36

Плогоф был так же черен, как небо Бретани в этот предполуденный час. Завеса косого дождя секла город и, казалось, отрезала его от остального мира. Абигэль думала о кусочке Франции, оторванном от континента, затерянном посреди океана и исхлестанном брызгами соли и серой пены.

Семь часов назад она зашла к татуировщику в Лилле, в нескольких кварталах от дома. Тот удивился ее странной просьбе, но, в конце концов, многие наносят себе непонятные порой фразы на разные части тела. Будучи адептом боди-арта, он был впечатлен шрамами на ногах Абигэль. И написал очень мелко, синими чернилами, на внутренней стороне левого бедра:

Абигэль предупредила татуировщика, что может еще не раз прийти к нему с подобными просьбами. Эти метки на ее теле так ее успокаивали. Они были надежны. Разумеется, Абигэль знала, что даже во сне эти татуировки могли существовать, как и ожоги на ее руке: достаточно было ее мозгу «скопировать» реальность и воспроизвести ее в мире сновидений. Но во сне она не могла помнить боль от каждого ожога, эту горячую пульсацию, которая билась в голове, стоило только представить себе пламенеющий кончик, раздавленный о ее кожу.

Она ехала вдоль извилистой линии побережья. Океан ревел и плевался пеной, волны разбивались о скалы с таким грохотом, что, казалось, дрожала земля. Не дорога, а конец света, и все же она наконец увидела впереди психиатрическую больницу Дебьен, прилепившуюся сбоку к утесу. Старая постройка сливалась с гранитом. Те же серо-черные тона, то же уныние, острые грани, выступающие углы, словно здание было вырезано гигантскими ножницами.

Абигэль вдруг стало нехорошо. Страх, всплывший из далекой юности, заставил ее съехать из осторожности на обочину. Она дышала часто, прерывисто и ожидала, что упадет с минуты на минуту. Больница прямо по курсу что-то ей напоминала. Она порылась в недрах своей обрывочной памяти и увидела на долю секунды табличку «Центр сна». Горы в снежных шапках вокруг… Альпы? Была ли она в подобном месте, где ее лечили от нарколепсии? Как долго? И в каком возрасте?

Картинка исчезла. Абигэль тряхнула головой, воспоминание было мимолетным, как дымок в порыве ветра. Возможно, Фредерик прав: гоняться за призраками бывает опасно.

Она заехала на парковку, где стояло несколько машин. Требовалось изрядное мужество, чтобы работать в этой могиле, отрезанной от города. Психиатрии в этом плане предстоял еще долгий путь. Курс на холл-приемную с книгой Джоша Хеймана под мышкой. По сравнению с этой больницей Безумная Вдовушка могла бы соперничать с мисс Франция. Абигэль подумалось, что, если бы архитекторы могли построить это каменное чудовище на острове посреди океана, тем самым окончательно отрезав его от людей, они бы это сделали.

Мишель Симон оказался маленьким коренастым человечком с обезьяньим лицом, лысой головой и ушами как у Голлума во «Властелине колец». На первый взгляд возраста он был давно пенсионного. На нем был белый халат, в котором он утопал и, казалось, парил внутри, точно призрак. Они поговорили несколько минут, и очень скоро речь зашла о Николя Жантиле.

– За почти три месяца его здесь никто не навещал, – сказал врач. – Его родители погибли в авиакатастрофе несколько лет назад. С остальными родственниками он порвал все связи.

– Я знаю.

– К сожалению, боюсь, что вы проделали такой путь зря. Он не станет говорить. Николя – одиночка, настоящий. Он не произнес ни единого слова, с тех пор как попал в наши стены. Ни с нами, ни с другими пациентами. Он нашел убежище в рисовании. Малюет целыми днями. И не без таланта. Надо сказать, терапия не всегда препятствует творчеству…

– Я все же попытаю счастья. Но прежде я хотела бы узнать, что произошло в тот злополучный вечер, когда его нашли у него дома. Мне говорили о видео, которое снял Николя Жантиль. Можно его посмотреть?

– Кто вам сказал об этом фильме?

– Его издатель.

– Это, боюсь, будет сложнее. Я связан профессиональной тайной.

Абигэль подвинула по столу визитную карточку, их еще было достаточно в ее бумажнике.

– Я ваша коллега, доктор. Что такое профессиональная тайна, я знаю. Мои отец и дочь погибли в дорожной аварии, когда Николя Жантиль работал над своим романом. Я проехала семьсот с лишним километров, чтобы попытаться понять, как он ухитрился использовать в своей книге выражение, которое могла знать только моя дочь. А именно «Жемчужинка Любви». Согласитесь, не самое расхожее.

– Я искренне сожалею о вашей дочери и вашем отце, но то, о чем вы просите, невозможно. И коль скоро мы коллеги, я думаю, вы легко поймете мою позицию.

– Это еще не все. Книга Джоша Хеймана имеет очень много общего с расследованием, над которым я работаю в качестве эксперта при жандармерии.

Выражение лица психиатра изменилось.

– Вы хотите сказать, что работаете над делом о похищенных детях?

– Да. Я помогаю сыщикам. Трое детей похищены, доктор, и один отпущен, но сохранит отпечаток пережитого заточения до конца своих дней. Я не знакома с Николя Жантилем, я никогда его не видела, но знаю, что в его руках ключ, который я ищу уже много месяцев. Не спрашивайте меня, что за ключ и почему, я понятия не имею. Но этот ключ может помочь нам найти остальных детей. Я здесь, перед вами, и это не случайно. Прошу вас, в виде исключения, освободитесь от профессионального запрета.

Психиатр на несколько секунд сложил ладони у рта, размышляя. Глядя на него, Абигэль представила себе больного прогерией, этим редким недугом, при котором человек выглядит на семьдесят лет, когда ему только стукнуло тридцать. Годы психиатрии, копания в извращениях человеческого ума, состарили его до срока. Он наконец встал и подвинул стул, приглашая свою собеседницу сесть на него.

– Я не расскажу вам ничего о его психиатрическом прошлом, договорились? Это не представляется мне необходимым для ваших… изысканий.

– Хорошо. Но Жантиль уже имел в прошлом проблемы, верно?

– Да, были кое-какие тревожные звоночки.

– В своей книге он описывает с клинической точностью, как его главная героиня, которая служит в полиции, была изнасилована в молодости… На такие вещи вы намекаете, когда говорите о звоночках?

Психиатр поджал губы и запустил фильм.

– Ладно, сядьте поудобнее, зрелище, которое вы увидите, не из приятных.