VIII. «Император»
Всегда выбирайте самый трудный путь – на нем вы не встретите конкурентов.
Шарль де Голль
Глава 1
Талиг. Лаик и окрестности
400 год К.С. 9-й день Осенних Молний
1
свое время Марселю всю душу вымотал Данар с его бревнами, но река, по крайней мере, была внизу, и между ней и виконтом имелась лодка. Сейчас отряд пробивался сквозь гнусную мешанину из дождя и здоровенных снежинок, так и норовящих залепить глаза. Туда, куда не могли просочиться вода и влететь снег, проникала сырость, кожаные плащи не спасали, а Рокэ с адуанами кружили и кружили мокрыми полями, обходя не только приличные дороги с замечательными трактирами, но и деревни. Валме воображал пейзанские домики, в которых даже блохи и тараканы были сухими, и мысленно скулил, а отряд продолжал упорно тащиться сквозь серое месиво.
– Сегодня не слишком приятная погода, – завязал разговор вынырнувший из серятины Ларак, то есть простите, герцог Надорэа. – В моих родных краях уже должен лежать снег.
– Вот бы и здешний снег уразумел, что должен лежать, а не лезть в нос! – отрезал Валме. Обычно виконт гордился тем, как приручил Человека Чести, однако сейчас хотелось если не ныть, то кусаться. Позволить себе подобное офицер по особым поручениям при особе регента не мог, оставалось мечтать о крыше над головой и кружке грога. И слушать Ларака.
– Именно такая погода была в день, когда кузен принял роковое решение, – изливался новый хозяин Надора. – Эгмонт поклялся хранить верность своей любви, но он не мог нарушить свой долг, долг Повелителя Скал. Что ему оставалось? Лишь избрать женщину, которая не сможет затмить образ возлюбленной!
Это была великая жертва, на которую могла пойти лишь великая душа! Приковать себя к нелюбви, более того, к неприязни, чтобы даже в мыслях ни разу не изменить истинному чувству! Это достойно…
– Холтийцев, – подсказал Валме. – То есть почти достойно. Если верить Капуль-Гизайлю, а он большой знаток всяких обычаев, холтиец, потеряв любимую, обретает право быть оскопленным, а холтийке дозволяется отрезать себе нос и уши. Правда, барон не уверен, что этим правом пользуются по доброй воле. Степняки при всей их дикости понимают, что натура не терпит пустоты.
– Это варварство, – вздрогнул графогерцог. – И грех…
– Варварство, не спорю, но почему сразу грех? Помнится, папенька возмущался каким-то эсператистским придурком… Простите, отшельником, который отрубил себе палец, чтобы не согрешить с нанесшей ему визит дамой. Его сделали святым, значит, эсператистская церковь одобряет самоуродование. Зато она не терпит, когда кто-то посягает на души, кроме нее самой, разумеется, а ваша кузина посягала на всех, кто жил в Надоре. Лучше бы она отрезала себе нос и успокоилась.
– Ужасно! – выдохнул Эйвон, но Марсель уже ощутил себя бревном, которому приспичило сорвать злость на какой-нибудь лодчонке. Уходя от искушения, виконт приподнял омерзительно сырую шляпу и послал мориску в галопчик. Кобыла, разбрызгивая снежные ошметки, рванула вперед, и виконт чудом не врезался в отъезжающего от регента адуана. Мелькнула озабоченная физиономия, и всадник умчался. Кажется, что-то начинало происходить.
– И стоило таскаться по полям, чтобы все равно налететь на врагов? – сварливо осведомился Валме. – Я с утра предлагаю захватить какой-нибудь трактир и убивать всех, кто до конца снегопада вздумает нас потеснить. Куда он поехал?
– На юго-запад.
– Тогда я тоже, туда же, и немедленно, – решил застоявшийся Марсель.
Разобраться самому всегда приятно, и Валме разобрался, ощутив при этом законную гордость. За Котика. Приставленный к Эпинэ, в свою очередь определенному в разведчики, пес обследовал рощу, которую собирался обогнуть авангард, а вернувшись, доложил, именно доложил, болтавшемуся с адуанами подопечному, что встретил нечто, заслуживающее внимания.
Подъезжая, Валме успел заметить, как двое варастийцев спешились и, согнувшись в три погибели, нырнули под мокрые ветки, остальные остались ждать. Снег валил все гуще, с языка рвались бестактные вопросы, виконт их заталкивал назад, пока сквозь серо-белое не проступило нечто темное и шустрое.
– Отряд, – объявил вернувшийся адуан, – и немалый, не меньше двух десятков. Обходят рощу с той стороны. Держатся толково, не толпой. Вроде будто и в цепь растянулись, но по парам. Один – впереди, другой, малость, приотставши, а в остальном вроде нас… Одеты, в смысле.
– Орельен, – велел соизволивший подъехать Алва, – пошли кого-нибудь спросить у вновь прибывших, где капитан Уилер.
Что за Уилер, Марсель гордо решил не выяснять. Гордость сработала, а может, на Ворона снизошла разговорчивость, после дыры с ним и не такое случалось.
– «Узелками» обычно ведут поиск «фульгаты», – объяснил Рокэ, – и Савиньяк, как вы с Робером мне сообщили, уже гонял их за Кольцо, где они и встретили графиню.
– Надеюсь, – поделился сокровенным Марсель, – у этого Уилера достало ума занять какой-нибудь домик, и достанет воспитания уступить регенту Талига и его свите пару спален. После первого обморока, само собой.
Мысль о домике грела душу, но лишь с одной стороны, с другой ее леденил внутренний трус, обладавший гнусной способностью становиться холодным, как лягушка. Трус вопил, что те, за рощей, никакие не «фульгаты», а если и «фульгаты», то либо предатели, либо дураки, за которыми гонятся бесноватые. Опасность распухала на глазах, а рядом не было даже Котика. Только Алва и метель.
– Нас засыплет, – уныло сообщил регенту Марсель, – и нас никогда не найдут.
На глупости Рокэ отвечал. Иногда… Серые хлопья липли к плащам и лошадиным шкурам, смеркалось и очень хотелось чихать. Отряд ждал, причем не бестолково. Если объявятся враги, их должным образом встретят, а потом уйдут в метель. Варастийские лошади в непогодь куда лучше неварастийских…
Выскочившее из сумерек снежное привидение подпрыгнуло и умильно тявкнуло. Следом возникло трое всадников, средний, незнакомый, молодцевато вскинул руку к кожаной шляпе.
– Разрешите доложить, Монсеньор! Сержант Аспе, Северная армия. Капитан Уилер на южном проселке, к ночи вернется в поместье Лаик.
– Давно в поиске?
– Пятнадцатый день. Капитан Уилер начал опасаться, что вы мимо проскочили, потому он на юг и направился.
– Значит, – уточнил Алва, – вы ждали именно меня?
– Точно так, Монсеньор! Согласно приказа.
– Чьего?
– Нашего… Проэмперадора Савиньяка.
Алва не присвистнул и не охнул, он даже бровью не повел. Это было бы возмутительно, не спроси Рокэ про лагерь. Прекрасный, замечательный, обворожительный сержант тут же доложил, что бесноватые из Олларии в Лаик носа не кажут, а угнездившаяся было в поместье бандочка вырезана подчистую и закопана за внешней оградой, причем Уилер заставил своих «кошек» вымыть лестницы.
– Капитан Уилер знает, – объяснил неслыханную чистоплотность «фульгат». – Не так, как маршал Савиньяк, который Проэмперадор, но знает. А выходцы нам не нужны, тем паче подлые.
– Да, – согласился Алва, – пару дней без выходцев мы обойдемся. Не правда ли, Валме?
– Попробуем, – протянул Марсель, осознавая всем сердцем своим, что в Лаике сухо и вообще скоро ужин. Горячий и без талой воды.
Предчувствие окрыляло, но Савиньяка следовало разъяснить. Когда отряд, наконец, выбрался на дорогу, виконт не выдержал.
– Лионель обзавелся личной Премудрой? – шепотом осведомился он. – Или ясновидение проистекает от прымпердорства?
– Знай Савиньяк про дыру, я бы им восхитился, – рассеянно откликнулся Ворон, – но вы с папенькой слишком хорошо замели следы. Ли только и нужно было, что поставить себя на место меня. Живого и забравшегося на юг.
2
Проступившие сквозь метель лохматые деревья заставили сердце бешено заколотиться. Это была Лаик! Лаик, где Ро Эпинэ провел полгода, неделю и еще полдня. Унар, не думавший ни о чем, кроме будущих войн и подвигов. Мятежник поневоле, ставший Первым маршалом неизвестно чего. Лжепроэмперадор, привезший в заброшенное поместье одноглазого офицера и дюжину солдат…
Проэмперадор с маршалом благополучно издохли, а вот унар воскрес, одновременно став отчаявшимся стариком.
– Спокойно, Эпинэ! – прикрикнул возникший сбоку Алва. Дракко ничего против бывшей школы оруженосцев не имел, но кэналлиец взял полумориска под уздцы. – Это просто Лаик.
– Спасибо, – хрипло поблагодарил Робер.
– Пустое. Некоторые места прямо-таки созданы, чтобы будить воспоминания, а конец детства в память врезается намертво. Меня здешние коряги тоже берут за горло, а ведь я был постарше большинства унаров.
– Я слышал. Ваша мать заболела…
– Мать не стала бы меня удерживать. Если бы отец вдруг ее спросил… Дело было в другом – я не успевал привыкнуть к отравам. Отцу требовался еще год, и он добился отсрочки, хотя мать в самом деле умерла.
– Жозина… Моя мать умерла, когда я вернулся в Талиг.
– Арлетта говорила… – Алва отпустил Дракко и внезапно сгреб плечо Робера. – Помните Моро?
– Рокэ!
– Наша память – такой же мориск. Поладишь – вынесет из любой западни, нет – убьет или, того хуже, бросит на дороге с перебитым хребтом.
Мориск памяти… А ведь он его видел! Золотого жеребца, мчащегося к недостижимому сквозь грозу. Или сквозь прошлое? Эпинэ вгляделся в искореженные веками и ветрами стволы, что помнили еще не святого Фабиана и еще не мертвых братьев.
– Почему Лаик? – с какой-то растерянностью спросил он. – Почему унаров загоняли именно сюда?
– Вам здесь не нравилось?
– Не помню… Странно, что сюда не лезут «бесноватые».
– Зато удобно.
У приоткрытых ворот торчала пара адуанов и пара «фульгатов». Люди Савиньяка и варастийцы пока не решили, нравятся они друг другу или нет, вот и выказывали бдительность и молодечество.
– Монсеньор, порядок, – немедленно доложил адуан с красным носом, которым тут же и шмыгнул. – Внутри порядок…
– А кто-то сомневался? – из снега вынырнул Валме. Еще один бывший унар и брат унаров, только Валмоны умирают в своих постелях.
– Ну, – замялся красноносый, – поглядеть-то надо было.
– Любознательность, как правило, похвальна. Капитан Уилер здесь?
– Нету! – радостно выпалил варастиец. – Не туды он поехал…
– Если считать нас высшей ценностью, несомненно, – согласился Ворон. Красноносый обалдел, Алва шевельнул поводьями, и Сона шагнула на мост, повторяя путь множества коней. Мориски и линарцы веками возили сюда мальчишек, а потом гоганам пришло в голову остановить Шар Судеб… Бросив под него Талиг.
Ветер налетел откуда-то сбоку, попытался сорвать шляпу, не смог, дерзко свистнул и отстал. В парке мело меньше, зато было темней, то есть еще темней, чем в поле. Сумеречный день кончался, как и год, унесший столько, что впору не всякому Кругу.
– Рокэ, – окликнул Валме, – ты еще не решил, где мы встречаем Излом? Не то чтобы я впадал в детство, но год надо проводить, то есть выпроводить. Мне он надоел: сплошные метания, причем во всех смыслах.
– Что не нравится Валмонам… – зачем-то пробормотал Робер, из последних сил пытаясь обуздать память. Совет, который дал Алва, был хорош, только всадник оказался не по лошади, вот та и понесла.
– Сейчас мне не нравится погода, – наморщил нос Марсель. – Ее убрать нельзя, но из нее можно убраться. Не перейти ли в кентер?
– Тебе – несомненно, – Рокэ слегка придержал Сону, пропуская пегую вперед. – Эпинэ, вы пока не размокли?
– Нет.
– Составите мне компанию? Хочу поздороваться с парком.
Адуаны давно уяснили, что Алва непрошеных стражей не терпит, а Готти на сей раз остался с хозяином. Несколько мгновений, и отряд пропал за кустами ставшего еще гуще белоягодника. Рокэ потер щеку и, не глядя на спутника, послал мориску вдоль внешней стены в обход центрального пруда. В тепло он не торопился, а нашедший графиню Савиньяк Уилер, который мог что-то доложить, еще рыскал по окрестным буеракам.
– Рокэ, – попытался отделаться от памяти Робер, – я сделал капитаном Лаик одного парня… Временно, само собой. Нужно было наводить порядок, а бедняга еще и без глаза остался. Валме говорит, из Лаик все ушли. То есть все, кого я сюда прислал.
– Гарнизон Лаик сопровождал Арлетту Савиньяк. На севере вашего капитана не обидят, но я бы на его месте стал тренироваться в стрельбе, одноглазый может бить без промаха.
– А сколько тренировались вы, чтобы… сбить плод абехо?
– Плод абехо сбивают исключительно по воле Бакры.
А ты думал, он признается? Ты бы еще про Ренкваху спросил! Это штанцлеры с джереми всегда готовы признаться в чужих благодеяниях и перевалить свои подлости на тех, кто под рукой.
– Забудьте!
– О чем?
– О чем хотите…
Смешавшийся с вечером снег, черные стволы, древняя стена. Что-то или кто-то качнул ветки, с глухим кошачьим шлепком обрушился мокрый снег. Дракко вздрогнул и прижал уши, но Сона спокойно шла вперед. Наверху опять прошелестело. Птица? В Лаике всегда гнездилось воронье, оно везде гнездится, только мальчишки птиц не боятся, мальчишки отважны. Сказками их уже не напугать, а потерь и углов, из которых не выбраться, для них еще нет. Лаик жила чужой юностью и прятала старость, тоже чужую.
– Узнаёте это место?
– Вроде бы… – Робер оглядел прилепившуюся к стене приземистую башенку со сперва зарешеченными, а потом и замурованными изнутри окнами. – Главный дом должен быть справа.
Дом с Валме, ужином и прошлым… Не будь метели, можно было бы разглядеть крышу, в которую вцепилось помилованное еще Дювалем деревце. Оно и теперь цело, было цело…
– И это все, что вы можете сказать? – возмутился Алва, освобождаясь от плаща. – Пред вами, чтоб вы знали, фамильная тайна, причем двойная – Алвы и Савиньяков.
– Фамильная тайна? – Робер с удивлением оглядел невзрачное строеньице.
– Ну да! Может же у нас быть фамильная тайна!
– Здесь вроде бы запирали провинившихся унаров, – припомнил Эпинэ, – но потом перестали. Еще до меня.
– Верно. – Рокэ легко вскочил на седло, ухватился за оконную решетку, добрался с ее помощью до здоровенного сука, прошел по нему до ствола и быстро полез вверх. Робер с недоумением следил за регентом Талига, но снег и сумерки позволяли разглядеть разве что смутный силуэт, который, успешно перемахнув на крышу фамильной тайны, внезапно пропал и столь же внезапно появился. Спустя минуту Рокэ уже был внизу с каким-то футляром.
– Лионель знает, чем жертвовать, – обрадовал он, беря стремя, – теперь тайну фамильной не назовешь, разве что Уилер окажется в родстве с прекрасной Рамоной.
– Женой Алонсо?
– А также господаркой Сакаци и графиней Савиньяк. – На этот раз Алва свернул к дому. – Баронессу Карлион мы с Ли никогда не учитывали; младший из нынешних Савиньяков был оставлен братом без тайны из опасения, что ее узнает полукарлион. Бабка Уилера, кстати говоря, из Сакаци, а у алатов бывших господарей не бывает, как и бывших витязей.
– Вы ведь всегда дружили с Савиньяками?
– Пожалуй, что и так. В Олларии у меня имелся дом, но когда меня почти убили, я пополз к маршалу Арно. Когда убили уже маршала Арно, я увел Арлетту от склепа. Лионель не смог, а меня, на то, чтоб увести двоих, не хватило, Ли там так и остался… Может быть, сейчас, наконец, уйдет.
3
Полностью высохший и вследствие этого счастливый Марсель с нежностью взглянул на печку, заведенную Арамоной еще в бытность человеком и капитаном. К печке жался столик, на котором среди деревенских закусок валялся футляр для писем. Послание Савиньяка влекло виконта необычайно, а Рокэ еще и умудрился бросить его на видном месте. Ворон отлично знал, как папенька и всяческие послы прячут не предназначенное для чужих глаз, так что подобная небрежность очень походила на издевательство. Или на бестактность. Марсель сделал ставку на лучшее.
– Я думал, – со сдержанным упреком произнес виконт, – у нас вошло в привычку показывать друг другу письма от недам.
– У нас вошли в привычку мы, – зевнул Рокэ, но футляр открыл. Виконт цапнул вожделенное послание и не удержался от нового укора.
– Ты плохо радуешься жизни. Когда перестает болеть голова, конечно, прекрасно, но выбраться из этаких погод тоже неплохо.
– «Тоже неплохо» украшает жизнь, если через полчаса должно стать скверно.
– Я могу, – предложил Валме, – сперва стать головной болью, а потом прекратиться. И так несколько раз в день.
– Подделка. Лучшим вечером в своей жизни я обязан Придду: пара часов воли и неизбежность Нохи сделали прекрасным почти все. Вряд ли я еще когда-нибудь с таким наслаждением задушу мерзавца или хотя бы выпью вина.
– Даже в обществе смиренного Сэц-Гайярэ? – чтобы проверить старую догадку, Марсель слегка отодвинул не столь загадочного Савиньяка. – Ты бы справился с Ноксом без помощи?
– Я собирался. – Не будь дыры, он бы сейчас прикрыл глаза ладонями. Красивая привычка была, даже жаль… – То, что добраться до Левия будет не проще, чем до Фердинанда, я бы сообразил и сам, хотя Придд исхитрился меня предупредить. Самым волнующим было не знать, сколько в карете убийц – один или двое, зато я в полной мере осознал пользу четок. Ты раздумал читать чужие письма?
– Разумеется, нет, – Валме с дипломатичнейшей миной развернул послание и разочаровался. Савиньяк был краток, как хвост львиной собаки.
«Росио, – писал он, – приветствую!
За последний год я написал столько рапортов герцогу Ноймаринену и писем родным и не слишком, что проникся к этому делу почти отвращением. К счастью, ты – это ты, и лишнего тебе не надо, тем паче Ор-Гаролис, потеря нашего берега Хербсте и Мельников Луг по нынешним временам не важнее замыслов Сильвестра. Про меня, Гаунау и гаунау тебе расскажет Уилер, а про отлов ядовитой сволочи ты сам его расспросишь во ВСЕХ подробностях, коих немало. Прочее более или менее терпит до времени, когда у ряда достойных людей появится шанс вновь запить вино за неимением тюрегвизе можжевеловой, а можжевеловую – пивом, о чем тебе опять-таки поведает Уилер. На мой взгляд, прошлый раз не хватало кэналлийского, а чего не хватит теперь, пока неведомо. Возможно, что и ничего.
Сейчас я слушаю тишину и от нечего делать размышляю о Шаре Судеб. Отчего-то я его представляю в виде сорвавшейся корабельной пушки, которую при желании и сноровке можно унять, и для этого отнюдь не нужно быть покойным Вейзелем. Скорее уж, наоборот, ибо душа артиллериста стремится спасать орудие, а не корабль.
О том, что Вейзель погиб, тебе говорю я; ты мне тоже, надеюсь, сказал бы о смерти Бертрама или же своей. Последнее, как оказалось, не столь уж и трудно. Вейзель, кстати, умер с твоим именем на устах, а Марианна просто умерла, жутко расстроив мать. Если тебе попадется Иноходец, гони его на барьеры, иначе ему не выжить. Так считает мать, которая, дождавшись Арно с Каном, принялась ждать тебя, в чем ей помогает небезызвестная госпожа Арамона. Братца во время бури, о которой как-нибудь расскажет не Уилер, спас Кан, то есть по большому счету – ты. Заслуживают упоминания и следы подков других отпрысков хромца Роньяски. Серый – редкая все-таки для мориска масть, – оказался еще резвей, чем думалось, а Грато пришлось проводить еще одного полубрата в Дриксен. Здесь я тебя обогнал: ты подарил коня всего лишь офицеру, чью лошадь из лучших побуждений пристрелил. От того, сколь успешно будет брать препятствия новый хозяин Коро, зависит, сколько их (препятствий) останется нашим коням, а я, как ты знаешь, не склонен их загонять – лошади, как и женщины, созданы не для этого, а для счастья, своего и нашего.
Передавай привет Валме от роскошной бордонки, которая его полагает чрезмерно горячим. Что она и особенно ее супруг думают о тебе, бумаге не доверишь, бумага вообще не стоит доверия. В отличие от Уилера, так что на этом заканчиваю, однако имей в виду: мне без тебя надоело, хотя некоторые этого, мягко говоря, не понимают и намекают на всяческие глупости.
Валме должно не обрадовать, что я нашел вторую Рожу, она серебряная или же старается таковой выглядеть. При встрече Рожи выказали друг к другу полнейшее равнодушие, нам бы так! Вот теперь все, и помни, что оная Дрянь Судеб где-то катается и полагает себя неотвратимой. Это она вообще-то зря.
Л.».
– Я не обрадован, – твердо сказал Марсель, – я совершенно не обрадован обилием Рож. Мало того, я еще и возмущен. Савиньяк кажется светским человеком, но он пишет, как говорит, вернее, как не говорит. Грубая подделка под меня. Фи! И Вейзеля убили… Мы будем пить?
– Потом, – отрезал Алва. – Ты излишне горяч, тут Зоя права… Письмо Савиньяка не подделаешь, Ли для того и пишет, как не говорит, но понять, что он имеет в виду, ты в состоянии. Вот и займись, пока не вернулся Уилер. Все равно делать нечего.
– Эпинэ чистит лошадей, – указал на доступное развлечение Валме. – Ларак грезит о любви, а мы можем бродить по юности и вздыхать. Жаль, призраки ушли… Проклятье, и тут Зоя! Каракатица спровадила тебя в Дыру и теперь прицепилась к Лионелю, он наслушается и тоже куда-нибудь прыгнет. Да хоть под шар этот дурацкий!.. Послал бы ты Савиньяку регентский приказ: сидеть на месте и не слушать выходцев! «Фульгаты» отвезут.
– В такую даль? Приказ сидеть смирно и не слушать выходцев я могу и для тебя написать.
– Спасибо, – поблагодарил Марсель, понимая, что теперь ему хочется поколотить не только Рокэ, но и Савиньяка, – не надо.