Глава 6
Гайифа. Калабакия. Речная усадьба Талиг. Альт-Вельдер
400 год К.С. 5-й день Осенних Молний
1
Турагис додумался на развилке дорог, одна из которых вела к купленному им несколько лет назад по дешевке поместью, возвести чуть ли не форт, очень трогательный. Дюжие парни в почти мундирах умело раздвинули переносные решетки, после чего, выпятив грудь, встали по обе стороны открывшегося прохода. Не поощрить подобную красоту было невозможно. Мгновение поколебавшись между воинским салютом и парой монет, Капрас избрал серебро и расстался с более или менее наезженным трактом.
Дорога к зимней резиденции «небожественного Сервиллия» оставляла желать лучшего. Своих молодцов истосковавшийся без дела полководец школил с душой, только выучить деревенщину управляться с алебардами – одно, а привести в порядок немалое, разоренное промотавшейся бестолочью хозяйство – совсем другое. Пусти старик в оборот фамильные камни раньше, ползущий сквозь заросли придорожника проселок превратился бы в нечто пристойное, но Турагис вытряхнул фамильные шкатулки лишь сейчас, и то на нужды чужого корпуса. Задним числом стало неловко, и маршал окликнул еще не отправленного в распоряжение легата – пусть попросит еще раз! – Агаса:
– Как там? В самом поместье?
– Ну… – бывший гвардеец замялся, соображая, что нужно начальству. – Разбойникам в Речной Усадьбе делать нечего во всех смыслах! Живет господин стратег скромно, но, случись что, отпор даст. В слугах у него или ветераны, или натасканные силачи из местных. Усадьба очень удачно примыкает к речному обрыву. Мы подъезжаем с другой стороны, но и отсюда, сами видите, незаметно не подойдешь. Буераками вскачь не погнать – кони ноги переломают, а проселок узкий. Жилья рядом нет, ближайшее жилье – три-четыре часа хорошей рыси, так что случайно сюда не забраться, а не случайно… Потрошить обозы и вкусней, и безопасней.
– У стратега, – напомнил Капрас, – хорошие лошади. В Белую Усадьбу, похоже, вломились, чтоб очистить конюшни.
– Белую Усадьбу толком не охраняли, сторожевых псов и тех не было. Мой маршал, поверьте, госпоже Гирени ничего не грозит. Врасплох Турагиса не застать, будь иначе, Лидас бы злился куда меньше.
– Твой приятель понял, что здесь его выдерут?
– Именно, а ведь разбойников он успокоить смог.
– Да уж… – перед глазами в который раз встал навалившийся на неподъемную железяку худенький призрак. – Только мародерам никто не указ – ни мы, ни легат, а про местные власти и вспоминать неприлично.
– Мой маршал, река достаточно глубока, чтобы в крайнем случае уплыть, но здесь крайнего случая не будет.
Улыбается. Ему, видите ли, смешно! Ничего, получит на пятом десятке в подарок шестнадцатилетнюю кагетку, вот пусть тогда и ржет. Или рычит на хихикающих сопляков. Сам Капрас старался хотя бы не быть смешным и поэтому ехал приличествующим маршалу аллюром. Кавалькада торжественно ползла средь высохших сорняков, что прятали камни, норы, коряги и прочие гадости, препятствующие кавалерийским атакам. Только в Белую Усадьбу зверье кто-то впустил, ну да Турагис – человек бдительный, одна застава у перекрестка чего стоит!
Дорога вильнула, и Карло не утерпел, привстал в стременах. Как раз вовремя, чтобы увидеть возглавляемую толстым Ставро встречную процессию. Доверенное лицо стратега не могло похвастаться ни личной выправкой, ни статью своего мерина, однако сопровождение было роскошным, даже коней подобрали в масть. Рыжие с белыми отметинами жеребцы до гвардии не дотягивали, но драгуны таким бы обрадовались.
– Господин маршал, – отрапортовал толстяк, – господин стратег пребывают на зимней квартире и ждут. Следуйте за мной.
2
– Госпожа графиня почувствовала себя дурно и решила лечь, а господин граф не может оставить супругу. – Безупречный слуга отвесил безупречный поклон. – Я уполномочен передать вам должные извинения. Госпожа баронесса, ваше пожелание выполнено, хоть и не полностью. В обед будут поданы марагонские пирожки пяти видов. К несчастью, в Альт-Вельдере не оказалось протертой чер-ники.
– Я бы удивилась, если б она нашлась, – Юлиана отложила шаль. – Чернику по достоинству ценят только мараги и бергеры. Надеюсь, Ирэна не начнет завтракать в постели, это только усилит тошноту. До обеда лучше вообще не есть. У меня в начальные месяцы всегда отличный аппетит, но так мало кому везет, а первый раз носят особенно тяжело. Помогите мне встать, эти кресла слишком глубокие, хотя спину поддерживают просто отлично.
– Конечно, сударыня, – слуга шагнул к баронессе, и Луиза, освобождая дорогу, подобрала ноги. Как оказалось, зря – Юлиана не собиралась уходить, ей просто понадобилось поправить подушки, что госпожа Арамона с готовностью взяла на себя. Занимать вдову было нетрудно – ей хотелось вспоминать своего Курта и рассуждать о пушках и детях. Пушки и чужое потомство Луизу не вдохновляли, но покойный артиллерист знал юного Алву и прочил Герарду блестящее будущее. Капитанша раз за разом наводила разговор то на сына, то на синеглазого герцога, а генеральша радостно глотала наживку. Слуга еще шествовал к двери, а госпожа Арамона уже хвалила торскую чернику, надеялась на бергеров и жалела марагов.
– Я где-то слышала, – сочиняла на ходу Луиза, – что герцог Алва решил вернуть Северную Марагону, когда еще был в Лаике.
– Похоже на него, – улыбнулась Юлиана. – Рокэ доставлял уйму хлопот, но у него несомненный артиллерийский дар, а это большая редкость. Курт надеялся, что Алва со временем станет маршалом от артиллерии, только Рудольф Ноймаринен отказался от перевязи в пользу своего любимца. Сперва Курт считал это преждевременным, но молодой человек справлялся, хотя ему постоянно приходилось спрашивать совета у Курта…
– Теперь Первому маршалу Талига, – печально проворковала госпожа Арамона, – придется все делать самому.
– Он сможет, – с ходу решила баронесса. – Курт мне так и сказал, когда вернулся из Сагранны. Рокэ пришло в голову взорвать какое-то озеро, сперва Курту это очень не понравилось, а все из-за «гусей», которые затопили…
Слушать про дриксов Луиза не собиралась. Исконных врагов Талига капитанша, само собой, не жаловала, но перечисление варитских преступлений за три последних Круга успело набить оскомину. Впрочем, госпожа Арамона выжала кое-что любопытное и оттуда – оказывается, дриксы солили творог! Баронессу это бесило, а не переносящая сладкого Луиза решила попробовать. Когда-нибудь.
– Юлиана, – капитанша успела-таки вклиниться между украденной у марагов короной и подлым запретом на сырные гонки, – я, кажется, еще не говорила: мой сын в восторге от того, как генерал Вейзель взорвал в Фельпе скалы.
– Курт тоже считал это удачей, – подхватила вдова. – Разумеется, сперва он произвел нужные вычисления, но дело в том, что в камне могут оказаться трещины. Поджигающий запалы идет на риск, и Курт, как всегда в таких случаях, написал мне письмо. Он попытался отдать его Рокэ как Первому маршалу, а тот все сделал сам. Из-за меня – он так и сказал. В благодарность Курт решил назвать следующего сына Рокэ. Безобразие, что Алва до сих пор не женат, я это ему уже говорила…
– Создатель! Неужели он выслушал?
– Меня Рокэ всегда выслушает, как и мой племянник, к слову сказать… Пора бы ему и появиться, зимой в Хексберге делать нечего.
– Граф Ариго говорил, что адмирал Вальдес сейчас в Аконе.
– Я не слышала, – встрепенулась не имеющая обыкновения шпионить баронесса, и Луиза мысленно отвесила себе хороший подзатыльник.
– Наверное, я плохо поняла, – уж лучше признаться в бестолковости. – Ты говорила, что Курт… генерал Вейзель велел назвать сына Рокэ. Я думала, это его последняя воля, а выходит, он так решил еще в Фельпе?
– Он хотел, чтобы я сама это предложила, и я бы догадалась, если б варитов не пустили аж в Марагону! Курт ценил опыт, но Алва с Савиньяком при всей их молодости лучше фок Варзов, они бы до нынешнего безобразия не довели. Вариты во Франциск-Вельде на празднике… Позорище! Я встретила Курта в Марагоне и там же его потеряла.
– Ужасно, – совершенно искренне вздохнула Луиза, – ну почему только он не остался в Тарме?!
Баронесса всхлипнула и замотала головой.
– Тогда бы «гуси» вырезали весь Франциск-Вельде! Город спас выстрел Курта. Савиньяк это понял, и теперь генералы от артиллерии будут надевать перевязь, положив руку на «Графиню». Жаль, Проэмперадор не чувствует артиллерии, во всем остальном он редкий умница… Кажется, стучат?
– Я тоже слышала.
– Войдите! – Юлиана досадливо поморщилась. – Я сто раз говорила Ирэне, что не терплю стука. Если я не хочу, чтоб ко мне входили, я запираюсь, а если сплю, стук меня разбудит, а это вредно. Ну что такое?
– Сударыня, – пожилая камеристка присела в красивейшем реверансе, – граф Ариго желает побеседовать с госпожой Арамона о своей покойной сестре. Он ждет в кабинете госпожи графини.
– Идемте, – Луиза как могла спокойно поднялась. Причина выглядела крайне светски, но капитанша в нее не верила. Да и кто бы поверил, видя, какими глазами генерал смотрит на жену? Дюжина живых и настырных сестер еще могла бы оттащить его от Ирэны, но никак не мертвая королева, о которой он в своей Торке и думать-то забыл.
Спутница, как и положено камеристке урожденной герцогини Придд, сверяла шаг с шагом благородной дамы, и Луиза ползла, как находящаяся в деликатном положении улитка, лихорадочно соображая, что делать, если ее попросят убраться из Альт-Вельдера к кошкам. То есть, конечно же, воспользоваться оказией и вместе с графом Ариго отправиться в Акону проведать деток.
Госпожа Арамона была бы счастлива повидать Герарда с Селиной, а заодно – оценить дочкину подружку и расставить силки на Савиньяка, но быть вышвырнутой не хотелось ужасно. Ирэне же вряд ли улыбалось терпеть под боком шпионку, ибо кем еще может быть свалившаяся на голову вдова лаикского Свина? Привезла письмо и подарок от графини Савиньяк? Ну и что? Маменька Проэмперадора изящно избавилась от внебрачной дочки графа Креденьи, которую еще Манрик держал за свою ищейку. С рыжего сталось бы об этом брякнуть при молодом Придде – все равно убивать, только Валентин выжил и поделился с сестрой, а Ирэна попросила мужа избавить ее от неприятной гостьи. Только что попросила – еще за ужином генерал благодарно и чуть смущенно улыбался.
3
Всадники картинно развернулись, у одного оказалась сигнальная труба, требовательно и знакомо взвывшая ввиду ворот. Словно дождавшийся сигнала ветер развернул флаг империи – старый, с еще не обросшим молниями павлином. За воротами было вытоптано, выметено и безлико – ни прудов с лебедями, ни статуй, ни цветников, зато глаз радовали новенькие дощатые башенки для стрельбы поверх стены и раздвижные решетки. Подъездная аллея была не слишком длинной, но перекрыть ее готовились аж в пяти местах.
– Слава Создателю, – буркнул Карло и в ответ на встревоженный взгляд Агаса пояснил. – Хорошо, что не похоже на Белую Усадьбу.
– Стратег не одобряет излишеств и расхлябанности, – вклинился Ставро, напомнив рыбоподобного Анастаса. – В Белой Усадьбе жили грешно.
Карло счел за благо промолчать, впрочем, разговора бы не вышло в любом случае – дорогу с лязгом заступили двое здоровяков в уже знакомых мундировидных одежках. Пара явно собиралась по всем правилам взять на караул. Не успела… Раздавшийся вопль сделал бы честь тысяче котов, но это была всего лишь Гирени. Одна! Раскинув руки и смешно подпрыгивая, «сестра казара» мчалась вперед, явно намереваясь обнять попятившегося полумориска.
Обнимать коня Карло не дал. Спрыгнув наземь, маршал успел ухватить разогнавшееся создание и торопливо поцеловал.
– Ты приехатый! – выпалила сияющая кагетка, – приехатый!
Хлопать в ладоши и прыгать у нее не получалось – Карло держал крепко – но подобного счастья маршал не видел еще ни на чьей физиономии. Собственно говоря, он вообще такого не видел.
– Я привез подарки, – умиленно пробормотал он. – Много подарков!
– Нам с патомком? – восхитилась Гирени и все же слегка подпрыгнула. – То, что ты даришь мнэ, идет патомку. Пэрвому… Надо много! Я молодая, я успэваю.
– Цыц! – радость никуда не делась, но он был в гостях, и на них пялились. – Мы еще… поговорим! Агас, где брат Пьетро?
Смиренный брат оказался тут как тут, и Капрас, не выпуская девчонку, развернул ее лицом к Пьетро.
– Гирени, это врач. Он должен тебя осмотреть.
– Зачэм?!
– Я должен знать, как у тебя с деткой.
– Нэ хачу! Нэ хачу, чтоб сматрэл чужой. У нас все как надо!
– А я хочу! – рыкнул маршал, косясь на турагисовских гвардейцев и внезапно заинтересовавшегося горбатыми облаками Агаса. – Подарков не получишь, пока не узнаю, что ты здорова… А будешь упираться – отправлю в Кагету.
– Нэт! Я с табой на вэка.
– Тогда бегом с братом Пьетро и во всем его слушайся.
– Я…
– Брысь! – шикнул маршал, выпуская тонюсенькие запястья и торопливо отворачиваясь. Сзади неуверенно хлюпнуло носом, и тут из-за ближайшей решетки вывалился, на ходу раскрывая объятия, Турагис – как и положено стратегу, он дожидался нужного момента. Капрас с благодарностью устремился навстречу.
– Отлично, – гаркнул хозяин, грабастая гостя. – И что с лекарем – молодчина! При мне только коновал да капрал, что повязки делать насобачился. Себя-то я ему доверю, но мне не рожать.
Судя по достойному косячного жеребца ржанью, это была шутка, и Карло постарался рассмеяться, хотя внезапно стало страшно. Родами умирают не так уж и редко, и ничего с этим сделать нельзя.
– Только, – Турагис понизил голос, – держать монахов не дело! Они суслики подневольные, а кардинал, чтоб его шады в свой мешок сунули, променял Создателя на паршивца Ореста.
– Пьетро потому в Паону и не поехал, – начал Капрас и понял, что о таком лучше не болтать. Не из-за спевшегося с отцом Ипполитом послушника, из-за свято верующего в императорскую избранность легата, которому кто-нибудь непременно донесет.
– Ого! – не преминул вцепиться в скользкий хвост Турагис. – Молодец парень! Правильно ты его подобрал, путный клирик, как за дело возьмемся, нам пригодится. Прошлый раз мы не дообедали, но сегодня ты из-за стола не встанешь, а выползешь. Пошли, нагуляем аппетит и гривастых моих глянем. Гвардейских капризников не держу, уж извини, но бегать будет исправно.
– Так мне не глядеть, – засмеялся Капрас, – мне ездить, и я уже двадцать лет как из гвардии отпросился.
– Сам, значит, ушел! – расплылся в улыбке стратег. – А я-то думал, чего это ты мне с ходу понравился? Тебе дело нужно, а не цацки и подведенные зенки, ну так будет у тебя дело, но сперва – кони. Заслужил.
Карло не упирался: корпус в самом деле получился сносный, особенно если вспомнить, из какого сора он вырос, однако Паона с благодарностью не спешила. Маршал понимал, что занятому морисками Оресту не до того, и все равно в глубине души ждал. Дождался, пусть и не от императора. Зато Турагис понимает, сколько сил было вколочено.
– Господин стратег, ваше одобрение стоит ордена.
– Еще бы! – огромная ручища опустилась на плечо, но Карло был к этому готов. – Я не тряпки и не бумажки вижу, а самую суть. Ничего, маршал, главное у нас впереди! Ставро, все готово?
– Да, господин стратег!
– Вперед! Один конь – не конь, два коня – полконя. Возьмешь пару, будет с твоим без одного четыре. И не смей отнекиваться! Это мои ребятишки, – господин стратег топнул ногой в почтенном сапоге, – кому хочу, тому и дарю! Щенки шелудивые, те от меня разве что пинков дождутся.
4
В то, что Ирэне в самом деле плохо, Луизе не верилось, просто Ариго победил приддовскую безупречность и графиня принялась врать. Выйди Ирэна замуж от безнадежности, она бы продолжала чтить этикет, так что это – любовь. Похожий на выспавшегося Эпинэ генерал сумел отогреть статую, и та потихоньку училась жить, а сотворивший чудо Ариго был откровенно счастлив. Капитанше это ужасно нравилось – счастливые люди ей встречались нечасто, а уж в последний, чтоб его, год! Луиза попыталась припомнить: перед глазами встали принесший весть о фельпской победе Фердинанд и бедняга Эйвон. Оба покойные, но Ларака хотя бы не стаскивали с любовного облачка.
«Умереть в уверенности, что ты любим, есть величайшее счастье», – наставляла одна из книжек Катарины, однако дуэнья с ходу решила, что брякнувший подобную чушь умник на самом деле дурак. Счастье со смертью сочетается не лучше, чем ветчина с несвареньем, разве что влюбиться в выходца, но если ты счастлив и влюблен, какая же это смерть?! Ну тень куда-то делась, беды-то! Зое и без нее хорошо, только живая любовь всяко лучше. Можно менять платья, не бояться кошачьих когтей и не лезть к бывшим супругам, требуя учудить нечто святое, а ведь чудить так или иначе придется… Госпожа Арамона воссоединяться с покойным мужем не собиралась, оставались святость или замужество.
– Прошу вас, сударыня, – дверь была открыта, и служанка услужливо раздвинула лиловые с серебром портьеры. Ариго стоял у камина, Ирэна устроилась в кресле.
– Госпожа Арамона, – пригласила графиня, – садитесь рядом со мной, нас ждет странный разговор. Я до сих пор не знаю, зачем вы здесь, но для нас это большая удача.
– Благодарю вас, – вежливый допрос перед изгнанием или что-то другое? – Я не думала, что сегодня понадоблюсь кому-то, кроме баронессы Вейзель.
– Баронесса Вейзель нуждается в обществе…
– Мне ее очень жаль, – перебил жену генерал, – но у меня остался только этот день. Вы нас спасаете, это очевидно!
– Ну что вы, – начала Луиза и тут ее, наконец, осенило. – Мое появление в Альт-Вельдере выглядит странно, я это понимаю, но дело в том, что графиня Савиньяк хотела поздравить вас лично. Получив ваше письмо, сударь, она очень обрадовалась, и тут стало известно о приезде герцогини Ноймаринен. Если бы графиня Арлетта уехала, ее бы неправильно поняли, но ей так хотелось убедиться, что… ее сын… Проэмперадор не ошибся, когда…
– Когда разрешил наш брак, – улыбнулась Ирэна, – он не ошибся. И вы это поняли.
– Да, – иногда стоит быть краткой. – Но сейчас я не понимаю, зачем вы тратите на меня время.
– Я обещал Ойгену… генералу Райнштайнеру расспросить вас о сестре. Только не бойтесь меня расстроить… Мне почти все равно, что было раньше, ведь я нашел Ирэну.
– Это я нашла, – не согласилась женщина. – Госпожа Арамона, мой муж хочет сказать, что потерю семьи он уже пережил. Обещаю, наша беседа не затянется.
И беседа не затянулась, можно сказать, она даже не началась: баронесса Вейзель не выносила одиночества, а лестницы ее не пугали.
– Генерал, – из всех кресел вдова выбрала то, что поближе к печи, – я только сейчас вспомнила, что вы упомянули о моем племяннике. Я не думала, что вы встречались, иначе бы спросила сразу. Где вы видели Ротгера и как он вам показался?
– Ротгера?
– Адмирала Вальдеса, Жермон.
– Вице-адмирала, – уточнила вдова. – Курт считал его производство преждевременным, и это так и есть.
– С вице-адмиралом Вальдесом, – послушно повторил Ариго, – я столкнулся в ставке Проэмперадора. Я собирался уезжать, а ваш племянник как раз прибыл. Вроде бы по семейным делам.
– Вот именно! Курт избрал в опекуны Ротгера. Я с этим не соглашалась, но это ничего не меняет. Радует, что мой племянник не уклоняется от семейного долга, но почему он не здесь? Все бумаги отосланы в Хексберг, и насколько я понимаю, он их получил.
– Наверное, – промямлил Ариго. Юлиане генерал несомненно сочувствовал, а Вейзеля жалел, и все же… Все же ему явно хотелось, чтобы баронесса ненадолго провалилась, разумеется, не повредив ни себе, ни ребенку.
– Насколько я понимаю, – выручила супруга Ирэна, – вашего племянника задержал граф Савиньяк. Жермон получил приказ немедленно выехать в Альт-Вельдер и дальнейшего разговора не слышал.
– Савиньяк будет хорошим мужем, – сделала внезапный вывод баронесса, – и неудивительно. Курт говорил, граф и графиня Савиньяк были прекрасной парой.
– Безусловно, – подтвердил Ариго. – Госпожа баронесса, вице-адмирала в самом деле задержал Савиньяк.
– И я скажу вам, почему! – Юлиана завозилась в кресле, устраиваясь поудобней. – Сын боевого маршала не может не понимать, что после разлуки супругам хочется быть только вдвоем. В это время раздражают даже самые милые люди, а Ротгер на редкость бесцеремонен и навязчив, он бы испортил вам отпуск, и Савиньяк вмешался. Я только что говорила Луизе, что Проэмперадор – редкий умница, когда не идет речь о сохранении артиллерии. Моего племянника он придержал, но мы Ротгера очень скоро увидим, и мне придется просить прощения за его выходки. И вот что еще… В утреннюю запеканку забыли положить нужные специи, хотя Мелхен оставила списки на кухне.
– Нужно спасать обед! – Луиза вскочила и всплеснула руками, будто в Кошоне. – Нам же сказали, что будут марагонские пирожки. Если б я только знала, что и сколько кладут в начинку!
Это знала Юлиана, и она была не из тех, кто уклоняется от дела, особенно если никто, кроме нее, не способен выполнить его должным образом. Луиза пропустила заторопившуюся баронессу и тщательно затворила дверь, успев услышать что-то, весьма напоминающее звук поцелуя.
5
При виде гостей игреневый красавец выпучил глаза и шарахнулся к стенке денника. Турагис сочувственно покачал головой.
– Боюсь, теперь только на племя, спасибо хоть язва заживает… Но хорош!
– Хорош, – согласился Карло, разглядывая взмокшего коня, чей круп уродовала бурая нашлепка. – Расчесал?
– Если бы! Краденый он, а может, и того хуже. Ставро на ярмарке путных кобыл выискивал… Спасибо тебе, кстати, за чалую, и как только нашел!
– Агас сторговал где-то.
– Спроси, где. Так вот, Ставро приглядел кое-что, а барышник ну юлить; дескать, не своих продает, хозяин приболел, лежит в трактире неподалеку, надумали брать – к нему езжайте. Только у всех моих приказ – в одиночку не шляться. Поехали, как положено, полуэскадроном, и то едва хватило. Одинокий гость из этой дыры живым бы не вылез, а так Леворукому мясца подбросили, будет чем котов кормить.
– Власти уведомили?
– Обойдутся! – Стратег хрюкал и фыркал не хуже своих питомцев. – Хватит с придурков, что на тракте чище стало. Будь власти властями, мародеров в Мирикии и духу бы не было. Щенка бы паонского следом турнуть, да рановато пока.
– Жеребца Ставро у разбойников нашел? – увильнул от обсуждения прибожественного Капрас. О том, чего именно бывший стратег желает нынешнему легату, слушать не хотелось не только потому, что было чревато неприятностями – оба упрямца, старый и молодой, Карло нравились.
– У разбойников, и не только этого. Двадцать шесть голов! Клейма посрезали, ублюдки, а залечить толком не сумели. Хозяев не отыскать теперь, да и живы ли они? Тряпьем и побрякушками уроды тоже не брезговали, а покойников обирать удобней… Покаяться перед тобой, что ли? Сережки одни, грешен, я девочке твоей отдал. Найденное, говорят, при родах помогает – если, как начнется, снять и в речку кинуть. Да и свое я под завязку выгреб, а побаловать хочется.
– Я вам очень благодарен, только зачем вы…
– Затем! – рычать Турагис любил, но выходило не страшно, хотя слуги, похоже, боялись. Даже самые здоровенные. – В присяге не зря сказано, что отдавать империи надлежит все, а каменюшки даже не кровь. Так, баловство. О, твой лекарь…
Маршал предпочел бы обойтись без свидетелей, но Турагис явно произвел себя во что-то вроде деда.
– Докладывай, – громыхнул он, – и чтоб понятно, а то знаю я вас… Чирей, и тот обзовете так, что молиться впору.
– В ближайшем будущем молодой госпоже ничего не угрожает, – начал брат Пьетро, – однако сами роды могут оказаться трудными и опасными.
– Девчурка больна?!
– Здорова и переносит свое нынешнее положение без осложнений. Дело в другом: госпожа Гирени еще не до конца сформировалась, у нее слишком узкие бедра, а плод обещает стать крупным. Слишком крупным для рожающей впервые. Один из лучших медиков ордена Милосердия, которому мне посчастливилось помогать, в подобных случаях полагает правильным вызвать преждевременные роды. В мирикийской резиденции ордена есть врач, который сможет это сделать.
– А ты? – рявкнул Турагис, хотя это было делом Карло. – Ты возьмешься?
– Я не имею должного опыта, – Пьетро явно уходил от ответа, но стратег не унимался:
– Сколько у нас времени? – желал знать он.
– Преждевременные роды вызывают не раньше чем за семьдесят и не позже чем за пятьдесят дней до естественных. Госпожа Гирени не запомнила некоторых вещей, однако я полагаю, что ее срок наступит в конце Зимних Молний. Но чем быстрее она окажется в опытных руках, тем лучше.
– Спасибо, что сказал. Постишься?
– Сейчас поста нет, – улыбнулся благочестивый брат, – к тому же я в странствиях.
– Некоторым задрыгам любой день постный. Гей, дежурный!!!
– Да, господин стратег! – выскочивший из ниоткуда верткий парнишка лихо щелкнул грубоватыми, но крепкими сапогами.
– Отведи-ка братца отобедать, и чтоб доволен остался… Ну, что делать будем? Врачишка вроде дельный.
– Очень.
Станет Пьетро полноценным монахом или нет, его дело, а лекарь он хороший и не дурак. Врать не врет, но считать себя клириком позволяет. С полного благословения отца Ипполита.
– Таскать туда-сюда малышку не дам! – Турагис думал не о Пьетро, а о Гирени. – Напишу-ка епископу, пусть своего «опытного» одолжит, тут и дела от силы на пару дней.
– Но, – слегка растерялся Карло. – Епископ все-таки не… полковник и даже не легат. Как мы можем?
– А вот так! – рык был веселым, но несчастный конь все равно прижал уши. – Гостит у меня сестра казара, и в положении она – деликатней не придумаешь! Ладно, пошли. Своим найденышем я похвастался, жеребцов тебе подобрали, пора и перекусить. Что хмуришься?
– Не люблю врать, да еще епископу… Хотя письмо от Бааты я в самом деле привез. Казар не хочет видеть в Кагете Каракисов… Словом, он готов платить за то, что беженцы останутся в Кипаре и Мирикии, но платить лично мне!
– Бери! Выслать разъезды не штука, а до весны тебе так или иначе торчать здесь, это даже недоносок патлатый понимает. И потом не оставишь же ты девочку, пока она не управится?
– До Весеннего Излома мы не уйдем, – в первый раз вслух пообещал Карло. – С разбойниками пора кончать.
– Да ну их! – отмахнулся Турагис. – Ты бы еще за блох трактирных взялся… Нам с тобой империю поднимать, а мародеров пусть щенок орестов грызет. Обломает зубешки – туда и дорога, нам же проще будет.
Капрас смолчал: стратег был заслужен, стар и приютил Гирени, а Лидас зубы не обломает. Особенно на пару с Агасом.
– Сахарку возьми, – внезапно велел хозяин. – Твои ребятишки в леваде как раз. Мимо пойдем – угостишь, пускай привыкают. Кони внимание не меньше красоток ценят, только служат лучше, а повезет – так и дольше.
6
От инея и снега Ариго в восторг прежде не приходил, но ставшая его счастьем женщина увела генерала в свои парки, и он понял, что белые поляны и серебряные деревья – это красиво. Потрясающе красиво, хотя, бреди они рука об руку по огороду, Жермон открыл бы для себя величие пугал и изысканность капустных кочанов. Ирэна превращала в сказку даже разбившуюся тарелку, и она была его женой!
– Жермон, – заговорила Ирэна, и правильно, ведь он молчит, как пень, – мне кажется, я поняла, почему госпожа Арамона приехала в Альт-Вельдер, вернее, почему ей пришлось уехать из Старой Придды. Если бы я знала о приезде герцогини Ноймаринен, то догадалась бы раньше… Я знаю, вы очень привязаны к графине Савиньяк, маршалу фок Варзов и герцогу Ноймаринену, а к герцогине?
– Она жена Рудольфа.
– Это не ответ.
– Ирэна, я пытаюсь ответить, – заверил Ариго, которому в данный миг были безразличны все герцогини мира. – Только я не мастак объясняться. Савиньяки, в смысле маршал Арно и Арлетта, сразу решили, что отец ошибся. Рудольф ко мне приглядывался долго, но он иначе и не мог. Кто я такой, чтобы Первый маршал Талига все бросил и занялся мальчишкой? Да и отца все считали справедливым человеком.
– Савиньяк верил вам, Ноймаринен – графу Ариго, – Ирэна пошла чуть быстрее. Мерзнет? Тогда прогулку надо заканчивать, и да прикроет их от вдовы и мортиры светлокосая капитанша! – Если б хоть кто-то догадался поверить обоим сразу…
– Вы замерзли?
– Еще нет. Я начну мерзнуть, когда вас не станет видно даже с башни. Жермон, у нас мало времени, даже если забыть «роскошную» Юлиану. Огарок дня, вечер и ночь – это меньше мгновенья. Вы хотели знать, какой была ваша сестра…
– Я? – растерялся Ариго. – Мы же просто выманивали госпожу Арамона, чтобы расспросить для Ойгена.
– Не сейчас, когда узнали о гибели Катарины, мне об этом рассказал Валентин… Вам повезло вовремя расстаться со столицей.
Повезло?!
– В Олларии я бы встретил вас раньше.
– Мы могли друг друга не узнать, то есть не понять, что ничего важнее с нами не случалось, и потом… Я принадлежала семье, мной, как и всеми нами, распоряжался отец. Его бы вы не поняли, Приддов вообще трудно понять. Почему вы взяли к себе Валентина?
Соблазн показаться лучше, чем на самом деле, был силен, однако Ариго удержался. Он не собирался лгать ей.
– Я подумал о себе, – признался генерал. – Каким я был, когда меня выкинули из гвардии. Арно, то есть младший Савиньяк, наскочил на Валентина, а получилось, что на меня. Я давно таскал генеральскую перевязь, у меня были титул и герб – мои, выслуженные, а я… все еще и сидел у Драконьего источника, не понимая, за что со мной так!
– Валентин отдавал себе отчет, что ему придется отвечать за нас всех.
– Говорю же, я думал о себе! Когда армия приняла Валентина, я почувствовал… Будто с меня тоже что-то смыли. Невидимое, но какое-то мерзкое.
– Я тоже билась в невидимом и мерзком… Помните? – Пальцы Ирэны сжались чуть сильнее. – Тут я подобрала ветку, которую вы у меня отняли. Я чувствовала, что вы навсегда, но боялась себе в этом признаться.
– Себе я признался сразу!
Улыбка в ответ, даже не улыбка – чуть дрогнули уголки губ, еще светлее стал взгляд. Какой солнечный день, а ведь с каких-нибудь дурней станется доказывать, что небо в тучах. Тучи, конечно, есть и бегут на юго-восток, к Аконе и дальше, к Олларии, только солнцу они не помеха.
– В небе что-то случилось?
– Ничего… Просто тучи уже выступили.
– Я помню, что скоро останусь со спящими цветниками и госпожой Арамона. Я ведь хотела о ней поговорить.
– Да?
– Да, потому что я по семейной привычке принялась искать змею. Придды не любят… не любили отпирать двери и не верили гостям, особенно нежданным. Госпожа Арамона явилась нежданной, значит, ее подослали.
– Ее и подослали, – засмеялся Ариго. – Арлетта хочет убедиться, что у нас все хорошо. Ну так пусть убеждается! Жаль, ты не с ней остаешься, мне было бы спокойней.
– Зато так спокойней мне – Савиньяки не любят бессмысленных потерь, и они на нашей стороне. Во всех смыслах, а вот госпожа Арамона многого не знает. О да, сюда ее отослала графиня Арлетта, но дело не во мне и не в вас, а в герцогине Ноймаринен. Наша гостья, вне всякого сомнения, очень неглупа, смела и порядочна.
– Ее сын тоже.
– Неудивительно, но госпожа Арамона при всех своих достоинствах вряд ли успела понять, что такое Двор. Она доверяет герцогу и наверняка будет доверять герцогине, но Георгии Оллар о некоторых вещах лучше не знать.
– О каких?
– Не представляю, я не бывала в Олларии несколько лет, к тому же тогда все было проще и очевидней. Дуэнье Айрис Окделл достались смерть Сильвестра, правление Манрика, его бегство и водворение пресловутого Альдо, но дело не в них, а в тех, кто так или иначе остался… Жермон, вы не думали, что будет потом?
– Придется брать Олларию.
– Ее возьмут, и повторится то, что было после проигрыша Алисы. Имена будут другими, но не фамилии и не игры.
– Нам бояться нечего.
– Я знаю. Боятся другие, а кто-то не боится, но хочет подняться к вершинам. Вы не знаете этих игр, а нас они почти погубили, я опять не о том… Я должна сказать о госпоже Арамона и о Катарине. Я почти год называла ее Катари, а наша мать вела юную графиню Ариго к алтарю. Это большая честь, но, сложись иначе, к алтарю могли бы вести меня. После мятежа Борна Дорак решил, что королева из дома Приддов не может не быть опасна. Второй раз я проиграла Леоне Салина, причем дважды. С Эпинэ и Ноймариненами.
– И прекрасно, – не выдержал Ариго. Ирэна кивнула, и ее стало просто невозможно не обнять. – Ты – моя жена, остальное забудь.
– Не могу. – Она не пыталась высвободиться, наоборот. – Я среди этого росла, правда, тогда я не знала вас.
– Хуже, что вас не знал я!
– Нет, Жермон, мы встретились вовремя. Граф Гирке, вы ведь узнали его уже под этим именем, был достаточно хорошим человеком, чтобы, умерев, сделать наш союз невозможным. Вы бы не позволили себе воспользоваться смертью соратника по Мельникову лугу.
– А… Разве я не воспользовался?
– Вы успели пожалеть о нем, как о товарище по оружию. Одном из многих. Когда вы поняли, что я вам нужна, между нами стояли лишь приличия.
– Они опять стоят. Почему мы говорим друг другу «ты» только ночью?
– И почему утром я прошу вас выйти? Когда-нибудь я научусь одеваться при вас.
– Если я перестреляю камеристок.
– Вы не сможете, я вышла замуж за очень доброго человека. Странно доброго, если знать, что с вами сделали. Почему вы не мстили?
– Кому, Ирэна? Я ничего не понимал, пока мне не написала Арлетта. Мать к этому времени была мертва. И Ги с Иорамом, и Катарина…
Белая поляна, черные стволы… Тропинка разделяется надвое. Можно вернуться, обогнуть поседевшие тростники или шагнуть в лабиринт. Он бы шагнул, но решать Ирэне.
– Кому мстить? – Рука Ирэны чуть напрягается, подталкивая к лабиринту. – Был Штанцлер и есть этот мэтр, но мстят не только виновным. Тот же Савиньяк за отца спрашивает отнюдь не с Борнов, и это далеко не самое страшное. Проэмперадор смертельно опасен, но он логичен: маршала Арно убил мятежник, что ж, за это ответят враги Талига, сколько бы их ни было! Другие за свои беды казнят тех, кто рядом. Как Габриэла…
– Рядом со мной не было никого.
– А Людвиг Ноймаринен? Вам никогда не хотелось, чтобы сын Первого маршала оказался в той же шкуре, что и вы?
– Закатные… Ирэна, зачем?! Людвиг – мой друг. – Ойген и Валентин теперь ближе, но это теперь. Когда опозоренный теньент вырывался из отцовского проклятия, их рядом не было.
– Вы умеете даже не забывать зло, отбрасывать. Мы с братом больше похожи на Проэмперадора… У Савиньяка есть близнец, они очень преданы друг другу?
– Как-то не думал, но Эмиль сейчас сам не свой – боится, что с Лионелем что-то случится. По самому Лионелю ни кошки не поймешь, разве что…
– Что?
– Как-то так выходит, что мы – я, Валентин, Райнштайнер, Савиньяки, не можем нормально фехтовать друг с другом. Мы все время угадываем, что сейчас сделает противник. Савиньяк, то есть Лионель, решил понять, что к чему, и резанул себе руку. Мы пили вино, рассуждали о всякой скучище, а он сидел на сундуке у красной портьеры и истекал кровью. Неуютно стало всем, но первым не выдержал Валентин.
– Не Эмиль?
– В том-то и дело! – А вот сейчас он признается, потому что иногда ужасно хочется признаться в глупости и страхах, ведь они в прошлом. – Ирэна, а ведь я вас ревновал к Савиньяку. Почти два часа. Вы гуляли с ним над озером, а я сочинил какую-то сказку и притащил Ойгена к вам. Они с Валентином говорили о ерунде, вернее, это было ерундой для меня, потому что я думал только о вас и о том, что сейчас вы с другим.
– К Савиньяку ревновать либо бесполезно, либо бессмысленно. – Ирэна покачала головой и, словно в ответ, по тростникам прошелся ветер. – Вам – бессмысленно. У меня с Проэмперадором Севера и Северо-Запада ничего быть не могло. Равно как и у него – со мной.
– Габриэла?
– Нет, что вы, я Габриэлу ненавидела больше, чем Лионель. Понимаете, Жермон, нас – таких, как я, мой брат, Савиньяк, мало. Мы слишком странные и слишком замерзли, чтобы тянуться друг к другу. Нам нужно тепло и возможность оставаться собой.
– Всего лишь?
– Это очень много, Жермон. Как же мне приятно повторять ваше имя еще и вслух… Нам нужно очень много тепла и очень много доверия, тогда мы никуда не уйдем и никого другого не заметим. Мы просто не станем смотреть и ревновать тоже не будем. Никогда.
– Конечно, ведь для меня есть только вы.
– Дело не в этом, – тростники укрывают, отделяют от замка с Юлианой, от дороги, от войны. Тростники шелестят о счастье, которое здесь, сейчас, рядом. – Если вам нужна именно я, вы останетесь со мной, ведь другой такой просто нет. Если вы ошиблись, вы уйдете, потому что со мной трудно…
– Никогда!.. Это твое озеро пока не замерзло?
– Оно не замерзает.
– Отлично, идем к нему.
Дорога была короткой. Или длинной. Или они всегда шли среди шепчущих стен, а все остальное было сном, игрой теней, призраком, вроде исчезающего в закате всадника и башни в степи. Где-то горели маяки, пробивалась сквозь окровавленный снег кошка, земля тянулась к небу, а небо к земле, порождая поющие смерчи. Где-то были ненависть и смерть, а здесь только Ирэна и серебряная, как ее глаза, вода. Озеро ждало дара, но Жермон не носил драгоценностей, только браслет, который не отдашь, разве что…
Странный камешек вобрал в себя закат, рассвет, ночь и две крови. Он обещал встречу среди торосов неведомого Агмарена, он с тихим плеском канул в зимнюю воду, и в ней полыхнуло разорвавшее тучи солнце. Словно подтвердило что-то очень важное.
– Все будет хорошо. – Ариго взял жену за руку, – у нас все будет очень хорошо, но на рассвете я сбегу, не прощаясь с твоими гостьями. Я хочу, чтобы мне в спину смотрела только ты.
– На башне не будет никого, кроме меня, – пообещала Ирэна, – курьер с письмами баронессы выедет позже. У тебя на руке кровь, но мне больше не страшно. Почему?
– Потому что все будет хорошо. Я сказал, а ты слышала.
