Глава 18

Когда стоявший у руля Карстен объявил, что северная оконечность Кармёя осталась за левым бортом «Морского ежа», Сигурд почувствовал облегчение, охватившее сидевших на скамьях людей. Грести пришлось долго, и сейчас поясница и мышцы живота горели от боли. Даже с полной командой гребцов в двадцать четыре человека им пришлось бы немало потрудиться. А у них на веслах сидело всего двенадцать и еще один вычерпывал воду – остальные пятеро управляли «Морской свиньей», – так что путешествие получилось медленным, мучительным и безрассудно опасным.

Они вывели старый, на скорую руку отремонтированный корабль в открытое море. Вода почти сразу стала просачиваться сквозь щели в корпусе и плескалась на дне, и им приходилось по очереди, согнув спину, вычерпывать ее обратно в море. Но Карстен доказал, что знает свое дело; он умудрялся держаться недалеко от берега, где волнение было не таким сильным, уверенно избегал скал и прекрасно использовал попутные течения, что облегчало работу гребцов.

Повернувшись спиной к Дороге китов и не обращая внимания на рифы, скрытые приливом, которые легко могли разрезать карви на части, и они вывалились бы в соленую воду, как кишки после тяжелой раны в живот, Сигурд, словно коршун, наблюдал за работой рулевого. И был приятно удивлен, потому что Карстен неизменно сохранял спокойствие и не терял веру в себя и «Морского ежа». Он стоял на высокой корме, у руля, и походил на ярла, гордо восседающего в своем медовом зале, – в чем не было ничего удивительного, если учесть странные капризы его вирда.

Он управлял кораблем, полным отправившихся в набег датчан, когда ярл Арнштайн Худобрюх из Букна прошел по ним огнем и мечом. Худобрюх взял Карстена в плен и собирался выколоть ему глаза, чтобы тот больше никогда не увидел фьордов. Однако Карстен выпрыгнул за борт и, по его собственным словам, поплыл, как выдра, в то время как стрелы северян ударяли в воду рядом с ним. Когда Карстен выбрался на берег, он украл маленькую лодочку и на веслах пошел на восток, в сторону Йёрпеланна, где узнал, что в его положении лучше всего отправиться в Люсефьорд. Там он прятался вместе с другими беглецами и закончил бы свои дни в забвении, если б там не появился Сигурд, искавший двух братьев-воинов, чья слава дошла до его ушей. Но сейчас Карстен стоял у руля, в лицо ему дул свежий морской ветер… Кто мог бы просить о большем?

На исходе предыдущего дня они догнали «Морскую свинью» и провели ночь в небольшой бухте, что позволило им вычерпать воду и заделать самые большие щели при помощи просмоленного конского волоса. Еще один день тяжелой гребли – и они добрались до Кармёя, и Улаф приказал им грести изо всех сил, потому что волнение усиливалось, а они не могли подойти поближе к берегу и бросить якорь – ведь Авальдснес и логово их врага, конунга Горма, находились совсем рядом.

– Почему бы нам не разобраться с этими соплями тролля, раз уж мы рядом? – спросил продолжавший грести Свейн, словно задача была совсем не сложной.

– Потому что я не хочу, чтобы меня видели на изъеденном червями корабле, когда мы столкнемся лицом к лицу с предателем, трахающим жаб, – заявил Улаф, и Карстен принялся что-то сердито бормотать себе под нос, ведь он, как и Солмунд, верил, что корабль может услышать оскорбление и обидеться. – Кроме того, я не против немного погрести, как это делали наши предки, – продолжал Улаф, – но ввязываться в сражение, когда ты устал и у тебя ломит все тело, – не самое разумное решение, особенно если ты собираешься напасть на конунга, у которого воинов больше, чем у собаки блох.

Им пришлось бы потратить недели, чтобы найти высокий прямой дуб и сделать из него новую мачту взамен сгнившей, но у них не было столько времени. Вместо этого они оставили прежнюю, а парус свернули и аккуратно сложили у борта, чтобы команды встречных кораблей решили, что «Морской еж» способен поднять парус. Конечно, они удивились бы, увидев, что корабль идет на веслах, когда ветер срывает пену с гребней волн.

– Бифлинди будет сидеть на груде серебра, когда мы придем, чтобы заплатить ему сталью, – сказал Сигурд, – но прежде он должен узнать, что случилось с его другом ярдом Рандвером. Это заставит его крепко задуматься и задать себе вопрос, не повернулись ли боги к нему спиной из-за того, что он нарушил клятву.

– Ну, если он окажется в Хиндере на свадьбе, то мы убьем его и решим все проблемы сразу, – сказал Свейн, и все рассмеялись, несмотря на одолевавшую их усталость.

Однако Сигурд переглянулся с Улафом; оба надеялись, что конунг Горм не появится в Хиндере. Им будет совсем не просто разобраться с ярлом Рандвером и его тэнами, но если туда прибудет конунг со своей свитой, амбиции Сигурда утонут в его собственной крови и крови тех, кто принес ему клятву верности.

– Горма там не будет, – заверил его Улаф, когда они обсуждали свой план и Сигурд заговорил о такой возможности, предположив, что Рандвер посчитает выгодным иметь конунга в качестве гостя на свадьбе сына. – Конунг устроит собственный Хауст Блот, и ты даже не представляешь, сколько меда будет выпито. – Улаф покачал головой. – Бифлинди не станет сидеть на чужом месте в чужом доме, когда его собственный народ будет поднимать в его честь рога с медом и наслаждаться щедростью его стола.

Сигурд надеялся, что Улаф не ошибся. «Морской еж» медленно проплывал мимо Кармёя – ведь гребцов не хватало – а над ними с громкими криками кружили чайки. Пот заливал всем глаза, но они следили, как солнце проваливается за западный край моря, Улаф приказал, чтобы они гребли еще энергичнее, пока света еще достаточно, и Карстен провел их между островами неровного южного побережья Кармёя, пока они не добрались до Скуденесхавна.

Сигурд пробормотал проклятье, когда повернулся и увидел, что у причала стоит лишь «Морская свинья».

– Задница Одина! – выругался Улаф. – Куда девался проклятый скальд? Я думал, он уже здесь.

– Может быть, он хочет торжественно появиться на носу драккара какого-нибудь ярла, входящего в Бокнафьорд, чтобы мы могли его увидеть и поприветствовать, – с ухмылкой предположил Аслак.

– Да, такое ему понравилось бы, – согласился Улаф.

– Как и мне, – сказал Сигурд. – И ярл должен участвовать в любом случае.

Через мгновение гребцы левого борта подняли весла, а те, что находились справа, начали табанить, и Карстен подвел «Морского ежа» к причалу с нежностью отца, целующего ребенка в щеку. Затем Агнар Охотник и Бодвар бросили причальные концы Солмунду и Вальгерде, и остальные спустились по склону, чтобы их приветствовать.

Сигурд ничего не мог с собой поделать – он вдруг представил мать, стоящую на поросших травой камнях, все у него внутри сжалось, и мышцы скрутило от боли.

– А вот и Песнь Ворона, – сказал Свейн, с гримасой заводя большие руки за спину, чтобы немного расслабиться после долгой гребли. – И все совсем не так, как ты говорил, Аслак.

Между тем Хагал быстро спускался по тропинке, однако его не сопровождал ярл с торком на шее. С ним шли всего два человека, которых Сигурд никогда раньше не видел.

– Интересно, кто они такие, – пробормотал стоявший на причале Улаф, протягивая Сигурду руку.

Юноша наклонился, Улаф легко подхватил его, поставил на пристань рядом с собой и протянул руку следующему.

– Хагал, я рад тебя видеть, – сказал Сигурд, когда скальд подошел и они обнялись.

– А я и вовсе вздохнул с облегчением, Сигурд, – сказал нахмурившийся Хагал, глядя через его плечо на спускавшихся на берег воинов. – И сожалею о том, что случилось в Осойро.

Юноша поджал губы.

– И да, и нет, – сказал он. – Теперь у каждого воина есть бринья, а это означает, что у нас вдвое больше людей.

– В три раза больше, – поправил его Улаф.

Хагал без особой уверенности кивнул и повернулся к мужчинам, которые пришли с ним.

Оба были высокими и явно сильными бойцами, и не вызывало сомнений, что Хагал их опасался, как опасаются чужих охотничьих псов.

– Это Кетиль Иварссон, которого называют Картр, – сказал он, и светловолосый воин с румяными щеками шагнул вперед и почтительно кивнул Сигурду.

– И почему тебя называют Картр? – спросил Сигурд.

– Я кузнец, но мне пришлось много путешествовать, – сказал он. Его профессия не вызвала удивления у Сигурда – у Картра были мускулистые руки и широкие плечи, которыми он пожал. – Я вожу свои инструменты в тележке, – сказал он, и это было достаточным ответом.

– А я – Брам, которого люди называют Медведь, – представился второй, не сходя с места, словно рассчитывал, что Сигурд сам к нему подойдет. Он был огромным человеком, хотя и не таким высоким, как Свейн, но очень широким в кости. Его лицо заросло черной бородой, и юноша сразу заметил, что ему не раз ломали нос. – Хагал сказал мне, что ты – воин, Сигурд Харальдарсон, – заговорил Брам прежде, чем тот успел спросить, зачем Медведь прибыл с Хагалом в Скуденесхавн.

Сигурд оглядел обоих мужчин и кивнул.

– Я намерен убить ярла Рандвера из Хиндеры. И конунга Горма, – добавил он, потому что не собирался ничего смягчать. – Полагаю, нам придется дать несколько сражений, прежде чем я добьюсь своей цели.

Брам кивнул.

– Последние три зимы я провел в Стейнсвике, но ярл, чей мед тек по моей бороде, разучился ходить в набеги. Он, точно откормленный пес, с удовольствием сидел у огня и бездарно проживал свои дни. Я больше не мог оставаться рядом с ним и его овцами.

– Он освободил тебя от клятвы? – спросил Сигурд.

– Я никогда не приносил ему клятвы. Он ее не достоин. – Брам оценивающе смотрел на Сигурда, покусывая щетину у нижней губы.

– Я находился в Тюсваре, в доме ярла Лейкнира, когда туда пришел Брам, чтобы спросить, намерен ли ярл отправиться в набег до наступления зимы, – сказал Хагал и усмехнулся. – Я ответил, что ему следует забыть о ярле Лейкнире, но мне знаком человек, который уже начал складывать свою великую сагу.

– Ты принесешь мне клятву верности, Брам Медведь? – спросил Сигурд и показал на своих воинов, одетых в бриньи. – Все они уже сделали это.

– Три вещи, – сказал Брам. – За три вещи я свяжу себя с тобой клятвой.

– Три вещи за одну клятву? – удивился Сигурд. – Такое условие не кажется мне справедливым.

В ответ Медведь улыбнулся.

– Если б ты видел, как я сражаюсь, то скреб бы в затылке и удивлялся, почему я прошу всего три вещи. – Он кивнул в сторону Свейна. – Хочешь, чтобы я вывернул наизнанку твоего быка? Или его? – Он указал на Улафа, который проверял, насколько надежно пришвартован «Морской еж». – Я могу посадить его на задницу, если захочешь.

Сигурд махнул рукой.

– Ха, это совсем не трудно, я и сам с ним такое сделал. – Брам приподнял бровь, ведь Улаф выглядел, точно бог войны в бринье, плотно обтягивавшей могучие плечи. – Ну, и какие три вещи ты просишь в обмен на свой меч? – спросил Сигурд.

– Славу, серебро и мед, – сказал Медведь. – Обеспечь меня ими, и я расправлюсь с твоими врагами, точно коса с травой.

Да, он был хвастуном, и, все же в нем имелась сила, и Сигурд чувствовал, что за его бахвальством стоит нечто серьезное. В нем чувствовалось ожесточение и неистовство, возможно, не такие темные, что окутывали Флоки, но не вызывало сомнений, что Брам не менее опасный противник. И тут Сигурд вспомнил свое испытание и посещавшие его видения, пока он висел между мирами в вонючих топях. Он встретил гордого медведя; конунг животных шел за медом, хотя вокруг кружило черное облако разгневанных пчел. «Может быть, они убьют тебя», – сказал медведю Сигурд. Но тот в ответ рассмеялся.

– А ты, Кетиль Картр? – спросил юноша, поворачиваясь к другому воину. – Ты хочешь славы, серебра и меда?

Кузнец почесал светлую бороду и нахмурился.

– Когда я умру, мое имя будет жить в выкованных мной клинках. Такой славы для меня достаточно. Что до серебра, я устал переходить от одного места к другому и хотел бы пустить корни до того, как стану слишком старым, чтобы махать молотом.

– Кетиль случайно оказался в Тюсваре, – вмешался Хагал. – На тебя произведет впечатление его работа.

– Я найду хороший камень для наковальни и поставлю настоящую кузницу, – сказал Кетиль. – Хагал рассказал мне, что в ручьях там можно найти болотную руду.

Сигурд посмотрел на Хагала, тот едва заметно пожал плечами, и Харальдарсон кивнул – пусть Кетиль винит самого себя, если он верит словам скальда.

– Мне потребуется серебро, – продолжал Кетиль. – К тому же работа в кузнеце вызывает жажду, и я никогда не отказываюсь от эля или меда.

– А ты хороший боец? – спросил Сигурд. – Могу спорить, твои тяжелые руки делают тебя слишком медленным.

– Я не раз участвовал в схватках, – ответил кузнец. – Как ты думаешь, из-за чего мне приходится переходить с места на место? – Он покачал головой. – Когда приходит пора платить за нож или наконечник копья, нередко начинаются споры. – Он оттопырил нижнюю губу. – Странно, но люди часто забывают, что они обещали заплатить за работу.

– Ты готов принести мне клятву верности, Кетиль Картр? – спросил Сигурд.

Кузнец кивнул.

– Да, – сказал он.

– Кого еще ты привел, Песнь Ворона? – спросил Сигурд, демонстративно поворачиваясь в разные стороны.

Скальд покраснел.

– Я пытался, Сигурд, – ответил он, – но…

– Но тебе не удалось найти настолько пьяного ярла, чтобы он согласился присоединиться ко мне в этой безнадежной войне, – закончил за него Сигурд.

– В наше время трудно отыскать тех, кто готов накормить воронов, – пробормотал Брам.

Но Сигурд еще не успел принять жестокую правду – у него всего двадцать человек и больше нет времени, чтобы найти других, ведь через два дня Руна должна выйти замуж за Амлета, сына ярла Рандвера.

– Но песнь получится даже лучше, – заявил Хагал, – раз нас так мало.

Брам усмехнулся, его потрескавшиеся губы скрылись за пышной бородой, и это показалось Сигурду странным, учитывая, какие слова только что произнес Медведь.

– Кажется, ты мне понравишься, Сигурд Харальдарсон, – сказал он.

– Посмотрим, – ответил Сигурд.

Он вытащил Серп Тролля и приложил его рукоятью к левому предплечью.

– Мой отец заплатил бы твоему брату мундр, – сказал Амлет, – и он был бы в два раза больше, чем обычная цена за невесту. Двадцать четыре эйре, стоимость десяти коров. А также быки, лошадь со сбруей или хороший меч и щит, если б он пожелал; полагаю, Сигурд поступил бы именно так. – Тонкая вуаль дождя падала на ее лицо, и Руна сильно сжимала плащ у шеи, когда они наблюдали, как два воина ярла Рандвера отвязывают маленькую лодку. – Сигурд поступил глупо, отклонив столь выгодное предложение.

Напротив фьорда находился заросший деревьями остров, откуда Руна наблюдала за гостями ярла Рандвера, стоявшими на каменистом пляже и пристани, где были пришвартованы три боевых корабля ярла, в том числе «Рейнен» и «Морской орел», принадлежавшие ее отцу. В соответствии с местной традицией Амлет должен выйти с ней вместе на лодке, на веслах, что символизировало их будущую жизнь в качестве мужа и жены. Руна знала, что собравшиеся на берегу гости ждут их с нетерпением, чтобы началась церемония, за которой последуют празднества, море меда и пир. Возможно, они не подозревали, что хозяин планировал ради их развлечения еще один спектакль – вот только он будет пропитан не медом, а кровью.

– Что до моего утреннего дара, ты узнаешь, что я буду очень щедрым, – продолжал Амлет, глядя на запад, в сторону большего из двух островов, расположенных между ними и материком, за которым скрывалось еще четыре драккара его отца. – Красивая одежда, драгоценности, рабы… Я дам тебе все, что смогу. – Он улыбнулся, но его улыбка получилась неловкой, словно он пытался вложить меч в новые ножны.

Руна попыталась сглотнуть, но у нее перехватило в горле. Разговоры об утреннем даре вызывали у нее ужас, ведь речь шла о цене за ее девственность. Эта ночь придет слишком скоро, ее брата убьют, а она будет лежать под мужчиной, который сейчас стоит рядом. Возможно, он сумеет вложить семя жизни в ее тело, она попадет в ловушку и будет обречена провести жизнь среди тех, кто убил ее мать и брата. Среди тех, чьи руки по локоть в крови, тех, кто уничтожил ее прежнюю жизнь и все, что создал отец.

Другие братья не смогли бы это пережить, если б остались в живых. Как и Сигурд – вот почему он придет за ней именно в этот день, как предательски предупредил ярла Рандвера Хагал. И когда он придет, корабли, стоящие за островом, обрушатся на ее брата, точно филин с ветки, и Сигурд погибнет.

«Я могу броситься во фьорд, – подумала она. – Могу покончить со всем сразу прямо сейчас». Но Руна знала, что Сигурд все равно придет. Даже если Амлет не поплывет с ней на лодочке к берегу, Сигурд все равно придет. Песнь Ворона сказал ярлу, что брат Руны намерен отомстить ему именно в тот день, на который назначена свадьба, и устроить кровавый пир еще до наступления темных месяцев. И хотя Руна понимала, что ее брат не может одержать победу против такого количества врагов, устроивших ему ловушку, возможно, он увидит, как она прыгает в холодную воду и узнает, что его сестра умерла, но сберегла свою честь. Может быть, Сигурд это увидит до того, как его убьют…

– Время пришло, Амлет, – позвал один из воинов с влажной скалы, покрытой моллюсками и скользкими рыжими водорослями; он сидел на корточках, удерживая лодку, которая слегка покачивалась на волнах спокойного моря.

Амлет, кивнув, протянул Руне руку, чтобы вместе с ней спуститься к лодке, но она покачала головой, и он пошел вниз один. Девушка не шевелилась, глядя вверх, на темные тучи, позволяя дождю нежно омыть ее лицо. Не о таком дне свадьбы она говорила со своей матерью. Как дочь ярла, Руна всегда знала, что должна нести мир, но даже ее отец, всегда искавший сильных союзов, обещал ей, что она не выйдет замуж за человека, которого не сможет полюбить.

Руна стиснула зубы, когда на нее накатили воспоминания о родителях. Их слова имели веса не больше, чем влажный воздух. Они оставили ее одну. Ее бросили все. Все, за исключением Сигурда.

– Пойдем, Руна, – позвал Амлет, и в его голосе послышалось напряжение.

Он был также охвачен беспокойством. Отец использовал его в качестве наживки, а в награду он должен получить невесту, и сейчас его глаза, точно буревестник над волнами, метались из стороны в сторону в поисках шума, скрытого шелестом дождя.

– Мой брат убьет тебя, Амлет, – сказала Руна, которой хотелось повернуть рукоять кинжала страха в его ране. Пусть он думает, что все еще не закончилось.

Амлет посмотрел мимо нее в сторону скал и деревьев пустынного острова, как будто ждал, что там в любой момент появится Сигурд, словно последний из сыновей ярла Харальда незаметно поставил свой корабль по другую сторону острова и придет, чтобы с ним покончить.

– Сигурд находится под покровительством Одина, – продолжала Руна. – Твой отец совершил ошибку, сделав его своим врагом. Он придет, и ничто его не остановит.

Она смотрела, как Амлет сжимает в руке серебряный мьёльнир, маленький молот, блеснувший между большим и указательным пальцами. Может быть, он не осмелится забраться вместе с ней в лодку и поплыть на веслах к берегу, где их поджидали двести гостей, чьи рты наполнялись слюной, когда они думали о яствах, что приготовил для них хозяин.

– Я возьму тебя на руки и отнесу в лодку, если ты не спустишься прямо сейчас, – сказал он, сверкнув белыми зубами, что напомнило о его отце ярле и брате Храни.

Последний сейчас ждал на драккаре «Всадник войны» появления Сигурда из-за одного из островов, и по спине Руны пробежала дрожь, потому что Храни был убийцей, и ненависть окутывала его, словно плащ.

– Пойдем, – сказал Амлет, – и покончим с этим.

Он поднялся обратно на скалу, взял Руну за руку и потащил к лодке.

– Ветер и течение понесут тебя туда, – сказал воин, который держал лодку, кивком показав на юго-запад. – Так что тебе нужно грести к наусту. – Он махнул рукой в сторону навеса для лодок, расположенному у кромки воды, на расстоянии полета стрелы от пристани ярла Рандвера.

Амлет кивнул в ответ.

– Я буду счастлив перебраться на другую сторону, Торгест, – сказал он.

Тот усмехнулся.

– Сегодня предстоит пир, который потрясет медовый зал твоего отца.

Амлет затолкнул Руну в лодку, она споткнулась о скамью для гребца и упала на банку, расположенную на носу. Амлет сел на скамью спиной к ней, взял весла и вставил их в уключины. Воин, удерживавший лодку за корму, сильно толкнул ее вперед, и Амлет, напрягая широкие плечи, начал грести. Над их головами, в сером, затянутом тучами небе с пронзительными воплями носились чайки. Гортанный крик заставил Руну посмотреть на большого черного, точно тень, баклана, летевшего на восток над самой водой. Она подняла над головой кожаный ремешок с серебряной фигуркой Фрейи, так сильно сжав кулак, что отнять ее могла бы только смерть, и воззвала к богине.

Но если большинство женщин обращаются к Фрейе, чтобы та помогла им зачать ребенка, потому что одно из имен богини Гефна, что означает Дарительница, Руна сейчас воззвала к ее темной стороне. Потому что Фрейю называли еще и Скьяльф, Потрясательница. Она была богиней сражений, и Руна попросила ее участвовать в схватке на стороне брата. Но если боги оставят их сейчас, как оставили отца, мать и братьев, Руна выбросится за борт и утонет в холодной воде. Пусть ее заполучит Ран, мать волн. Лучше так, чем жить среди этих мужчин, в мехах и драгоценностях дочери ярла, но с честью рабыни.

Амлет бросил взгляд через плечо и прорычал ругательство. Торгест верно предупредил его о течении. Маленькую лодку влекло в Сандсундет, но Руна знала, что Амлет направлялся совсем не туда. Если Сигурд и появится, то именно с того направления, из-за одного из островов или утеса, или мыса, которые выдавались в море со стороны неровной береговой линии.

– Боги не хотят нашей свадьбы, – сказала Руна. – Один приказал Ньёрду помешать нам добраться до берега. Ты не можешь отрицать, что мы едва сдвинулись с места, несмотря на твою силу.

– Придержи язык, девчонка, – бросил Амлет через плечо, изо всех сил налегая на весла.

– Греби сильнее, Амлет! – крикнул с берега Торгест – совет, в котором Амлет нуждался, как мертвец в припарках.

Он уже задыхался от усилий, но лодка, наконец, начала двигаться в нужном направлении, и Амлету приходилось сильнее налегать на левое весло, чтобы справиться с течением.

По северной части неба прокатился раскат грома, но Руна решила промолчать – ведь Амлет и сам все слышал, и из-за страха, который в нем сидел, мог принять это за плохое предзнаменование. Она посмотрела в сторону берега, поплотнее закуталась в плащ и прикрыла им ноги, чтобы защититься от брызг. И, вопреки всему, с горечью улыбнулась тому, что беспокоится, чтобы не промокнуть и сохранить тепло, хотя приняла решение закончить свою жизнь в ледяной воде. В следующее мгновение она тихонько ахнула, и Амлет пробормотал короткую молитву, обращенную к богам. Руна почувствовала, как ее желудок опускается вниз, точно тонущий в море камень. Казалось, горло сжала холодная рука, не давая вздохнуть, волосы на затылке зашевелились, а внутренности превратились в воду.

Потому что Сигурд приближался.

Ей хотелось встать и помахать ему рукой. Предупредить брата, что Хагал предал его ярлу Рандверу, и что они вот-вот набросятся на него, точно охотничьи псы на одинокого волка. Однако Сигурд уже знал это, потому что «Всадник войны» и три других корабля успели отойти от причала и обходили большой остров, удаляясь от материка.

Она видела стоявшего на носу Храни – узнала его по красивому серебристому шлему, сиявшему в сером тусклом свете дождливого дня. Все четыре корабля шли под попутным ветром, их паруса надулись, борта прикрывали раскрашенные щиты.

– Возвращайся назад, Сигурд, – прошептала Руна, умоляя брата спастись, любовь к нему переполнила ее, и из глаз потекли слезы. – Возвращайся…

– Должно быть, он ищет смерть, – сказал Амлет, продолжавший отчаянно грести и не сводивший глаз с лебединой груди кнорра.

– Пожалуйста, Сигурд, живи, – сказала Руна, но слова утонули в накативших на нее волнах страха и печали.

Она стояла на коленях, одной рукой вцепившись в борт, другой сжимая амулет, и смотрела на корабль брата, словно могла заставить его повернуть обратно. И кнорр начал разворот, но только для того, чтобы его парус еще вернее поймал ветер, и устремился к ним. Тут, наконец, охваченная ужасом Руна поняла, что корабли ярла Рандвера намерены уничтожать, а ее брат отказывается сдаться и спасти собственную жизнь.

С каждым гребком Амлет отклонялся назад и оказывался так близко от Руны, что она чувствовала запах пота и меда, а еще можжевельника и ромашки, которыми он мыл волосы.

– Ни один мужчина не скажет, что твоему брату недостает мужества, – кряхтя от напряжения, проговорил Амлет.

Они уже находились на середине канала, «Всадник войны» и три других корабля прошли перед носом их лодки. Руна сумела разглядеть палубы, на которых стояли воины с копьями, и вдруг вспомнила, как ее отец и братья собирались на сражение с конунгом Гормом в проливе Кармсунд. И почти сразу ее охватило новое чувство – гордость. Сигурд видел приближавшегося врага и знал, что это ловушка. Однако не повернул назад, потому что был сыном своего отца. Теперь Руна знала, что сегодня вечером он будет пить мед вместе с отцом и братьями в чертогах Одина, и она должна сделать так, чтобы он рассказал им о ее храбрости. И что ее честь столь же важна для их семьи.

Она выпустила амулет Фрейи и вскочила на ноги, балансируя на носу маленькой лодочки, которую раскачивали волны. Потом поставила ногу на борт, бросила последний взгляд на кнорр с лебединой грудью, надеясь, что брат ее видит.

И прыгнула.

– Поворачивай, будь прокляты твои старые кости, поворачивай! – прорычал Улаф.

Они с Сигурдом лежали среди скал, о которые разбивались волны, на западном берегу мыса, и смотрели на происходящее. Остальные прятались за их спинами. К востоку, за холмами и лесом, находилась возвышенность, где стоял дом ярла Рандвера. Они не видели его с того места, где высадились на берег; им пришлось крепко налечь на весла, чтобы «Морской еж» оказался в маленькой безопасной бухте, и они лишь различали дым, поднимавшийся над очагом и висевший коричневым пятном на фоне серого неба. Но чтобы попасть туда, им потребуется столько же времени, чтобы наточить хороший нож, сказал Кетиль Картр. Или выпить пару рогов меда, добавил Свейн.

– Ну, сворачивай, упрямый козел, – прошипел Улаф.

Если старый Солмунд сейчас не отвернет в сторону, первый корабль ярла Рандвера поравняется с ним. И тогда враг поймет, что на борту корабля с высокими бортами находятся только два человека. Они придумали много хитроумных уловок, но двум морякам очень сложно управлять таким кораблем, как «Морская свинья», не говоря уже о том, чтобы развернуть его по ветру. С высоты скал Сигурд видел, как Солмунд бежит от руля к носу, и надеялся, что расстояние не окажется слишком большим, а вражеские драккары достаточно низко сидят в воде, и тэны ярла не увидят, что рулевой кнорра мечется по палубе, как локоть прачки.

И еще Руна. Она находилась на носу маленькой лодки, и ее золотые волосы сияли сквозь слабый дождь, яркие, точно пламя на фоне серого фьорда, и сердце Сигурда забилось, словно молот о наковальню, как только он ее увидел. В животе у него зашевелился клубок шипящих змей, и, как на рынке рабов, ему отчаянно захотелось что-нибудь ей крикнуть, дать знать, что он здесь.

Я иду, Руна. Ты не одна, сестра, – шептал его разум, как если б слова могли пролететь над водой, словно глупыш, расправивший крылья, и добраться до Руны, чтобы она больше не боялась.

– О, он поворачивает. И очень вовремя, – сказал Улаф, заставив Сигурда перевести взгляд от Руны к «Морской свинье» как раз в тот момент, когда появилась ее рея и корабль почти остановился.

Но Солмунд и Хагал действовали отчаянно быстро, натягивая и завязывая веревки, вдвоем выполняя работу пяти человек. Однако передовой корабль ярла Рандвера, полный воинов с копьями, находился менее чем в трех полетах стрелы от «Морской свиньи», и Сигурд уже слышал боевые крики воинов, сливавшиеся с воплями чаек и шумом моря.

И тут парус «Морской свиньи» затрещал, поймав ветер.

– Риск был огромным, – сказал Улаф, когда корабль с круглым корпусом прыгнул вперед и устремился на запад через повисшую над морем завесу дождя. – Если кто-то и мог от них ускользнуть, так это Солмунд.

– Он сделал то, что от него требовалось, – сказал Сигурд, который гордился старым кормчим. – Они оба.

Ярл Рандвер, полагая, что скальд предал Сигурда, широко раскинул свою паутину, и Солмунд исполнил роль мухи, которая в нее угодила. Теперь около сотни воинов Рандвера уплывали от дома своего ярла и от него самого, если только он не находился на борту галеры, возглавлявшей погоню.

Сигурд и Улаф отползли от края утеса и встали, повернувшись спиной к морю и лицом к воинам, которых с Сигурдом связала клятва верности. Они походили на богов войны в своих бриньях – наконечники копий блестели, руки сжимали щиты, лица некоторых наполовину скрыты шлемами.

– Давайте вспомним о чести и наших отцов и предков, от начала времен, – сказал Сигурд, глядя в глаза своих воинов, чтобы напомнить им о клятве. – Мы положим начало новой песни для скальдов. Мы убьем подлого ярла, покроем себя славой и станем богатыми.

На лицах воинов появился волчий оскал, и они застучали бы копьями по щитам, вот только сейчас не было никакого смысла предупреждать врагов о грозившей им опасности.

– Нанесем им быстрый и сокрушительный удар, – сказал Улаф, затягивая на подбородке ремешки шлема. – Я думаю о Торе, который швыряет свой молот в пердящего великана.

Свейну понравились его слова; он ухмыльнулся и добавил:

– Мы – молот бога грома.

Хаук и его воины стояли гордо, как в свои лучшие годы, – длинные седые волосы заплетены в косы, бороды украшены серебряными кольцами. Флоки же являл собой полную противоположность им – темноволосый, с туго натянутой кожей, еще только входящий в пору мужской силы. Его темные глаза сверкали, как у хищника, жаждущего убийства. Свейн и Брам Медведь походили на воинов из легенд или героев, которых ярлы ставят на носы своих кораблей, а скальды делают главными героями саг. Вальгерда была бледной, красивой и смертоносной; ее светлые волосы, заплетенные в косы, обрамляли лицо, как у Сигурда, чтобы не мешали, когда начнется танец клинков.

Сигурд хотел сказать ей, чтобы она была осторожной и, если получится, держалась подальше от гущи схватки. Но он понимал, что с тем же успехом можно просить лисицу усидеть на месте в курятнике, поэтому промолчал.

Они были готовы к схватке, и юноша видел в их глазах, что пора начинать. Они хотели показать себя Сигурду, и это его ошеломило, но он решил, что сейчас не станет думать о посторонних вещах.

– Тот, кто падет сегодня, будет пить мед асов с моим отцом, – сказал он.

– Пусть оставят немного и для нас, – сказал Бьярни, не обращаясь ни к кому конкретно.

Его брат поднял копье, чтобы привлечь к себе внимание остальных.

– И если вы увидите нашего отца Бьярки… – Он замолчал и нахмурился. – Вы его сразу узнаете, потому что у него будет лицо человека, сброшенного со скалы…

Бьярни хмуро посмотрел на него и кивнул.

– …расскажите ему, что мы отомстим за него, как положено хорошим сыновьям, – продолжал Бьорн.

Сигурд повернулся к Улафу, и они соединили древки копий.

– Давай пойдем и спасем Руну, дядя, и расплатимся с ярлом по всем долгам.

Улаф кивнул. Все слова были сказаны. Сигурд поудобнее перехватил щит и копье и легко побежал между валунами на склоне холма, по тропинке, поднимавшейся к вершине.

В сторону дома ярла Рандвера.