Глава 8
Дорога назад, на остров, где их ждали Улаф и остальные, казалось, заняла половину времени, ушедшего на дорогу к камню. И вовсе не потому, что годи помогал им, работая тощими ногами. Просто у Сигурда и Свейна будто открылось второе дыхание, когда их план так замечательно сработал.
«Хитрость иногда лучше меча», – как-то раз сказал отец Сигурду, и то, что им удалось вызволить годи, стало тому доказательством.
Но, когда они грелись около костра, стараясь просушить одежду, Асгот подтвердил, что конунг Горм ищет Сигурда.
– Он не успокоится, пока ты не будешь мертв, – сказал он, вынимая косточки из рыбы, которую приготовил на костре. – Конунг пришел в дикую ярость, когда узнал, что его люди упустили тебя в тот день в лесу.
– Мне помог Сорли, – сказал Сигурд, – а еще Асбьёрн и Финн.
Он вспомнил последние мгновения, когда его соратники, давая ему шанс спастись, побежали к конунгу Горму, и то, как воины Бифлинди сомкнулись вокруг своего правителя, точно кулак. Сорли и двое храбрецов отдали собственную жизнь, чтобы сохранить его.
Асгот подул на горячее белое мясо, которое держал в руках, и засунул его в рот.
– Поединщик Горма Молдоф уже не тот, кем был.
– Он жив?
Сигурд видел, как его отец отрубил громадному воину руку у самого локтя. Обычно от такой раны человек истекал кровью и умирал, если только не обжигал плоть вокруг нее, чтобы закрыть, но даже и в таком случае она могла его убить. Однако Молдоф был крепким, точно гранит, хотя и не мог служить своему конунгу, как прежде.
– Он жив, но пребывает в мрачности в дальнем углу зала Бифлинди, потому что не сумел одержать верх над твоим отцом и опозорил конунга.
– Нам следует вонзить нож ему в сердце при первой возможности, – заметил Улаф. – Однорукий воин, мечтающий оправдаться, гораздо опаснее того, у которого две руки, – в одной он держит рог с медом, а другой обнимает шлюху.
Его слова были встречены дружным хором одобрительных голосов.
Асгот посмотрел Сигурду в глаза.
– Для конунга оставить тебя в живых все равно что бросить без присмотра очаг в жаркий летний день. – Он мимолетно ухмыльнулся и облизнул пальцы. – Его люди ищут тебя по всему Кармёю, Сигурд Харальдарсон, и ярл Рандвер отправит своих псов на поиски твоих следов от Букна до Тюсвара. – Годи взглянул на Улафа. – С твоей стороны было глупо рассчитывать, что Худобрюх или ярл Лейкнир помогут вам спрятаться. Сейчас ярл Рандвер является волком, сидящим на цепи у Горма, и ни один ярл или облаченный властью человек на расстоянии двадцати дней пути отсюда не станет рисковать и вставать не на ту сторону. – Он взял чашу и осушил ее. – По крайней мере, не ради щенка ярла, тело которого стало обедом для червей.
Сигурд взглянул на Улафа, но тот молча смотрел в огонь – ему было нечего сказать на мрачные новости, которые им сообщил Асгот. Впрочем, и сам Сигурд понимал, что ситуация аховая. От когда-то наводившей страх армии его отца осталось восемь человек. Благосостояние жителей Скуденесхавна пошло ко дну с такой же неизбежностью и скоростью, как мельничный камень, сброшенный с причала. И это было печальной правдой. Его сестра находилась в плену у ярла Рандвера, а сам он стал дичью, на которую открыли охоту. Иными словами, ничего общего с той безоблачной судьбой, как ему казалось, сотканной для него норнами.
– Итак, у нас нет корабля, нет людей и безопасного места, где мы могли бы спрятаться, – мрачно подытожил Улаф. – И что же у нас есть?
– Ничего, кроме телеги невезения, – сказал Локер, вытащив вошь из бороды и швырнув ее в огонь.
– Верно то, что у нас нет людей, – проговорил Асгот, – и вряд ли нам удастся их собрать, потому что только дурак станет привязывать себя к мачте тонущего корабля. – Он посмотрел на Сигурда, потом на Улафа и снова на Сигурда, с обвиняющим видом наставив на него свою чашу. – Но сейчас даже тысяча копий будет нам бесполезна, потому что у нас нет того, что нужно больше всего. Сокровище, которым когда-то владел твой отец, но выпустил из рук.
– Серебро? – предположил Гендил.
Сигурд покачал головой.
– Благосклонность богов, – сказал он.
– Большинство считает, – кивнув, проговорил Асгот, – что их судьбы определены задолго до появления на свет. Что если в гобелене, сотканном норнами, они должны утонуть, это нельзя изменить. Или если ребенок не берет материнскую грудь, он умрет от голода еще прежде, чем научится ползать. – Он поджал губы. – И в большинстве случаев так и есть. Но на свет иногда появляются люди, к которым проявляют особый интерес асы и ваны. Эти счастливчики могут распутать нити своей судьбы, удачно или не очень… – Он поднял вверх палец. – Хотя очень часто боги перерезают какую-то из них или завязывают новые узлы, потому что им просто не по силам удержаться от соблазна.
Все одновременно посмотрели на Сигурда, и он почувствовал их взгляды, точно тяжелая бринья опустилась ему на плечи. В седой бороде годи появилась ухмылка.
– Возможно, ты именно такой человек, Сигурд. Или ты умрешь от голода, прежде чем научишься ползать.
– Только амбициозный дурак ищет внимания богов, – проворчал Улаф.
– Всеотец множество раз за прошедшие годы слышал пение твоего меча, дядя, – сказал Сигурд. – Он наверняка наблюдал, как ты и мой отец разили воинов и героев в красной войне. Про тебя нельзя сказать, что ты вел мирную жизнь крестьянина.
Улаф приподнял одну бровь.
– Это правда, но как только ты начинаешь играть в тафл с богами, ты должен быть готов, что они перевернут доску – просто чтобы пошутить, или если у них вдруг испортится настроение. – Он помахал в воздухе толстыми пальцами. – Они переменчивы, словно проклятый ветер.
Асгот кивнул.
– И все же боги любят эту игру, и нам придется в нее сыграть.
– Если тебе требуется какой-нибудь несчастный ублюдок в качестве жертвоприношения, не смотри на меня, старик, – заявил Улаф. – И думаю, ты заметил, что у нас больше нет рабов. – Он почесал бороду. – Кроме того, ты перерезал горло тому несчастному, когда мы отправились в сражение с ярлом Рандвером, но это нам не слишком помогло, насколько я помню.
– Есть и другие способы, – сказал Асгот.
– Тебе известно, как я могу привлечь внимание Одноглазого? – спросил Сигурд.
Он знал, что асы невероятно капризны и непредсказуемы, но был готов вызвать их неудовольствие и умереть, пытаясь что-то сделать, чем бездействовать и не привлекать к себе их интерес.
– Знаю, Харальдарсон, – ответил Асгот, но по тому, как он поморщился, Сигурд понял, что даже мысль об этом причиняет ему боль, что не сулило ничего хорошего.
Казалось, годи несколько мгновений пробовал слова на вкус или же разговаривал с богами.
– Слушай, хватит уже тянуть, давай выкладывай, – взорвался Улаф, – чтобы мы могли признать твою идею дурацкой и идти дальше.
Сигурд поднял руку, заставляя Улафа замолчать, и, к его удивлению, тот поджал губы, но покачал головой, показывая, что думает об этом разговоре и о том, куда он может их завести.
– Расскажи, Асгот, – попросил Сигурд.
– Скоро расскажу, – ответил годи, – но сначала нам нужно найти место, где до нас не доберутся копья Горма и Рандвера.
Солмунд посмотрел на них и пропустил свою бороду между большим и указательным пальцами.
– Я знаю такое место, – сказал он.
***
Они провели «Выдру» к востоку от Реннесёя. Солмунд и Гендил отправились купить еду и мед на серебро Сигурда, остальные сидели на скамьях, готовые в любой момент взяться за весла. Затем они поплыли в сторону Мекьярвика, огибая один остров за другим и стараясь держаться поближе к защищенным скалами водам, пока не увидели на востоке мыс, который назывался Тау и на котором мало кто бывал.
Его имя произошло от слова «тауфр», означавшего «колдовство»; поговаривали, будто там находилось болото, которому в древности приносили жертвы – кровь, серебро, еду, мед и чистую воду. Когда Солмунд предложил отправиться туда, глаза Асгота загорелись, точно фитили, смоченные тресковым маслом, а чуть позднее Улаф прошептал Сигурду, что его не удивило бы, если б он узнал, что сам годи навел Солмунда на эту мысль. Ведь оба родились во времена, когда Иггдрасиль еще был всего лишь слабым ростком.
Однако остров, где люди старались не бывать, был тем, что им требовалось, и даже Улаф не стал это отрицать, когда они нашли удобное место, чтобы причалить, и направились к крестьянскому дому, стоявшему на холме, – судя по всему, единственному в пределах видимости. Они понимали, что лучше сначала договориться с теми, кто тут живет, чем напугать их до смерти, чтобы они от страха бросились к болоту или рассказали остальным, что на Тау приплыли чужаки.
Крестьянин по имени Ролдар не слишком жаловал людей и, видимо, по этой причине поселился в таком месте, куда другие опасались заходить. Жену Ролдара звали Сигюн, двух мрачных сыновей – Алейф и Альви, а довольно крупную дочь – Хета. Свейн изо всех сил старался на нее не смотреть, из чего Сигурд сделал вывод, что она ему очень понравилась. Девушка же наполнила его чашу медом до самых краев, и ему даже пришлось поспешно отхлебнуть его, чтобы не пролить. Потом, перед вечерней трапезой Хета демонстративно сняла с головы вязаный платок и принялась переплетать соломенного цвета косы, и все ради Свейна, пока мать не рассердилась и не велела ей подать гостям бульон.
– А вы здесь видели призраков? – спросил Локер Ролдара прежде, чем попробовал рыбный бульон.
Они ели снаружи, перед домом, потому что у очага все не поместились бы. Было довольно тепло, и хотя середина лета прошла, дни еще оставались приятными и длинными.
– Какого-нибудь призрака, выбравшегося из могилы, или драугра, разгуливающего по болоту…
Улаф наградил Локера сердитым взглядом, потому что они практически ни о чем еще не поговорили, и он не так планировал начать беседу.
Ролдар тоже нахмурился, но Альви кивнул и показал пальцем себе за спину, на загон для овец и болото за ним.
– Я видел одного, – сказал он, – три зимы назад, когда чинил там ограду. Он был синий, точно смерть, и распухший, как бык, а глаза сверкали в лунном свете.
Его брат фыркнул, но Альви не обратил на него ни малейшего внимания.
– Он болтался около овец и утащил бы двух, по одной под каждой подмышкой, если б я его не прогнал, бросив в него топор.
– Нам повезло, что с нами живет храбрый воин, который может нас защитить, – поджав губы, заявил Алейф, и мать, даже не скрывавшая, что предпочитает ему Альви, наградила его сердитым взглядом.
– И скальд, – едва слышно пробормотал Улаф, и Алейф ухмыльнулся.
– Здесь неподалеку есть старые погребальные курганы? – спросил Асгот.
Аслак мгновенно прикоснулся к сложному черному рисунку, поднимавшемуся от его левого запястья к предплечью и изображавшему Мьёльнир, молот Тора, – ему было не по себе от разговоров про призраков и духов.
– Меня бы это не удивило, – тихонько проворчал Свейн на ухо Сигурду, – потому что я чувствую какую-то вонь.
Впрочем, они понимали, что запах идет не от тех, кто населяет курган, а от выгребной ямы, находившейся слишком близко к дому. Почему, они так и не поняли, соседей у Ролдара поблизости не было, а земли сколько угодно. С другой стороны, если рядом действительно разгуливают драугры, кому захочется встретиться с одним из них ночью, когда ты вышел, чтобы опорожнить ведра или по нужде?
– Я вижу, вам нравятся такие разговоры, – хмурясь, проговорил Ролдар. – Так вот, эти существа убили человека, который жил в двух днях пути отсюда. – Сигурд заметил, что его слова вызвали у всех удивление. – Когда родные нашли его, у него были сломаны все кости, и он лежал в окружении своих умерших животных. Люди говорят, что их загнали до смерти.
Асгот кивнул, как будто слышал подобные истории множество раз.
– Мертвецы завидуют и тоскуют по всему живому.
– Я не понимаю, с какой стати им завидовать нам, – сказала Сигюн. – Вы же видите, у нас почти ничего нет.
Сигурд услышал в ее голосе горечь, направленную на мужа, но главным образом ее слова предназначались гостям. Несмотря на то, что хозяева встретили их гостеприимно, насколько могли, пустили в сарай и дали чистую солому, накормили и напоили, они опасались бы восьмерых чужаков, даже если б те не имели при себе больше оружия, чем можно найти в дюжине кузниц. Особенно, когда у них в доме взрослая дочь.
– Мы заплатим вам за гостеприимство, – заверил ее Сигурд, взглянув на Ролдара, – Щедро заплатим, но вы не должны никому говорить, что мы тут были.
– Будет плохо, если вы о нас расскажете, – вставил Улаф, и его глаза сказали им «плохо для вас», что испортило бы ужин, если б он произнес это вслух.
– И кому нам рассказывать? – спросил Ролдар, пожав плечами. – Я бываю только на рынке в Реннесёе, чтобы продать шерсть; иногда в Финнёе. Раньше я ходил в Йёрпеланн, но у них есть своя шерсть, и мне редко удавалось получить цену, которая окупила бы дорогу туда. – Он посмотрел на Улафа, потом перевел взгляд на Сигурда. – Кроме того, я не знаю и не хочу знать, кто вы такие. – На лице у него появился первый намек на улыбку. – Хотя задаю себе вопрос, не оказались ли вы на стороне врагов конунга Горма.
– Не важно, на чьей мы стороне, – прорычал Улаф. Крестьянин побледнел и выставил перед собой руки.
– Мы ничего не хотим знать, милорды, – вставила Сигюн, демонстрируя гораздо больше здравого смысла, чем можно было ожидать от женщины, которая занимается разведением овец и ничего больше в своей жизни не видела. – Но мы хотели бы взглянуть на ваше серебро, прежде чем забьем одно из наших животных вам на ужин, – сказала она.
Солмунд бросил на Гендила взгляд, говоривший «а у нее яйца покруче, чем у тебя». Сигурд достал из кошелька кусочек серебра размером с большой палец и бросил Ролдару, который чудом не проглотил его – так широко он раскрыл рот, увидев его.
– Мы хотим, чтобы вы хорошенько накормили нас, – сказал Сигурд, и Свейн энергично закивал, хотя и продолжал поглядывать на Хету, которая забрала чаши Улафа и Гендила, собираясь унести их и наполнить снова.
– И я хочу, чтобы вы отвели нас на болото, – вмешался в разговор Асгот, глядя Ролдару в глаза. Сигурда удивило, что годи заговорил об этом только сейчас.
Ролдар довольно долго сидел с таким видом, будто мысли его взбунтовались и тянут в разные стороны; забыв про холодный кусочек серебра, который держал в руке. Потом он посмотрел на жену, спрашивая у нее совета.
Но прежде чем Сигюн успела что-то сказать, заговорил ее младший сын:
– Я отведу вас, – сказал Альви, взглянув на отца, который явно очень хотел спросить, зачем им на болото, но не осмеливался.
– А зачем нам на болото, Асгот? – поинтересовался Улаф, который нахмурился и облизнул ложку, дожидаясь, когда Хета принесет добавку.
– Мальчик знает, зачем, – ответил годи, кивком показал на Сигурда и так поджал губы, что они стали тоньше шва, который сын ярла наложил на рану Солмунда.
Все посмотрели на Сигурда, включая Свейна, впервые с тех пор, как они сюда пришли.
– Неужели? – спросил Улаф, и его правая бровь изогнулась наподобие Бифроста.
В этот момент вернулась Хета с едой и посмотрела на них так, будто оказалась в самом центре хольмганга.
Асгот больше ничего не сказал, Сигурд тоже молчал. Пока. Улафу и остальным придется подождать, несмотря на острые, точно рыболовные крючки, взгляды, которые они бросали, пытаясь заставить его объяснить, что происходит.
На следующий день после завтрака они отправились на болото.
***
Было еще темно, когда они зашагали на восток, мимо загонов для скота и дальше по скошенному выпасу, чувствуя, как роса пропитывает сапоги. Вскоре они оказались в более высокой траве с желтыми цветами и луговым салатом, цеплявшимися за их штаны, и сверкающей паутиной, шевелившейся на легком ветерке. По широкой дуге, чтобы не потревожить мертвых, они миновали погребальные курганы, о которых Ролдар и его родные рассказали им накануне вечером, и вышли к солончаковому болоту, где воздух был сине-зеленым от носившихся над ним стрекоз и густым от туч насекомых. Кое-где в тростниках возились птицы, но там, где их не было, высокие растения стояли неподвижно и безмолвно, словно само время.
– Я много лет управлял кораблями твоего отца, разгружал и загружал их вот этими руками больше раз, чем могу вспомнить, – простонал Солмунд, – но проделал всего два похода с тобой, и уже испортил сапоги. – Он тряхнул головой, и две седые косы рассекли воздух. – Я выжил после раны в грудь и не умер, когда ты накладывал на нее шов – ничего хуже в моей жизни не было, – а теперь мне грозит смерть от сгнивших ног в этой дыре.
– Но ведь именно ты предложил нам отправиться сюда, старик, – напомнил ему Улаф и поморщился, когда его собственная нога провалилась в грязную воду.
Он не стал брать бринью, потому что они не рассчитывали встретить тут людей, но все взяли копья, которые оказались очень полезны в качестве посохов.
– Точно, я, – не стал спорить Солмунд, но бросил сердитый взгляд на Асгота.
Сын крестьянина Альви и Асгот, который нес на плече веревку на случай, если кто-то завязнет в болоте, шли за ним. Годи взял с собой барабан, и он висел на ремне, перекинутом через левое плечо так, что болтался где-то около пояса рядом с нестбаггином. Асгот сделал его в Реннесёе, когда Солмунд и Гендил отправились за провизией; он был не больше первого щита, подаренного отцом Сигурду, когда тот едва научился говорить.
Сделанный из оленьей кожи и дерева березы, барабан был украшен изображением дерева Иггдрасиль и Девяти миров, а с боков свисали самые разные амулеты и обереги, включая кости животных и рунные камни. На задней части, внутри рамки Асгот повесил нить с нанизанными семенами и лапу ворона. Он объяснил, что она поможет умилостивить духа болот, и все были довольны.
Маленький отряд с трудом пробирался вдоль извивающейся, точно змея, речушки, одной из сотен, питавших болото и земли за ним морской водой, подобно бесчисленным корням огромного дерева.
– Отсюда, если будете смотреть внимательно, вы сможете увидеть свечу мертвеца, – сказал Альви, имея в виду фонари, охраняющие места упокоения древних людей. – Но я покажу вам кое-что поинтереснее, – ухмыльнувшись, заявил он. – Уже недалеко.
И хотя они то и дело смотрели по сторонам, не давая отдыха глазам, по большей части все помалкивали, особенно когда мелководье с водорослями сменила более глубокая вода, с деревьями и мхом, густым, как борода Улафа. Обычно люди не заходили на болота, и даже Улаф не стал бы говорить, что он не верит в живущих здесь злых духов. Существовали места, которые были не совсем землей или водой, и это делало их дорогами между мирами; и тот, кто в них попадал, вел себя уважительно и обязательно оставлял подношения, когда уходил.
Это знали все, и Сигурд, которому на ум пришла легенда о Беовульфе, чувствовал присутствие магии так же ощутимо, как мокрую одежду, прилипавшую к телу.
«Болота умеют защищаться от людей, – когда он был ребенком, сказала ему мать. – Но мы можем подношениями умилостивить духов, живущих в них. Принести им дары, которые трясина утащит в свои темные глубины».
Вместе с солнцем появился туман; плотный густой воздух пропитали запахи смерти и разложения, и Гендил спросил у Асгота, не дыхание ли это дракона, приправленное вонью гниющей плоти тех, кого он сожрал. Но Локер заявил, что такого не может быть, потому что поблизости нет людей, которых дракон мог бы съесть, а запах, скорее всего, идет от задницы Свейна.
Смешки, вызванные его словами, порадовали Сигурда и на мгновение сбросили тяжелое, удушающее покрывало, которое, казалось, окутывало все вокруг. Но почти сразу они снова сжали зубы и превратились в девять мужчин, проникших в царство тишины, неподвижности и смерти.
– Здесь, – наконец, сказал Альви. – Мы пришли. – В его тихом голосе появилось благоговение, и он подобрался к Асготу и Сигурду так близко, что юноша уловил в его дыхании запах эля и сыра. – Я нашел его, когда пришел накопать торфа.
– Его? – громко спросил Свейн, и Асгот с Альви тут же наградили его мрачными взглядами.
Альви остановился возле искривленной шишковатой ольхи и показывал на воду, при этом глаза у него стали круглыми, словно рот рыбы, попавшейся на крючок. Сначала Сигурд не понял, что он имеет в виду, но уже в следующее мгновение все увидел.
– Задница Фригг, – выдохнул Асгот, отшатнувшись, как будто его укусила змея.
Под водой находился мужчина, бледный, точно ствол ольхи, с которого содрали кору; губы у него были плотно сжаты, глаза закрыты, и Сигурд понял, почему Альви говорил шепотом. Он боялся, что мужчина просто спит и может в любой момент проснуться и открыть глаза.
– Если внимательно посмотрите, вы увидите веревку на шее, – сказал Альви.
Сигурд заметил веревку и понял, что кто-то притащил мужчину на веревке к болоту, а потом повесил на ольхе. Или ему перерезали горло, и где-то под бородой прячется страшная рана…
– Может, он твой родственник, Свейн? – пробормотал Гендил, ухмыляясь, потому что борода и волосы мужчины, обрамлявшие бледное лицо, были огненно-рыжими, как у Свейна.
– Спросишь у него, когда я швырну тебя в болото, – тихо ответил Свейн.
– Попридержите языки, идиоты! – Голос Асгота напоминал шепот меча, покидающего ножны. – Скорее всего, эта жертва принесена задолго до того, как дед вашего деда сосал материнскую грудь. – Он наставил на них палец, украшенный кольцами, сплетенными из человеческих волос. – Могу побиться об заклад, что тутошние духи с радостью примут два свежих трупа.
– Здесь еще есть оружие, – вставил Альви, отворачиваясь от мужчины в воде, – но моя мать сказала, что я ни в коем случае не должен к нему прикасаться. Даже если б клинки были выкованы из серебра, а рукояти – из золота.
– Твоя мать – мудрая женщина, – проговорил Улаф и, хлопнув себя по шее, убил комара, который его укусил. – Нам здесь больше нечего делать, пора идти дальше. – Он с чавкающим звуком вытащил ногу из жижи, норовившей ее засосать. – Пока это место не решило, что мы хотим предложить себя в качестве жертвоприношения.
Сигурд взглянул на Асгота, который приподнял седую бровь, прежде чем последовать за Альви. Юноша в последний раз оглянулся на труп в болоте с плетеной петлей на шее, прикоснулся к амулету Одина и повернул на восток в сторону затянутого дымкой солнца.
Кое-где они видели древние доски на опорах, проложенные через заросшую водорослями воду и между кривыми деревьями, но по большей части они данным-давно сгнили и вряд ли выдержали бы вес человека. Впрочем, казалось, Альви знал, куда идет, и Сигурд почувствовал к нему уважение, подумав, что у него камни вместо яиц, раз он не боится ходить сюда в одиночку. Может быть, он действительно видел драугра три зимы назад, и брат завидует его храбрости, а вовсе не рассказам.
К тому времени, когда штаны Сигурда промокли до самого паха, а Свейн предложил понести старого Солмунда, чтобы положить конец его ворчливой ругани и не смолкавшим проклятиям, раздражавшим их, точно шорох жернова перед пиром, они пришли к тому месту, дальше которого Альви не осмеливался заходить раньше. Несмотря на туман и сумрак, которые окутывали болото так же плотно, как вонь, поднимавшаяся из него с каждым шагом, по солнцу в дымке они поняли, что полдень уже прошел.
– Ну вот мы на месте, – сказал Альви и, пожав плечами, повернулся к остальным.
Не вызывало сомнений, что он не заходил дальше из-за времени, которое требовалось, чтобы вернуться домой, потому что только дурак рискнет оказаться на болоте, когда стемнеет, как заявил Локер.
– И что дальше? – спросил Улаф, вытирая пот со лба и мрачно взглянув на Асгота. – Это место не подходит для заклинаний, которые варятся в твоей голове, годи?
Асгот осмотрелся по сторонам, надолго закрыл глаза, а потом взглянул на Сигурда.
– Это хорошее место, чтобы сделать скромное жертвоприношение, – сказал он.
Неподалеку на воду село какое-то существо, и они услышали тихий плеск. Высоко в тусклом небе вскрикнул орел, но, посмотрев вверх, Сигурд ничего там не увидел. Он кивнул, засунул руку в кошель у себя на поясе и достал оттуда половину плетеного серебряного кольца для предплечья, другую часть которого кто-то истратил давным-давно. Однако Асгот нахмурился.
– Думаю, не настолько скромное, – проворчал он.
Сигурду не требовалось смотреть на Улафа, чтобы знать, какое выражение появилось у того на лице. Он наверняка подумал, что на это серебро они могли купить еду и оружие, или даже копейщиков, если удастся. Тем не менее Сигурд пришел сюда не за тем, чтобы показать богам и духам, что он осторожный и жадный человек, поэтому юноша достал из кошеля еще один кусок серебра, длинный, как его собственная рука, но тоньше пальца, скорее всего, являвшийся частью красивого стремени, и, отдав его Асготу, подумал о человеке, достаточно богатом, чтобы владеть такой вещью.
– Это лучше, – заявил годи, взвешивая оба куска серебра на ладонях, служивших весами в его отношениях с богами. – При других обстоятельствах мы умасливали бы это болото, как любимую дочь вождя, – сказал он.
– Значит, еще и медом! – вставил Свейн.
– И хорошей сагой, – добавил Аслак.
Однако Асгот не обратил на них ни малейшего внимания.
– Мы сделаем несколько подношений, но ничего не станем просить взамен. И через некоторое время завоюем расположение духа. Мы не будем спешить.
Он поднес оба куска серебра к носу, как будто решил обнюхать, бросил в воду, и они мгновенно исчезли во мраке на глубине, даже не успев сверкнуть на солнце.
– Если мне должны серебро, я предпочитаю его не ждать, – сказал Улаф, и все с ним согласились.
Впрочем, все внимательно вглядывались в темную воду, особенно Альви, который наверняка не видел столько серебра, не говоря уже о том, чтобы швырять его в болото. И Сигурду пришла на ум мысль, что парень вполне может набраться храбрости, чтобы вернуться сюда после и прыгнуть за ним в воду.
– И что теперь? – спросил Солмунд, который хлопнул в ладони перед лицом и растер раздавленное насекомое о штаны.
– Я знаю Асгота достаточно долго, чтобы поставить мою бороду на то, что он притащил нас сюда, рискуя сгноить наши яйца, вовсе не за тем, чтобы умилостивить какого-то духа, – сказал Улаф. – Во-первых, такое количество серебра означает, что мы останемся тут на ночь, – продолжал он, – а это, если вы спросите меня, настолько отвратительно, что даже не называется плохой идеей.
Ни Сигурд, ни Асгот не стали ничего отрицать.
– Мы останемся здесь на ночь? – широко раскрыв глаза, переспросил Локер.
– Да, и за такое количество серебра дух болота должен дать нам мясо, мед и женщин, – заявил Улаф и, повернувшись к Асготу и Сигурду, засунул конец своего копья в болото. – Раз вы двое затащили нас сюда, где даже помыслить нельзя о еде, эле и удобствах, чтобы мы не сомневались, что наверняка погрузимся по самые шеи в трясину, если попытаемся вернуться одни, почему бы вам не облегчить нам жизнь? Бедняга Солмунд никогда не бывал так далеко от моря. – Он приложил ладонь к уху. – Слышите, Ран рыдает от тоски по старому псу.
– Когда я найду то, что ищу, Улаф, ты узнаешь, зачем мы сюда пришли, – ответил Асгот.
– Нам следовало оставить тебя прикованным к камню Горма, – прорычал тот.
Годи кисло ухмыльнулся.
– Неужели ты и вправду веришь, что мне было суждено утонуть в кромешной темноте и стать жертвой конунга со змеиным языком? – «Хорошее имя для конунга Горма», – подумал Сигурд.
– Так и произошло бы, если б мы тебя не спасли, – заметил Улаф.
– Видишь ли, Улаф, у богов и для тебя есть предназначение, – заявил годи.
Силач что-то пробормотал в ответ, а годи повернулся к ним спиной и побрел вперед. Наверное, никто из них не хотел возвращаться в одиночку или не собирался в этом признаваться, или они слишком крепко сидели на крючке не известных им идей Асгота и Сигурда, но все последовали за годи, с трудом вытаскивая ноги из хлюпающей жижи, потея от усилий и отчаянно страдая от укусов насекомых, которых даже не видели.
А потом, когда прошло время, которое потребовалось бы восьмерым мужчинам, чтобы снять груз с «Олененка», Асгот нашел то, что искал. Сначала им показалось, что это темная тень, висящая в тумане, но по мере того, как они подходили ближе, Сигурд начал чувствовать, как его наполняет ужас, такой всепоглощающий, что еще прежде, чем он понял, что перед ними, он уже знал, что это нужное им место.
– Не Иггдрасиль, конечно, – сказал Асгот, – но его корни наверняка уходят очень глубоко под землю, чтобы найти чистую воду в этом зловонном месте.
Они остановились перед ольхой, живой, хотя и с искривленным стволом, стоявшей в одиночестве на торфяном холме, над осокой и тростником, болотным триостренником и вонючей водой. Когда Сигурд увидел ее, по его спине пробежали мурашки, подобно крысе, выбирающейся из грязи.
– Мы прошли весь этот путь ради дерева? – удивился Свейн.
– Скакун Игга, – пробормотал Асгот. – Конь Одина.
– С моего места и не скажешь, – возразил Улаф. – Обычное кривое дерево, к тому же старое, посреди вонючего болота. – Он посмотрел на Солмунда. – Хотя эта трясина гораздо богаче меня, – добавил он.
Асгот взглянул на Сигурда. Тот, сделав глубокий вдох, вонзил копье в хлюпающую землю и посмотрел на своих товарищей.
– Давай побыстрее, парень, тут нельзя слишком долго стоять неподвижно, – сказал Солмунд.
Его слова дружно поддержали все остальные – они уже начали погружаться в жижу и нервно выдергивали из нее ноги, опасаясь, что болото намерено забрать их ради серебряных колец на пальцах и в бородах, скрамасаксов и ножей на поясах, и железных или серебряных амулетов на шеях.
– Все вы видели, что боги оставили мою семью, – проговорил Сигурд, и кое-кто из его товарищей отвернулся, чтобы не встречаться с ним глазами. – Это никакой не секрет. Моего отца, которому благоволили асы, предал конунг-клятвопреступник. Братья погибли в сражении. Мать, всегда уважавшую Фрейю Дарительницу, благосклонно к ней относившуюся, убили возле ее собственного очага. – Каждое слово застревало у него в горле и душило, но он должен был их произнести. – Мою сестру Руну увезли из родного дома, и она стала пленницей червя по имени Рандвер.
Все смотрели в жидкую грязь или на свои сапоги, куда угодно, только не на него, и сначала Сигурд решил, что им стыдно из-за того, что боги отвернулись от его семьи. Но довольно скоро он понял, что ошибся, и уже не сомневался: их стыд направлен на самих себя, на то, что они допустили, чтобы все это случилось, не защитили своего ярла и соплеменников.
– Посмотри на меня, Свейн, – попросил Сигурд; его друг поднял голову и встретился с ним голубыми глазами. Сигурд кивнул. – Я, точно маленькая рыбешка, сумел проскользнуть в сеть и единственный не стал жертвой предательства, погубившего моего отца и братьев. Может быть, мне повезло. Или Один сохранил мне жизнь по только ему известной причине.
– Какая разница, приятель, – выпалил Улаф. – Ты жив, а в твоем возрасте это лучше, чем быть мертвым.
– Нет, дядя, – возразил Сигурд, – все не так просто.
– Просто не бывает никогда, – проворчал силач.
– Вы знали моего отца. Что он стал бы делать, если б не погиб? – Сигурд заметил, как его друзья переглянулись, а потом посмотрели на Улафа, как будто ждали, что он ответит, но вместо него заговорил Солмунд:
– Даже будь он самым простым свинопасом, а не ярлом, Харальд отомстил бы тем, кто его предал. Так поступил бы любой, кто достоин своих предков.
Сигурд посмотрел на Улафа.
– Неужели вы думаете, что я поступлю иначе? Стану прятаться до конца жизни, радуясь, что не погиб с остальными?
В ответ на его вопрос Свейн отвернулся и сплюнул в жижу у себя под ногами.
– Мы не были бы здесь с тобой, если б считали тебя трусом, Сигурд, – сказал Улаф. – Мы могли бы принести клятву верности другому ярлу – может, Рандверу, – потому что даже Бифлинди нашел бы для нас дело, если б мы поцеловали его оружие и произнесли правильные слова.
– Однако вместо того, чтобы пить мед другого господина, вы стоите по колено в болотной жиже, надеясь, что я верну честь своей семье, – продолжал Сигурд, и никто не стал этого отрицать. – Но я не знаю, что нужно делать, я ведь не ярл. У меня нет ни тэнов, которым я мог бы отдавать приказы, ни серебра, чтобы купить хороших воинов.
– И у тебя его не будет, если он и дальше будет швырять его в болото, – заметил Улаф, наставив палец на Асгота.
– Повтори это сегодня ночью, Улаф, – презрительно бросил годи, – когда почувствуешь на своем лице вонючее дыхание духов и увидишь в темноте мерцание блуждающих огней.
Его слова заставили Улафа замолчать, а Локер оглянулся через плечо. Сигурд же снова повернулся к ольхе.
– Вот почему мы здесь. Я пришел за ответами. – Он взглянул на Асгота. – Хочу показать богам, что, пусть они и отвернулись от моего отца, я – сын Харальда и не намерен бездействовать и искать очаг, чтобы погреться возле него. Пусть Лорд Копья испытывает меня предательством, пусть швырнет в волчью яму, если такова его воля. Но ему придется обратить на меня внимание. И если он верен своему имени, которое, как известно всем, означает «ярость», он станет направлять меня, пока я буду висеть на этом дереве. И тогда я узнаю, что делать; мне покажет Один.
Гендил взглянул на Улафа, который выпучил глаза и оскалился, раздувая ноздри.
– Ты думаешь, я пришел сюда, чтобы смотреть, как ты повесишься на дереве? – крикнул он.
– Тебе нет необходимости смотреть, дядя, – возразил Сигурд.
– Девять полных ночей Один висел на овеваемом ветрами дереве Иггдрасиль, – начал Асгот. – Вы все хорошо знаете историю. Без еды и воды, пронзенный копьем. Он пожертвовал себя самому себе, пока с диким криком не смог дотянуться до рун и взять их. Из глубин под корнями Мирового Дерева и логова Нидхёгга он узрел тайны смерти.
– Ты умрешь, проклятый болван, – выпалил Улаф, не обращая внимания на Асгота.
– Возможно, – не стал спорить Сигурд.
– Ставлю мое наручное кольцо, что тебе удастся привлечь внимание Одноглазого, – заявил Солмунд.
– Точно; мы услышим, как он потешается над его дуростью, – добавил Улаф, борода которого, мокрая от слюны, топорщилась в разные стороны. – Альви, веди нас назад, парень, пока мы тут не утонули.
– Я остаюсь, дядя, – сказал Сигурд.
– Если он останется, то и я тоже, – заявил Свейн и демонстративно замер на месте, не обращая внимания на погружавшиеся в трясину ноги.
Убедившись, что его все услышали, он с громким хлюпаньем, слегка испортившим героический жест, вытащил сначала одну ногу, потом другую.
– У меня просто сил не осталось, чтобы проделать весь путь назад, – сказал Солмунд, – да и заблудиться в темноте совсем не хочется. – Он показал на холм, на котором росла ольха. – Похоже, это единственное сухое место на расстоянии полета стрелы. Ну, что скажешь, Улаф? Мы вполне можем попытаться устроиться тут поудобнее, согласен? А парень пусть делает, что должен.
Улаф, не в силах справиться с удивлением, покачал головой и наградил Сигурда мрачным взглядом.
– Скажи мне, что ты не позволишь ему тебя резать, когда будешь висеть там, – попросил он, махнув рукой в сторону Асгота.
– Всего лишь маленький разрез, – ответил Сигурд, взглянув на годи, который снял с плеча веревку и принялся тереть натруженное плечо.
Улаф фыркнул и прорычал проклятие.
– Болотная вонь лишила вас способности соображать, – заявил он, оглядывая всех по очереди и постучав себя пальцем по голове.
«Может, и так», – подумал Сигурд, а его товарищи стояли и смотрели на него, все, кроме Улафа, как будто опасались, что он вот-вот вытащит нож, выколет себе глаз и отдаст его в качестве платы за то, чтобы напиться из Колодца мудрости Мимира.
«Итак, у меня появился свой отряд воинов, даже если они со мной лишь потому, что им больше некуда идти», – подумал Сигурд и мимолетно улыбнулся. Однако он понимал, что ему требовалось знать больше.
Поэтому он возьмет веревку Асгота, и они привяжут его к дереву. Через девять дней, если останется в живых, он будет знать, что делать.
А боги услышат его имя.
