Девять

Он был здесь все это время, сидел и ждал, пока я его призову, слушал мои истории и то, как я все время уклоняюсь от темы, и улыбался, потому что я ведь инженер, и предполагается, что я не несу ерунду, а все говорю строго по делу. Он всегда был терпеливым до невозможности. Карлос, тебе придется еще немного подождать. Но уже недолго.

Ачи улетела, и я больше никогда ее не видела, не разговаривала с нею. Я работала. У меня было много лет. Некогда скучать по людям. Только гляньте на мою продуктивность! Я совсем по ней не скучала. Хорошо, что она меня покинула; любовь была бы всего лишь поводом отвлечься. Мне следовало строить свою компанию.

Я была так занята, что пропустила свой Лунный день.

Это ложь. И то, что я не скучала по Ачи, тоже ложь. Я так сильно по ней скучала, что во мне поселилась ноющая боль утраты; вакуум. Я скучала по ее милой серьезности; по маленьким проявлениям доброты, вроде чая у моей постели каждое утро, или тому, как она аккуратно и правильно раскладывала мой пов-скаф; по ее опрятности в противовес моей неряшливости, по ее вниманию к деталям, по тому, как она меняла расположение вещей, где бы мы ни находились — в квартире, в отеле, в капсуле; вещи должны были стоять вплотную к стенам помещения. По ее неспособности понимать мои шутки или освоить португальское произношение. Так много всего! Я запихнула эти вещи на самое дно памяти, я не думала о них, потому что, думая о ней, начинала думать обо всех вещах, которые на Луне потеряю навсегда. Бесплатный воздух. Солнечные лучи на моем обнаженном лице. Возможность взглянуть в открытое небо. Далекий горизонт; Луну на краю мира, прокладывающую серебристую дорожку через океан. Океаны из воды, а не из пыли. Ветер: только прислушайтесь!

Я работала как дьявол; моделировала, проектировала и планировала. Все должно было получиться. Все было просто. Но есть предел работы, по достижении которого она начинает пожирать твой желудок и твою душу. Я сделала перерыв. Перерыв в стиле Адрианы Корты. Мои старые однокашники из ДЕМИНа гордились бы мной. Я решила обойти все двенадцать баров в квадре Ориона. В дверь девятого ввалилась. В десятом принимала ставки на то, сколько уровней будет в башне из стопок, которую я сумею построить на барной стойке, — пятнадцать. В одиннадцатом оказалась в нише с милым большеглазым мальчишкой Сантосом, мы касались друг друга лбами, и я трещала о своих планах и амбициях, а он таращился и притворялся, что ему интересно. До двенадцатого бара я так и не добралась. Я оказалась в постели с Большеглазкой Сантосом. Любовница из меня вышла паршивая. Я всю ночь плакала. Он оказался достаточно милым для того, чтобы всплакнуть вместе со мной.

После Лунного дня я долго не звонила родным. Боялась осознать, что сделала ужасный выбор, изменить который я не в силах. Потом я подумала: на протяжении большей части человеческой истории миграция была путешествием в один конец. Старые португальские семьи устраивали похороны детей, которые уезжали в Бразилию, чтобы начать там новую жизнь. Рассчитывать на чью-то помощь означает верить в утешительные сказки о феях. Жизнь — последовательность дверей, которые открываются только в одну сторону. Если ты ушел, то возврата нет. Вот мир, и мы должны в нем жить наилучшим из возможных образов. Но я все-таки очень часто слушала музыку старого мира, музыку, которую моя мама любила и напевала, работая по дому, и она как будто плыла с той голубой планеты внизу, осваиваясь посреди нового пейзажа — не посреди серых холмов, откосов, борозд и прочего уродства, но среди людей. Единственное, что на Луне по-настоящему красиво, — люди.

Итак, теперь я стала лунной женщиной. Я посвятила себя новому миру и новой жизни. У меня была идея и были деньги — если эмигрировать, стоимость обратной дороги тебе возмещают за вычетом любых просроченных платежей и неизбежных пошлин. Я купила конвертируемые облигации КРЛ. Надежные, солидные, с высоким доходом. У меня был табун правовых и проектных ИИ и модель, которую мне не терпелось испытать в реальном мире. Чего мне не хватало, так это путеводной нити. То есть я понятия не имела, как все это превратить в бизнес. Мне недоставало плана. Это был совсем не тот инжиниринг, в котором я разбиралась; мне требовалось распланировать компанию и сделать так, чтобы она заработала.

Тогда-то я и встретила Элен. Я забросила тайную сеть в поисках потенциальных финансовых директоров — никто из моих людей не разбирался в деньгах, включая меня. Все было восхитительно секретно; зашифрованные сообщения — тогда у нас еще не было фамильяров — и негласные встречи в кафе, адреса которых менялись в последнюю минуту. Я не могла рисковать тем, что «Маккензи Металз» обнаружит мой план. Тебе кажется, что сейчас мы живем в безумном мире; он и в подметки не годится тем временам фронтира. Но вот появилась она, эта женщина из Порту, и она знала свое дело, знала, какие вопросы надо задавать, а какие — не надо, но на самом деле я взяла ее на работу, потому что она говорила по-португальски. Я выучила английский и учила глобо — он постепенно становился общим языком, — но есть вещи, которые можно выразить только на своем языке. Мы с ней понимали друг друга.

С той поры мы с Элен работали каждый день. Она моя самая старая и самая дорогая подруга. Она никогда меня не разочарует, хотя я знаю, что много раз разочаровывала ее. Она сказала: ты ни с кем не говоришь о деньгах. Никогда. Ничего не платишь без моего ведома. Никогда. И тебе нужен ведущий инженер проекта. И я, так уж вышло, знаю одного парнишку из Бразилии, он паулистану, три месяца как прилетел.

И это оказался Карлос.

Ох, до чего же высокомерным засранцем он был. Высоким, красивым, забавным — и он прекрасно все это знал. Он обладал тем чувством превосходства, которое присуще всем паулистану: лучшее образование, лучшая еда, лучшая музыка, лучшая рабочая этика. Кариока жили на пляже, вечера проводили в барах, за выпивкой. Ни один из них палец о палец не ударил. Мы встретились в баре, ели лапшу ширатаки. Ты можешь удивиться тому, что я помню про ширатаки. Я помню о той встрече все. В моде царил повседневный стиль 1980-х, на Карлосе были слаксы и гавайская рубашка. К каждому моему слову он относится словно к самой нелепой вещи из всех, что ему доводилось слышать. Надменный, раздражающий сексист — я так на него разозлилась. Я его слегка возненавидела.

Я сказала: «Твоя проблема заключается в том, что ты вообще не можешь слушать, когда с тобой говорят женщины, или дело в одной конкретной женщине?»

И следующий час он провел, излагая бизнес-план, которому предстояло лечь в основу «Корта Элиу».

О, до чего же это был веселый год, когда мы гонялись за нашими идеями по всей Луне. Бог знает, как у нас получалось продолжать дышать. Возврат за обратную дорогу — сумма существенная, но деньги утекают как песок сквозь пальцы, даже если твой финдиректор и ведущий инженер проекта берут у тебя только на Четыре Базиса и спят у друзей на коврике. Встречи, презентации, проспекты, обещания. Отказы, понимание того, что лучше услышать «нет» сразу, чем «может быть» потом. Азартная дрожь, когда мы засекли серьезного, настоящего инвестора и опробовали его битси. Я четко знала, что мне не нужны обосновавшиеся на Земле инвесторы и фонды акций, я не хотела уподобляться Суням, которые постоянно сражались за независимость от Пекина. Я хотела быть как Маккензи. Вот они выглядели настоящей лунной корпорацией. Боб Маккензи продал весь свой земной бизнес, перевел средства на Луну и заявил остальной семье: Маккензи теперь — лунный народ. Переезжайте или выметайтесь. Я посвятила себя Луне: я никогда не вернусь на Землю, и мне не нужно, чтобы Земля приехала ко мне. Все прочие будут только клиентами, не владельцами. «Корта Элиу» станет моим ребенком. Элен ди Брага — моя дражайшая подруга, она член правления, но никогда не была владелицей.

Мы с Элен искали деньги, в то время как Карлос разрабатывал прототип и бизнес. Луна в те времена была куда более тесным местечком, мы не могли построить и испытать экстрактор так, чтобы весть об этом не обогнула мир и не вернулась с Невидимой стороны еще до того, как мы застегнем зажимы на шлемах. Так что мы отправились на Невидимую сторону и арендовали у факультета несколько модулей. В те дни там не было университета — всего лишь обсерватория и научная станция для изучения смертельно опасных патогенов. Если что-то пойдет не так, это самое далекое от Земли местечко, и там мы могли эвакуировать, разгерметизировать и облучить всю испытательную площадку. Туннели располагались слишком близко к поверхности; каждую ночь я представляла себе, как радиация пронзает мои яичники. Мы все время кашляли. Возможно, причиной была пыль, но мы подозревали, что из лаборатории по изучению патогенов нам достался какой-то маленький сувенир.

Карлос построил прототип экстрактора. Когда я говорю «построил», то подразумеваю, что он нанял подрядчиков, ботов, команду контроля качества. Он его мне показал, и я сказала: нет-нет-нет, не сработает, тут недостаточно крепко, там неэффективный процесс; а как насчет доступа для техобслуживания? Мы спорили как ненормальные. Мы спорили как супружеская пара. И все-таки я его не любила. Я об этом говорила Элен. Опять, опять и опять. Наверное, я ее с ума сводила, повторяя, какой он тупой, высокомерный и упертый, но она ни разу не сказала мне заткнуться и наконец-то с ним переспать. Потому что на самом деле он заставил меня потерять голову. Он был абсолютной противоположностью Ачи. Она из подруги превратилась в возлюбленную. Он мог стать возлюбленным, но другом — никогда. Меня к нему тянуло по-другому, это было совсем неправильно и так… по-настоящему. Я думала о нем в постели. Представляла себе его голым, представляла себе, как он делает что-то глупое, нехарактерное и романтичное — например, склоняется над схемами, чтобы посмотреть, чем занимается эта несносная женщина, и время от времени целует меня. Я рукоблудничала, думая о нем. Кажется, он меня слышал. Ну как же еще совладать с влечением?

Я тебе расскажу, когда впервые поцеловала Карлоса: в Море Изобилия, в маленьком куполе, который он построил для меня. Это даже был не купол — так, пара грузовых отсеков роверов, заваленных реголитом, которые мы использовали в качестве базы для полевых испытаний. Мы разобрали прототип на части и доставили его с Невидимой стороны в анонимной таре БАЛТРАНом — прыжок за прыжком, так, чтобы все выглядело случайным, но оказалось где нам было нужно и когда нам было нужно. Потом мы ровером перевезли детали на нашу маленькую базу, и наша команда их снова собрала в заднице мира, где никто и никогда не стал бы нас искать.

К тому моменту мы сжигали деньги, как кислород. У нас оставалось еще на одно полевое испытание, одну доработку и прием VIP-гостей. Все должно было получиться. Мы сгрудились в нашем отсеке и смотрели, как неповоротливый экстрактор медленно движется через море. Я запустила экстракционные головки, сепараторные шнеки. Потом включила сепаратор, зеркала повернулись, поймали солнечные лучи и направили куда надо, и я расплакалась. Это была самая прекрасная вещь из всех, какие я когда-либо видела в своей жизни.

Мы получили первые показания через час. Кажется, я не дышала все эти шестьдесят минут. Газовый масс-спектрометр сообщил: водород. Вода. Гелий-4. Окись углерода. Двуокись углерода. Метан. Азот, аргон, неон, радон. Летучие компоненты, которые можно продать АКА и Воронцовым. Не то, что мы хотели, не то, что мы искали: тот маленький всплеск на графике куда скромнее всех остальных. Я увеличила масштаб осей. Мы все сгрудились вокруг дисплея. Вот. Вот! Гелий-3. Именно там, где мы думали его найти, в тех пропорциях, какие мы ожидали. Милый, милый маленький скачок на спектрографе. Мы нашли гелий. Я вопила и плясала. Элен поцеловала меня, а потом разрыдалась. Затем я поцеловала Карлоса. И опять поцеловала. Я снова поцеловала Карлоса и не остановилась.

Мы пили дешевую водку ВТО в тесном маленьком отсеке и напились до глупых, опасных пределов, а потом я затащила Карлоса на свою койку, и мы тихо и яростно, подавляя смех, занимались сексом, пока остальные спали вокруг.

Мы на той койке зачали город. Те два отсека, та насыпь из реголита, за годы и десятилетия превратились в Жуан-ди-Деус.

Я не сразу вышла за Карлоса. Мне нужно было оформить никах, и к тому же после Моря Изобилия работы оказалось слишком много. Я связалась с нашими VIP-ами и забронировала билеты. В оба конца, Земля — Луна, на шестерых. Двое из EDF/Areva, двое из индийской PFC, двое из «Кансай-Фьюжн». Я обрабатывала их на протяжении месяцев; телеконференции, презентации, представление товара. Я знала, что они хотят избавиться от дуополии США и России на земной гелий-3, из-за которой цены на термоядерную энергию оставались высокими и развитие застопорилось. Снова наступил нефтяной век.

Это был наш самый большой риск. Должностные лица из трех земных малых термоядерных компаний прибывают на Луну одновременно? Даже Маккензи учуяли бы неладное. Вопрос заключался не в том, сделают ли они ответный шаг, а в том, когда это случится. Нашим единственным преимуществом было то, что они не знали, кто мы такие. Пока что. Если мы сумеем завершить демонстрацию, договориться о сделке и подписать контракт до того, как Боб Маккензи выпустит на волю своих рубак, нам удастся защитить контракт в Суде Клавия.

Мы поселили их всех в лучшем отеле Меридиана. Мы взяли на себя их Четыре Базиса. Мы купили французским делегатам вина, индийским — виски и японским тоже виски. Как я уже сказала, мы жгли деньги, как кислород.

В ночь перед тем, как мы должны были отправить наших VIP-ов в Море Изобилия, «Маккензи Металз» нас обнаружили. Я получила сообщение с базы Изобилия. Пылевики с логотипами «Маккензи Металз» взорвали прототип экстрактора. Они уничтожали резервуары с летучими компонентами. Они приближались к базе. Они ворвались на базу… Больше я ничего не услышала.

Помню, я сидела в своей комнате, не имея ни малейшего понятия, что делать. Я сидела в комнате и не понимала, что чувствовать. Я оцепенела. Я падала. Это было как невесомость. Меня затошнило. Экстрактор; вся наша работа, но больше, намного больше — жизни. Люди, с которыми я смеялась, выпивала, работала вместе; люди, которые в большей степени были моей семьей, чем моя настоящая семья. Люди, которые мне доверяли. Они погибли, потому что доверились мне. Я их убила. Я поняла, что мы были детьми. Мы играли в бизнес. Маккензи были взрослыми и не играли. Мы устроили детский крестовый поход, маршируя навстречу собственному невежеству. Я сидела в своей комнате и воображала рубак Маккензи в лифте, у двери, за окном.

Карлос спас меня. Карлос помог мне обрести почву под ногами. Карлос был моей гравитацией. «Мы победим, заключив эту экспортную сделку, — сказал он. — Мы победим, построив „Корта Элиу“».

Тогда я в первый раз услышала это название.

На личные деньги Карлос нанял охранников-фрилансеров для наших людей и оборудования. На мои личные деньги я забронировала VIP-ам билеты на «лунную петлю» и сообщила, что планы меняются. Мы отправляем их на космическом лифте вокруг Луны, на Невидимую сторону, к месту расположения второго прототипа экстрактора гелия-3.

Карлос в первый же день работы в качестве ведущего инженера проекта заявил: нельзя строить только один прототип.

Мы посадили VIP-ов в капсулу, зашвырнули на другую сторону Луны, сели в следующую и показали, что может делать наш экстрактор. Потом взяли извлеченный гелий и подожгли его в ЛДЭ — реакторе Университета Невидимой стороны.

На последние деньги мы заключили договор с правовыми ИИ, которые составили проект экспортной сделки. Он был подписан той же ночью.

Ну, не совсем последние деньги. На самые последние мы с Карлосом поручили ИИ составить брачный контракт. На последние из последних устроили свадьбу.

Дешевую и счастливую. Элен была моей подружкой невесты, единственным другим гостем оказался свидетель от КРЛ. Потом мы пошли и заморозили яйцеклетки и сперму. У нас не оставалось времени для романтики, для семьи. Мы должны были построить империю. Но мы хотели детей, хотели династию, хотели обеспечить им безопасное будущее, когда удастся заложить для него основы. А до этого могли пройти годы, десятилетия.

Создание «Корта Элиу» оказалось пустяком по сравнению со строительством «Корта Элиу». Я не видела Карлоса месяцами. Я спала, ела, тренировалась, занималась любовью, когда могла — то есть редко. Нам нужны союзники, сказал Карлос. Я попыталась строить отношения. Четыре Дракона узнали про «Корта Элиу». Суни, занятые собственными проектами и политикой, отнеслись к нам равнодушно. Воронцовых интересовало только небо, хотя я обеспечила им благоприятную статистику запусков «лунной петли». Маккензи были моими врагами. Асамоа — может, из-за того что наш бизнес не угрожал их бизнесу, может, из-за того что они тоже прибыли на Луну без ничего и создали что-то, может, потому что сами ощущали себя аутсайдерами, — стали моими друзьями. И до сих пор ими остаются.

С надежными и стабильными поставками дешевого горючего мои земные клиенты вскоре заняли на рынке позицию, которая вынудила их конкурентов начать с нами переговоры или объявить себя банкротами. Вскоре после этого рынки гелия-3 в США и России рухнули. Я обставила Америку и Россию! Одновременно! На протяжении двух лет «Корта Элиу» заняла монопольное положение.

Видишь? Нет более скучной темы для разговора, чем деньги и бизнес. Мы построили «Корта Элиу». Мы превратили маленькую хижину, в которой занимались любовью, в город. Веселые были времена. Веселее не придумаешь. От волнения у нас перехватывало дух. Наступил момент, когда наш успех начал порождать собственные успехи. Мы делали деньги просто благодаря тому, что существовали. Экстракторы черпали пыль, «лунная петля» посылала герметичные контейнеры в сторону Земли. Мы стояли на поверхности, касаясь друг друга шлемами, и смотрели на огни на планете Земля. Это было до нелепости легко. Любой мог бы додуматься. Но додумалась я.

Видишь, как от этого черствеет душа? Спешка, возбуждение, работа-работа-работа — и я забыла про людей, которые умерли в Море Изобилия; моя команда, те, кто доверился мне, да так и не увидел успеха, не получил своей доли в нем. Люди говорят: Луна жестока; нет, это люди жестоки. Всегда — люди.

Я продолжала посылать деньги семье. Я сделала их богатыми, я сделала их знаменитыми. Они попали в журнал «Вежа»: сестра и брат Мадонны Гелия. Железной Руки, женщины, которая даровала миру свет! Они получили прекрасную квартиру, большие машины, частных учителей и охранников… и вот однажды я сказала: «Хватит». Вы брали, брали, брали, вы ужинали и тусовались, разжирели на моих деньгах и моем имени и ни словом не отблагодарили, не признали то, что я тут сделала, ни намеком не выразили благодарность или признательность. Ваши дети, мои племянники и племянницы, даже лица моего не узнают. Вы называете меня Железной Рукой — ну что ж, вот вам мое железное суждение. Последний подарок с Луны. Я разместила на защищенном счету деньги, которые требуются для оплаты путешествия на Луну в один конец. Если вам нужны деньги «Корта Элиу», заработайте их. Работайте на «Корта Элиу». Покоритесь, или я больше не пришлю вам ни единой децимы.

Придите на Луну. Придите и присоединитесь ко мне. Придите и постройте со мной мир и династию Корта.

Ни один член моей семьи не принял предложение.

Я прервала связь.

Я не разговаривала ни с кем из них сорок лет.

Моя семья здесь. Это и есть династия Корта.

Думаешь, это было сурово? Деньги; это ерунда, бедность никому из них больше не грозила. По-твоему, я поступила неправильно, оборвав связь с ними без единого слова, не подумавши? Я могла бы предъявить тебе все старые оправдания: обо всем можно договориться; если ты не работаешь, ты не дышишь, Луна делает тебя жестоким. Это правда, Луна меняет людей. Она изменила меня так, что если бы я однажды отправилась обратно на Землю, мои легкие бы схлопнулись, ноги не выдержали моего веса, кости раскололись в щепки. И эти триста восемьдесят тысяч километров нельзя сбрасывать со счетов. Когда ты говоришь с домом и чувствуешь задержку в две с половиной секунды перед тем, как приходит ответ, это отталкивает. Такую пропасть не перейти. Это часть структуры вселенной. Физика — вот по-настоящему жестокая штука.

Я не думала про них сорок лет. Но думаю сейчас. Я часто оглядываюсь назад; из моего прошлого незваными являются разные вещи. Я твержу себе, что ни о чем не жалею, но правда ли это?

Не могу удержаться от мысли, что все дело в тех годах, на протяжении которых мы строили компанию по частям; я больше времени провела в пов-скафе, чем без него, я постоянно ездила в роверах, карабкалась по экстракторам, прижималась к Карлосу в том отсеке, и радиация просвечивала меня насквозь…

Мой рак зашел дальше, чем я говорила, сестра. Знает только доктор Макарэг. Мне известно, что Лукас был в Материнском доме: он в курсе моего состояния, но не знает, насколько все серьезно. Только послушайте меня: эвфемизмы. «Продвинутый», «в полной мере». Я чувствую смерть, сестра, я вижу ее черные глазенки. Сестра, что бы ни требовал Лукас, чем бы ни угрожал, не говорите ему об этом. Он захочет что-нибудь сделать, но ничего сделать нельзя. Он всегда должен самоутвердиться. И я нанесла ему обиду, ужасную обиду… Нужно столько всего исправить. Свет скоро погаснет.

Но я ведь еще не рассказала историю о бое на ножах с Робертом Маккензи!

Это легенда. Я легенда. Может, вы не слышали? Иногда я забываю о поколениях младше себя. Не забываю… как бы я могла забыть собственных внуков? Скорее, не верю, что с той поры прошло столько времени, что люди могли забыть те дни. Какие же это были дни!

Маккензи прекратили физические атаки на наше оборудование, как только у нас появилось достаточно денег, чтобы нанять собственную охрану. Так появился этот бразильский бывший морской офицер, уволенный из-за того, что Бразилия решила, будто собственный флот ей больше не по карману. Он служил на подводных лодках, и его теория заключалась в том, что приемы ведения войны на Луне в точности совпадали с приемами подводных боевых действий. Весь транспорт под давлением, в смертельно опасных условиях. Я его наняла. Он по-прежнему шеф моей охраны. Мы решили, что один дерзкий удар может закончить войну. Мы напали на «Горнило». Маккензи и ВТО только что закончили Первую Экваториальную; теперь «Горнило» могло без остановки очищать редкоземельные металлы. Этот поезд был — и остался — чудесным достижением. Я забываю, что внесла свою лепту, когда уволилась из «Маккензи Металз» и стала воронцовской королевой путей, пока шла к учреждению «Корта Элиу». Карлос предложил идею плана: «Мы подорвем Первую Экваториальную и парализуем „Горнило“». Помню лица вокруг стола: шокированные, изумленные, испуганные. Эйтур сказал: «Ничего не получится». Карлос ответил: «Мы это сделаем. Твоя работа — объяснить мне, как именно».

Мы это сделали на шести роверах, двумя командами по три. Мы подгадали время атаки: как раз когда «Маккензи Металз» должны были осуществить важную новую поставку редкоземельных металлов по контракту с «Сяоми». Карлос отправился с первой командой, я — со второй. Это было так волнующе! Два ровера, набитые мускулистыми громилами-эскольтами, один с командой подрывников. Все прошло на самом деле довольно просто. Мы нанесли удар по «Горнилу» в восточной части Океана Бурь. Эскольты образовали периметр; подрывники одновременно нанесли два удара в трех километрах перед «Горнилом» и позади него. Я видела, как взорвались снаряды. Рельсы взлетели так высоко, что мне показалось — они выйдут на орбиту. Я смотрела, как они кувыркаются прочь, блестя в лучах солнца, и это было самое близкое к фейерверку зрелище, какое только можно устроить на Луне. Все радостно орали и вопили, но я не могла, потому что мне было неприятно видеть, как столь изысканное и блестящее произведение инженерного искусства уничтожается в один миг. Эти рельсы могла проложить я. Мне было ненавистно происходящее: едва построив то, чем можно гордиться, мы его уничтожили.

Хитроумная часть плана заключалась в том, что в то время, пока мы убегали с роверами «Маккензи Металз» на хвосте, наши вторичные атаки произошли в двадцати километрах впереди и позади на путях. Ремонтным отрядам ВТО пришлось бы пересечь эти дыры, прежде чем они сумели бы восстановить рельсы поблизости от «Горнила». Даже если бы ВТО доставила свои отряды в течение часа, «Горнило» оставалось бы во тьме неделю. Они должны были пропустить конечный срок поставки.

Мы оторвались от их рубак посреди хаотичного ландшафта кратера Эддингтона.

После битвы в восточной части Океана Бурь «Маккензи Металз» переместили свои атаки в Суд Клавия.

Кажется, война с ножами и бомбами была для меня предпочтительней.

Их тактика варьировала, но стратегия оставалась понятной и простой: насмерть обескровить «Корта Элиу» с помощью судебных пошлин. Они ударили по нам исками за нарушение контракта, нарушение авторского права, ущерб здоровью личности, ущерб имуществу корпорации, плагиат, иски об ущербе, причиненном каждому члену экипажа «Горнила» в день атаки. Иски следовали бесконечной чередой. Бо́льшую часть из них наши ИИ отбивали сразу же после подачи, но на каждый, с которым мы разбирались, их ИИ производили еще десяток. ИИ плодовиты и дешевы, но бесплатно не работают. Судьи, которых мы вместе назначили, наконец-то постановили, что «Маккензи Металз» должна прекратить легкомысленное сутяжничество и предъявить серьезный иск с разумным шансом на успех.

Сказано — сделано. В иске «Маккензи Металз» Адриану Марию ду Сеу Мано ди Ферро Арена ди Корта обвиняли по сорока пунктам в нарушениях патента в связи с моей разработкой эксктрактора.

ИИ, адвокаты и судьи приготовились к долгому разбирательству.

Я — нет.

Я знала, что это будет тянуться и тянуться и «Маккензи Металз» потребует наложить запрет на наши экспортные операции и на каждое отбитое нами судебное действие предпримет что-нибудь еще. Они хотели испортить нашу репутацию. Они хотели втоптать мое имя в пыль. Они хотели, чтобы наши клиенты на Земле усомнились в нас, усомнились в достаточной степени, чтобы вложить на ранней стадии проекта деньги в предприятие по экстракции гелия-3, учрежденное авторитетной компанией, с хорошей репутацией, не срывающей поставки: «Маккензи Фьюжн».

Мне требовалось покончить с этим жестко и быстро.

Я вызвала Роберта Маккензи собственной персоной на судебный поединок.

Я ничего не сказала своим юристам. Не сказала Элен. Не сказала Эйтуру, хотя он мог догадаться, потому что я попросила его обучить меня владению ножом хоть чуть-чуть. Не сказала Карлосу.

Есть гнев, и есть ярость, а есть неистовое бешенство, для которого у нас нет подходящего названия. Оно бледное, очень чистое и очень холодное. Сдается мне, такое чувство испытывает христианский бог при виде греха. Я увидела его в Карлосе, когда он выяснил, что я собираюсь предпринять.

«Так все закончится, — сказала я. — Раз и навсегда».

«А если он тебя ранит? — спросил Карлос. — Если ты умрешь?»

«Если умрет „Корта Элиу“, тогда я тоже умру, — сказала я. — Думаешь, они просто позволят нам уйти? Маккензи платят втройне».

В тот день на судебной арене собралась половина Луны, или так мне казалось. Я вышла на бойцовский ринг и увидела вокруг себя лица-лица-лица, куда ни кинь взгляд. Все эти лица, и я в беговых шортах и топике, с ножом в руке, одолженным у эскольты.

Я не боялась ничуть.

Судьи вызвали Роберта Маккензи. Потом они еще раз вызвали Роберта Маккензи. Велели его адвокатам подойти к ним. Я стояла посреди судебной арены с ножом другой женщины в руке и смотрела вверх, на все эти лица. Я хотела их спросить: «Зачем вы сюда пришли? Что вы хотите увидеть? Победу — или кровь?»

— Я вызываю тебя, Роберт Маккензи! — закричала я. — Защищайся!

Миг спустя на арене воцарилась полная тишина.

Я снова вызвала Роберта Маккензи.

И в третий раз:

— Я вызываю тебя, Роберт Маккензи! Защити себя, свою репутацию и свою компанию!

Я вызвала его трижды и в итоге осталась одна на бойцовском ринге. И суд взорвался. Судьи что-то кричали, но за ревом толпы зрителей их не было слышно. Меня подняли на руки и вынесли из Суда Клавия, и я, продолжая сжимать в одной руке нож, смеялась, смеялась, смеялась… Я не отпустила нож, пока не оказалась в отеле, где «отряд Корта» учредил свою штаб-квартиру.

Карлос не знал, смеяться или гневаться. Он плакал.

«Ты знала», — сказал он.

«С самого начала, — ответила я. — Боб Маккензи ни за что не смог бы драться с женщиной».

Десять дней спустя Суд Клавия ввел процедуру, согласно которой в судебном поединке могли участвовать делегированные бойцы. «Маккензи Металз» попыталась затеять против нас новый иск. Ни один судья на Луне не захотел его принять. «Корта Элиу» победила. Я победила. Я вызвала Роберта Маккензи драться на ножах и победила.

И теперь никто об этом не помнит. Но я была легендой.

Смерть и секс, не в этом ли все дело? Люди занимаются любовью после похорон. Иногда во время похорон. Это громкий крик жизни. Сделайте больше детей, сделайте больше жизни! Жизнь — единственный ответ на смерть.

Я победила Боба Маккензи на судебной арене. Это была не смерть — не в тот день, — но мой разум чудеснейшим образом сфокусировался. «Корта Элиу» в безопасности. Пришло время строить династию. Вот что я вам скажу: нет более действенного афродизиака, чем когда тебя выносят с судебной арены с ножом в руке. Карлос не мог перестать меня щупать. Он вел себя как одержимый. Превратился в мощную членомашину. Знаю, это неподобающие вещи для того, чтобы их говорила старуха. Но таким уж он был: трах-бандитом. Смертоносным и неутомимым. И это самое лучшее время в моей жизни, единственное время, когда я могла откинуться на подушку и сказать: я в безопасности. Ну и, разумеется, я предложила: «Давай сделаем ребенка».

Мы немедленно начали подыскивать мадринью.

Мне было сорок. Я наглоталась вакуума, наглоталась радиации, нанюхалась такого количества пыли, что ее хватило бы на целое море. Бог знает, работало ли что-нибудь внутри меня, не говоря уже о том, могла ли я выносить нормального здорового ребенка положенный срок. Слишком много риска. Я применила инженерную мысль. Карлос со мною согласился: суррогатное материнство. Мы решили, что будем платить суррогатным матерям, которые станут кем-то куда более важным, чем попросту наемные утробы. Мы хотели, чтобы они превратились в часть семьи, чтобы взяли на себя ту долю заботы о младенце, на которую у нас попросту не хватит времени или, что греха таить, духа. Младенцы утомительны. Дети становятся похожи на людей только в свой пятый день рождения.

Мы опросили, наверное, тридцать молодых, спортивных, здоровых бразильянок детородного возраста, пока не нашли Ивети. Вот так я и познакомилась с вашим Сестринством. В бразильской диаспоре сказали: поговори с майн Одунладе. У нее есть родовые древа, генеалогии и медкарты по каждому бразильцу и бразильянке, которые прибывают на Луну, а также немало сведений на аргентинок, перуанок, уругваек, ганок, нигериек и уроженок Кот-д’Ивуара. Она направит тебя к кому следует. Так и вышло, и я вознаградила ее за услуги — и, думаю, остальная часть истории вам известна.

Мы составили контракт, и правовая система Ивети его проверила, майн Одунладе дала ей совет, и мы пришли к согласию. У нас уже было несколько эмбрионов; мы выбрали одного, а потом спросили Ивети, как она хочет все обставить. Хочет ли она просто отправиться в медцентр и сделать имплантацию или ей больше нравится заняться сексом со мной, Карлосом или с нами обоими? Чтобы все было личным, с привязанностью и связью.

Мы провели две ночи в отеле в Царице Южной, а потом имплантировали эмбрион. Он прижился сразу же. Майн Одунладе хорошо выбирала своих мадриний. Ивети пришла с нами в Жуан-ди-Деус, и мы дали ей собственную квартиру и круглосуточную медицинскую поддержку. Через девять месяцев родился Рафа. Сети слухов полнились картинками и возбуждением — права на съемку являлись частью вознаграждения Ивети, — но реакция оказалась прохладная. Я ощущала неодобрение. Суррогатные матери, наемные матки. У них был уик-энд в отеле в Царице, полный бурного совместного секса. Тройничок устроили, ну-ну…

Рафу едва отлучили от груди, как я уже планировала следующего наследника. Мы с Карлосом начали искать новую мадринью. В то же самое время у меня случились первые озарения по поводу этого места. Жуан-ди-Деус не подходил для того, чтобы взрастить семью. Теперь там есть дети, но в те времена это был город на фронтире, шахтерский, сырой, грубый и омытый кровью. Я вспомнила о прощальном подарке Ачи. Нашла бамбуковую трубку без труда — прошло десять лет после нашего расставания. Как быстро летит время! Водопады и каменные лица; сад, высеченный в сердце Луны. Она как будто предвидела будущее или заглянула в потаенные глубины моего сердца. Я наняла селенологов; мы нашли это место, которое пряталось в недрах скал, как жеода, на протяжении миллиардов лет. Дворец, ребенок, еще один ребенок в процессе сотворения в Медицинском центре Меридиана. Бизнес и репутация. Наконец-то я стала Железной Рукой.

А потом убили Карлоса.

Вы слышали, что я сказала? Карлос не погиб. Его убили. Это совершили намеренно. За его смертью стояла чья-то целеустремленная и злая воля. Ничего так и не удалось доказать, но я знаю, что его убили. Его у меня отняли. И я знаю, кто это сделал.

Простите… Меня охватили слишком сильные эмоции. Прошло так много времени — я половину жизни прожила без него, но вижу его так четко. Он приходит и становится совсем рядом со мной: я вижу текстуру его кожи — у него была ужасная кожа; я чувствую его запах — он пах как-то по-особенному, очень лично; сладко, как сахар. Сладко пахнущий сахарный человек. У его детей тоже это есть: сладкий пот. Я его слышу, я слышу тихое присвистывание, с которым он дышал через нос. Его сколотый зуб. Я вижу все в таких подробностях, и все же оно кажется нереальным. Таким же нереальным для меня, как Рио. Неужели я там и впрямь жила? Омочила пальцы в океане? Мы были вместе так недолго. Я прожила три жизни: до Луны, с Карлосом и после Карлоса. Три жизни — такие разные, что ни одна из них не кажется моей.

Мне все еще трудно об этом говорить. Я не простила. Я даже не поняла, в чем суть; почему я должна перестать чувствовать то, что на самом деле чувствую, почему я должна смириться с несправедливостью? Почему я должна принять на себя всю боль, которую ему причинили, и сказать: «Все это не имеет значения, Карлос, я простила»? Набожная ерунда. Прощение для христиан, а я не христианка.

Он проводил пятидневную инспекцию в новых зонах добычи в Море Дождей. С его ровером случилась неконтролируемая разгерметизация в Горах Кавказа. Неконтролируемая разгерметизация — понимаете, что это значит? Взрыв. Это случилось сорок лет назад, и наши инженеры были не так хороши, как сейчас, но даже тогда роверы были крепкими, роверы были прочными. С ними не случались «неконтролируемые разгерметизации». Это был саботаж. Маленькое устройство — а потом внутреннее давление все делает само. Я отправилась туда на спасательной шлюпке Воронцовых. Обломки ровера раскидало на пять километров. Даже нечего было собирать для переработки углерода. Слышите мой голос? Замечаете, какой он ровный и спокойный, как я подбираю слова — точно инструменты, щепетильно и практично? Это по-прежнему единственный способ для меня говорить о Карлосе. Я оставила там памятник: колонну из обработанного лазером титана. Она никогда не заржавеет, не потеряет цвета, не состарится и не покроется пылью. Она будет там стоять целую вечность. Думаю, это правильно. Это достаточно долгий срок.

Ты убил Карлоса ди Мадейраса Кастро, Роберт Маккензи. Я обвиняю тебя. Ты ждал, ты не спешил, и ты понял, как ранить меня сильнее всего. Ты уничтожил то, что я больше всего любила. Ты отплатил мне втройне.

Через три месяца родился Лукас. Я никогда не любила его так, как Рафу. Не могла. У меня забрали Карлоса и дали взамен Лукаса. Мне казалось, обмен несправедливый. И это неправильно, это противоречит истине, но человеческие сердца часто ошибаются. Но именно Рафа слышал, как я шепчу над его кроваткой имя убийцы отца; он был тем, кто вырос в этой тени, с ненавистью в душе. Корта режут. У нас все начинается и заканчивается нашим именем.

Рафаэл, Лукас, Ариэль, Карлиньос — маленький Карлос. Вагнер. Я не смогла быть доброй с этим мальчиком. Бывает такое: втемяшится что-нибудь в голову, оглянуться не успеешь — жизнь прошла, а идеи превратились в догмы. И Ариэль…. почему же я не… А, пустое. Инженером родился — инженером помрешь. Мне понадобилось прожить весь отпущенный срок, чтобы понять: жизнь — не та задача, которую можно решить. Мои дети — это достижения, которыми я больше всего горжусь. Деньги — на что мы здесь можем тратить деньги? Принтер побыстрее, пещера побольше? Империя? Там, снаружи, одна пыль. Успех? У него самый короткий период полураспада из всех известных веществ. Но мои дети: как думаете, я создала их достаточно крепкими, чтобы выдержать десять тысяч лет?

Йеманжа проложила через океан серебристую дорожку, и я шла по ней, пока не очутилась на Луне. Что мне нравится в ориша — их особенная мудрость: они предлагают не так уж много. Никакой святости, никакого рая, просто один-единственный шанс — и все. Упустишь его, и он уже никогда не появится снова. Так что лови момент, и сможешь дойти до самых звезд. Мне это нравится. Моя мамайн это понимала.

Моя история теперь закончена. Все прочее — чужая история. Но знаете что? Я не была заурядной. Я не была Джейн-аутсайдером. Я была чертовски замечательна.

Прошу прощения, сестра. Йеманже поступил экстренный вызов.