Небо обозначило себя подслеповатыми звездочками, стены и здания – кромешной тьмой. Ни единого огонька, дымом – и тем не пахло, старые пожары отполыхали, и то, что могло сгореть, сгорело.

– Жалкое местечко, – Салиган отшвырнул тростью какую-то тряпку, – от Эрнани до Эрнани тут врали, а при Олларах принялись убивать, пусть и по обоюдному согласию. И за все время вылупился только один призрак, да и тот привязан не к Нохе. Куда теперь?

– Графиня Савиньяк оставила мародерам гайифскую шкатулку, – Рокэ уверенно свернул к невысокому домику, – хорошо бы найти в моих бывших апартаментах труп.

– Труп? – слегка удивился Салиган, – Толку от него?

– Графине будет приятно о нем узнать.

– Об этом я не подумал. Трупы здесь были, но все больше снаружи. Церковники разбитую скорлупу защищать не стали, и правильно сделали.

Под ногами скрипели щебенка и осколки, луч фонаря плясал на начинающих подмерзать лужах, а Жан-Поль Салиг со знанием дела расписывал утро после бойни, не забывая отбрасывать с дороги всякую дрянь.

– Неужели, – не выдержал Эпинэ в особо пакостном месте, – нельзя было убрать?

– Убрать? – в голосе Раймона послышалась обида. – Свободные люди не убирают, потому-то я и пользуюсь полным доверием коллег. Я самый свободный из всех дуксов, ибо во мне есть духовная мощь! Причем я свободен лет с двенадцати, а их сделало таковыми лишь то, что отсюда вытекло.

– Вытекло? – переспросил Валме.

– Ну, вылезло, впрочем, для этого нужно стать хотя бы червячком, – Салиган поднял фонарь, осветив мокрую стену. – Как в прошлый раз, то есть – ничего.

– Так ты здесь уже лазил? Ну и чушь я спросил! Не доберись ты до кардинальской резиденции, как бы ты спас этого гада?

– Гадов и, как говаривала Марианна, гаденышей, вечно спасают, но я никогда не ставил подобное своей целью. Мне требовалось поддержать репутацию и обшарить Ноху, – дукс придирчиво оглядел солидную дверь. – Никакой плесени, что и требовалось доказать.

– Вы искали плесень? – насторожился Робер, пытаясь вспомнить, был ли Салиган в зале суда, когда Ворона спросили, почему он вернулся в Олларию. Дураки в зеленых халатах решили, что Алва издевается, но Иноходец не сомневался – Рокэ в самом деле носился по призрачному лабиринту.

– Больше всего я искал нашу с вами деточку, вернее, трупик. Не нашел, хотя мясца и хватало. И простого, и жареного. – Дукс чем-то зазвенел. – Теперь таких отмычек не достать. Агарисская работа. Прошу!

Вот здесь гарью пахло до сих пор! Внутренняя дверь висела на одной петле, на пороге валялся сломанный подсвечник.

– Леокадий Второй, – Марсель водрузил калеку на расколотый подоконник, – профаны не знали, что красть. Печально, но трупа нет.

– Я составлю для графини бумагу, что он был, – пообещал дукс. – И заверю печатью Дуксии, она у нас как раз завелась. Эскиз обсуждали с последнего Излома, но не могли сойтись в деталях.

– Для дуксов вы непозволительно быстры, – Рокэ куда-то отшагнул, скрипнуло, лицо тронул сквознячок. – Эпинэ, составьте-ка мне компанию. Как Повелитель Повелителю.

– О, – осклабился Салиган, – так у вас тайны? Нам подслушивать?

– Вам гулять под звездами. Если, паче чаяния, найдете дыру, не прыгайте без нас. Часы на архивной башне, как ни странно, идут, так что встречаемся через час у покойного Иорама, Марсель должен помнить, где это.

– Я помню, – заверил Валме. – Там был кот. А ты не заблудишься?

– Шадди лучше всего пить там же, где сварили, я бывал у его высокопреосвященства почти каждый вечер. Пока мог ходить.

Об убийстве Дарави и бегстве теньентов Эмиль рассказывал, не забывая про вино, благо Карои и здесь оказался молодцом. Шарли слушал спокойно – погибшего он почти не знал, а вот с кавалеристом Фариани встречаться доводилось.

– Полковником был хорошим, насчет генерала… – Себастьен слегка поморщился. – Сомневаюсь, что в кадельской дыре, да еще под таким началом, можно приобрести опыт…

– Сопоставимый с твоим? – подсказал Эмиль. Шарли имел привычку мерить генералов по себе. До встречи с Карои это льстило его самолюбию, после стало приносить ощутимую пользу. – Сейчас это не главное.

– С порядочностью у Фариани порядок. – У самого Себастьена с сообразительностью всегда было хорошо. – Доверять ему можно, бедняга в захолустье не от хорошей жизни оказался, у него что-то с желудком, армию оставлять не хотел, а лекари дохляков гонят в Кадельяк на воды, так что все сошлось.

– К счастью для нас. Без Фариани мы бы дуксов считали, пока б эта зараза зеленая половину западной Придды не промариновала…

– Кто-нибудь вообще понимает, что это за напасть? – кавалерист отыскал уцелевшее луковое перышко и принялся грызть. – Ты меня пугаешь со слов брата, а сам Лионель? С кем-то советовался – с академиками, с клириками, просто с умными людьми?

– С матерью, она эту дрянь во всей красе видела, с Райнштайнером и маркграфом, с – только не подавись! – Хайнрихом…

Скрытничать Савиньяк не собирался: к обморокам Шарли был не склонен, а чистку армии от бесноватых воспринял с полным пониманием. Другое дело, что размах будущей резни, то есть утопления, самого Эмиля пугал до сих пор, Себастьену же, чтобы свыкнуться с новой целью, кроме немалого количества алатского требовалась уверенность, что иначе никак. Эмиль чуть зубы языком не стер, объясняя то, от чего сам до последней возможности шарахался, благо братец с Ойгеном взяли изломную дурь на себя. Ничего, объяснил.

– Столицу мы по незнанию проворонили, – подвел итог слегка охрипший маршал, – а вот с западом, если поспешить, можем и успеть. А если не спешить, получим ту же Олларию, только зубы там будут побольше…

– Это ты про Заля?

– Это я про бешеных тварей. – Эмиль приподнял бокал, решив для себя, что этот – последний. – Псы, даже самые дрянные, опасней сусликов. У данариев – полный сброд, у Заля – армия, и, если Лионель с Бертрамом не ошиблись, страх она растеряла. Страх, не выучку, какой бы паршивой та ни была.

– А лошади?

– Что лошади?

– От этой зелени только люди дуреют или кони тоже?

– Им-то с чего?

– А нам? – кавалерист вздохнул так, будто сам стал лошадью, разумеется, мориском. Эмиль поморщился и залпом допил «последний» бокал; думать о взбеленившихся подонках было тошно, не думать – невозможно, только узор не складывался даже у Райнштайнера. Барон умудрился между, как он выразился, «уборкой окрестностей Аконы» и подготовкой обоза составить реестр изломных странностей, торжественно заключив, что «подобные неприятности в столь значительном количестве проявляются впервые, что делает потери неизбежными, а полученный опыт – бесценным для будущих поколений». О затее Ли бергер не написал ни слова, но проклятое «делает потери неизбежными» из головы не лезло, хоть тресни. Вино было бессильно, шадди – тем более, а тут еще пришли письма от матери. Десять строчек Арно, двадцать – ему, остальное – Лионелю. Дюжина страниц «бесценной для будущих поколений» зауми.

Удивленно хлюпнула, будто ругнулась, отодвигаемая бутыль – не дождавшийся ответа Шарли истолковал молчание начальства по-своему.

– Мы выступим, как только доставят приказ, – заверил он бравым генеральским тоном. – Господин командующий, желаю тебе хоть немного отдохнуть.

– Алва бы на моем месте ложиться не стал, и я, пожалуй, тоже не буду. – Обиделся и немедленно простил, или что-то чувствует? – Лучше подумаю, что еще осталось сделать, а вот ты ступай спать.

– Как-то не тянет, а подумать мне тоже не мешает. Могу прямо здесь, могу убраться.

– Здесь. Леворукий знает что! Полночи дурью маемся, а ведь могли бы маршрут поточнее наметить, переходы посчитать.

– И то! – кавалерист распахнул дверь, за которой караулили бодрый кот и сонный адъютант. – Еще свечей, прогорели, и шадди. Вина не надо.

– Во всех смыслах, – усмехнулся Эмиль, косясь на алатский выигрыш, все еще способный сбить с ног троих. Во всех смыслах сбить.

Ноги они с Алвой не переломали, но взошедший над мертвым аббатством тонюсенький месяц пришелся кстати. Если б еще через него не скользили похожие на дымные клубы облака, напоминая о чем-то смутно-страшном, что навеки приросло к ночи, ветру и луне.

– Почему? – внезапно спросил Иноходец, – почему облака бегут, а внизу тихо?

– Вам не хватает воя и свиста? – полюбопытствовал Рокэ, разглядывая черную двурогую громадину. – Рамон прав, удивительно невезучий храм… В него могло вернуться столько заметных персон, а прорвался дурак и ворюга. Книжные призраки полны величия и чувства долга, нам же если кто и попадается, то валтазары. При этом в Багерлее призраков и духу нет, а ведь там не всегда было столь благостно.

– Благостно? – порой Роберу начинало казаться, что он привык к Рокэ, но попробуйте привыкнуть к Сагранне!

– С этим небытием что-то не так… – постановил Ворон и неторопливо двинулся в сторону помнящей Айнсмеллера и сюзерена террасы. Огороженное тьмой пространство казалось огромным и злым, будто сожравшее Надор озеро. О стынущей в провале воде и разрывающих кладбищенскую тишь обвалах рассказал Дювье. Шар Судеб мимоходом смахнул в бездну любовь Айрис, ненависть Мирабеллы, благородство Наля. Через Ноху он тоже прокатился, вот по этим самым плитам…

– Это было здесь! – не выдержал Робер. – И вон там. Альдо и Моро… Вы ведь так ничего и не знаете!

– Отчего же? – Алва взял Робера под руку, будто уводя от неприятного собеседника на каком-нибудь приеме. – Моро застрелили вы, больше было просто некому. Все присутствующие хотели смерти анаксика и не возражали против смерти Окделла. Вы примчались и пожертвовали лошадью, что, на мой взгляд, естественно.

– Моро гоняли по двору, именно гоняли… Альдо еще шевелился; его смерти в самом деле желали все, кроме Дикона. Даже Катари…

– А вы?

– Не знаю! Я уже предал…

Красноватая звезда взгромоздилась на сломанный шпиль, облака продолжали свою скачку, птицы, если они еще здесь остались, спали. Под каблуком противно скрипнуло стекло, сколько же его тут! Лестница на террасу осталась сбоку, теперь они шли там, где рвали на куски Айнсмеллера. Смотреть на выпившие порченую кровь плиты Робер не мог, взгляд метнулся вдоль стены, уперся в россыпь уже не мебели, но еще не дров, чуть дальше, наособицу, валялся похожий на беззубую пасть шкаф, из-под него пыталась выползти перекореженная решетка, и откуда только взялась?

– Вы не умеете предавать, – Рокэ резко свернул, не дойдя до непонятной баррикады. – Предательство, оно вроде пения. Талант и вкус даруются при рождении, но без усердной работы не обойтись. У господина Альдо совершенно не было вкуса, у вас нет таланта.

– Рокэ, я не мог иначе…

– Разумеется, – Ворон на мгновенье застыл, склонив голову набок, словно во что-то вслушиваясь, потом обернулся к Роберу. – Однажды я убил незнакомого коня, чтобы спасти незнакомого человека. Позже выяснилось, что спасал я на самом деле себя, и не первый раз. Позволь я погибнуть вам в Занхе, а брату Валентина – в Гельбе, со мной все было бы кончено еще у эшафота. Собственно, я так и предполагал.

– А вот я думал о том, что вы обезумели.

– Я же объяснил вам, что это не так.

Снова скрип стекла под ногами и трущийся о стены ветер… Рокэ повторяет путь призрачных монахов, можно было бы и догадаться. Привидения исчезли первыми, затем настал черед крыс и кошек, люди продержались дольше всех – чтобы их не стало, потребовался бунт. Теперь Ноха пуста, здесь ничего не найти, кроме памяти и мусора, даже страха не осталось. Эти стены ничего больше не хотят, им все равно, кто тут ходит; кошмар вернулся в сон, в лихорадку, в Агарис, которого тоже нет. Нет ни «истинников», ни гоганов, ни орущих торговок. Енниоль заботился о своем народе, Левий спасал чужих, и оба ничего не смогли: подлое так и осталось подлым, а живое стало мертвым.

Впереди закрывает звезды терраса, они замкнули круг.

– Рокэ, так вы надеялись?

– Я никогда не хотел умирать, особенно – глупо. Разумеется, уцелев, я стал надеяться. Не на Леворукого, с него, как я его понимал, сталось бы бросить меня именно в Багерлее. На Валентина. Оснований у меня было немного – рассказы Джастина и то, что Придд отсалютовал мне шпагой, но даже это было лучше, чем ничего. Потом появились вы, впрочем, на вас я не рассчитывал.

– Вы послали меня к Савиньяку.

– Он для этого был достаточно далеко. Тогда я еще не оценил степени гальтарского помрачения и думал, что меня примутся убивать на эсператистский манер. Вы могли не выдержать, и вас бы прикончили вместе со мной, но, вернее всего, после казни, пронеспав целую ночь, вы явились бы к своему, скажем так, другу и высказали все, чего он не собирался понимать. Потом вас зарезал бы какой-нибудь Давенпорт или отравил какой-нибудь Суза-Муза, и Дракко опять остался бы без хозяина. К счастью, все как-то устроилось… Его высокопреосвященство, Перт, Габайру, гальтарские кодексы – с такими картами не проигрывают.

– Вы совсем не рассчитывали на Дикона?

– Совсем.

– Я понимаю, вам больно вспоминать.

– Нет, это вам больно. Молодой человек, нуждающийся в окрике, чтобы поднять упавшего друга, ни на что не годится.

– Но вы же пытались с ним говорить!

– Разве?

– Дик думал, что меч ему отдал Рамиро, но ведь это были вы!

– А, так вы об этой мистерии? Я приболел и выглядел не лучшим образом, даже Марсель испугался, грех было не воспользоваться. К тому же мне хотелось приличного вина… В итоге я убил глупого мерзавца и собственную лошадь, а вы – королеву, которая убила все того же агарисского дурака.

– Так думал Дикон, но Катари не хотела…

– Хотела, Эпинэ, так же, как и Моро. Они хотели, и они сделали, а победителей не оплакивают.