Глава 12
Крестьянин и гадюка
В половину седьмого утра комиссар Мэйн сел на первый поезд из Лондона. Накануне поздним вечером посыльный настойчиво постучал в дверь его дома на Честер-сквер в Белгравии.
Проснувшись, Мэйн быстро оделся и в сопровождении посыльного направился в резиденцию премьер-министра, где ему приказали съездить в Седвик-Хилл и незамедлительно потребовать отчета о своих действиях от Райана и Беккера.
Никаких объяснений он не дождался. Однако, поразмыслив, Мэйн пришел к выводу, что удивляться не стоит, памятуя о том, как лорд Палмерстон и министр внутренних дел приняли все меры, чтобы документы Дэниела Харкурта пропали, прежде чем полиция смогла ими воспользоваться в расследовании убийства. Похоже, теперь премьер-министр преисполнен решимости помешать еще одному направлению поисков.
Пассажиров в поезде оказалось даже меньше, чем можно было ожидать. Когда кондуктор открыл купе, в котором Мэйн ехал в одиночестве, комиссар вышел на пустой перрон и увидел темное облако дыма, клубящееся где-то за пределами городка.
– Это, случайно, не клиника дымит там, вдалеке? – спросил Мэйн железнодорожного кассира.
– Самая страшная беда, какая могла с нами случиться. Многие теперь потеряют работу.
– Где мне найти экипаж, чтобы доехать туда?
– Нигде. Все экипажи уже наняты.
– Кажется, они начинают возвращаться.
К станции с грохотом подъезжали фургоны и двуколки. Десятки мужчин и женщин – некоторые без багажа и в пальто поверх ночных рубашек – выскочили из них и, к удивлению кассира, бросились покупать билеты на ближайший поезд либо в Лондон, либо в Манчестер, либо куда-то еще.
Мэйн нанял один из фургонов и направился к источнику дыма, где встретил еще больше рассерженных и нетерпеливых людей, желающих как можно скорее попасть на железнодорожную станцию.
Картина разрушений поражала. Огонь полностью уничтожил самое большое из трех зданий. Тлеющие обломки лежали на пепелище огромной беспорядочной кучей, вся трава вокруг выгорела. В воздухе висел горький запах дыма.
Мэйн поинтересовался у садящихся в фургон пассажиров, где он может найти Райана и Беккера, но никто ничего не знал о находящихся в клинике полицейских. При этом многие добавляли, что человека, заведовавшего клиникой, нужно немедленно посадить в тюрьму за то, что он заманил столько людей в огненный капкан.
– Комиссар! – крикнул кто-то.
Мэйн обернулся и увидел спешащего к нему от левого здания Райана. Лицо инспектора осунулось, щеки были перепачканы в саже. Одет он был в белые брюки и жакет, словно служащий клиники.
– Единственная сухая одежда, какую мне удалось найти, – объяснил Райан.
Вскоре Мэйн уже знал все о тревожных событиях минувшей ночи: убийство лорда Кавендейла, нападение на Эмили, пожар.
– Мир сошел с ума, – заключил комиссар. – А где сейчас леди Кавендейл?
– Они вместе с матерью вернулись в дом лорда Кавендейла, – ответил Райан. – А после поедут в Лондон и займутся организацией похорон. Леди Кавендейл заявила, что проведет весь траурный год в доме своей матери на Парк-лейн.
Не прекращая разговора, они дошли до левого здания.
Из дверей торопливо вышли взволнованные люди с дорожными сумками в руках.
– Остановитесь! – Райан показал свой жетон. – Мне нужно поговорить с вами. Возможно, вы заметили что-нибудь странное…
Но бывшие гости клиники, не слушая его, поспешили дальше.
В холле Мэйн увидел Де Квинси и Эмили.
– Мне очень жаль, Эмили, – покачал головой комиссар, увидев свежие швы на ее щеке. – Воистину, мир сошел с ума.
К ним подошел Беккер, тоже в форменной белой одежде клиники.
– Я спрашивал у всех гостей, не знают ли они, как начался пожар. Большинство в ответ говорили: «Вы хотя бы понимаете, кто я такой?» – и проходили мимо.
– Думаю, нам и самим известно, как начался пожар, – заметил Райан.
– Да, из-за того человека, что прятался на чердаке, – согласился Де Квинси.
– Здесь кто-то прятался? – заинтересовался Мэйн.
Разговор пришлось прервать, пока четверо мужчин проносили через холл гроб.
– Да, это был нищий, – продолжил Райан. – Похоже, он забрался в дом, чтобы укрыться от непогоды. Бедняга задохнулся от дыма. Врач, возглавляющий клинику, не узнал в нем никого из гостей, за которых он несет ответственность. Мы подозреваем, что этот человек опрокинул зажженную свечу, из-за чего и начался пожар.
– Нужно провести расследование, – сказал комиссар.
– Разумеется. Но в городе столько нищих, что вряд ли кто-то его опознает.
– Обычно вы так просто не сдаетесь, Райан.
– У меня была очень тяжелая ночь, сэр.
– Это заметно.
– Комиссар, если вы не знали о пожаре, то зачем приехали сюда? – решил сменить тему разговора Беккер.
– Лорд Палмерстон хочет, чтобы вы немедленно вернулись в Лондон и явились к нему для отчета.
– Немедленно? Но мы еще не закончили свои дела здесь, – возразил Беккер. – Он не сказал вам, зачем ему понадобился наш отчет?
– Кажется, он очень недоволен вами.
– Еще одно направление расследования, которому премьер-министр преисполнен решимости помешать? – спросил Де Квинси. – Возможно, я сумею решить эту проблему, если сам побеседую с его светлостью.
– Несомненно, панихида должна пройти в Вестминстерском аббатстве, – сказала Кэролайн своей дочери. – Лорд Кавендейл заслужил это знатностью своего рода и многолетней службой на благо государства. Затем гроб с телом привезут поездом обратно и поместят в фамильном склепе, рядом с его родителями и крошкой Дженнифер.
Они были одни в комнате Стеллы. Кэролайн вместо служанки помогала дочери надеть траурное платье из черного крепа.
– Обещаю тебе, похороны получатся образцовыми. – Несмотря на усталость, Кэролайн нашла в себе силы затянуть завязки на корсете Стеллы. – Никто из аристократов не сможет сказать о них ничего дурного. Мы докажем, что обладаем ничуть не менее изысканным вкусом, чем они.
Левое колено Кэролайн чуть не подвернулось, но она удержала равновесие и увенчала голову Стеллы траурной шляпкой, затем опустила черную вуаль на бледное, но сияющее лицо дочери.
– Никогда не переставай ненавидеть их, – наставляла ее Кэролайн. – Они привыкли смотреть на нас свысока, но на самом деле ничем не лучше нас, за исключением случайной удачи родиться в благородной семье. Ненависть придаст нам сил, и мы добьемся того, чтобы никто, за исключением королевы и принца, не посмел смотреть на нас свысока.
Левая нога Кэролайн снова подогнулась.
– Ты совсем выбилась из сил, – заметила Стелла. – Тебе нужно отдохнуть.
– Ты тоже не отдыхала.
– Но мне не шестьдесят лет.
– Мы отдохнем, когда доберемся до Парк-лейн. Тем временем мою телеграмму уже должны доставить домой. Эдвард не станет даром терять время и сразу же сообщит кредиторам, что я не намерена больше оплачивать долги Гарольда. К вечеру сюда приедут фургоны и заберут всю мебель из дома и весь инвентарь из амбаров и кладовых. Гарольд узнает, каково это – остаться без единого пенни.
– Тебе в самом деле нужно присесть.
Кэролайн придирчиво осмотрела траурное платье Стеллы и покачала головой:
– Не раньше, чем мы доберемся до Парк-лейн. Друзья лорда Кавендейла осудят нас, если узнают в твоем траурном платье то, что ты надевала два года назад на похороны Дженнифер. Я пошлю в Лондон за самым лучшим портным. Он приедет на черной карете с вороными лошадьми. Ни один из наших соседей не сможет сказать, что мы не соблюли все надлежащим образом. Твое траурное платье будет самым прекрасным из всех, что видели в жизни эти аристократы, потому что ни у кого из них не было необходимых средств, чтобы пошить что-либо подобное.
Ее отвлек стук в дверь.
– Да? В чем дело?
– Маленький Джереми проснулся, – послышался из-за двери голос служанки.
Стелла торопливо открыла дверь.
Служанка старалась не замечать траурный цвет платья Стеллы.
– Ему нездоровится? – забеспокоилась Стелла. – Он кашляет? Прошлой ночью дождь едва не погубил его.
– Нет, леди Кавендейл, маленький Джереми выглядит совершенно здоровым.
– Он взял грудь кормилицы?
– Да, миледи.
Кэролайн посмотрела вслед выходящей из комнаты Стелле и только после этого шагнула к стулу у окна. Над руинами клиники нависла мрачная пелена дыма.
Это был тяжелый удар, но Кэролайн напомнила себе, что вся ее жизнь была наполнена такими ударами, которые лишь делали ее сильнее.
Не успела она присесть, как в дверях возник слуга.
– Пришел здешний гробовщик, миссис Ричмонд. Он привез свой лучший гроб и ждет вас в гостиной.
Кэролайн кивнула и вышла из комнаты.
«Свой лучший гроб? – мысленно повторила она. – Я куплю его, но только для того, чтобы перевезти тело лорда Кавендейла в Лондон. Для похорон я приобрету самый дорогой гроб самого известного гробовщика во всем городе. Нет, во всей стране».
Провожавший ее вниз по лестнице слуга добавил:
– А еще какой-то мужчина хочет поговорить с леди Кавендейл.
– Кто он такой?
– Какой-то служащий клиники.
– Доктор Уэйнрайт?
– Нет, госпожа. Я его никогда прежде не видел.
– Скажите гробовщику, что я приму его через минуту.
Слуга направился в гостиную, а Кэролайн зашагала к прихожей, изо всех сил стараясь не прихрамывать на левую ногу.
– Сходите в кухню и выпейте чего-нибудь освежающего, – велела она лакею у дверей.
– Благодарю вас, госпожа.
Как только лакей исчез из виду, Кэролайн открыла дверь.
Там стоял мужчина в фирменной белой одежде клиники.
– Мне нужно поговорить с вами и со Стеллой.
– Вы с ума сошли, если решились прийти сюда.
– У меня не было иного выбора.
– В полночь, – сказала ему Кэролайн. – В доме в Блумсбери.
– Третьим классом? – возмутился Гарольд.
– Будьте довольны тем, что не пойдете пешком, – ответил Райан.
Гарольд разинув рот смотрел на вагон третьего класса, который не имел купе, а представлял собой большое помещение, напоминающее загон для скота.
Обычно здесь стояли одни лишь простолюдины, но этим утром так много гостей клиники захотели срочно вернуться в Лондон, что, когда все места первого и второго класса уже были заняты, кое-кто из них скрепя сердце согласился ехать в тесноте, испытывая унижение от постоянных толчков соседей.
Возможно, они ворчали бы меньше, если бы в клинике им позволяли читать газеты. Тогда эти джентльмены узнали бы об убийстве Дэниела Харкурта и других происшествиях, связанных с поездами. Возможно, они даже решили бы вообще не садиться в поезд. Вместо того чтобы рисковать жизнью второй раз за сутки, они, возможно, с радостью наняли бы экипаж и спокойно доехали туда, куда им было нужно.
Беккер стоял рядом с Райаном и всматривался в толпу.
Он заметил, как в багажный вагон погрузили гроб. Вероятно, один из русских тоже сейчас наблюдал за этим.
Сержант перевел взгляд на многочисленных пассажиров, спешивших к вагонам второго класса. Поскольку он знал, кого нужно искать, то сразу увидел согбенную годами женщину в шляпе с вуалью. Ей потребовалась помощь, чтобы войти в купе.
Мужчина, любезно предложивший ей эту помощь, был одет в мешковатое пальто коммивояжера и плоскую шляпу. Без серебристых усов и надменной манеры держаться узнать Уэйнрайта было довольно трудно.
Беккер оглянулся на Райана:
– В купе комиссара достаточно места.
– Я и мысли не могу допустить, чтобы Эмили ехала вместе с человеком, ударившим ее, – сказал Райан.
– Комиссара полиции? – воспрянул духом Гарольд. – Отведите меня к нему. Он прикажет снять с меня наручники.
– Садитесь в этот чертов вагон, Гарольд!
Райан подтолкнул его к переполненному вагону третьего класса, а Беккер направился вдоль состава к голове поезда. Он вошел в купе, где сидели Эмили, ее отец и комиссар Мэйн. Несмотря на ажиотаж, комиссар настоял на том, чтобы в его купе никого больше не подсаживали.
– У всех вас измученный вид, – заметил Мэйн. – И я не обижусь, если вы будете спать всю дорогу до Лондона.
– Нам еще очень многое нужно обсудить, – возразил Де Квинси, перебирая пальцами по бутылочке с лауданумом. – Эмили, ты проследила за тем, чтобы все мои телеграммы отправили немедленно?
– Разве я когда-нибудь тебя подводила, отец?
– Вот и хорошо. К вечеру ответы должны прислать в особняк лорда Палмерстона. Комиссар, мне понадобятся полдюжины констеблей в гражданской одежде.
– Непременно в гражданской?
– А сержант Беккер должен рассказать мне о пожаре, случившемся в поезде в субботу вечером, – добавил Де Квинси.
Лорд Палмерстон сидел за накрытым к завтраку столом и уныло смотрел на чай, тосты с маслом и мармеладом, бекон и яйцо всмятку.
– Милорд, вам не нравится завтрак? – встревожился слуга.
– Похоже, у меня сегодня нет аппетита, – ответил премьер-министр и попробовал отхлебнуть чая, но с трудом заставил себя сделать глоток.
– Может быть, овсяная каша больше придется вам по вкусу, – предложил слуга:
– Нет, прошу вас, унесите все это.
В столовую вошел другой слуга:
– Милорд, прибыл тот, за кем вы посылали.
«Наконец-то!» – мысленно обрадовался лорд Палмерстон.
Он положил на стол вышитую салфетку, поднялся и подождал, когда слуга отодвинет стул. Затем расправил плечи и выпятил грудь, стараясь выглядеть моложе своих лет.
Однако, пройдя по коридору в холл, он увидел лишь одного Эдварда Ричмонда, без Кэролайн. Костюм Ричмонда, его бородка и трость выглядели безукоризненно, как всегда. Единственным отличием было отсутствие обычной для пэра обаятельной улыбки.
– Доброе утро, премьер-министр.
– Ричмонд? – Лорд Палмерстон попытался скрыть разочарование. – Я думал, Кэролайн приедет вместе с вами.
– Она должна скоро вернуться из Седвик-Хилла. Только что я получил от нее телеграмму с печальными известиями.
Лорд Палмерстон внутренне собрался. После едва не удавшейся попытки взорвать мост минувшей ночью он меньше всего нуждался в новых дурных новостях.
– С прискорбием должен сообщить, что лорд Кавендейл убит вчера вечером, – продолжил Эдвард.
– Убит?
– Собственным сыном.
Сообщение потрясло лорда Палмерстона. Он не был близко знаком с лордом Кавендейлом, но это не имело никакого значения. Смерть одного из пэров была ударом для каждого из них, напоминанием о том, что, несмотря на высокое положение, дарованное Господом, все они смертны.
– Наверное, я не расслышал. Его убил собственный сын?
– Чтобы получить наследство и расплатиться с карточными долгами, – объяснил Эдвард. – Но боюсь, что вторая новость, которую сообщила мне Кэролайн, не менее печальна.
– Как, есть еще и вторая?
– Гидропатическая клиника доктора Уэйнрайта уничтожена пожаром минувшей ночью.
Лорд Палмерстон попытался сохранить спокойствие.
«Доктор Мандт, – подумал он. – Что с доктором Мандтом?»
– Вы плохо себя чувствуете, милорд? – забеспокоился Эдвард.
– Из-за продолжающейся войны мне пришлось провести в эти выходные несколько важных ночных встреч.
– Не сомневаюсь, что государственные дела отнимают у вас очень много сил. Если вы окажете мне любезность и объясните, зачем посылали за мной, я постараюсь не злоупотреблять вашим временем.
– Давайте поговорим наверху.
– Ваш посыльный указал на некие важные причины, по которым я должен зайти к вам через черный ход, – произнес Эдвард, поднимаясь по ступенькам. – Признаться, меня весьма заинтриговали мотивы такого поведения.
– Учитывая экономические трудности, вызванные недавними нападениями на железной дороге, я подумал, что это было бы недальновидно, если бы вы открыто навестили меня здесь или на Даунинг-стрит или же меня заметили бы входящим в ваш дом на Парк-лейн. Обыватели задумались бы, почему я решил проконсультироваться с финансовым экспертом, не связанным с правительством, а не с канцлером казначейства. Это могли расценить как недоверие к нему.
– Канцер казначейства действительно самый подходящий человек для консультаций по финансовым вопросам, – заметил Эдвард.
– Но то, что я хочу с вами обсудить, никак не связано с правительством.
Они добрались до верхнего этажа. Напротив танцевального зала располагалась уютная библиотека. Лорд Палмерстон прикрыл дверь, предложил гостю сесть и сам устроился лицом к нему.
– Прошу вас, объясните, в чем суть вопроса, – первым заговорил Эдвард.
– Хотя Фондовая биржа сегодня еще не открылась, мне бы хотелось узнать, слышали ли вы какие-то прогнозы относительно железнодорожных акций, – начал лорд Палмерстон.
– Все сходятся на том, что они упадут еще на двадцать процентов. Не только железнодорожные, но и акции всех связанных с ними предприятий в таких отраслях, как горное дело, мануфактурное производство и морские перевозки.
У лорда Палмерстона перехватило дыхание.
– Это неизбежно, – добавил Эдвард. – Рынку требуется время, чтобы приспособиться к новым условиям.
– Сколько времени это может занять?
– Трудно предсказать заранее, но уверяю вас, что рынок справится с недавними потрясениями. Так происходит всегда. В любом случае сейчас самый удобный момент.
– Не понял, что вы имели в виду.
– Чтобы скупать акции, – объяснил Эдвард.
– У меня были противоположные намерения.
Эдвард нахмурился:
– Вы хотите сказать, что испытываете финансовое давление, вынуждающее вас продать акции?
– В Ирландии выдалась на редкость суровая зима, и мои арендаторы не в состоянии заплатить обычную ренту. А без этого дохода…
– Насколько неотложны ваши долги?
– Выплаты по закладной на этот дом нужно сделать через три дня. В прежние времена это не составило бы труда, даже без учета земельной ренты. Но обязанности премьер-министра оказались куда многочисленнее, чем я ожидал. За те шесть недель, что я занимаю этот пост, мои запасы иссякли. Сегодня я собирался продать часть железнодорожных акций, но принял это решение до того, как все произошло. А теперь, когда акции резко упали…
– Я бы не рекомендовал вам продавать их.
– Но у меня нет выбора.
– Краткосрочный заем – вот лучшее решение, – сказал Эдвард лорду Палмерстону. – Когда акции снова пойдут вверх, а они обязательно поднимутся в цене, вы сможете продать их без убытка для себя. Процент по ссуде окажется сущим пустяком в сравнении с той болью, которую вы испытаете, узнав, что продали акции по мизерной части их стоимости. Каков размер ваших долговых обязательств?
– Десять тысяч фунтов.
Эдвард задумался, услышав такую серьезную сумму.
– Если я немедленно отправлюсь в Сити, то смогу подготовить заем к исходу дня.
– Но кредиторы не должны знать, кто получит эти деньги, – предупредил лорд Палмерстон. – Если поползут слухи, что премьер-министр испытывает финансовые затруднения, Фондовая биржа расценит это как еще один знак того, что страна находится на краю гибели.
– Я могу обставить дело так, чтобы никто не узнал, кому предназначены эти деньги, – заверил его Эдвард. – Но заимодавцы потребуют залога.
– Как вы думаете, они согласятся принять в качестве залога мои акции?
– Поскольку эти акции значительно упали в цене, они могут потребовать также ваши акции шахт, фабрик и пароходных компаний. Может быть…
– Что вы задумали?
– Чтобы никто ничего не узнал, я сам предоставлю вам этот заем.
В полицейском участке Уайтхолла седой дежурный с большим интересом слушал объяснения Райана, снимавшего наручники с Гарольда.
– Задушили собственного отца, значит? – переспросил морщинистый полицейский. – А потом ударили вдову и ее мать, чтобы уж наверняка?
– Хорошо, я признаю, что ударил их, – сдался Гарольд. – Но я не имею никакого отношения…
– Он также ударил дорогого мне друга, – добавил Райан. – И рассек ей лицо.
– Вот уж точно наверняка, – заключил дежурный.
– Это какое-то безумие! Подождите, министр внутренних дел еще узнает, как вы со мной обращались! – возмутился Гарольд.
– Я позабочусь, чтобы сэру Джорджу обо всем доложили, – пообещал Райан. – Ему будет интересно узнать и о вашем брате.
– При чем здесь мой брат?
– Два года назад вы с братом уехали в Германию, чтобы посетить там казино, но, как мне рассказали, домой вернулись только вы. По вашему утверждению, ваш брат умер от брюшного тифа, однако вы так и не предоставили свидетельства о его смерти.
– Свидетельство лежало в саквояже, который украли из квартиры, в которой я останавливался, – ответил Гарольд.
– Что ж, я надеюсь, что телеграмма от германской полиции подтвердит причину смерти, – сказал Райан. – Но если этого не случится, присяжные могут прийти к заключению, что вы убили своего старшего брата, чтобы стать вместо него наследником состояния вашего отца. А вчера вечером, после двух лет ожидания, окончательно потеряли терпение и убили также и отца. Почему бы вам не облегчить совесть чистосердечным признанием, Гарольд?
– Прекратите называть меня Гарольдом! Я лорд Кавендейл!
Дежурный оскалил в усмешке щербатый рот:
– Мы здесь не привыкли общаться с пэрами, милорд. Но у меня найдется для вас особая камера. Идите за мной. До конца коридора и направо. Особая она потому, что там никогда не бывает сквозняков.
– Сквозняков? – удивился Гарольд.
– Да, потому что там нет окна. Если вы спросите мое мнение, то лучше сидеть в темноте, чем на сквозняке.
– Я хочу встретиться со своим адвокатом!
– Вашего адвоката недавно убили, – напомнил Райан.
– Тогда пошлите за кем-нибудь из его конторы!
Дежурный почесал лысую макушку:
– Вы где-нибудь видите посыльных, которые только и ждут, чтобы их отправили с поручением?
– Хорошо, я сам найду посыльного, – заявил вдруг Беккер, который все это время стоял поодаль и прислушивался к разговору.
Райан изумленно обернулся к нему.
– Если мы предоставим ему все полагающиеся условия, наши доказательства будут выглядеть еще убедительнее.
– Доказательства, которые он, по его же собственному признанию, пытался уничтожить, – подчеркнул Райан.
– Так вы пытались уничтожить доказательства, милорд? – спросил дежурный, ведя Гарольда по коридору с тюремными камерами. – И куда катится этот мир…
История дома номер 10 по Даунинг-стрит восходила к началу семнадцатого века, когда сэр Ричард Даунинг построил несколько небольших особняков рядом со зданием Парламента. Три из них объединили в лабиринт из сотни комнат, включающий в себя канцелярии правительства и жилые помещения, но никто из премьер-министров не проживал там постоянно, поскольку грунт был слишком мягким, из-за чего полы просели, стены накренились, а камины плохо растапливались.
Сидя за столом в своем кабинете, лорд Палмерстон мрачно уставился на трещину в обшивке стены. Казалось, трещина стала шире с тех пор, как он занял пост премьер-министра.
Раздался стук в дверь.
– Войдите, – устало произнес лорд Палмерстон.
В кабинет вошел секретарь:
– Премьер-министр, двое полицейских из Скотленд-Ярда хотят видеть вас. Они говорят, что вы их ждете.
– Позовите их.
– С ними еще двое, милорд.
– Еще двое?
– Невысокий пожилой мужчина и женщина, носящая под юбкой нечто напоминающее шаровары.
Лорд Палмерстон простонал:
– Позовите и их тоже.
– Прошу прощения, премьер-министр, но мужчина заявил, что будет лучше, если сначала он поговорит с вами наедине.
Лорд Палмерстон снова посмотрел на трещину в обшивке, и теперь она показалась ему еще более широкой.
Он вздохнул и кивнул.
В кабинет вошел Де Квинси, зажав в руке бутылочку с лауданумом, словно амулет.
– Благодарю вас, милорд, за то…
Что-то рядом со столом лорда Палмерстона привлекло его внимание, он замолк на полуслове и подошел к стене.
– Что-то случилось? – спросил лорд Палмерстон.
– Эта картина. Она чуть накренилась.
Пожилой человек поправил раму.
– И эта тоже. И эта.
Де Квинси прошел вдоль стены, поправляя картины.
– Бесполезно, – сказал ему лорд Палмерстон. – Стены дома покосились из-за мягкого грунта. Я уже несколько раз пытался выправить эти картины, после того как стал премьер-министром.
– Если все картины будут висеть под углом, мой разум может решить, что это я стою под углом, – заключил Де Квинси. – И я бы, сам не сознавая этого, начал наклоняться в сторону, чтобы соответствовать положению картин.
– Да, да. Так что вы хотели со мной обсудить?
– Милорд, один немецкий врач прославился тем, что спас жизнь простому крестьянину.
– Не сомневаюсь, что это увлекательнейшая история, но не могли бы вы перейти…
– Крестьянин работал в поле, но к полудню почувствовал, что устал, и прилег на траву немного вздремнуть. Из-за повреждения носа ему приходилось дышать через рот. И пока он спал с открытым ртом, туда проскользнула гадюка. Когда друзья подошли к нему, чтобы разбудить, они увидели, как хвост змеи исчез у него во рту.
Лорд Палмерстон постарался не показывать, какое беспокойство вызвала у него эта история, и отнюдь не из-за змеи.
– Разумеется, они подняли крик, – продолжал Де Квинси. – Некоторые из них побежали в деревню, рассказывая всем встречным о том, какое ужасное бедствие постигло их друга. Они опасались того, что произойдет, когда гадюка поймет, что оказалась в желудке крестьянина. Несомненно, она попытается выбраться тем же путем, каким и заползла, но наткнется на препятствие, о котором не подозревала, – желудочный клапан, закрывающий выход. От злости или страха она могла бы вонзить свои клыки в эту преграду. И тогда бедному крестьянину не прожить и нескольких минут.
Лорд Палмерстон сидел как на иголках, уже зная, чем закончится эта история.
– Это произошло в одном из немецких государств. По воле судьбы, в деревню как раз приехал врач. Он поспешил сначала в аптеку, а затем в поле к крестьянину, который к тому времени уже проснулся и обливался холодным потом от ужаса. Оставшиеся с ним друзья предупредили несчастного, чтобы он не шевелился и не тревожил змею, свернувшуюся в кольцо у него в желудке. Он лежал неподвижно, затаив дыхание. Змея шевельнулась, пощекотав стенки желудка. Во рту у бедняги пересохло, но он не решался утолить ужасную жажду.
Врач удивил всех, заявив: «Как раз это вам и нужно сделать. Пейте». Он открыл бутылочку, приобретенную у аптекаря, и дал крестьянину сделать несколько глотков.
«Что в этой бутылке?» – спросил кто-то.
«Лауданум», – ответил доктор.
«Как – лауданум? Вы заставили его выпить столько, что это убьет его!» – возмутились друзья несчастного.
«Или убьет змею», – спокойно возразил врач.
Он приподнял крестьянину голову и вынудил сделать еще несколько глотков. Наконец тот застонал, уткнулся лицом в траву и потерял сознание. Когда его тело замерло и он перестал дышать, друзья решили, что он умер. И принялись оплакивать несчастного, ропща на Господа, создавшего мир, населенный змеями. Не забыли они и о том, что змей олицетворяет сатану. И о докторе тоже не забыли. Огорченные смертью своего друга, крестьяне грозились избить его, если не еще хуже, но доктор убедил их довериться его опыту. Солнце уже село. Сгустились сумерки. Они накрыли своего бедного друга одеялом, а сами разожгли костер и уселись вокруг.
«Доверьтесь моему опыту», – повторил врач.
Солнце поднялось. Крестьянин продолжал лежать неподвижно. «Пошлите в соседнюю деревню за священником, – сквозь слезы сказала его жена. – И позовите гробовщика». Но в этот миг крестьянин снова застонал. Пальцы его зашевелились. Веки затрепетали. Его грудь приподнялась, и он глубоко вдохнул.
«Просто чудеса!» – воскликнула его жена.
«Да, чудеса медицины», – согласился врач.
Следующие два дня крестьянин не мог работать в поле. Жена приготовила ему любимое жаркое и настаивала, чтобы он съел хотя бы немного, но он жаловался на ужасную тяжесть в желудке, словно только что вернулся с обильного обеда. Это, разумеется, была мертвая змея, которую он изверг из кишечника к исходу второго дня.
Де Квинси отпил лауданума из бутылочки.
– Не вижу никакого смысла в вашей истории, – заметил лорд Палмерстон. – Если только вы не хотели сказать, что лауданум сделал вас неуязвимым для змей.
– Этого врача звали Мартин Вильгельм Мандт, – добавил Де Квинси.
– Мандт? – Лорд Палмерстон сделал вид, будто напрягает память. – Не думаю, что когда-либо слышал…
– Этот случай прославил доктора Мандта по всей Германии, и о нем сообщили во многих газетах, некоторые из них я имел обыкновение прочитывать, поскольку жил в Эдинбурге по соседству с небольшой немецкой общиной и старался сохранить навык беглого разговора на немецком.
– У меня нет времени читать немецкие газеты, – возразил лорд Палмерстон, вставая со стула.
– Уделите мне еще одно мгновение, милорд. Связь скоро станет очевидной. Это происшествие прославило Мандта и за пределами Германии, в особенности в России, где царь Николай настолько восхитился его способностями, что пригласил Мандта ко двору в Санкт-Петербург и попросил исполнять обязанности своего личного врача.
При упоминании царя Николая лорд Палмерстон почувствовал, как пол под ним покачнулся.
– Вчера вечером в клинике Седвик-Хилла моя дочь и я случайно столкнулись с немецким врачом, – сказал Де Квинси.
Лорд Палмерстон снова опустился на стул.
– Его также видели инспектор Райан и сержант Беккер. Немецкий врач был сильно напуган. Его разыскивали двое русских – фактически охотились за ним.
– Русские, – пробормотал лорд Палмерстон.
– Был еще третий русский, но доктор позже рассказал, что нанес ему удар ножом, когда тот обнаружил его укрытие на чердаке клиники.
Лорду Палмерстону едва не сделалось дурно.
– Во время драки разбился фонарь и начался пожар, – продолжал Де Квинси.
Лорду Палмерстону почудилось, будто бы он тоже проглотил змею.
– Я слышал о пожаре.
– Доктор говорил только по-немецки, – подчеркнул Де Квинси. – Ни Эмили, ни инспектор Райан, ни сержант Беккер не владеют этим языком, поэтому в нашей компании только я был в состоянии общаться с ним. И кое-что из сказанного им я не стал переводить остальным.
– Что именно?
– Его имя.
Лорд Палмерстон протяжно вздохнул.
– Эмили, инспектор Райан и сержант Беккер не знают, кто он такой. Они не догадываются о том, что он был лейб-медиком царя Николая, пока тот не скончался с месяц назад. Я могу дать только одно объяснение тому, почему русские настолько обозлились на него, что преследовали до самой Англии, и настолько напугали, что доктору пришлось прятаться. Но эта догадка не из тех, что я осмелюсь произнести вслух, даже в приватной беседе в вашем кабинете.
Лорд Палмерстон сделал все возможное, чтобы его голос прозвучал спокойно и уверенно.
– И где сейчас доктор Мандт?
– Чтобы помешать охотившимся за ним русским, инспектор Райан и сержант Беккер обставили все так, будто бы Мандт погиб во время пожара. Райан распорядился, чтобы к руинам клиники доставили гроб. Затем гроб перевезли в контору местного гробовщика. В скором времени оттуда вывезли два других гроба: один – к поезду, следующему в Лондон, другой – в дом лорда Кавендейла. Живой или мертвый, Мандт мог отправиться в разных направлениях, так что у русских не было никакой возможности проследить за всем. Тем временем Уэйнрайт и доктор Мандт загримировались и исчезли.
– Вы имели в виду доктора Уэйнрайта?
– Он такой же доктор, как уличный разносчик газет. Но у него, очевидно, имеются другие достоинства. В какой-то момент доктор Мандт сказал мне, что Уэйнрайт знает, куда его нужно доставить, если он переживет эту ночь.
После долгого колебания, лорд Палмерстон наконец произнес:
– Да, это правда.
– Милорд, я пришел сюда, чтобы уверить вас, что ни я, ни Эмили, ни инспектор Райан, ни сержант Беккер никогда не выскажем вслух наши подозрения о том, что произошло вчера вечером в гидропатической клинике. На самом деле детективы лишь способствовали вашему намерению как можно скорее отправить в путь доктора Мандта. Комиссар Мэйн пребывает в полном неведении касательно всего этого. Он полагает, что в гроб положили неопознанного нищего, который решил укрыться в клинике от непогоды и по неосторожности поджег дом. Вашей тайне ничто не угрожает. В свою очередь я надеюсь, что моей дочери и всем остальным тоже ничто не грозит.
– Вы намекаете, что я мог бы причинить вред кому-то из них, чтобы скрыть…
– Мир накренился, милорд, как и эти картины.
Лорд Палмерстон снова взглянул на трещину в обшивке.
– Даю слово, что никому из вас не причинят вреда.
– Благодарю вас, милорд. Осмелюсь спросить, привела ли ваша тактика к успеху?
– Вы бесстрашный человек.
– Я боюсь только за свою дочь и своих друзей, премьер-министр. Что касается меня, то шесть недель назад я уже говорил вам, что я единственный человек из всех, кого вы когда-либо встречали, который настолько мало заботится о себе, что рискует говорить вам чистую правду.
Лорд Палмерстон смерил Любителя Опиума долгим взглядом и наконец кивнул:
– Новый царь не испытывает такой жажды продолжать войну, какой отличался его отец. Появились признаки того, что его больше беспокоит растущее недовольство подданных из-за нехватки продовольствия, вызванной войной. Мы планируем новое наступление. Могу предположить, что военные действия прекратятся к весне следующего года.
– Но вы не выглядите триумфатором, милорд.
– Мне вспомнилась еще одна фраза, сказанная вами шесть недель назад.
– Какая именно?
– Неограниченная власть может стать невыносимым бременем.
– Дэниел Харкурт был вашим поверенным, милорд. Когда вы не позволили полиции получить доступ к его документам, это было связано с тем, что Харкурт помогал вам в деле, о котором не должен узнать ни один из членов правительства?
– Я не могу ответить на этот вопрос.
– Тогда, может быть, вы ответите на другой? Ваше желание держать инспектора Райана и сержанта Беккера подальше от гидропатической клиники было вызвано только опасениями, что они узнают о докторе Мандте?
– А чем еще оно может быть вызвано?
– Возможно, вы догадываетесь, кто убил Дэниела Харкурта, и хотите защитить убийцу.
– Защитить… Бог мой, Дэниел был моим другом! Мне было невыносимо больно мешать расследованию.
– Значит, теперь, когда доктор Мандт отправился в безопасное место, вы больше не будете препятствовать следствию? – спросил Де Квинси. – Инспектор Райан, сержант Беккер, Эмили и я вольны использовать все возможности, чтобы найти убийцу?
– Если вы поймаете его – кем бы он ни был, – я сам готов исполнить работу палача.
По темному коридору шли сразу два адвоката, а не один – и солиситор, и барристер. Гарольд порывисто вскочил с койки.
– Скиффингтон и Лавери, спасибо, что пришли! – Гарольд знал их не только как адвокатов, но и как партнеров по карточной игре и поэтому обратился к ним по-дружески. – Я уже начал отчаиваться!
– Нам рассказали о ваших трудностях с законом, – отозвался тот из двоих, кто выглядел более солидно.
– Значит, вы понимаете, насколько нелепы эти обвинения. Подготовьте любые документы, какие только понадобятся. Вытащите меня из этого отвратительного места.
Оба адвоката смущенно посмотрели на него.
– Мы решили оказать вам любезность и прийти лично, – произнес более худой из них.
– Я вижу! А теперь сделайте все необходимое, чтобы вытащить меня отсюда.
– Есть некоторые затруднения, – сказал один из адвокатов.
– О чем это вы?
– Нас наняли не для того, чтобы защищать вас в суде.
– А для чего же?
– Обычно мы не называем имя нанимателя, но на этот раз мы получили распоряжение сообщить вам, что нас наняла миссис Ричмонд.
– Что?
– Миссис Ричмонд наняла не только нас, – добавил барристер. – Но даже если не принимать это во внимание, не могу представить, чтобы какие-то уважаемые адвокаты взялись за ваше дело. Их поднимут на смех, если они попытаются так поступить.
– Поднимут на смех?
– Попробуйте взглянуть на факты с точки зрения присяжных, – предложил барристер.
– Да, разумеется! И сразу же станет ясно, что это нелепая ошибка!
– Вы обвиняете вашу мачеху в убийстве вашего отца.
– Не называйте ее моей мачехой! Ненавижу это слово!
– Очевидно, вы ненавидите ее саму, поскольку она заняла место вашей покойной матери. Неудивительно, что вы пытаетесь возложить вину именно на нее. У вас имеются крупные карточные долги, не так ли? – продолжал барристер.
– Вам прекрасно известно о моих долгах. Кое-что я задолжал и вам.
– Вы признались, что пытались уничтожить улики, доказывающие вашу вину.
– Я просто не хотел, чтобы кто-нибудь подумал, будто бы я…
– Гарольд, я еще раз прошу вас посмотреть на факты с точки зрения присяжных. Со смертью вашего старшего брата – весьма подозрительной смертью, которую обвиняющая сторона, несомненно, тщательно расследует, – вы стали старшим мужчиной в роду и, согласно закону, должны были унаследовать имущество вашего отца. Его вдова не имеет никаких прав. Она целиком зависит от великодушия наследника, и вы продемонстрировали свою власть над ней, выставив ее из дома под ливень. А теперь ответьте мне, Гарольд, какой мотив мог быть у вашей мачехи для убийства вашего отца? Она ничего от этого не выиграла бы.
– Какой мотив? Ну хорошо, я… если вы дадите мне время…
– Единственный человек, которому была выгодна смерть вашего отца, – это вы сами.
Когда Де Квинси и Эмили зашли в магазин, зазвенел колокольчик и атлетического вида мужчина, занятый раскладыванием пистолетов на витрине, поднял голову. Всевозможное огнестрельное оружие – с коротким и длинным стволом, с револьверными барабанами и без – было повсюду, металл и полированное дерево сверкали почти так же ярко, как украшения в ювелирном магазине.
Продавец окинул оценивающим взглядом странную одежду Эмили, а потом указал на швы на ее щеке.
– Вам, должно быть, очень больно, мисс?
– Уже не очень, спасибо.
– Рад это слышать. – Продавец уперся руками в прилавок. – Могу я чем-то помочь вам? Простите мою откровенность, но вы не похожи на людей, желающих приобрести охотничье оружие для джентльменов.
– Будьте любезны, прочтите вот это, – ответил Де Квинси и вытащил из кармана письмо.
Продавец хмуро посмотрел на бросающуюся в глаза правительственную печать в верхней части листа.
– Похоже, это от премьер-министра.
– Именно так. Как видите, в письме содержится просьба оказать нам всяческое содействие в вопросах, связанных с работой полиции, которой мы помогаем.
– Мы с отцом обошли много оружейных магазинов, – прибавила Эмили. – Но самыми лучшими называют два магазина на Риджент-стрит и ваш, на Оксфорд-стрит.
– Конечно же, в Лондоне много оружейных магазинов, – согласился продавец, – но если клиент не хочет, чтобы у его ружья при малейшей ошибке в расчете порохового заряда разнесло ствол, то ему нужно обращаться в наш магазин либо в те два, о которых вы сказали.
– Нас особенно интересует порох, о котором вы упомянули, – отметила Эмили.
Продавец недоверчиво посмотрел на нее:
– Вот уж не думал, что когда-нибудь мне придется говорить о порохе с женщиной.
– Сначала в ствол засыпают порох, а потом забивают пулю и пыж, правильно? – спросила Эмили.
– Да, – удивленно подтвердил продавец.
– А в каких емкостях продается порох? – задала она новый вопрос.
– В десятифунтовых деревянных бочонках вроде этого. – Продавец открыл дверцу шкафа и поднял с полки бочонок. – Наш порох куда лучше, чем тот, что продают в маленьких магазинах. Там его разбавляют размолотым в порошок углем, чтобы из двух бочонков получилось три. От такого пороха не дождешься ничего, кроме шипения.
Де Квинси подумал о бомбе, что взорвалась на вокзале Ватерлоо, и вступил в разговор:
– К вам заходил констебль, интересующийся, не покупал ли здесь кто-нибудь порох в пятницу днем или в субботу утром?
– Да, и я сказал ему, что несколько человек действительно покупали у меня порох.
– И как он воспринял ваши слова?
– Похоже, он не придал им особого значения.
– Ах вот как? А почему? – спросила Эмили.
– По правде, он спросил, не покупал ли порох какой-нибудь подозрительный тип. А я заверил его, что мы не обслуживаем подозрительных типов. Это ведь Мейфэр, в конце концов.
– Совершенно верно, – согласилась Эмили. – Но когда порох покупали внушающие доверие клиенты, вы ничего необычного не заметили?
– Большинство джентльменов приходят со своими егерями, которые могут помочь советом, какое оружие лучше купить. Иногда джентльмены приезжают в одиночку, просто чтобы посмотреть на оружие, а потом заказать порох и пули. В таких случаях они оставляют адреса, чтобы покупки доставили в их поместья.
Продавец на мгновение замолчал.
– Вы что-то вспомнили, да? – поторопила его Эмили.
– В пятницу днем к нам заходил один егерь. Он объяснил, что его хозяин, лорд Эшли, желает приобрести штуцер для охоты на оленей в Шотландии. Затем осмотрел несколько образцов и обещал передать свои рекомендации его светлости. Заодно он купил пули и бочонок пороха, и поскольку я не мог гарантировать, что доставлю покупки раньше понедельника, лесничий попросил упаковать товар так, чтобы его можно было забрать с собой. По его словам, он возвращался в поместье лорда Эшли и решил сам отвезти порох, чтобы его светлости не пришлось скучать в субботу и воскресенье.
– А как вы узнали, что этот человек егерь? – поинтересовался Де Квинси.
– По деревенской одежде и шляпе и еще по обветренному лицу.
– Вы записали его имя?
– Раз уж мне не пришлось самому доставлять бочонок, то я и не стал спрашивать ни его имени, ни названия поместья лорда Эшли.
– Но может быть, вы запомнили еще какие-то особенности его внешности? – спросила Эмили.
Беккер остановился на шумном пересечении шести улиц, где, по словам Райана, находился центр мира. Он осмотрел необъятный Английский банк и восемь массивных колонн Королевской биржи.
Немного сбитый с толку, он рассудил, что ему следует зайти именно на Королевскую биржу, но оказалось, что здесь на самом деле расположены страховые компании. Тогда сержант остановил мужчину, с обреченным видом прижимавшего к груди папку с бумагами, и спросил:
– Не подскажете ли вы, где здесь покупают и продают акции?
– За углом, но помоги вам Бог, если вы туда собрались.
Беккер прошел мимо экипажей, пассажиры которых смотрели на него так, будто готовы были перерезать ему горло. Он зашел в другой дворец с колоннами и увидел внутри сотни отчаявшихся мужчин, непрерывно выкрикивающих названия, количество и цены акций.
«Сумасшедший дом», – подумал Беккер.
Он остановил еще одного обреченно выглядевшего человека и, повысив голос, чтобы перекричать шум, поинтересовался:
– С кем можно переговорить насчет железнодорожных акций?
– Помоги вам Господь, если вы решили их продать.
– Но с кем мне поговорить?
– Там. Все там.
И побледневший мужчина вышел из здания.
Беккер направился в ту сторону, куда показал этот несчастный, с трудом протискиваясь сквозь бурлящую толпу.
Чуть в стороне, с отвращением глядя на всю эту картину, стоял круглолицый широкоплечий мужчина.
Беккер быстро показал ему свой жетон так, чтобы мужчина понял, что перед ним полицейский, но не успел прочитать, что он служит в Столичной полиции, не имеющей полномочий в этом районе города.
– Я хотел бы поговорить о железнодорожных акциях, – сказал Беккер.
– Никогда не слышал о полицейском, который мог бы позволить себе покупать акции.
– И который был бы настолько глуп, чтобы так поступить?
Мужчина еще раз взглянул на Беккера и рассмеялся:
– В первый раз за весь день меня что-то развеселило. Так что вы хотите?
– Здесь найдется какое-нибудь тихое местечко?
– Дальше по коридору. Там у меня кабинет.
Мужчина проводил его внутрь, закрыл дверь и жестом предложил сесть.
– Так почему полиция заинтересовалась железнодорожными акциями?
– Она сегодня упали в цене?
– Как камень в воду. А вместе с ними акции морских перевозок, шахт и фабрик. Сегодня рухнуло благополучие многих людей. Русские все-таки нашли способ победить нас.
– Может быть, это сделали не русские.
– Что вы хотите этим сказать?
– Расскажите мне, как все это работает.
Мужчина пожал плечами:
– Допустим, кто-то решил основать компанию. Но у него не хватает денег, и он продает акции тем людям, кто хочет владеть частью этой компании. Если она работает с прибылью, акционеры получают процент. Но когда все акции уже проданы, другие люди тоже могут захотеть стать акционерами, и тогда они покупают акции у тех, кто ими владеет. Если спрос велик, то владельцы акций просят за них больше денег, чем заплатили сами. Фондовая биржа – это место, где встречаются продавцы и покупатели. А посредники, организующие покупку или продажу, получают свои комиссионные.
– Похоже, что тот, кто находится посередине, устроился лучше всех.
Широкоплечий мужчина снова рассмеялся.
– Как вас зовут?
– Сержант Беккер.
– А меня – Стивен Кори.
Они обменялись рукопожатиями.
– Я просто хочу удостовериться, что все понял правильно, – сказал Беккер. – Когда дела у компании идут плохо, люди начинают беспокоиться и продают акции. Цена на них падает, потому что вряд ли кто-то рискнет купить акции компании, которая близка к разорению.
– Все верно. Возможно, вам стоило бы сменить профессию. Если вас это заинтересует, я мог бы поговорить кое с кем и вы получили бы работу здесь, – предложил Кори.
– Я видел здесь много несчастных людей.
Кори опять рассмеялся:
– Жаль, что вы не появились здесь три часа назад.
– Значит, те, кто покупает акции, уверены, что компания справится с трудностями и цена снова возрастет.
– В этом вся суть.
– А как мне узнать, кто покупает железнодорожные акции?
В окне конторы на Риджент-стрит были выставлены изображения самых роскошных домов в Мейфэре. Когда Райан открыл дверь, сидевший за столом мужчина присмотрелся к нему, но решил, что он не похож на потенциального клиента, и снова уткнулся в бумаги.
Инспектор предъявил ему свой жетон:
– Не сочтите за труд ответить на несколько моих вопросов.
Теперь мужчина готов быть уделить Райану все свое внимание.
– Мы стараемся поддерживать хорошие отношения с полицией.
– Мне нужна кое-какая информация о недвижимости.
Он назвал адрес, и мужчина тут же заявил:
– Ничего лучше вы не найдете.
– Я мог бы сам покопаться в публичных архивах, но вы избавите меня от потери времени, если согласитесь рассказать, кто и когда купил этот дом.
Де Квинси и Эмили открыли дверь еще одного магазина. Пожилой мужчина с лысиной на макушке и седыми бакенбардами насыпал голубой порошок на чашку весов. Однако он тут же отвлекся от своего занятия и посмотрел на посетителей поверх очков.
– Добрый день. Чем могу вам помочь?
– Мы с дочерью обошли множество аптек в Мейфэре, – объяснил Де Квинси, – и выяснили, что у вас продаются самые чистые и безопасные лекарства во всем городе.
– Вне всяких сомнений. Наши конкуренты в Сохо и других восточных районах часто подделывают товар, так что он не принесет никакой пользы и может даже навредить вашему здоровью.
Де Квинси с любопытством огляделся:
– Ваш магазин всегда располагался на этом месте? Помнится, больше пятидесяти лет назад я заходил сюда и в первый раз купил лауданум, чтобы избавиться от зубной боли.
Пожилой аптекарь улыбнулся:
– В то время магазином владел мой отец. Вы сказали «лауданум»?
– Да, – с сокрушенным видом ответил Де Квинси, стараясь не смотреть на Эмили.
Пока аптекарь доставал бутылочку с полки, Любитель Опиума допил остатки из своей.
– Шесть пенсов, – сказал аптекарь и нахмурился, увидев пустую бутылочку на прилавке.
Де Квинси убрал новую бутылочку в карман пальто, а Эмили со вздохом положила на прилавок серебряную монету.
– Взгляните, пожалуйста, на это письмо, – обратился к аптекарю Де Квинси.
Тот внимательно осмотрел правительственную печать:
– Лорд Палмерстон, да? Не понимаю, как жители нашего района могли проголосовать за него.
– Но вы выполните его просьбу и поможете нам? – спросила Эмили.
– Разумеется. Могу я предложить лекарство для раны на вашей щеке, мисс? Она выглядит очень болезненной.
– Возможно, белый купорос поможет снять опухоль.
– На самом деле то средство, что я дал вашему спутнику, может оказаться намного эффективней. По крайней мере, оно снимет боль.
– Да, но я надеюсь, что белый купорос более безопасен.
Аптекарь передал ей маленькую бутылочку:
– Это бесплатно. Больно видеть рану на лице такой симпатичной девушки.
– Спасибо. Если белый купорос подействует, возможно, от нее ничего не останется, – заметила Эмили.
– Надеюсь, что так, мисс. Так какую информацию просил предоставить вам лорд Палмерстон?
– К вам заходил констебль с вопросом, не покупал ли какой-нибудь подозрительный тип красный пищевой краситель в вашем магазине?
– Да, именно так он и спросил. Подозрительный тип. Не могу представить, почему столичная полиция заинтересовалась пищевым красителем. В любом случае я сказал, что никто подозрительный не покупал у меня ни краситель, ни что-либо другое.
Подумав о человеке, который притворился, будто бы его стошнило красной жидкостью на вокзале Ватерлоо, отвлекая внимание пассажиров от оставленного им саквояжа с бомбой внутри, Де Квинси поинтересовался:
– Но вы ведь действительно продавали кому-то красный пищевой краситель в пятницу днем или в субботу утром?
– Это весьма популярный товар. Его часто используют кондитеры, чтобы придать своим сластям более привлекательный вид.
При упоминании о сластях в животе у Эмили заурчало.
Пожилой аптекарь сделал вид, будто бы ничего не заметил.
Де Квинси еще раз оглядел магазин и указал на белое вещество в банке с водой:
– Тот, кто купил у вас краситель, приобрел еще и это?
– По правде говоря, да. Странное сочетание. У этих товаров нет ничего общего.
– Но сам покупатель не выглядел подозрительным?
– Как раз наоборот.
– В каком смысле?
– На нем был белый воротничок пастора.
