***
Примечание от руки:
Фм - генерал-лейтенант Фомченко Н.А.
Кмн - капитан 2 ранга Кременецкий Н.И.
Вл - чл. коорд. шт. Велесов С.Б.
Рг- с. н.с. Рогачев В.А.
Кмн: У нас событие первостепенной важности, товарищи. Вчера вечером наконец пришел в себя профессор Груздев. Мы в этот момент находились в море и не могли отреагировать должным образом. Получив информацию от Николая Антоновича, я немедленно взял курс на Севастополь. Сейчас корабельный врач «Адаманта» в Морском госпитале, возле профессора.
Фм: Что он сообщает? Каково состояние Груздева?
Вл: Позвольте, Николай Иванович? Да, благодарю... Согласно полученной информации, состояние здоровья профессора не вызывает опасений - если не считать общей слабости, он прекрасно себя чувствует. Сам принимает пищу, охотно поддерживает беседу. Пока, конечно, не встает, хотя уже делал попытки.
Фм: А как он вообще пришел в себя - об этом ваш врач не докладывал?
Кмн: Да, если можно, Сергей Борисович, в двух словах...
Вл: В двух словах: никто не понимает. Пирогов уверяет, что ничего не предпринимал - приставил к профессору сиделку и следил, чтобы его вовремя кормили. Этим занимался наш фельдшер.
Фм: Вот фельдшера и расспросили бы! Вы что, маленькие, за ручку водить надо, сопли вытирать?
Вл: Его и расспросили, как только убедились, что состояние Груздева не внушает опасений. Получается, что кроме Пирогова и сиделки, с профессором никто не контактировал, процедур, за исключением регулярного ухода, не проводил. Речь идет о простейших мерах по борьбе с пролежнями плюс кормление через желудочный зонд. Ничего такого, что могло бы повлиять на его состояние.
Кмн: И, тем не менее, он пришел в себя!
Вл: Да, пришел. Повторюсь, наш врач в недоумении. Как, впрочем, и Пирогов.
Фм: Ладно, с причинами разберемся потом. Сейчас главное - когда профессор сможет заняться своей хронофизикой?
Кмн: Валя... простите, Валентин Анатольевич, что скажете?
Рг: Можно просто Валентин, Николай Иваныч. Я побывал сегодня у профессора. Тольком поговорить нам не дали, он и правда, очень слаб. Но я уверен, что Груздев в ближайшее время сможет организовать нашу переброску домой.
Вл: Нашу? А как быть с «Алмазом» и его моряками? Согласитесь, мы обязаны подумать и о них.
Рг: А вот тут сложнее. Я могу предположить, что они вернутся вместе с нами. В смысле - в двадцать первый век.
Фм: Вы же говорили про этот... карамболь?
Рг: Клапштосс. Сейчас, к сожалению, картина иная. В тот раз мы получили... как бы это сказать... удар, придавший нам скорость, как удар кием по шару.
Фм: Говорите уж прямо: пинок под зад.
Рг: Можно и так сказать. А на этот раз нас как бы притянет, словно магнитом. Все, кто попадет в зону действия «Пробоя», переместится к установке - и в географическом и в э-э-э... хронофизическом смысле.
Вл: Помнится, шла речь о тождественности перенесенной массы? Нам, вероятно, следует забрать с собой «Морской бык» и «Заветный»?
Рг. Пожалуй, это было бы разумно.
Фм: Но он же без хода?
Кмн: Ерунда, на буксире потащим...
Фм: Должен признаться, что мне не очень-то импонирует мысль бросать наших севастопольских друзей в разгар боевых действий. Я понимаю, нас ждут дома с результатами. Но вот лишать людей того, без чего они не смогут победить...
Вл: Госпо... товарищи, по-моему, мы пытаемся бежать впереди паровоза. Надо дождаться, когда Груздев окончательно придет в себя и сможет взяться за дело. А пока это все, простите, гадание на кофейной гуще.
Кмн: Согласен. И тем не менее - надо принимать решение. Предполагается, что «Адамант» отправиться к Варне. Да и остальные корабли раздерганы - «Алмаз» в Николаеве, «Морской бык» вообще у берегов Болгарии... то есть Турции.
Фм: Как я понимаю, вы должны встретиться с отрядом Бутакова возле Варны?
Вл: Совершенно верно.
Фм: Тогда не вижу проблемы. Продолжаем следовать намеченному плану.
Кмн: Да, но профессор...
Фм: Если к моменту выхода «Адаманта» он в достаточной мере придет в себя - возьмете его на борт и решите проблему с переносом на месте. Если нет - то вопрос отпадает, так и так придется ждать.
Кмн: Что ж, это разумно.
(длинная пауза, шум сдвигаемых стульев)
Кмн: Позвольте задать личный вопрос, товарищ генерал-лейтенант?
Фм: Что это вы так официально, Николай Иваныч? Давайте без чинов.
Вл: Простите, я вам не помешаю? Раз уж вопрос личного свойства...
Кмн: Совсем напротив, Сергей Борисович. Я бы даже настаивал на вашем присутствии, если товарищ генерал, разумеется, не против.
Фм: Вот даже как? Что ж, я не против, оставайтесь. Так что у вас, Николай Иваныч?
Кмн: Признаться, я удивлен, что вы принимаете дела наших предков так близко к сердцу. Я не сомневался, что вы будете ратовать за скорейшее возвращение.
Фм: А вы почаще сомневайтесь, товарищ капитан второго ранга. Иногда это полезно.
(Пауза, звон разбитого стекла)
Вл: Простите, я...
Кмн: Ничего, ничего, Сергей Борисыч, бывает.
Фм: Говорят, стаканы бьются к счастью. Верно, господин писатель?
Вл. Я... да, конечно.. но я не совсем понял...
Фм: Представьте себе, я тоже. Простите, товарищи, на этом беседу я полагаю законченной. Да, и распорядитесь о катере, меня ждут на берегу.
Вл: Да , но я не...
Фм: (очень громко, с раздражением) я же сказал, господин альтернативный историк, разговор окончен! Во всяком случае - на эту тему!
(конец записи)
ГЛАВА ШЕСТАЯ
I
Пароходофрегат «Владимир»
14 октября 1854 г.
Капитан-лейтенант Белых
- Любопытная статейка, - сказал Андрей, складывая пополам газетный лист. - Выходит, фантазии Сергея и Николая Николаевича - не такие уж и фантазии.
Белых кивнул. Газету, парижский «Journal des Débats Politiques et Littéraires» недельной давности, он сам доставил с берега этой ночью. То, что задумывалось, как короткая вылазка, неожиданно превратилось в полноценную разведоперацию. Капитан-лейтенант не был сторонником экспромтов и слабо разбирался в тонкостях нелегальной работы в неприятельском тылу, и стремительность, с которой развивались события, вызывала у него оторопь.
9-го числа «Улисс» с парусником на буксире вышли в точку рандеву на траверзе острова Змеиный и встречается с «Громоносцем». Двумя часами позже корабли присоединились к отряду Бутакова, а через каких-то восемь часов разведывательная группа в составе Белых, Змея, Карела, Вани Калянджи, Фро и обер-лейтенанта цур зее Ганса Лютойганна высадилась на берег.
Беспечность, с которой англичане относились к караульной службе, поражала. Они понятия не имели о контрразведке и противодиверсионных мероприятиях - как, впрочем, и о самых обыкновенных проверках документов. И это на важнейшей, стратегической базе в разгар войны! Да тут на каждом углу должны стоять патрули с собаками, а аусвайсы проверять через каждые сто шагов!
Но ничего подобного, разумеется, нет. Окрестности Варны и улочки города-крепости, патрулируют морские пехотинцы Ее Величества, а турецким стражникам остаются трущобы вроде Цыганского рынка. Красные мундиры пресекают драки, грабежи, улаживают конфликты с местным населением, собирают упившихся до изумления и покалеченных в потасовках Томми Аткинсов Могут домотаться к какому-нибудь черкесу или албанцу-арнауту, слишком уж бесцеремонно разгуливающему со своим кармультуком и кривой саблей, могут шугануть подозрительных оборванцев. Но чтобы требовать какие-то бумажки у прилично одетого европейца, сопровождающего даму? Полно, что за вздор, англичане - культурные люди...
«Тут-то мне карта и поперла...» - вспомнил Белых затасканный анекдот. Ситуация, в общем, ясна: двое разведчиков (Фро и еще один, одетый в европейское платье) открыто проникают в крепость и ведут наблюдение. Еще трое, в полном боевом снаряжении, находят укромный уголок и ждут сигнала. Если таковой поступит - на месте определяются с планом действий. Если нет - обеспечивают безопасное возвращение разведчиков.
Оставалось найти подходящего человека – старшего группы. Сам Белых не годился по причине слабого знания языка и местных реалий; по тем же соображениям не подходил и Андрей Митин. ФСБ-шник неплохо владеет языком потенциального противника, но вот акцент... Фро, послушав его, мило сморщила носик и заявила: «Ах, милый André, ваша смесь английского с нижегородским не обманет даже пьяного валлийского капрала». У Змея отличный шотландский выговор, в турпоездках он ухитрялся сойти за жителя Эдинбурга, но вот актерские способности не внушают никакого доверия. А предложенные Бутаковым кандидатуры офицеров, хорошо владеющих и английским и французским, Белых отверг - не желал поручать столь ответственное дело непроверенным людям.
Оставался один кандидат. Обер-лейтенанту цур зее Гансу Лютйоганну предстояло изображать дельца из Триеста, приехавшего в Варну по торговой надобности. Байку о якобы зависших на архипелаге десяти тысячах пудов муки из отборной сирийской пшеницы сочинили с помощью дяди Спиро. Старый грек уверял, что в городе полно коммерсантов любых национальностей, и все хотят урвать свой кусок военных поставок.
А Фро будет играть роль супруги свежеиспеченного торговца. На нее у Белых особая надежда: живой ум и авантюрный характер Ефросиньи Георгиевны как нельзя лучше подходили для рискованной затеи. Змея переквалифицировали в «слугу джентльмена» и велели держать язык за зубами. Другим слугой-посыльным грумом, мальчиком на побегушках, «назначили» Ваню Калянджи. Его взяли на берег за великолепное знание языков - греческого, турецкого и французского, не считая родного болгарского.
Все прошло, как по маслу. Спустя три часа после высадки, Фро связалась по рации с Белых и предложила внести некоторые изменения в план. Вместо того, чтобы возвращаться, они снимают в Варне дом (оказалось, сделать это совсем просто), и располагаются там. Таким образом, отряд приобретает базу, а сами разведчики до известной степени легализуются. Белых, растерявшийся от такой наглости, с трудом удержался от того, чтобы не потребовать возвращения сумасшедшей дамочки. Вместо этого, он связался с Андреем Митиным, а тот затею одобрил.
В результате, разведчики уже третий день подряд изображали супружескую чету. Съемный домишко располагался в купеческой «Гръцкой махалле» (греческий квартал, где обычно селились немусульмане); кроме «герра и фрау Лютойганн» в нем устроились их «слуги» - юный Кадянжи и боевая группа в составе Змея, Карела и самого Белых.
При необходимости любой из них мог вернуться назад - пробраться незамеченными по ночному городу было детской задачкой. Фро сочла нужным ознакомить своих друзей с новинками парижской прессы, и Белых лишний раз убедился, что не ошибся в подруге.
- Значит, в Париже беспорядки... - произнес Бутаков. - Не удивлен. Из того, что я знаю о французском императоре, можно сделать вывод: поражения в этой войне ему не простят. Сорок тысяч народу на улицах, национальная гвардия грозилась стрелять, сотни арестованных...
Андрей снова развернул «Журна́ль де Деба́»
- Да, это серьезно. У нас Наполеон Третий лишился престола после того, как угодил в плен при Седане. Тогда дело, как вы помните, закончилось Парижской Коммуной. Альма, конечно, далеко от парижских предместий, но ведь и положение нынешнего властелина La belle France достаточно шаткое. Он не так давно провозгласил себя императором, и во Франции хватает желающих вернуть Вторую республику. Он и войну-то затеял для того, чтобы влезть в сапоги своего великого дядюшки. И тут - такое фиаско! Разумеется, будет смута, в Париже это не заржавеет.
- Сегодня же надо передать содержимое статьи в Севастополь. - подытожил Белых. - Что касается наших дел: Фибиха пока найти не удалось. Видимо, еще нездоров и не выходит на улицу. А вот его приятеля Блэксторма, репортера из «Манчестер Гардиан», мы вычислили. Да он и не скрывается, расхаживает по городу.
- Что ж, будете готовить операцию захвата? - спросил Андрей. - Хорошо бы взять англичанина поближе к вечеру. Выбить из него сведения о том, где Фибих, и сразу нанести визит.
- А как же с обломками летающей лодки, которые вместе с Фибихом притащили из Евпатории? Их непременно надо уничтожить - даже неисправный мотор, не говоря уже о пулемете, здорово поможет британским инженерам. При их уровне промышленности, через пару лет у англичан появится и автоматическое оружие и аэропланы.
- Вы, капитан, начитались книжек про попаданцев, - улыбнулся Андрей. - ни через год, ни через пять лет англичане не сумеют повторить эти... хм... изделия. Но пользу из них, несомненно, извлекут. Так что вы правы, незачем оставлять такие подсказки.
***
Совещание закончилось. Андрей Митин и Белых устроились на площадке, поверх колесного кожуха. Обычно здесь стояла гребная шлюпка, но сейчас ее не было, а с высокого горба открывался отличный вид. Палуба под ногами вибрировала, снизу доносились плеск воды и шлепки плиц. «Владимир» набирал ход.
- А ты не боишься оставлять свою даму с Лютйоганном? - поинтересовался Андрей. - Все же офицер Кайзермарине, дворянин, не нам, разночинцам, чета. А то изображают примерных супругов, так и до греха недалеко.
- Во-первых, - обстоятельно ответил спецназовец, - зависть дурное чувство. Во вторых, если кто тут из разночинцев, так это ты. А мои предки - природные уральские казаки. А в третьих, не хочешь ли, мил-друг в рыло схлопотать за такие предположения? Фро - женщина приличная, чтобы с какими глупостями - ни-ни!
- Я что, я - ничего, вашсокородие! - Андрей принял шутливый тон. - Да и стоит ли переживать, ежели что - мы, если верить Сереге, скоро сделаем этому миру ручкой, надо же дамочке как-то устраиваться? А Лютйоганн - чем не вариант? Не думаю, что он отправится с нами, здесь ему светит карьера первого в мире подводника.
- Не понимаешь ты женской души, Андрюха. Для Фро все это, включая мою особу - приключение в стиле лорда Байрона. Она по натуре авантюристка, ей хочется чего-то невиданного. А Лютйоганн - он, хоть и из будущего, но по самую макушку полон такой унылой бюргерской порядочностью, что она с ним недели не выдержит. Уже жаловалась, что наш оберст надоел ей хуже горькой редьки.
- Оберст - это полковник. - наставительно заметил Андрей. - А наш Ганс всего-то обер-лейтенант, до таких высот ему еще служить и служить.
- Да хоть генерал, наплевать! Фро нужны яркие события, понимаешь? Чтобы интрига, опасность, если немножко безнравственности - тоже неплохо. А этот только и мечтает, как станет адмиралом Открытого Моря у нового германского кайзера.
- А ничего, что Германии тут и в помине нет? И не будет еще лет эдак пятнадцать? Если, конечно, не поторопят.
- Вот на это он и рассчитывает! Мы с ним как-то разговорились - так он, оказывается, собирается разыскать Бисмарка и рассказать ему по Австрию, Седан и все остальное.
Андрей хохотнул. Похоже, логика попаданцев заразна.
- А ноутбук он где возьмет? Или просто так намерен заявиться - вот он я, такой красивый, и все знаю про грядущие времена?
- Ну, марктвеновский янки как-то обошелся - возразил Белых. - А наш обер знает не меньше, старая германская школа! А если серьезно - нам это надо? Мы Фибиха зачем ловим? Чтобы совсекретная информация не утекла за кордон. А чем, если подумать, немцы так уж лучше англичан?
- По мне, так лучше. А вообще, давай решать проблемы по мере их возникновения. Ты хотел передать на «Адамант» содержание этой газетенки? Вот и пошли за штурманом. Он по-французски шпарит, как ты на русском командном - переведет, дадим в эфир. Пусть Серега порадуется, что он оказался такой умный и прозорливый.
II
Севастополь
15 октября 1884 года
мичман Красницкий.
- Не возьму в толк, батенька, как вы решились оставить работы в самый разгар-с? Неделя до полной готовности, а вы, изволите-с видеть, приехали в Севастополь! Неаккуратно-с!
Ворчливый тон лейтенанта Краснопольского заставил Федю почувствовать себя нерадивым учеником. Вот так преподаватель математики выговаривал ему, гардемарину второго специального класса за невыполненное задание.
Но ведь он уже не гардемарин, верно?
- От Николаева до Севастополя чуть больше трехсот верст, Николай Александрович. - почтительно, но твердо ответил Федя. - «Алмазу» с его боевыми-экономическими пятнадцатью узлами туда-обратно ходу двое суток. Работы идут, мастера в Николаеве толковые. А согласовать проекты по радио никак не получается...
***
После завершения испытаний минного катера мичман со всем пылом взялся за переделку днестровских и днепровских пароходиков в «минные тараны». Они должны будут атаковать цели цель двумя способами: либо выдвинутыми на шестах тротиловыми зарядами, либо, огибая корабль, подводить под нос или корму мину-крылатку на длинном тросе. Если, конечно, уцелеют к тому моменту под огнем неприятельских пушек.
Сразу выяснилось, что конструкция буксируемых мин-крылаток никуда не годится. То что подходило для винтовых судов, совершенно не годилось для колесных: завихрения воды от гребных колес делали движение снаряда непредсказуемым, и вывести его на позицию для подрыва судна было крайне сложно.
Всплыли и другие проблемы, например, с работой электрозапала. Убив три дня на возню с непокорными устройствами, Федя Красницкий попытался объяснить суть своих затруднений по радио, но ничего не добился. Тогда он насел на командира "Алмаза", капитана первого ранга Зарина - мол, для выполнения задания необходимо срочно отправиться в Севастополь и посмотреть, как там справились с проблемой. А заодно, продемонстрировать первый в России боеготовый минный катер - несомненное достижение!
Катер оказался слишком велик для шлюпочных ростров крейсера; для него соорудили специальные киль-блоки на том месте, где раньше располагались гидропланы. С подъемом-спуском пришлось повозиться, суденышко оказалось куда тяжелее корабельных шлюпок. Зарин хмурился, ворчал, предрекал поломки паровых лебедок и выстрелов. К счастью, обошлось: на палубе хватило места для двух минных катеров, и мичман рассчитывал доставить их к Варне прямо на «Алмазе». Там их перегрузят на «Морского быка» - бывший сухогруз, оборудованный мощными грузовыми стрелами, больше подходит на роль носителя. Пока же крейсер с его изящным яхтенным силуэтом и «клиперским» форштевнем напоминал мичману знаменитый «Великий князь Константин», на котором во время Балканской войны базировались минные катера.
***
Осмотрев катер, лейтенант Краснопольский сменил гнев на милость. С минами-крылатками и электрозапалами разобрались быстро, для чего пришлось провести полдня в портовых мастерских. И теперь офицеры стояли на ступенях Графской пристани, наслаждаясь неожиданным отдыхом. Собственно, отдыхал только Федя, у лейтенанта же хватало дел: заканчивались работы по оснащению второй флотилии «минных таранов». Но Краснопольский, измученный многодневным напряжением, позволил себе воспользовался подходящим предлогом и немного восстановить силы.
Гички с «Алмаза» Федя у пристани не нашел. На крейсере шла угольная погрузка, аврал: боцмана свирепствовали, гоняя туда-сюда чумазых, похожих на веселых чертей матросов. На стоящей у борта барже-грязнухе наполняли углем рогожные мешки, поднимали на палубу в сетках, по десять-пятнадцать штук. Потом эти мешки опорожняли в угольные ямы и коффердамы. Черная пыль стояла столбом, и Федя знал, что после того, как закончится погрузка, на крейсере объявят новый аврал - чистить, мыть, приводить в порядок. Так что торопиться не было никакого резона. Нет шлюпки - подождем; можно, конечно, нанять какую-нибудь посудинку и добраться-таки до крейсера, но что за радость дышать угольной пылью и шарахаться от струй воды, смывающих за борт вездесущую черную гадость?
До отхода крейсера оставалось часа три. Романтическая привязанность мичмана к добровольной сестре Медицинского госпиталя - то самой Даше Севастопольской! - не были ни для кого секретом, и Краснопольский собирался отпустить юношу к предмету его воздыханий. Но неожиданно они разговорились, благо, тема была самая животрепещущая.
- Слыхал, Николай Александрович, потомки нас обнадежили? Будто бы скоро будем дома?
Лейтенант помолчал. Мысли о возвращении не оставляли его с того момента, как он услышал эту потрясающую новость. И мысли эти наверняка изрядно удивили бы кают-компанейское общество. Очень хотелось с кем-нибудь поделиться с кем-то, и юноша-минер подвернулся как нельзя более кстати.
- Видите ли, Федор Григорьевич... прямо и не знаю, как вам сказать-с. В общем, я не уверен, что хочу возвращаться-с!
В глазах мичмана, не ожидавшего такого признания, мелькнуло недоумение - и сразу сменилось радостью.
- Господин лейте... да Господи, Николай Алексаныч, я ведь то же самое хотел сказать! Видите ли, я...
- Барышня из госпиталя? - улыбнулся Краснопольский. Молодость, понимаю вас. Но ведь это не единственная причина-с?
- Верно, - кивнул мичман. - Мне кажется, что здесь я... нужнее, что ли? Там, дома, мы тоже делали важное дело, но... Сами посудите, мичманов в Севастополе - как блох на барбоске! Вернемся без нашего «Заветного» - спишут на берег, или законопатят на какую-нибудь баржу! А тут...
- Совершен с вами согласен-с. - ответил лейтенант. - Да, здесь мы можем принести куда больше-с пользы. Ведь мы с вами, Федор Григорьевич, знаем и умеем то, о чем тут понятия не имеют-с! Войну эту Россия, похоже, выиграет, а дальше - строительство броненосного флота, выход в океан-с! Неужели мы не поможем-с избежать ошибок, которые кораблестроители и адмиралы наделали в известной нам истории?
- Да-да, конечно, - быстро закивал Федя. - Тараны, низкобортные броненосцы, безбронные крейсера, разнобой в калибрах. И то, что с башенными установками орудий так долго тянули...
- Не сомневаюсь, что вы знакомы с историей кораблестроения. - мягко перебил юношу Краснопольский. - Вы правы-с, и это, и многое другое. Что же, в таком случае, вас останавливает-с?
А про себя подумал, что мучительно жаждет чтобы мичман опроверг его собственные сомнения. И никак не решается признать, что не хочет возвращаться из этого похода без своего корабля, которому суждено сгинуть в пучине времени.
А может, и нет? Привести в порядок миноносец будет непросто, но - как там говорят китайцы? «Путь в тысячу ли начинается с одного шага…»
- Ну, вы же понимаете... - замялся Федя. - Там, у нас, тоже война, а мы присягу давали. Как же можно вот так, взять и остаться? Это ведь будет...
- ...дезертирство? Полно, друг мой, здесь мы служим-с той же России и даже той же династии Романовых. Помните текст присяги?
И лейтенант торжественно произнес:
«Обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом, перед Святым Его Евангелием в том, что хочу и должен Его Императорскому Величеству Самодержцу Всероссийскому и Его Императорского Величества Всероссийского Престола Наследнику верно и нелицемерно служить, не щадя живота своего, до последней капли крови и все к Высокому Его Императорского Величества Самодержавству силе и власти принадлежащие права и преимущества, узаконенные и впредь узаконяемые, по крайнему разумению, силе и возможности исполнять.
Его Императорского Величества государства и земель Его врагов телом и кровью, в поле и крепостях, водою и сухим путем, в баталиях, партиях, осадах и штурмах и в прочих воинских случаях храброе и сильное чинить сопротивление и во всем стараться споспешествовать, что к Его Императорского Величества службе и пользе государственной во всяких случаях касаться может...»
Федя молчал, придавленный бронзовой чеканностью этих строк. Он вспомнил, как приносил присягу - это было на палубе учебного судна Морского Корпуса, на рейде Кронштадта. Небо было низким, свинцово-серым - не то что пронизанная чаячьими криками голубизна над Южной бухтой...
- Нет, присяги вы не нарушаете-с, - продолжал Красницкий. - Есть здесь и Самодержец и Всероссийского престола Наследник, и служба ваша им куда как понадобится-с! А что не Николаю Второму, а Первому - какая-с разница? Может быть, наши действия вообще предотвратят Мировую Войну? Да-да, почему бы и нет-с? Мне случилось побеседовать на эту тему с господином Велесовым - оказывается, в будущем, целая наука есть, называется «альтернативная история». Так он считает, что и не такое возможно-с! Так что, какое уж дезертирство, голубчик...
Федя вздохнул. Ему очень хотелось поверить, но...
- Если вас это успокоит, молодой человек: я, как ваш начальник, даю вам разрешение остаться здесь и служить России. А дальше решать вам-с. А я, простите, откланяюсь, дела-с! Да и вам, как я понимаю-с, пора? Вы уж не расстраивайте барышню, они, знаете ли, ждать не любят-с...
III
ПСКР «Адамант»
15 октября 1854 года
С. Велесов, попаданец
Что-то пусто у нас стало, - посетовал Валентин, отхлебывая из большой кружки. - Неделю назад было не протолкнуться, а теперь, будто разбежались!
- Почему «будто»? - удивился Велесов. - Так и есть, разбежались! Зарин только на сутки вернулся из Николаева, Андрюха у Варны, ухорезы - и те нас покинули, и по ночам к союзничкам ползают, душегубствуют. Треть команды в разгоне!
Он долил из фаянсового чайничка заварки, черной, как смоль, крепчайшей. Чай на «Адаманте» был натуральный, китайский, закупленный на берегу - здесь, слава богу, еще не додумались до пакетиков. Наполнил кружку на две трети, опустил дольку лимона, долил доверху из темной бутылки.
- «Если надзиратель пьет чай - прекратите.» - с ехидцей процитировал Валентин, принципиально не употреблявший спиртного. - «Были сигналы - не чай он там пьет...»
Велесов в ответ оскалился, изобразил губами чмокающе-сосущие звуки, стараясь, чтобы они звучали поотвратнее.
- Как есть, вурдалак! - довольно произнес инженер, а Велесов подумал, что Рогачев - вылитый программист Привалов из «Понедельника», и даже внешне он похож на бородатого, нескладного парня с иллюстраций Мигунова. И такой же восторженный идеалист от науки.
К «адмиральскому чаю» Сергей приохотился на «Алмазе». Рецепт этого напитка прост: следует отпивать четверть кружки, после чего каждый раз доливать, и отнюдь не из самовара. Напиток прижился на сторожевике, несмотря на то, что Кременецкий недобро косился на неуставной алкоголь. Но и он сдался, когда фон Эссен презентовал «потомкам» большую корзину, доверху наполненную бутылками с черным ямайским ромом - трофей, взятый на «Фьюриосе». К тому же, никто не собирался скрупулезно следовать традиции: Рогачев теоретически подсчитал, что правильное употребление одной кружки такого «коктейля» требует от пятидесяти до ста итераций типа «отпил-долил», и при этом будет выпито около полутора литров рома. Причем его процентное содержание в кружке подчиняется экспоненциальной зависимости, асимптотически стремясь к ста процентам.
Порядки Российского Императорского флота неотвратимо проникали в кают-компанию ПСКР. Чего стоил, например, подарок Зарина: картина, изображающая «Алмаз», «Владимир» и «Адамант» на севастопольском рейде. Скромная подпись в углу, «И. Айвазовский», говорила сама за себя.
- Кстати, Валь, что там у профа? - спросил старший лейтенант Бабенко. - Слышал, он отказался покидать госпиталь? Интересно, с чего бы?
Командир БЧ-4 редко покидал сторожевик - на нем было поддержание наскоро слепленной радиосети, локаторы, ремонт электроники.
- Да я и сам не понимаю, - лениво отозвался инженер. - Пирогов запретил Груздеву вставать, тот в ответ устроил скандал, а потом успокоился и потребовал меня, с ноутбуком и всеми данными с приборов. С тех пор не отрывается от монитора, а об «Адаманте» и слышать не хочет. Говорит - на борту ему не работается!
- И что, выяснил он что-нибудь? - поинтересовался Андрей. Кружка уже опустела примерно на треть, и он прикидывал: доливать ли ее ромом или смошенничать и обойтись кипятком? Вроде, дела на сегодня закончены, можно расслабиться... Подумал, вздохнул и потянулся к кранику самовара.
- Кое-что выяснил. Обсудили мою концепцию "клапштосса", проф согласился. Вы бы слышали, что он выдал, когда до него дошло, что корабли экспедиции сейчас в 1916-м! Да вот, я записал...
И вытащил из кармана замызганный листок .
- «Вывалились бедолаги в шестнадцатом году, послушали эфир: чего там есть, Эйфелева башня, армейские и корабельные искровые станции? И все морзянкой... Сориентировались, засекли локатором приблудного... да кого угодно, а тот в ответ четырьмя или пятью дюймами! А как иначе - война, по Черному морю «Гебен» шастает, бдительность на высоте!
Ну, значит, пошли в Севастополь или Одессу. И пусть даже не нарвались по дороге на минное поле или подлодку... Встали на рейд под флагом нейтрала, представились, изложили, что знают. А чего, спрашивается, скрывать? Перенос нештатный, дорога назад скорее всего, закрыта. Как результат - весь мир немедленно дуреет от таких новостей, ибо с сохранением гостайны в те времена дела совсем плохи.
Русские либералы ликуют по поводу скорого падения царизма, Ленин в Швейцарии узнаёт о себе много нового.
Сталин начинает искать однофамильца с такой же партийной кличкой и людоедскими наклонностями.
Николай Второй вызывает на ковер шефа жандармов и требует ликвидировать большевиков, как явление. Тот пытается вспомнить, кто это такие, и где их искать. Гессенская муха ищет утешения у старца Григория. Старец, так же узнавший про себя дохрена новостей, апокалиптически вещает из текущего запоя.
Что еще? Президент Вильсон висит на телеграфе, выясняя адекватность посла САСШ в Российской Империи, а в промежутках запивая новости бурбоном. Маршал Петэн, узнав о себе много нового, объявляет, что будет вести войну до подписания капитуляции в Берлине. Но ему не верят.
Вилли Второй, Франц-Иосиф и компания спешно находят одного безвестного, но старательного ефрейтора, и сажают его под замок, а сами принимаются думать горькую думу. Безвестный ефрейтор читая газеты, бьётся челом об стену и орёт, что не делал этого, и вообще он художник.И приходит к выводу, что во всём виноваты американцы и негры.
Король Георг сначала назначает Черчилля премьером в счёт будущих заслуг, а потом сажает за то же самое за решетку, Франклин Рузвельт вкладывает бабки в разработку вакцины от полиомиелита. На политику денег остаётся меньше, но его выносит наверх репутация спасителя детей.
Безвестный лейтенант Де Голль, попав раненым в плен под Верденом, прямо из госпиталя отправляется в уютную камеру, по соседству с упомянутым ефрейтором. Там он узнаёт много нового про себя. Между соседями по застенку завязывается общение, в том числе и на военно-теоретические темы. В плену де Голль читает немецких авторов, узнаёт немало о Германии, и это в дальнейшем очень поможет ему в военной карьере.
Скромный капитан Хидэки Тодзио, начальник Третьего полка императорской стражи, пока не уверен, что длинноносые варвары рассказывают страшилки именно про него, но уже насторожился...»
К концу текста Никита скис от смеха; Сергей почти рыдал, то и дело требуя повторять особо понравившиеся фразы. А под конец взял с Валентина клятву отсканить листок и сохранить - как редкий случай пророчества, легко поддающегося проверке.
Успокоились, допили чай. Велесов и старлей уполовинили-таки бутылку рома, и разговор перешел на другое. Никита припомнил, что не далее, как сегодня утром генерал Фомченко связался с «Адамантом» и долго беседовал с командиром. О чем шел разговор - старлей не знал, Кременецкий выгнал его из радиорубки, но после сеанса связи выглядел задумчивым. И отдал боцману приказ: отправить на берег все имущество генерала.
Велесов в свою очередь, привел сведения, полученные от адъютанта Великого князя: Фомченко снял дом в городе, и не где-нибудь, а на Екатерининской, по соседству с особняком Нахимова. Якобы, как резиденцию для личного состава «Адаманта», но, насколько было известно Велесову, ни один из попаданец пока туда не приглашен.
- А бабки-то у него откуда? - спросил Валентин. - Такая квартирка недешево стоит. Война, конечно, недвижимость должна просесть, но все равно, особняк в центре города - это не однушка в Бирилево...
- Есть мнение, что князь Меньшиков весьма высоко ценит нашего Фомича. И сумел устроить так, чтобы тот не задумывался о таких низменных материях, как средства к существованию.
Старлей удивленно посмотрел на Велесова.
- Вы, Сергей Борисыч, похоже, не слишком этому рады?
- Верно, Никит, не слишком. Меньшиков вообще фигура неоднозначная, и к тому же, у него наметились контры с Великим князем. А у того с Фомченко что-то не задалось. Когда мы обсуждали грядущую поездку в Питер, Николай Николаевич мягко так намекнул, что лучше был обойтись без Фомича. Какие-то придворные расклады - не знаю, и гадать не хочу. Да и самого Фомича я в последнее время решительно не понимаю. Ты бы послушал, что он говорил недавно на совещании у Кремня... Да вот, Валя не даст соврать...
- Что верно, то верно, - отозвался инженер. - Мутит что-то Фомич, недоговаривает... Но я вот чего не понимаю: о какой поездке вы твердите? Я же докладывал: самое позднее, недели через две профессор наладит аппаратуру и можно возвращаться! А за это время вы не то что до Питера и обратно - до Москвы добраться не успеете!
Что ж, подумал, Велесов, сказавши «А» надо говорить и «Б». В конце концов, пока нет Андрея, ему больше не с кем здесь откровенничать.
- А это, мужики, как раз и есть самое занятное. С чего вы взяли, что все наши рвутся домой? Причем заметьте, я имею в виду не только наших, из XXI-го века, но и алмазовцев?
И с удовольствием увидел, как отвисла челюсть старлея, а вслед за ней округлились за стеклами очков Валькины глаза.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
I
Варна,
15 октября 1854 г.
Капитан-лейтенаант Белых
А неплохой домишко подыскала Фро, признал Белых. Два этажа: первый сложен из дикого камня на известке, второй, нависающий над мостовой - из тесаных брусьев, черных от дегтя. Там располагались жилые помещения, а на первом - амбар, кухня и нечто среднее между запущенной гостиной и мелочной лавчонкой. Хозяйская гостиная наверху: массивная венская мебель из дуба вышитые салфеточки на стенах - Лютйоганн расплылся в улыбке, когда увидел это бюргерское благополучие. Лестница на второй этаж, немилосердно скрипела под башмаками, что капитан-лейтенант не мог не одобрить: ни один ниндзя, если он весит больше кошки, не сможет подняться по ней беззвучно.
Столы покрыты скатертями из небеленого полотна с узорчатой вышивкой. На темных от времени полках - посуда из коричневой обливной керамики, расписанная желтыми и синими зигзагообразными узорами. В доме пахнет пряными травами, в углу гостиной стоит главное украшение: венские, в рост человека, часы в резном футляре темного дуба. Из-за них домовладелец, наполовину грек, наполовину болгарин, пытался вздуть цену - как же, нигде во всей «Гръцкой махалле» не найдется такой роскоши!
Переговоры вела Фро, сносно владевшая греческим. Порой Лютйоганн вставлял пару фраз по-болгарски - выучил, пока стоял в Варне со своей субмариной. Фро уверяла что из-за этого хозяин и уступил: ему польстило, что европейские путешественники владеют и греческим и болгарским.
Белых, Вий, Карел были представлены как наемные матросы - согласно легенде, Лютйоганн собирался, купить в Варне шхуну и на ней возить из Архипелага муку. Матросы были неразговорчивы, и лишь угрюмо зыркали в ответ на вопросы чересчур словоохотливого домовладельца.
Местную прислугу - мальчишку-грека и старика-болгарина, - отправили в краткосрочный отпуск с наказом не появляться, пока гости не съедут. «Матросы» поселились на первом этаже, верх отошел Лютйоганну и Фро. Немец демонстративно устроился в боковой комнатке, предоставив хозяйскую спальню в безраздельное владение напарницы. Фро тут же затребовала с "Улисса" Анну (богатой даме неприлично путешествовать без служанки!) и настрого запретила ей покидать дом. Это было лишним - девица, перепуганная соседством «нехристей» и сама не рвалась на волю.
Карел оборудовал домишко кое-какими средствами сигнализации, включая камеры видеонаблюдения. Пост контроля расположили тут же, в помещении бывшей лавочки. Здесь группа и собралась вечером, чтобы подвести итоги очередного дня операции.
- Что ж, Блэксторма мы нашли. - докладывал Белых, прихлебывая раскаленный кофе из крошечной чашечки. Кофе варил Ваня Калянджи, оказавшийся знатоком изысканного напитка. На кухне нашлось все, необходимое для его приготовления, включая медные джезвы, противень с песком и целый набор пряностей, и теперь группа наслаждалась этим поистине восточным удовольствием.
- Англичанин взял манеру шастать по трущобам, причем обряжается для этого в какие-то обноски...
- Что, под турка косит? - удивился Карел. Он уже два дня не покидал гостеприимного жилища. - Тоже мне, Лоуренс Аравийский!
- Для этого у него внешность неподходящая. Он и за грека не сойдет со своей веснушчатой англосаксонской физиономией. Блэксторм ходит в сопровождении какого-то ирландского мордоворота - мы видели, как тот расшвырял пятерых оборванцев, попытавшихся взять чужаков на гоп-стоп. Да и сам репортер малый не промах: носит тяжелую трость, вроде ирландской баты, и ловко с ней управляется.
- Ну и где вы собираетесь его ловить? - спросила Фро. - Блэксторм с этим ирландцем - Он что, бывает в одних и тех же местах?
- Так и есть. Какая-то дыра возле Цыганского базара. Заходят - и пропадают на несколько часов.
-Лассен зи мир заген… позвольте говоилль? -- спросил Лютйоганн. -- Я, кашется, знайт. Это есть как это по-русски… ди хёлле… плёхой дом. Там курийт… не знайт как сказат… хашиш одер опиум.
- Притон. - ухмыльнулся Змей. - Укурок этот англичанин!
- Яа-а, прьитонн. - кивнул подводник. - Когда мы стоялль Фаррна на лецтн крейг... прошлий фойна... кайзермарине матрозен ходилль такой прьитонн. Ф-фозле цигёнешпрайхе...
- Я и говорю - около Цыганского базара! - подтвердил Змей. Место удобное, мы его там без шума упакуем.
- Станно, зачем это Блэксторму травить себя наркотой? - хмуро спросил Карел. - Что репортёру, что тайному агенту трезвость и бдительность необходимы. Может, почувствовал себя в безопасности и расслабился? Или наследство получил, послал начальство и решил оттянуться по полной?
Спецназовцы знали, что мичман до дрожи ненавидит любую дурь. Однажды, еще в Чечне ему пришлось стать свидетелем гибели целого отделения из за одного идиота, накурившегося анаши.
Белых пожал плечами.
- А зачем Шерлок Холмс травился коксом? А зачем Лоуренс Аравийский курил гашиш и кололся морфием? Мода и порок... натура человеческая. Ну и расслабился, конечно. Что до наследства, то по английским меркам здешняя дурь стоит сущие гроши.
- А ирландец - он что, тоже курит гашиш? - осведомилась Фро.
- Нет, - покачал головой Белых. - Вчера, пока Блэксторм торчал внутри, он пару раз выходил на улицу. А когда обратно шли, репортера слегка шатало, а этот тип его придерживал. Я так полагаю, англичанин его для того и нанял - доставлять собственную обкуренную тушку домой в сохранности.
- Что ж, весьма разумно с его стороны. Тогда, Жорж, я бы советовала захватить Блэксторма после посещения этого шалмана.
Белых не сдержал улыбки: Фро становилась настоящей подругой если не корсара, то спецназовца.
- Так и поступим. Фро, Карел, вы на базе. Ганс, вы со Змеем и Ванькой гуляете по улицам - типа герр коммерсант осматривает местные достопримечательности. Задача - сесть на хвост Блэксторму. Вий, мы на подстраховке. Как представится подходящий момент - берем клиента и экстренно потрошим. А там видно будет.
***
Сегодняшний бакшиш оказался ничтожным, жалкие тридцать семь пара! Из них половину надо отдать эфенди, да и с редифами поделиться. Вон как жадно косятся на кушак, куда запрятан кошель! Хоть эти трое и не дикие курды, как прежние его подчиненные, но в жадности им не уступят. Пусть их всех проклянет Аллах всемилостивейший и милосердный...
А что останется ему, начальнику этих скотов, да поразит их проказа? О, Пророк, да будет трижды благословенно его имя, за что судьба так жестока? Разве он, как положено правоверному, не расстилает пять раз в день молитвенный коврик? Местные райя совсем обнищали - даже после плетей вытаскивают из-за щеки какие-нибудь жалкие три пара! И лопочут что-то про голодных детей! Что же, ему, баш-чаушу, верному слуге наместника Пророка, из-за каких-то болгарских ублюдков ходить в драных шароварах?
Впрочем, не стоит гневить Аллаха - могло быть и хуже. После того, когда из его отряда уцелело не больше трех человек, впору было рощаться с жизнью. За такие оплошности могут и голову отделить от тела! Но повезло - баш-чауш вовремя сообщил о необычной находке и провел на берегу два страшных дня, отгоняя вороватых рыбаков от трупов франкистани и остова железной рыбины. И когда явился наконец забтие мюши - упал перед ним на песок и запричитал, рассказывая об иблисах, повылезавших из нутра чудовища. Но он, баш-чауш, не струсил, не убежал, остался верен долгу!
В итоге, героя сплавили с глаз долой. Можно считать, ему повезло - могли отправить куда-нибудь в Сирию или Аравию, гонять грязных бедуинских разбойников, а то и вообще в Кырым, откуда, как говорят знающие люди, ни один из слуг Повелителя Правоверных живым не вернется. Но Аллах милостивый и милосердный не допустил его погибели; он, как и на прежнем месте, в провинции Зонгулдак, командует сторожевым отрядом. Варна - место хлебное: знай, обходи дозором кварталы вокруг Цыганского рынка, собирай бакшиш. Если повезет, можно в темном переулке ткнуть ножом зазевавшегося греческого купца или матроса-англеззи, а у тех карманы всегда полны серебра. Только давно что-то не случалось такого везения. Гяуры редко ходят поодиночке и сами могут дать отпор. Как те двое - один шатается, наверное накурился хашиша в одном из здешних притонов. Другой, здоровенный, с желтыми волосами, заботливо придерживает его, а сам так и зыркает по сторонам. Глаза - злые, недоверчивые, такого поди, тронь... За ними, шагах в десяти, идут еще трое. Один обыкновенный болгарский щенок, двое других - то ли англези, то ли франкистани, но не солдаты или матросы. У того, что идет позади, рука под полой, на рукояти ножа. А первый...
Баш-чауш споткнулся. Он узнал узколицего неверного. Ну конечно - это бледное, в отвратительной рыжей сыпи лицо, он видел в тот страшный день, на берегу возле железной рыбы! Моряк-франкистани пытался что-то лопотать, но баш-чауш ударил его рукоятью сабли по голове и забрал немало ценных вещей. Одна из них до сих пор лежит за пазухой, бережно завернутая в тряпицу...
Европейцы миновали патруль и свернули в переулок. Баш-чауш проводил их взглядом, помедлил и зашипел подчиненным:
- Вы, сыны шакала, за мной! И если хоть один издаст хоть звук -лично намотаю его смрадные кишки на забор, а в брюхо насыплю толченого перца!
Сыны шакала угодливо закивали. Начальнику виднее - раз говорит идти тихо, значит так надо. Они и шли, держась в двух десятках шагов за подозрительными гяурами, и когда в узком переулке на плечи им свалились две тени, только один из редифов успел схватиться за саблю. Но вытащить не успел - мелькнуло тусклое лезвие ножа и все закончилось.
«Зря я польстился на железную рыбину, - успел подумать баш-чауш, за мгновение до того, как бритвенно-острое лезвие вошло под ребра. - А мог бы...»
Мир взорвался вспышкой непереносимой боли, и все поглотила тьма. На этот раз - окончательно.
***
Карел взвесил находку на ладони.
- Ни хрена себе сюрприз! Это что же, мы тут не одни?
- А пес его знает. - мичман пожал плечами. - Ствол был у моего турка за пазухой. Я его придержал, хотел аккуратненько на мостовую уложить, чтобы, значит, не звякнуло. А волына и выпала! Все же нашумел, паскудина...
Было видно, что мичман считает это своим проколом.
Белых взял пистолет, двумя пальцами оттянул коленчатый затвор, заглянул в патронник. Пусто.
- Три маслины. Вот, гляди, командир...
В прорези плоского, с цилиндрическими выступами магазина, поблескивали латунью патроны.
- «Парабеллум». - определил Белых. - Классная пушка, только что-то ствол длинноват. Я как-то в тире стрелял из люгера, так он был короче. Вот такой примерно...
И показал пальцем, какой.
Лютйоганн протянул руку, капитан-лейтенант отдал ему пистолет. Немец повертел оружие в руках, передернул затвор и ковырнул ногтем скол на ореховой щечке рукояти.
- Маринепиштоле Люгер нулль-фиар… четирре, я-а. Дас ист майне пиштоле ди ди тюркише зольдатен у меня отбирайт хэтте…
- Да ладно? - удивился Карел. Он, как и остальные спецназовцы, был знаком с грустной историей «попаданства» обер-лейтенанта. - Выходит, тот козел в феске - это и был тот, что тебя ограбил? Вот ведь, шарик круглый...
- Ну, слава богу, - выдохнул Белых. А я уж вообразил, что тут еще один немецкий корабль ошивается.
Лютйоганн покосился на спецназовца
Дас вэре отшен гут… карашьё. Абер дизе пиштоле ист майн… мой. Кайне Кайзермарине хир… здьес. Плёхо.
А по мне - так и нормально. - ответил Белых. Ты, Ганс, не обижайся, а только не надо нам тут вашего Кайзермарине. Нет, я ничего против кайзера и немцев не имею, а только сюрпризов и без того достаточно. И давайте-ка поднажмем, а то Блэксторма упустим. Как раз следующая улочка оченно удобная...
II
Крым, окрестности Евпатории.
15 октября 1854 года.
прапорщик Лобанов-Ростовский.
Су-лейтенант правильно говорил по-русски; его акцент, характерный для выходца из Царства Польского, забавно накладывался на галльский прононс. Офицер состоял в переводчиках при парламентере, сорокалетнем полковнике в мундире артиллериста. Наверное, подумал Лобанов-Ростовский, су-лейтенант - из потомков тех поляков, что сражались в армии Бонапарта. В кампанию 1812-го года французы считали поляков самыми лучшими проводниками и разведчиками - и язык знают, и в нравах местных разбираются, и с казачьими уловками знакомы.
Вид у парламентера был неважный: бледное, с землистым оттенком лицо, пропыленный мундир. И руку бережет: когда адъютант князя Меньшикова предложил гостям сесть - взялся за спинку стула, но поморщился и уступил эту заботу су-лейтенанту. Похоже, французам и правда, приходится невесело...
- Командование французских войск надеется, что их противник проявит человеколюбие и согласится на перемирие. Со своей стороны мы заверяем, что никаких вылазок, обстрелов и иных враждебных действий не будет. А как только мы справимся с недоразумениями, возникшими между нами и нашими союзниками- сможем продолжить переговоры.
- Хватит юлить, мон колонель, - презрительно бросил Меньшиков. - Мы знаем, что ваши солдаты взбунтовались, перекололи половину офицеров, и теперь вы рассчитываете подавить беспорядки турецкими и английскими штыками. Не рассчитывайте, на это мы вам времени не дадим. Хотите остаться в живых - сдавайтесь на аккорд, без условий. Оружие офицерам, так и быть, оставим.
Су-лейтенант растерянно посмотрел на полковника - не знал, как переводить столь бесцеремонный ультиматум. Меньшиков, уловив растерянность переводчика, повторил сказанное по-французски. Полковник резко выпрямился (лицо его скривилось от боли), и быстро заговорил. Су-лейтенант недоуменно глядел то на патрона, то на русских, не понимая, что делать, пока Меньшиков не сделал ему знак - «переводи».
- Ваша светлость неверно судит о том, что у нас происходит. Не буду скрывать, беспорядки имели место. Мятежники убили многих, в том числе командиров первой и четвертой дивизий, генералов Канобера и Форе. Но новый главнокомандующий, дивизионный генерал Пелисье...
- Это то, что засовывает под сукно все приказы вашего императора? - со смешком спросил Фомченко. - Осведомлены, как же. Так что, этот Пелисье, справился со своими солдатами?
Великий князь, сидевший справа от генерала, поморщился. Прапорщик видел, что ему не по душе тон, взятый Меньшиковым и охотно поддержанный представителем «потомков». Тем более, что у Николая Николаевича свое мнение насчет судьбы французов...
Полковник снова заговорил, но на этот раз Лобанов-Ростовский не мог уловить смысла - француз говорил негромко, обращаясь только к су-лейтенанту.
- Генерал Пелисье не в восторге от распоряжений, которые мы получаем из Парижа. - перевел тот. - И, тем не менее, он надеется восстановить порядок.
- С помощью турок и англичан? - повторил Меньшиков. - А Пелисье не боится, что и его взденут на штыки? Ваши солдаты не горят желанием воевать!
- И младшие офицеры с ними согласны. - добавил Великий князь. Это были его первые слова с начала переговоров. - В самом деле, мсье, пора признать, что ваши солдаты не желают умирать за Луи-Наполеона!
Француз закаменел лицом, вздернул подбородок. Голос его был сухим, надтреснутым, под стать выражению лица.
- Есть присяга - переводил су-лейтенант. - Наши офицеры верны долгу, в чем может убедиться любой...
- Хватит ваньку валять! - недипломатично взревел Фомченко. - У нас за люнетами пять мортирных батарей в полной готовности. Хотите долг исполнять? Будет вам долг, с утра и начнем...
Су-лейтенант поперхнулся от неожиданности. Николай Николаевич наклонился и что-то негромко сказал Меньшикову. Тот, в свою очередь, повернулся к Фомченко. Генерал выслушал и замолк, с раздражением косясь на Великого князя.
- Боюсь mon colonel, это не мы, а вы неверно судите о своем положении. - мягко сказал сын Николая Первого. - Поверьте, мы хорошо осведомлены о настроениях ваших подчиненных. А сейчас - не оставите ли нас ненадолго? Нам надо обменяться мнениями, а вы пока сможете слегка перекусить и утолить жажду. Я слышал, в Евпатории большая нехватка питьевой воды?
***
- Я вас решительно не понимаю, Ваше Высочество! - нервно повторял Меньщиков. Он комкал в руках белые перчатки; длинные, холеные пальцы подрагивали. - Вы же видите, стоит немного нажать - и они побросают оружие!
- Не согласен с вами, князь, - любезно отозвался Николай Николаевич. - Разумеется, войска на плацдарме обречены, но сражаться еще могут. И если вы и дальше будете переть, простите, как медведь на рогатину - они так и сделают. Это отличные солдаты, вспомните Бородино и Ватерлоо! Когда французы верят своим командирам, они способны творить чудеса!
- К тому же, не стоит забывать о флоте. - добавил Корнилов. Он тоже присутствовал при беседе с парламентёрами. - Лучшие корабли сейчас у Варны, блокаду держат парусные фрегаты. Да, мы сильнее в кораблях и пушках, но для полного исправления рангоута нужна еще неделя.
- Да, - согласился с вице-адмиралом Великий князь. - Если союзники сейчас попытаются вырваться из Евпатории в открытое море - не уверен, что мы сможем им помешать.
- Так чего вы боитесь? - язвительно осведомился Фомченко. - Того, что они будут драться, или того, что сбегут? Вы уж определитесь, господа, у нас тут война, а не сеанс гаданий на кофейной гуще!
А вот это он зря, подумал прапорщик, увидав как дрогнул уголок рта Великого князя. Такого Николай Николаевич не простит. А ведь Фомченко, кажется, собирался в Санкт-Петербург...
Впрочем, виду царский сын не подал.
- Мой венценосный отец желает, чтобы эта война прекратилась как можно скорее. И чем меньше прольется при этом русской крови - тем лучше. И я намерен приложить для этого все усилия.
Великий князь обращался к Меньшикову, демонстративно игнорируя Фомченко. Тот набычился, лицо и шея его медленно наливались багровым.
- Я не считаю возможным, чтобы вы вмешивались в руководство кампанией! - высокомерно ответил Меньшиков. - В конце концов, на меня возложено...
- Мне известны границы ваших полномочий, князь. Но в данном - повторяю, в данном случае вы их переходите. Речь идет не о победе в одной кампании, а о том, что может повлиять на всю европейскую политику. И давайте оставим этот спор. Вы, разумеется, можете написать обо всем в столицу, но сейчас прошу не чинить мне препятствий.
Великий князь повернулся к прапорщику.
- Прошу вас, Дмитрий Васильевич, пригласите парламентеров. И пошлите моего адъютанта за принцем Наполеоном. Пора ознакомить этих господ с нашими планами.
III
Документы проекта
«Крым 18-54»
Папка 11/22
Выдержки из расшифровки аудиозаписи 0т 16.10.1854. Аудиозапись сделана
во исполнение инструкции 265\АС-12 (о негласной фиксации материалов по теме «Крым 18-54»).
Примечание от руки:
Рг - с. н.с. Рогачев В.А.
Гр. - науч. руков. темы «Пробой». Груздев П.М.
Гр: Что ж, юноша, мои выводы подтверждаются. Мы можем подать сигнал операторам «Пробоя».
Рг: Сначала надо дождаться возвращения «Адаманта», профессор.
Гр: Да, именно это я имею в виду.
Рг: То есть, нас могут вернуть в любой момент?
Гр: Практически да. Но есть кое-что касательно... как вы назвали это явление?
Рг: Клапштосс.
Гр: Да-да... не лучший термин, но вы, как открыватель, безусловно вправе... (смех)
Рг: Я вовсе не претендую, профессор. Если сочтете нужным - назовите по другому.
Гр: Ну-ну, юноша, в вашем возрасте некоторое тщеславие вполне естественно и извинительно. Так о чем это я?
Рг: О клапштоссе.
Гр: Да, спасибо. Должен сказать, вы были правы: ступенчатость переноса - прямое следствие той предстартовой аномалии. Природа ее нам непонятна, а следовательно, прогнозировать повторение этого явления мы не можем. Скорее всего, «Пробой» на этот раз сработает штатно и никакого «клапштосса» не будет.
Рг. То есть, все, кто отправятся отсюда...
Гр: ...попадут прямиком в вами XXI-й век. По предварительным прикидкам - с люфтом от одной до ста секунд
Рг: То есть, мы окажемся дома через две минуты после нашего исчезновения.
Гр. Верно. И не одни, а с нашими невольными попутчиками из 1916-го. В свое время они увы, не попадут. И я на вашем месте подумал - говорить им об этом или нет. (пауза, около 10-ти секунд). Что же вы замолчали?
Рг: Я не согласен... мы же обрадовали их, что скоро можно будет вернуться домой! Так что же, обманывать их надежды? Воля ваша, профессор, а я все расскажу...
Гр: (раздражение в голосе) Вы в своем уме, молодой человек? Я ваш руководитель, и мне решать...
Рг: Да, вы мой руководитель во всем, что касается науки. Но вы не заставите меня сделать гнусность!
Гр: Гнусность? О чем вы?
Рг: О вашем предложении скрыть эту информацию от наших друзей! Только представьте: люди будут ждать, что окажутся дома, а вместо этого - бац, и на сто лет вперед! Нет, это по меньшей мере, безнравственно! Они должны знать, на что идут!
Гр: Вы не так меня поняли юноша... я, собственно, и не собирался, просто пока нет уверенности...
Рг: Тем более! Люди должны знать, на что идут!
Гр: Ну... пожалуй, я готов с вами согласиться. Тем более, что математическая модель, которую я разработал для данного конкретного случая нуждается в уточнении. Да, мы не можем вернуть наших «попутчиков» в 1916-й год прямо отсюда. А вот когда попадем домой - тогда совсем другое дело. Кстати, это во многом, благодаря вам: собранные данные данные в корне меняют наши представления о природе времени!
Рг: Значит, профессор, не все так безнадежно для наших друзей?
Гр: Разумеется, нет. Тем более, что все равно надо вернуть в XXI-й век основную группу экспедиции. У меня есть соображения на этот счет. Представьте себе, что...
Рг: Секундочку, профессор. Я я, с вашего позволения отключу ноутбук. Электросети здесь нет, а заряжаться от солнечных панелей - дело хлопотное, Так что, побережем батареи.
Гр: Разумеется, делайте как счита...
(конец записи, отключение звукозаписывающей аппаратуры)
Примечание от руки: Почему не были приняты меры для обеспечения продолжения записи при отключении ноутбука? Выяснить, кто виноват и доложить.
IV
Из дневника Велесова С.Б.
«15 октября. Вот она, жизнь: уходишь с головой в работу, планируешь, споришь, воплощаешь... И в решающий момент выпадаешьиз потока событий, и остается лишь наблюдать и строить домыслы, не имея возможности получить сколько-нибудь достоверную информацию...
То есть, информации-то у меня навалом. Фомченко сообщает, что французский главнокомандующий через парламентеров запросил перемирия и готов начать переговоры о капитуляции. Прапорщик Лобанов-Ростовский, то и дело срываясь на восторженные периоды, вещает, что Великий князь Николай Николаевич склонил к сотрудничеству не кого-нибудь, а самого принца Наполеона! Собирается сделать его императором, и войска готовы ему присягнуть, если бы не твердокаменная позиция главнокомандующего, всецело разделяемая генерал-лейтенантом Фомченко...
Я многое готов списать на молодость и горячность прапора, но ведь дыма без огня не бывает? Ну не мог он это сочинить, тем более, что определенные признаки того, что замыслил Николай Николаевич, я и раньше замечал. Тогда вопрос - почему Фомченко ни словом об этом не упомянул? Не счел важным? Бред, Фомич не дурак, и понимает, насколько важны подобные игры. Не раз и не два заговоры и интриги позволяли победить там, где не срабатывали пушки. Да вот, хоть история с Павлом Первым...
Нехорошая аналогия, неправильная. В чем это я подозреваю Фомича? А заодно, и князя Меньшикова? Нет, он, конечно, та еще фигура, в нашей истории (опять!) вина за крымские неудачи во многом на нем. Но чтобы пойти на прямой заговор?
А если подумать, заговор - против кого? Против Великого князя? Так Николай Николаевич формально не обладает никакими полномочиями, венценосный папаша послал его в Крым поднимать дух армии, а не лезть в политику.
И, тем не менее, он - Великий князь, сын своего отца. А значит - фигура более чем весомая во внутриполитических раскладах. Так ведь и Меньшиков далеко не пешка, особенно с учетом того, что из Петербурга крымские победы выглядят, как его достижения?
Что ж, в таком случае понятно, зачем ему альянс с Фомичом. Генерал, старший воинский начальник гостей из будущего, лояльный к персоне Меньшикова крайне тому полезен. Хотя бы для того, чтобы подтвердить решающую роль князя в одержанных победах. И если Фомич будет представлен Государю им, а не Великим князем...
Не готовы мы к игре в здешнем террариуме, вот что. Ни диалектический материализм, ни электроника, ни багаж исторических знаний, не способны заменить закалки, полученной при дворе, в высшем петербургском свете, насквозь пропитанном интригами, компромиссами и взаимными интересами. Причем Фомич готов к этому больше, чем любой из нас. Пусть его опыт административных подковерных игр получен в пост-ельцынские годы, но это лучше чем ничего, как у остальных попаданцев...
Сюда бы хар-рошего аппаратчика с «ЦеКовской» закалкой года, эдак из 1985-го. Но чего нет, того нет. Может и хорошо, что нет - с таким зубром, случись что, не справиться. Сожрет и косточек не оставит.
Кроме Фомченко и Лобанова-Ростовского у меня есть в Севастополе еще один «источник», имеющий доступ к радиопередатчику. Но увы, Валька Рогачев далек от власть предержащих. С тех пор, как профессор Груздев отказался перебираться на «Адамант» («У меня есть дела поважнее ваших войн!»), наш инженер пропадает во флигельке Морского госпиталя, выделенного Пироговым для наших нужд.
Хорошая новость - Нахимов поправляется и вот-вот возглавит Черноморскую эскадру. Ранение оказалось не таким уж серьезным, заражения, спасибо антибиотикам, не случилось. К Варне Павел Степанович, конечно, не поспеет, зато отобьет у союзников охоту пробовать на прочность морскую блокаду.
Под занавес - сообщение с «Улисса». Белых взял Фибиха. Это хорошая новость. Блэксторм, англичанин, что подстрелил меня и подбил нашу с Эссеном «эмку», сумел скрыться. Это плохая новость. Обломки летающей лодки англичане держат на линкоре «Санс-Парейль», и добраться до них нет никакой возможности. Это вторая плохая новость. Подробности - после встречи с бутаковским отрядом, благо, ждать осталось недолго...
16 октября. Сенсация! Во время очередного радиосеанса Валентин выдал оглушительную новость: можно ехать домой!
А ведь я собирался в Питер с Великим князем. А ведь... короче, надо думать. Причем, не мне одному.
Чего тут думать, спросите вы? Профессор покумекал и нашел способ возвращения - так не зевай, ноги в руки и назад, в будущее!
Если бы все было так просто...
Дрон уже в курсе. Я с трудом уговорил Рогачева не сообщать на «Владимир», а предоставить эту честь мне. Андрюха аж микрофон уронил, когда я огорошил его. И первый же вопрос: «и что теперь делать?»
Кремень велел играть «большой сбор». И объявил, что наши приключения скоро подойдут к концу, «но сначала надо до конца выполнить свой перед славными предками». Троекратное «ура». И «Прощание славянки» по корабельному вещанию. Хоть здесь никаких сюрпризов...
Интересно, как отреагируют на это «попутчики»? Дрон попридержит информацию до рандеву с «Алмазом», которое должно состояться на траверзе острова Змеиный (тоже ирония - именно там собирались союзные эскадры перед походом в Крым.) Но уж тогда придется выложить все начистоту...»
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
I
ПСКР «Адамант»
17 октября 1854 г.
Андрей Митин
- Классику надо читать, Игореша. - наставительно произнес Андрей. - «В августе 44-го», Богомолова. Там как раз про такой порошочек есть. А то, понимаешь, разбаловались: баллончики, электрошокеры нано, мать их, технологии... Основы забываете!
- Не трави душу! - скривился Белых. - И ведь знал я! Сам применял как-то, в учебном выходе, от собак дорожку следов присыпал. Нашли в лесу охотничью заимку, а там пакетик красного молотого перца и пачка «Беломора». Все закаменевшее, наверное, лет пятнадцать пролежало. Ну, мне это добро не курить... Перетер табак из папирос в пыль, смешал с этой дрянью и воспользовался. Все, как учили!
- Плохо, выходит, учили! Не оправдали товарищ капитан-лейтенант, доверия, оказанного партией...
- Хорош его троллить, Дрон! - не выдержал Велесов, разглядевший веселую хитринку в глазах друга. - Ну, не сообразил, бывает. А тебе, каплей, урок: предки не дураки и не лохи. «Кайенскую смесь» лондонские гопники еще в конце восемнадцатого века применяли.
Велесов постучал пузатым портсигаром по столу, нащупал выступ на торце, нажал. Мелодично звякнула пружина. Белых успел только открыть рот, чтобы крикнуть - «Не надо!», но крышка откинулась и... Велесов вдохнул, сморщился, борясь с неодолимым позывом и, не сдержавшись, чихнул. Из портсигара взметнулось облако красноватой пыли. Друзья, не сговариваясь, кинулись прочь из каюты, сбивая стулья, налетая на стены и друг на друга - глаза у всех троих были плотно зажмурены.
- Поняли, каково это? - с мстительным удовлетворением поинтересовался Белых, когда все трое, сияя красными физиономиями, как стоп-сигналами, устроились на ветерке, на вертолетной площадке. Адская смесь не попала в глаза, но кожа чесалась дико, слизистые носа невыносимо свербели, вынуждая то и дело разражаться оглушительными чихами. - Я пол-суток на стену лез, глаза промывал - ни хрена не помогает!
- А почему вы его не повязали? - спросил Андрей. - Сразу, как только взяли?
- Что, так и вести по городу, связанным? Мы Блэксторма расспросили про Фибиха, так он, сука, даже запираться не стал: знаю, все скажу, только на словах объяснить не смогу, лучше проведу. Я и поверил - в старом городе такой лабиринт, черт ногу сломит! Веду его аккуратненько, под ручку, с другой стороны Змей - в бок наглу ствол упер, чтобы не дергался. Так до места и дошли. Осмотрелись, заныкались в переулке. Выждали момент. Вий Блэксторма держал, пока мы с мичманом на пару сработали. Делов-то на рыбью ногу... В доме, кроме Фибиха был капрал морской пехоты, его мигом успокоили. Вернулись в переулочек. С отходом проблем не предвиделось, дворами добраться до базы - раз плюнуть, дело, считай, сделано. Тут-то я и и лоханулся! Стал я Фибиха перепаковывать, чтобы своими ногами шел, отвлекся - тут этот гад-репортер пыль свою мне в рожу и кинул! Боль адская, я отшатнулся, Ваньку Калянджи с ног сбил. Он молодчина, не растерялся, Фибиха к земле придавил, за горло держит. Змей - он на стреме стоял, в конце переулка, - прибегает, ствол наготове. А все, поздно, Блэксторм, мать его, уже ноги сделал. Ну, мужики меня к берегу, где «Скиммер» заныкан. Карелу по радио скомандовали - бросай все, хватай Фро и туда же. Через два часа были уже на «Улиссе», а я до вечера волком выл, так жгло!
Велесов едва сдержал очередной чих.
- Тебя подвели стереотипы. Привык думать: ежели западный журналист - то непременно какая-нибудь трусливая либеральная сволочь, которая при малейшей опасности принимается вопить о правах человека и неприкосновенности прессы. А здешние репортеры - волчары еще те. На Западе такие после вьетнамской войны, считай, перевелись. Этот Блэксторм, зуб даю, начинал криминальным хроникером и, как полагается джентльмену, ходит с кастетом в кармане. Такому палец в рот не клади, оттяпает по плечо.
- Где сейчас Фибих, на «Улиссе»? - спросил Андрей.
- На «Алмазе». На крейсере карцер имеется, все честь по чести - запоры, окошко зарешеченное. У двери матрос с револьвером, хрен он оттуда куда денется!
- А дальше что? Так и будут держать в карцере?
- Не знаю, - пожал плечами Белых. - Фибих - их кадр, пусть сами и решают, как у них там принято. По мне, так и возиться незачем. Пулю в затылок, колосник горелый и ржавый к ногам, и все дела. Нет человека - нет проблемы.
_ Злой ты, Игореша, негуманный. - укорил спецназовца Велесов. - А ты его спросил, как он дошел до жизни такой? Может, он не предатель вовсе, а страдалец за общечеловеческие ценности? Может он собирался европейскую цивилизацию спасать от расейского крепостнического варварства?
- А пошел он со своими ценностями! - взвился Белых и оглушительно чихнул. Велесов с Андреем рассмеялись. - Тебе... (апчхи!) легко рассуждать, а вот... (апчхи!) схлопотал бы в рожу этой дряни - не так бы... (апчхи!) запел!
- Я, стараниями, Фибиха схлопотал пулю в плечо. - ответил Велесов. - Так что имею право на некоторую иронию. А ты терпи, в следующий раз будешь внимательнее... Рэмбо!
II
Пароходофрегат «Владимир».
17 октября 1854 г.
Ввелесов С.Б, попаданец
Серебристая раскладушка ноутбука смотрелась в кают-компании более чем странно. Ладно бы, вокруг была попсовая позолота и завитушки в стиле какого-то там Людовика - на яхтах миллионеров сочетание хайтека и псевдо-ампира в порядке вещей. Но интерьеры «Владимира» отличались строгостью, даже аскетичностью: темные дубовые стенные панели , начищенная до солнечного блеска бронза иллюминаторов, простая мебель, кипенно-белые накрахмаленные скатерти. Напротив орехового буфета, в котором поблескивает столовое серебро (на каждом предмете гравировка «Владимиръ») красуется на высокой подставке модель судовой паровой машины подарок завода братьев Ренни. Над ней, на переборке - бронзовая табличка судостроительной верфи «T. J. Ditchburn & C. J. Mare» в Блекволле, Англия. Рядом большой штурвал с выгравированными по латунному ободу турецкими буквами - трофей, взятый с «Перваз-Бахри», память о победе в первом в истории бое паровых кораблей.
Взоры собравшихся в кают-компании были обращены к большому экрану, висящему над маленьким кабинетным роялем. На экране раскинулась панорама варненской гавани, забитой десятками судов. Громады линкоров, узкие, вытянутые тела гончих морей, фрегатов, пароходные трубы, сплошной частокол мачт. Парусные суда и пароходы, стояли борт к борту, от пристаней в несколько рядов. Картинка плавно поворачивалась - камера снимала с высоты в полсотни метров, двигаясь по большой дуге со стороны моря. Мелькнул силуэт старого линейного корабля без мачт - турецкий блокшив, стерегущий рейд.
- Леха, обзор сверху, - скомандовал старший лейтенант Бабенко, придерживая пальцем прутик гарнитуры. Картинка послушно ухнула вниз.
- Все-таки выторговали «Горизонт»? - тихо спросил Андрей, наклонившись к плечу Велесова. - Помню, как Фомич требовал его на сухой путь, целый скандал устроил!
- Ничего, обойдутся гидропланом. Стоит здесь появиться «эмке» - англичане сразу переполошатся. А эту стрекозу, поди заметь, особенно, на фоне неба!
Картинка наехала на стоящий с краю фрегат. Было хорошо видно, что люди на палубе занимаются своими делами, не обращая внимания на летучего соглядатая.
- Если можно, господа, покажите поближе во-он те... - попросил Истомин. Он прибыл на «Адаманте», сопровождавшем из Севастополя вторую флотилию минных таранов. - Нет-нет, не там, а на траверзе крепостной башни... Кажется, там «Санс-Парейль» - тот, что правее. Да, благодарю вас, так хорошо...
Стеньги линкора спущены, с перекошенных рей свисают неопрятные фестоны парусов. Кургузая труба слабо курится дымком, над палубой гигантскими двускатными палатками натянуты тенты.
- Верно, он, - согласился Бутаков. - А за ним - «Джеймс Уатт», тоже винтовой, систершип нашего знакомого, «Агамемнона». Я его видел в Вулвиче в прошлом году.
Велесов поднял руку. Истомин, который вел совещание, кивнул.
- Похоже, мы пришли вовремя, господа. «Джеймс Уатт» должен состоять в эскадре адмирала Нэйпира, действующей на Балтике - однако вот он, здесь. Видимо, англичане сразу после бегства в Варну стали стягивать на Черное море дополнительные силы, и прежде всего, новейшие паровые корабли линии. Уверен, если поискать, здесь и «Сен-Жан Д′Акр» найдется, и «Дюк оф Веллингтон», его тоже забрали у Нэйпира. Так что не будем строить иллюзий: англичане не помышляют о заключении мира!
- Что ж, тем хуже для них. - усмехнулся Зарин. - как говорили в дни моей гимназической юности: «кто не спрятался, я не виноват». Николай Александрович, как дела с готовностью минной дивизии?
Краснопольский встал, одернул китель. Было видно, что он волнуется.
Нехорошо, подумал Сергей, старший лейтенант до сих пор не отошел после катастрофы «Заветного». Хорошо, если просто нервничает, а вдруг потерял веру в себя? Краснопольскому предстоит вести в атаку «минные тараны» - дело это отчаянное, на грани самоубийства, а потому требующее железной выдержки и филигранного расчета. Стоит запаниковать, замешкаться - и все, пиши пропало...
***
«Минных таранов» - маленьких колесных пароходиков, оснащенных парой тротиловых шестовых мин и еще двумя пороховыми минами-крылатками, - было шестнадцать штук: десять оснастили в Николаеве и еще семь в Севастополе. И еще девять пароходов превратили в брандеры: загрузили бочонками со смолой, олифой и черным порохом, укрепили на носу зловещего вида заершенные кованые шипы. Они должны вонзаться в обшивку, не позволяя оттолкнуть охваченное огнем судно от борта.
Брандерам предстояло совершить рейс в один конец; впрочем, перспективы возвращения «минных таранов» тоже выглядели туманно. Даже если они не подорвутся на собственных минах, то неизбежно станут мишенями для сотен ружей и пушек. А ведь у этих корабликов не будет даже такой зыбкой защиты, как малые размеры и скорость.
Первую волну атаки, шесть минных катеров, поведет мичман Красницкий - юноша отказался уступать эту честь кому-нибудь еще. За ними, с интервалом в десять минут, двинется вторая волна - флотилия «минных таранов». Ее возглавит старший лейтенант Краснопольский на «Аргонавте». Те, что несут шестовые и буксируемые мины, атакуют военные корабли. Цель брандеров - грандиозное скопление транспортных судов, трюмы которых забиты грузами, предназначенными для отправки в Крым.
По поводу выбора времени для атаки было немало споров. С одной стороны, соблазнительно нанести удар под покровом ночи; с другой - неопытные команды могут и напортачить. Гавань Варны, несмотря на страшную толчею у причалов, достаточно просторна, ночью в ней легко заблудиться, перепутать цели. Чего уж проще - принять в темноте высокобортного «купца» за трехдечный линкор! А потому, решено, что атака начнется около семи вечера, когда только начинает темнеть. Зато отходить уцелевшие катера, «минные тараны» и шлюпки с брандеров будут в темноте, и это даст им лишний шанс уцелеть.
«Алмаз» и пароходофрегаты дождутся, когда остатки минной дивизии покинут бухту, и тогда... Зря, что ли, их готовили к ночному бою? На этот раз незачем экономить снаряды: все равно скоро домой, так почему бы не устроить на прощание хороший фейерверк?
III
Гидроплан М-5
Бортовой номер 14
17 октября 1854 г.
Патрик О΄Лири
Пространство между палатками кишело синими мундирами. Людская масса медленно перемещалась по территории лагеря, оставляя за собой шлейф из распластанных на земле тел, подобно тому, как ползущий по листу слизень оставляет след из своих выделений. С высоты Патрик хорошо видел, что в общей массе выделяются турки в ярко-красных фесках. Они пытались пробиться через массы французов штыками, но синий водоворот поглощал их, затягивал и полз дальше.
Аппарат лег на крыло. Мичман Энгельмейер что-то неслышно покричал; тарахтение «Гнома» заглушало и его слова и ружейную трескотню внизу. Мальчик взглянул туда, куда указывал палец мичмана и увидал узкий прямоугольник, составленный из красных фигурок в высоких черных головных уборах. Он сразу узнал медвежьи шапки хайлендерских гвардейцев: никакой суеты, держат равнение, не то, что толпа лягушатников! Стоят недвижно, загородив дорогу вооруженной толпе, но стоит только отдать команду - разом придут в движение.
Словно в ответ на его мысли, строй горцев ощетинился блестящими иголками штыков. Секунда, другая, и красные мундиры заволокло дымом. Синие отхлынули, устилая землю телами, накатились. Снова залп, снова французы откатываются, новые синие кляксы на бурой земле.
Мичман Энгельмейер сделал разворот, направил аппарат вдоль шеренги. Навстречу кое-где взлетали дымки выстрелов. Сто метров, восемьдесят, шестьдесят... Патрик привычно перегнулся через борт и уставился на набегающий красно-медвежий строй. Пальцы сжимают веревочную петлю, присоединенную к задвижке ящика с флешеттами. Стоит ее дернуть, и...
Рядовой Хиггинс, не раз бравший премии на полковых состязаниях по стрельбе, был прекрасным охотником на бекасов и отлично умел брать упреждение, выцеливая стремительных птах. Не промахнулся он и на этот раз. Пуля Минье, выпущенная из винтовки «Энфилд» калибра .577 попавшая точно в диафрагму, отшвырнула юного ирландца на спинку сиденья. Но шнура он не выпустил. Дно ящика откинулось и библейские «стрелы с небес» осыпали батальон хайлендерской гвардии - последнюю ставку лорда Раглана в отчаянной попытке усмирить мятежных союзников.
Хиггис пережил юного ирландца меньше, чем на минуту. Кованая стрелка насквозь пробила ему плечо и продолжила полет, завершившийся в кишках соседа Хиггинса - весельчака Аласдейра Фаркухара из Глен-Мор. Но смерть лучшему стрелку Первой дивизии принесла не она, а французский штык, пригвоздивший его к земле. Последним из хайлендерских гвардейцев умер капитан Даунси, отличившийся шесть лет назад при подавлении восстания «молодых ирландцев» у деревеньки Балленгари. Так что душа Патрика О΄Лири могла быть спокойна: парнишка, как мог, отплатил сассанахам и за Картофельный голод и за многовековое угнетение своего народа. А если кому-то это покажется слишком незначительным - пусть сделает больше...
IV
Из дневника Велесова С.Б.
«17 октября. Закончилось совещание на «Владимире». На море штиль; корабли стоят на зеркальной поверхности воды, на зюйд-весте, за горизонтом - варненская гавань, набитая английскими судами. Молодцы-загребные налегают на вальки в такт счету шлюпочного старшины: « Два-а-а - раз! Два-а-а - раз! Два-а-а - раз!», весла синхронно опускаются в воду, выгибаются дугой, рассыпают веера алмазных брызг (упаси Бог, не на пассажиров!), и снова - «Два-а-а - раз!»
И сто, и двести лет пройдет, корабли будут ходить по морям сначала на угле, потом на мазуте, на атомной энергии, да хоть на сигма-деритринитации, а шлюпочная практика как была, так и останется стержнем морского дела. Так было в эпоху трирем, так будет в времена авианосных ударных групп.
До «Алмаза» оставалось не более полутора кабельтовых, когда я вспомнил: а ведь сегодня один из памятных дней Севастопольской обороны! 17-го октября (5-го по новому стилю), примерно в полдень на Малаховом Кургане, во время первой бомбардировки города погиб вице-адмирал Корнилов. И вот, на календаре та же дата, а Конилов жив-здоров (во всяком случае, был жив-здоров два часа назад, во время очередного сеанса связи), сидит на люнете возле Евпаториии с интересом наблюдает за разгорающимся во вражьем стане мятежом.
Этим открытием я поделился с алмазовцами, чем вызвал изрядное оживление. Всем ясно, что ход войны изменился необратимо, а вот что будет дальше - это, как говорится, вопрос на миллион. Известие о близком возвращении в XXI-й век, вызвало брожение умов. Не помогли даже туманные обещания Груздева изыскать способ отправить наших друзей в 1916-й год - многие заявили о намерении остаться здесь. Среди «невозвращенцев» почти вся команда «Заветного» во главе со старшим лейтенантом Краснопольским. А виноват в этом ваш покорный слуга: кто, спрашивается, тянул меня за язык, когда я, еще до прибытия в Севастополь, поведал «попутчикам», что там скоро начнется? Помню, Зарина как громом поразил мой рассказ о том, что выпало на долю «Алмаза» в 18-м. Власть Украинской Народной Рады, восстание Румчерода, одесская эпопея, когда крейсер стал плавучим застенком - на нем обосновался Морской военный трибунал. Задержанных офицеров тогда бросали в судовые топки, раздевали на палубе и замораживали насмерть, обливая водой на морозе... и это черноморских боевых офицеров, таких же как он, Зарин, как фон Эссен, как душка-прапорщик Лобанов-Ростовский!
«Эх, яблочко,
Куда котишься?
На „Алмаз“ попадёшь
— не воротишься!»
А дальше - захваченный немцами Севастополь, эвакуация Крыма, позор Бизерты... Остается только удивляться, что в «невозвращенцы» не подались все алмазовские офицеры до единого.
Хотя... наука, как известно, умеет много гитик. Вместо них, в 1916-м оказалась наша экспедиция, два корабля, набитых ультрасовременным оружием, морпехами, бронетехникой. Передовой ударный отряд Проекта "Крым 18-54", угодивший не туда. Так что это надо еще посмотреть, как там дело обернется...
За время пребывания в Каче я привык к долгим вечерним беседам с Эссеном. Мы говорили обо всем подряд - о перспективах цивилизации, и о науке, в которой мы оба не разбираемся совершено, о том, как отразятся наши эскапады действия на той хрупкой субстанции, которую принято называть «тканью истории». Потом стало не до бесед - я отлеживался с ранением, Эссен дни и ночи проводил в мастерских, ставя на крыло измученные чрезмерной нагрузкой аппараты. Но похоже, и он не прочь отвлечься и, как встарь, порассуждать о судьбах мира:
- Крымская война - возможно, последний шанс выбить у англосаксов почву из-под ног, прервать их мировое доминирование. И возглавить этот процесс должна Россия.
- Что-то батенька вас заносит Не фантазируете?
- При всем уважении, Реймонд Федорович, у вас просто нет нашего опыта. Вы, слава богу, еще не способны представить себе мир, где остался один идеал - потребление; где от человека требуется забыть обо всем, кроме гамбургеров, айфонов и очередного римейка «Людей-Х». А с другой стороны, вам не понять, что такое жить в обществе, проникнутом уверенностью, что человечество вот-вот шагнет и в космос и в глубины океана, и даже в бессмертие. Такое развитие бесконечно и не может быть прервано ничем...
- И вы хотите сказать, что мы можем выбирать один из этих двух путей? И все теперь зависит от России?
- А больше не от кого, батенька. Больше не от кого. Ну, разве что немцы могут помочь... Так что, воля ваша, а мы воюем именно за это...
Хорошо бы, да некогда. Завтра - самый главный день, он все и решит: либо мы и наши нечаянные попутчики на тропках Времени, отправимся по домам с чувством выполненного долга, либо придется сбегать украдкой, не прощаясь. Оставлять за спиной несбывшиеся надежды людей, которые имели неосторожность поверить в нас. А мы - имели неосторожность поверить, что можем, наконец, что-то изменить.
«...а может, и не стоит никуда уходить? Ведь не простишь потом себе, будешь подушку грызть по ночам, сопьешься, спятишь от черной, беспросветной тоски...»
Впрочем, к чему этот пессимизм? Операция «Болгарский закат» отлично спланирована: всяк солдат знает свой маневр, всяк сверчок - свой шесток, кони пьяны, а хлопцы, как водится, запряжены. Не представляю, что должно случиться, чтобы завтра мы потерпели неудачу но... стучим по дереву. По полированному планширю гички, взятой полтора месяца назад с захваченного британского фрегата. Удачное начало, и финал, надеюсь, будет не хуже. А пока...
Скрипят весла в уключинах. Крошечная радуга вспыхивает в веере брызг.
«Два-а-а - раз! Два-а-а - раз! Два-а-а - раз!»
V
Крейсер II ранга «Алмаз»
17 октября 1854 г.
Реймонд фон Эссен
Адмиральский салон «Алмаза», построенного, как яхта наместника Дальнего Востока Алексеева, резко контрастировал с аскетичной обстановкой кают-компании «Владимира». Во время несчастливого похода Второй Тихоокеанской Эскадры отделка несколько потускнела, но позже, когда «Алмаз» сопровождал императорские яхты, ее подновили. В Мировую войну крейсер вступил, имея самый роскошный на Черноморском флоте салон.
Эссен посмотрел на соседа. Велесов сидел неестественно прямо, не касаясь спинки стула. Будто аршин проглотил... Лицо его ничего не выражало, и лишь во взгляде, обращенном на подсудимого нет-нет, да и проскальзывало раздражение. В руках «потомок» держал блокнот.
Перед тем, как спуститься в салон, Эссен попросил передал Сергею просьбу командира крейсера. Офицерский суд рассматривал дело о предательстве судового лекаря, коллежского советника Фибиха Семена Яковлевича, Велесов приглашен на заседание, как лично пострадавший от действий изменника, но капитан первого ранга Зарин выражает надежду, что уважаемый Сергей Борисович ограничится наблюдением. Позорный поступок Фибиха должен остаться их сугубо внутренним делом.
Сергей, разумеется согласился. Условились: если по ходу процесса возникнут вопросы, он напишет записку, а лейтенант решит, озвучивать ее или нет.
