватить юго-запад, но эти провинции в свое время противились Алисе, а позднее не порождали неприятностей; к тому же Кольцо Эрнани укреплено за счет армии маршала Эмиля и кэналлийцев. Несомненно, шайки мародеров будут просачиваться сквозь кордоны, и мы должны указать на это губернатору, однако благополучие и привычка удержат местных жителей от поисков удачи на дорогах.
– Олларии нужно кого-то есть, – напомнил Лионель, – иначе хвост сожрет голову, и голова это понимает. У Сервиллия в наличии мориски, у Марге – вековая мечта отыграться, а дуксия? Подробностей мы пока не знаем, но какой-то порядок в городе и окрестностях она навела. Граф Валмон пытается смотреть на скверну с точки зрения описательных наук, пока лучшего подхода я не вижу. Помнишь опыт с магнитом и железными опилками?
Ойген помнил наверняка, такие бароны учатся старательно и не забывают ничего, но научная беседа не состоялась – ворвался Арно. Встрепанный и готовый к драке.
– Господин Проэмперадор, – виконт Сэ демонстративно щелкнул каблуками, – прошу вас о приватной аудиенции.
– Вы сделали что-то непристойное? – «Вы» так «вы», не жалко.
– Я, – в письме это «Я» было бы четырежды подчеркнуто, – нет!
– В таком случае барон Райнштайнер остается с нами.
– Пусть, – сверкнул глазами Арно. – Я привел полковника фок Дахе, и я требую, чтобы ты его принял!
– Переход на «ты», когда разговор уже начат, уместен лишь в любовных беседах. Где вы обрели полковника?
– К Селине и Мелхен ворвались разбойники. Мелхен смогла вылезти в окно и побежала за помощью. Первыми…
– По существу, пожалуйста.
– Извольте дослушать, господин Проэмперадор!
– Извольте четко выражать свои мысли, теньент. Или хотя бы свои чувства.
2
Отыскать дом, где жила Гизелла, труда не составляло, но вдову с собой все-таки прихватили. Как свидетельницу и соучастницу. Она шла сама, стараясь делать вид, что ничего не случилось, мало ли куда и зачем она ведет военных, а их на севере если не любят, то ценят. Как прочную дверь или высокий забор, за которыми бродят воры и волки – бродят, зарятся, а войти не могут. Горожане провожали разношерстную целеустремленную компанию любопытными взглядами, кто-то улыбался, кто-то подмигивал – охота продолжалась, и все было просто прекрасно!
Нужный особнячок оказался поменьше и победней того, в который водворили Селину с Мелхен. Два этажа, замшелая каменная – других в Аконе не признавали – ограда, высокие, гнущиеся от чудовищного урожая рябины…
Дверь открыл однорукий слуга, улыбнулся и по-военному доложил, что господин полковник с барышней в столовой. Уилер почему-то промешкал, и Арно назвался первым.
– Заходите, молодые люди. – Невысокий человек, заметно хромая, уже спускался по скрипучей деревянной лестнице. – Вижу, что успели, ну и слава Создателю! А вот перекусить вы успели вряд ли… Добрый день, госпожа Теодолина. Какими судьбами?
– Я дом показала, – глухо ответила вдова, – показала дом… Я…
– Нареченный Арно! – Мелхен, обогнав хозяина, слетела вниз. – Ты обещал, ты нашел!..
– Да… Вот… Мелхен, как тебя сюда занесло?!
– Я искала «Хромого полковника». Искала, бежала, боялась не найти!
– И едва не проскочила мимо меня, – подсказал хозяин, – а уж более хромого полковника в Аконе нету.
– Мы нашли помощь! Нич… Я хотела остаться, как ты велел, но господин Вернер сказал, что надо ждать здесь!
– Не оставлять же юную барышню одну в трактире, пусть и военном. У меня у самого дочка… Такая же махонькая!
Тут-то Арно и стало жутко. Теньент сто раз с головой нырнул бы в какой-нибудь потоп или провалился сквозь землю, лишь бы оказаться подальше от чистой, пахнущей мятой прихожей. Потому что дочь приветившего Мелхен славного человека наняла убийц, а он ничего не знал!
– Я хочу услышать о жизни, – негромко попросила Мелхен. – Я видела мертвых стариков, я знаю, Сэль и добрая Бренда успели укрыться… Ты беспокоен, это пугает.
– Селина жива, кухарка тоже… Когда мы прибежали, дверь еще ломали, убиты солдат, домоправитель с женой и девушка-служанка. Второй служанки не было…
– Названная Фелицией отпросилась к дочери.
– Ее счастье! Мелхен, тебе нужно домой. Немедленно! Капитан, – окликнул Арно «фульгата», – прошу вас выделить двоих людей.
– Не стоит, теньент. – Полковник больше не улыбался. – Барышню провожу я… И помогу чем смогу. Бедняга Густав, он же мне теперь сниться будет… После гибели сына он стал искать себе место. Сам я обхожусь двумя слугами, но жена Шерце как раз собиралась уезжать и не знала, на кого оставить дом.
– Я сожалею, господин полковник, – резко сказал Уилер, – госпожу баронессу проводят мои люди. Сударыня, вы должны поторопиться.
Фок Дахе не настаивал: военный до мозга костей, как Эмиль, как другие, среди которых рос Арно, он чувствовал, когда спор невозможен.
– Мелхен, – только и сказал он, – возьми с сундука накидку, а вечером промой и перевяжи ноги.
– Я исполню. – Маленькая баронесса тоже почуяла неладное, хотя она и прежде была молчалива. – Но у меня есть плащ названного Арно.
– Военные плащи не для барышень.
– Я не подумала, я благодарна.
Больше не возражая, девушка тихо завернулась в белую с тоненькой красной оторочкой накидку, Арно глянул вниз – на Мелхен были кожаные торские башмаки без каблуков, явно с ноги другой женщины.
Баронесса поймала его взгляд и вздохнула.
– Я разулась из-за дерева, – объяснила она. – Чтобы не упасть… Достославный Вернер, ваш свет заставил забыть о тьме, а тепло – о холоде. Я должна быть с Селиной…
Здесь она быть не должна! Дрянь судьба выпустила когти, послав на помощь Мелхен отца Гизеллы, хотя вдруг вдовица врет? Конечно, врет, вспомнила первое попавшееся имя и пытается впутать дочку фок Дахе. Чтобы спрятаться за чужое дворянство и заслуги.
– Поднимайтесь в гостиную, – негромко пригласил полковник, когда фигурка в накидке исчезла за дверью. – Не знаю, что у вас за дело, но на пороге только клирики с кружками топчутся.
– Им незачем заходить! – звонко выкрикнули сверху, из мятного полумрака. – Этим господам нужна я!
– Ты? – опешил фок Дахе. – Птиченька, что за выдумки?! И зачем ты встала, ты же…
– Это не ваше дело, господин полковник! – Тоненькая девушка с копной темных, схваченных белой лентой волос уже спускалась. – Я готова. Ко всему.
3
– Я привел его, – с вызовом выпалил Арно, – потому что ты иногда бываешь человеком!
– Не сегодня, – уточнил Лионель. – Ойген, ты склонен встретиться с полковником фок Дахе?
– Я уже упоминал, что у него безупречная репутация, – обрадовал бергер. – Я не собирался посещать фок Дахе, но не принять его, когда он уже здесь, полагаю несправедливым и неправильным. Однако еще более неправильным полагаю изменить уже принятое решение.
– Теньент Савиньяк, пригласите полковника и предупредите о присутствии при разговоре генерала Райнштайнера и своем. Впрочем, от последнего полковник вправе отказаться.
– Ли… Господин маршал…
– Теньент, вы хороший рассказчик и уже сообщили все, что могли.
Если хотя бы раз дать себя уговорить, заступничков придется выдворять в Гаунау. Подальше от просителей, которые полезут в окна и печные трубы. Мать разжалобить трудно, особенно после признаний Капотты, но братцы для родства с Леворуким слишком сентиментальны.
– Я очень привязан к Герману Ариго, – заметил из своего угла Райнштайнер, – но в некоторых случаях я рад его отсутствию. Мы все-таки совершили ошибку, при первой встрече отпустив девицу фок Дахе без неприятных для нее последствий. Весьма вероятно, что должное внушение предотвратило бы пять смертей, включая ее собственную.
– Сейчас – да.
– Ты не согласен?
– Если вино отравлено, его лучше выплеснуть, пока его кто-нибудь не выпил, а в этой бутылке яда на роту. Здравствуйте, полковник.
– Добрый день, господин Проэмперадор.
– Садитесь, фок Дахе. Вряд ли вы считаете этот день добрым.
Сел без лишних слов. Каменное лицо, поношенный мундир, ордена… На колени такой не встанет.
– Я благодарен виконту Сэ за возможность вас увидеть. Я знаю, что совершила моя дочь. Что ждет ее и нашу семью?
– Семью – ничего, кроме соседских пересудов. Гизелла фок Дахе и ее сообщники приговорены к смертной казни. Приговор утвержден военным комендантом Аконы бароном Райнштайнером и может быть отменен лишь волей Проэмперадора или регента. Я его отменять не намерен.
– Могу я узнать, будет ли казнь публичной?
– Насколько мне известно, нет. Барон?
– Казнь будет проведена на заднем дворе кавалеристских казарм. Вы желаете увидеть дочь?
– Нет, господин комендант. Все уже сказано.
4
– …Все уже сказано.
Да, все было сказано… Очень бледная девушка стояла на последней ступени лестницы и, держась рукой за шишечку на перилах, говорила, говорила, говорила… Мужчины молчали – бергеры, «фульгаты», окаменевший полковник, непостижимо похожий на свою потерявшую любовь дочь.
– Я заплатила долг. Той же монетой. Жаль, мне не удалось преподнести Савиньяку подарок, придется ему прийти за ним самому… Ко мне он тоже придет, только он мне ничего уже не сделает, слышите?! Мне никто ничего не сделает! Меня повесили вместе с Андрэ, я мертва. Я хочу к Андрэ, и я буду с ним в Закате, нам там будет хорошо! Весело нам там будет, а Проэмперадор останется здесь. Зная, что его красотка была бы жива, если б он пощадил Андрэ! Он будет это вспоминать каждое утро…
– Не будет, – отрезал Уилер. – Селина жива и здорова, но отвечать вам придется – убиты трое слуг и солдат.
– Жива?! – Она вскрикнула, будто наступила на ядовитую змею. – Как?!
– Охотнички боговы уберегли… Ну и две очень хорошие шпаги. Собирайтесь, сударыня. Ваши признания нам здорово помогли.
– Создателя б побоялась, – внезапно вмешалась вдова. – В Закат она хочет… К зверюге своему… Будет тебе Закат!
– И тебе будет, – засмеялась Гизелла. – Только мне в Закат и надо! Мы с Андрэ пойдем сквозь пламя рука об руку, а Леворукий нас поймет. Он любит таких, как Андрэ, а Андрэ выбрал меня! До Последнего Суда мы будем, и будем вместе, а дальше все равно. Идемте, крысята. Где моя накидка?
– Я ее одолжил… – Полковник, не отрываясь, глядел на дочь. – Птиченька моя…
– Хватит! Хватит птиченек и пташек! Я тебе не воробей, и я не твоя… Старый башмак, как же я тебя ненавижу! Только поэтому ты и жив! И еще потому, что боишься не смерти. Вот это ты и получишь! «Честное имя», «честная бедность», «честная шпага»… «Мерзавец заслужил петлю»… А ты заслужил меня! Вот я тебя – нет, только меня никто не спросил! Я просто родилась в этом… сундуке с драными мундирами!
Она уже не была бледной – с румянцем на скулах и горящими глазами Гизелла фок Дахе походила на загнанную мориску. Пусть убийцу, мориски-убийцы – лучшие в мире кони.
– Сударыня, – бергерский капитан как-то умудрился сохранить спокойствие, – вы в присутствии свидетелей признали, что из ненависти к Проэмперадору покушались на девицу Арамона. Вы арестованы. Оденьтесь и следуйте за нами.
– Мне нечего надеть.
– В сундуке, – глухо сказал полковник.
Девушка не шевельнулась. Кто-то из бергеров сгреб в охапку лежащие на сундуке вещи, второй поднял крышку, дохнуло полынью и лавандой. Бергер вытащил пару женских накидок – черную и голубую с серебром. Девушка взяла черную, поднесла к глазам, сморщилась и швырнула под ноги.
– Отогреюсь в Закате, – сказала она. – Да что ж вы стоите?! Идемте же наконец! Лучше четыре палача, чем это… гнездо с филином!
– …Виконт Сэ присутствовал при аресте моей дочери. Если вы сочтете нужным, он доложит.
– Не сочту. – На сей раз проклятая краткость Ли была к месту. – Сомнений, как я понимаю, нет, самооговор исключен, улик и свидетельств более чем достаточно. Я могу лишь выразить вам свое сочувствие.
– Господин Проэмперадор, вы можете больше. Нет, это не касается приговора.
– Я слушаю.
– Как она умрет? Прежде женщин дворянского происхождения не казнили.
– Мужчины будут повешены, женщины расстреляны. Если вы захотите забрать тело, вы его заберете.
– Я хочу большего. Видеть, как это произойдет. Ручаюсь, что не буду… препятствовать. Она будет против, но я… должен! И еще я должен похоронить Густава и его жену, это тоже мой долг.
– Хорошо. Барон, у вас нет возражений?
– У меня есть только сожаления.
– В таком случае, полковник, можете идти. Теньент Савиньяк, помогите господину фок Дахе выправить соответствующие бумаги и принесите на подпись барону.
5
– Я испытал двойную неловкость, – барон Райнштайнер позволил налить себе касеры, – поскольку ожидал иных просьб. Торка кует людей из лучшего железа.
– Да, – согласился Лионель. – Из полковника вполне можно делать гвозди и подковы, найти крепче будет трудно. Вечером от Арно стоит ждать большой глупости.
– Ты очень кстати вызвал Придда. – Бергер задумчиво посмотрел на графин и отошел к окну. – Поскольку вражда осталась в прошлом, теньент обратится за помощью к однокорытнику. Я верю в здравомыслие молодого Валентина, в Марагоне он показал себя отлично – я не имею в виду сражение, хоть он отличился и там. Мараги будут рады видеть шурина Альт-Вельдера своим военным губернатором.
– Не сомневаюсь, но то, что я намерен поручить Придду, важнее. Нам скоро будет не хватать денег, и чем успешней пойдут наши дела, тем больше придется тратить. Первые годы мира обходятся дороже войны, когда люди еще готовы терпеть.
– Это несколько примиряет меня с новым положением Манрика, но чем здесь поможет Придд?
– Я поручу ему найти клад Ферры. Клад, как ты знаешь, существует, его надо отыскать и незаметно перевезти в Бергмарк. Второе – трудно, первое – очень трудно, зато вполне в духе Придда.
– Попытаться, несомненно, следует… Кажется, тебе предстоит еще один разговор о несостоявшемся убийстве. В вашу с братом резиденцию только что вошла девица Арамона.
– Одна?
– В сопровождении капитана Уилера. С твоего разрешения я вернусь в комендатуру.
– Ступай.
– Я буду исходить из того, что твое решение неизменно.
– Твое решение, Ойген, с которым я полностью согласен. Мы не можем тратить себя на то, что сделают другие.
Барон все-таки столкнулся в дверях с Селиной. Для девицы, которой чудом не отрезали голову, она выглядела очаровательно. Но не настолько, чтобы миловать убийцу, пусть и по просьбе жертвы.
– Я вас поздравляю. – Савиньяк слегка поклонился. – Теперь вы можете праздновать день рождения дважды в году.
– Почему? – удивилась девица.
– Потому что вас едва не убили.
– В Надоре было хуже. – Селина вздохнула, видимо, что-то вспомнив. – И в Октавианскую ночь… Тогда мы не ждали помощи, а ночь все тянулась, и нужно было читать вслух. Монсеньор, я знаю, вы очень заняты, но я должна… Понимаете, оно совпало – убийцы и письмо от мамы. Я решила попросить вас сразу, чтобы не опоздать. Мы все можем умереть, а мертвые, если возвращаются, так путано говорят! Я думала, кого еще можно попросить, и никого не вспомнила. Герард тут совсем не годится, а говорить с другими я не могу, ведь это не моя беда. Вы в самом деле можете сейчас слушать?
– Могу, но не слишком долго.
– Это не про меня… Со мной такого не случалось. Понимаете, она полюбила очень дурного человека – хуже, наверное, просто не бывает.
– И что с того? – Как же голубицы любят сострадать схваченным за горло змеям, но Селина до последнего дня голубицей выглядела разве что издали. – И почему с вами не явился виконт Сэ?
– Он ушел, – спокойно объяснила заступница. – Надо было найти тех, кто прислал убийц, а Герард остался с нами.
– Тогда кто вам поведал о роковой любви к негодяю?
– Мелхен. Монсеньор, я еще никогда не выдавала чужих секретов, но мама пишет, что все очень плохо. Если девушке в первый раз не повезло, нужен кто-то очень умный и умелый. Но умелые чаще развлекаются, чем любят, и еще они боятся себя связать. А те, кто хочет жениться, или мало что понимают, или бывают… Мама их назвала дундуками, и мне кажется, что капитан Давенпорт – настоящий дундук. Если Мелхен за него выйдет, ей всякий раз будет становиться плохо, а она решит, что так и надо. Понимаете, она никогда не будет говорить, что получается не так, а дундук сам ничего не поймет.
Кажется, Селина думала, что все объяснила, но Савиньяк уразумел одно – заступаться за мстительную Гизеллу девица Арамона не собиралась.
– Какого мерзавца и кто любил? – уточнил Ли, чувствуя себя сразу Райнштайнером и герцогиней Колиньяр. – И при чем тут Мелхен?
– Альдо. – Сэль чуть удивленно раскрыла глаза и зачастила: – Мелхен влюбилась в Альдо, она думала, что он ее тоже любит. Один раз ночью он к ней пришел как мужчина… Ей было очень плохо, но она делала все, чтобы его не огорчить, ведь у него были неприятности. Потом она поняла, что Альдо – злобный поганец, и убежала, но теперь она думает, что ей всегда будет скверно и что это она такая неудачная.
Мелхен, когда была маленькой, долго болела, она не могла ничего есть, ее тошнило от самого вкусного, а сейчас ее тошнит от любви. Ну, такой, которой надо заниматься с мужем. Баронесса Вейзель… которая вдова, хочет, чтобы Мелхен вышла замуж, и она выйдет, чтобы ее не огорчать, только если она выйдет… не поняв, что может быть иначе, ее будет тошнить всю жизнь, и ей придется врать, чтобы не обижать мужа. А мужчины бывают очень настойчивыми, если любят жену.
– Бывают, – подтвердил Савиньяк, когда собеседница дотараторила явно заготовленную по дороге речь. – Иными словами, надо отвадить от Мелхен капитана Давенпорта? Хорошо, этому достойному офицеру в самом деле лучше стрелять Рокслеев, чем жениться.
– Но ведь будут и другие, – резонно предположила Селина. – Дундуков много, а Мелхен – красавица. Мне кажется, ей нравится герцог Придд, но он такой молодой… Он может не очень уметь, и потом я с ним говорить не смогу. Монсеньор, вы делаете хорошо всё. Я слышала, вы посещали Звезду Олларии и не только ее. У вас бы всё получилось…
Сомнений больше не было. Умница думала-думала и додумалась до того, что «Монсеньор» может исправить то, что натворил поганец Альдо. Потому что Герард еще ничего не умеет, Придд тоже слишком молод и к нему не подступиться, Давенпорт – дундук, а Мелхен тошнит.
– Только не говорите Мелхен, что я рассказала про Альдо, – попросила заступница. – Иначе она огорчится.
– Селина… – начал Савиньяк и понял, что не представляет, что отвечать. Вот заржать в голос, как это делает Хайнрих, маршалу хотелось. От восторга и преклонения перед девичьей дружбой и изобретательностью.
– Так вы сделаете, Монсеньор? – Леворукий, ей еще и подтверждение требуется! – Понимаете, нельзя терять время.
– Селина… У меня… слишком много дел!
– Герард говорил, но до Излома вы сумеете? Мелхен думает, вы похожи на Флоха…
– И на него тоже? Селина, умнее всего отправить Мелхен к моей матери, она – человек опытный и добрый.
– Нет, Монсеньор. Будь это так, мама об этом подумала бы. Монсеньор, я пойду… Меня ждут, и я… Я могу оставить вам мамино письмо, там все понятно написано.
– Не нужно, – заверил Савиньяк, и удивительное создание с чувством выполненного долга выскользнуло из комнаты. Оно жаждало творить добро, и оно творило.
– Закатные твари, – с умеренной нежностью пробормотал Проэмперадор, – и этого ангела назначили мне в любовницы!