Книга: Путь дракона
Назад: Маркус
Дальше: Гедер

Доусон

Парад Иссандриана, начавшись от края города, гигантской змеей прополз по нижнему рынку и затем по широкой королевской дороге к северу, миновал ворота Кингшпиля и свернул на восток, к арене. Улицы кишели подданными короля Симеона — верными сторонниками Рассеченного Престола, изо всех сил тянущимися на цыпочки в попытке взглянуть на рабские расы, готовые обратить Антею в марионетку Астерилхолда. Слитный гул множества голосов походил на рокот прибоя, запах тел грозил перебить нежные ароматы весны. Кто-то из Иссандриановой клики заплатил зевакам в толпе, чтобы те несли знамена, прославляющие игры и принца Астера. Доусон со своего места успел разглядеть красивое синее полотнище с вышитым серебряной нитью именем принца, поднятое на шестах вверх ногами, — истинный символ Иссандрианова мятежа: слова аристократов, брошенные в толпу, не умеющую их прочесть.
Для знати заранее возвели специальные платформы, порядок которых определялся благородством крови, и место каждой семьи красноречиво говорило о том, на чьей стороне она выступает, так что расстановка сил при дворе читалась с одного беглого взгляда. Зрелище глаз не радовало. Вокруг короля и принца теснились знамена доброй дюжины родов, большинство принадлежали клике Иссандриана — здесь вился даже серо-зеленый флаг Фелдина Мааса. Над всеми возвышался король Симеон в бархате и черном норковом мехе; глядя на процессию, он умудрялся сохранять улыбку.
По улице шагала колонна ясурутских лучников, бронзовая чешуя которых, начищенная маслом, сияла на солнце металлическим блеском. В руках они несли знамена Борхии, сделанные из содранных шкур. Доусон прикинул на глаз количество — десятка два — и отметил ясурутов в памяти. Лучники встали перед королевским помостом и отсалютовали королю Симеону и его сыну. Принц Астер ответил приветственным жестом и улыбкой, предназначенной всем прежним и будущим отрядам.
— Иссандриан безжалостен, — бросил Доусон. — Если уж метишь на принцев трон, то хотя бы постыдись, не увешивай его ленточками.
— Бога ради, Каллиам, не так громко! — одернул его Оддерд Фаскеллан. За их спинами хохотнул Канл Даскеллин.
На дорогу тяжело выступили пятеро йеммутов с бивнями, выкрашенными зеленой и синей краской. Ни доспехов, ни оружия — от окружающей толпы первокровных их отличал только гигантский рост. Пятерка, остановившись перед королем, воздела руки в приветствии; после ответного жеста принца Астера один из йеммутов выкрикнул громовой варварский клич — остальные четверо присоединились, и голоса, наложившись один на другой, сплелись в общем звучании. Плащ Доусона взметнуло легким ветром, встрепенулись и закачались деревья вдоль дороги, воздух со всех сторон загремел тем же кличем. Голоса крепли, стоящий в середине йеммут поднял огромный мясистый кулак, закружился легкий смерч.
Стало быть, ведуны. Доусон сделал очередную пометку в уме.
— Как по-вашему, Иссандриан ударит раньше, чем начнутся игры? — осведомился Даскеллин небрежным тоном, словно спрашивая, будет ли дождь.
— Удара может и не быть вовсе? — спросил Оддерд.
— Скорее во время игр, — заметил Доусон. — Однако можно ждать чего угодно.
— Подумайте еще раз над предложением Паэрина Кларка, — посоветовал Даскеллин.
— Не стану, — ответил Доусон.
— А ведь придется. Разве не видите, что происходит? Если мы решили этому противостоять, нам нужны союзники. И коль уж быть честными, то и золото. Вы знаете способ все это добыть? Я — знаю.
Мимо шел отряд мечников — полсотни воинов в ярко отполированных доспехах Элассы: половина черно-чешуйчатые тимзины, половина — большеглазые южнецы. Тараканы и ночные кошки. Расы, созданные служить драконам, теперь маршировали в самом сердце империи первокровных.
— Если мы не способны победить как антейцы, мы заслуживаем поражения, — заметил Доусон.
По ошеломленному молчанию за спиной Доусон понял, что зашел слишком далеко.
Он пересчитал мечников и добавил их к общему количеству.
— Я начал действовать потому, что вам поверил, — сказал Даскеллин. — Только я не обещал лечь в вашу могилу.
— Там что-то… — начал было Оддерд, но Доусон не дослушал.
— Если победа будет зависеть от того, за сколько мы продадимся, то мы ничем не лучше Мааса и Иссандриана с Клинном. Так что да, Канл, я лягу в гроб за Антею. И ей одной останусь верен.
Лицо Даскеллина посерело.
— Вы так говорите из страха. Поэтому я извиняю…
— Замолчите оба! — рявкнул Оддерд. — Там что-то происходит!
Доусон проследил его взгляд. На королевском помосте пожилая женщина, одетая в цвета Кингшпиля, преклонила колено перед королем Симеоном, рядом с ней стоял юноша в кожаном доспехе, сером от дорожной пыли. Принц Астер, забыв о параде, смотрел на отца. Губы короля двигались, и даже издали Доусон разглядел ужас на лице Симеона.
— Что за юноша? — спросил Канл Даскеллин, ни к кому конкретно не обращаясь. — Кто привез королю вести?
На деревянных ступенях платформы послышались шаги, и за спиной Доусона возник Винсен Коу. Даже кланяясь Оддерду и Канлу, он не отрывал глаз от барона.
— Меня прислала ваша жена, милорд. Вас ждут дома.
— Что случилось?
— Ваш сын вернулся. С новостями из Ванайев.

 

— Он… что сделал?.. — переспросил Доусон.
— Он сжег Ванайи, — повторил Джорей, наклонившись со скамьи вперед и почесывая пса за ухом. — Разлил по улицам масло, закрыл ворота и сжег город дотла.
Год, проведенный Джореем вне дома, немало его изменил — сейчас, в оранжерее, Доусон ясно видел, что сын повзрослел. Скулы заострились, как у бывалых воинов в походах, а улыбка, раньше готовая засиять в любой миг, теперь исчезла вовсе. Плечи устало сутулились, от одежды веяло запахом конского пота и немытого солдатского тела. Как из сна всплыла мысль, что Джорей и Коу могли бы сойти за двоюродных братьев. Доусон встал, пол под ногами странно качнулся. Барон подошел к окнам и выглянул в сад. В тени еще лежали остатки снега, первая зелень смягчала черноту стволов. У дальней стены белым и розовым цвели вишни.
Гедер Паллиако сжег Ванайи…
— Ему даже не пришлось грабить город, — добавил Джорей. — Времени не было. Он отправил гонца накануне, я стольких лошадей загнал, чтобы опередить…
— Ты почти успел, — услышал Доусон свой собственный голос.
— Знает ли он, что ты содействовал назначению Гедера?
Барон не сразу понял вопрос, а когда до него дошло — у него был наготове встречный.
— А почему Паллиако сжег город? Он целил в меня?
Повисла тишина, Джорей не отрывал взгляда от блестящих глаз собаки, словно ведя с ней неслышный диалог.
— Вряд ли, — наконец ответил он неуверенно. — И без того все шло плохо. Гедер отдавал неверные приказы, последствия не замедлили сказаться. Он знал, что его никто не принимает всерьез.
— Он сжег один из городов Вольноградья из чистого стыда?
— От унижения. Он был оскорблен. И кроме того — пока не знаешь, как оно случится на деле, все воспринимаешь по-другому.
Один из псов тихо зарычал. На ветку дерева опустилась птица, глянула на беседующих и вновь упорхнула. Доусон приложил пальцы к холодному окну оранжереи, стекло тут же запотело. Мысли метались. Шагающий по Кемниполю поток воинов и наемных убийц, которым Иссандриан заплатил деньгами из Астерилхолда. Вежливое, бесстрастное лицо Паэрина Кларка, банкира из Нордкоста. Гнев Канла Даскеллина. А теперь еще и сожженный город.
Слишком многое пришло в движение, причем без всякой видимой связи.
— Поворот круче некуда, — заметил барон.
— Гедера потом как подменили, — продолжил Джорей, будто не слышал. — Он всегда держался особняком, только прежде ходил в шутах. Над ним все потешались, он почти не замечал. А потом всем стало не до смеха. И ему тоже.
Джорей не отрывал глаз от окна, однако взгляд был устремлен вдаль, на что-то более важное, чем комната и весенние деревья за окном. Доусон хорошо знал такую опустошенность, чреватую болью, и отогнал прочие мысли. Сын нуждается в его помощи — значит, державные дела, пусть и требующие внимания, подождут.
Доусон сел. Джорей мельком взглянул на отца и отвел глаза.
— Расскажи, как было, — попросил барон.
Джорей улыбнулся одними губами и покачал головой.
— Я бывал на войнах, — не отступал Доусон. — Видел, как гибнут люди. Я знаю, какую тяжесть ты в себе носишь. Пока не выскажешься — она не уйдет.
— Ты не совершал того, что совершили мы, отец.
— Я убивал людей.
— Мы убивали детей. Женщин. Стариков, вся вина которых лишь в том, что они жили в Ванайях. А мы их убили. Перекрыли воду и подожгли город. Когда они лезли через стену, мы их резали. — Голос Джорея дрожал, глаза широко раскрылись от ужаса. — На нашей совести чудовищное злодеяние, отец.
— А ты думал, война не такова? Мы мужчины, Джорей. Не мальчишки, которые, помахав палками, объявляют злого колдуна побежденным. Мы исполняем то, чего требуют долг и честь, и наши деяния нередко чудовищны. Я почти в твоем возрасте участвовал в осаде Аннинфорта. Мы заморили жителей голодом. Не пожар — медленная болезненная смерть тысяч людей. А слабые умирают первыми. Дети. Старики. Мы принесли в город чуму. Лорд Эргиллиан послал всадников по всей округе — найти больных. Кого нашли, тех объявили послами и отправили в город. Их убили, но болезнь успела распространиться. Каждый день к воротам подходили женщины с младенцами на руках, упрашивая нас забрать хотя бы детей. Обычно мы даже не глядели. А иногда брали ребенка и убивали прямо на глазах у матери.
Джорей побледнел, и барон, подавшись вперед, положил ладонь на колено сына — как в детстве. На миг Доусона охватила горечь: сын-подросток на глазах становится взрослым, и этот разговор — копия того, какой давным-давно случился у Доусона с отцом, — тоже часть взросления. Ребенок должен уступить место мужчине. Так потеря становилась осмысленной. И переносимой. Большее Доусону было не под силу.
— Аннинфорт тогда восстал против трона, — добавил он. — И должен был пасть. А для этого — отчаяться. Младенцы, которых приносили к воротам, были на грани голодной смерти, они бы не выжили. И если дети, которых мы убивали — которых убивал я сам, — приближали конец хоть на неделю, то я поступал правильно. И я страдал ровно так же, как ты сейчас.
— Я не знал.
— Я тебе не рассказывал. Мужчины не перекладывают груз на плечи детей. Я не рассказывал об этом и твоей матери — такая ноша не для нее. Ты меня понимаешь?
— В Ванайях было по-другому. Их незачем было уничтожать.
Доусон открыл было рот, чтобы сказать что-нибудь мудрое и утешительное, однако мысли вдруг выстроились воедино чуть ли не со щелчком. Ванайи. Иссандриан. Вооруженные наемники, наводняющие Кемниполь под смехотворным предлогом воздать честь принцу Астеру. Осадные войска, приведенные с юга Гедером Паллиако.
— Да, — только и выдохнул Доусон.
— Отец…
— Где Паллиако? Здесь?
— Нет, вместе с войском. Им еще неделя пути.
— Слишком долго. Нужно раньше.
Доусон вскочил и, распахнув дверь, кликнул Винсена Коу. Егерь, должно быть, стоял наготове. Первые указания — самые простые: найти прочих. Не только Канла Даскеллина, но и полдюжины остальных союзников Доусона. Времени мало, а победа пока под вопросом. Винсен ни о чем не спрашивал, только отсалютовал и исчез. Обернувшись к сыну, барон увидел замешательство в его глазах — и поднял руку, предотвращая вопросы.
— Мне нужна от тебя еще услуга. Отдохнешь позже, мой мальчик. Жаль нагружать тебя заботами, но от этого зависит судьба престола.
— Я исполню что нужно.
— Привези ко мне Гедера Паллиако. Как можно скорее.
— Хорошо.
— Джорей… Кажется, гибель Ванайев нас спасла.

 

Гости Доусона пожаловали самое большее через час. Кроме Оддерда и Даскеллина, пришли граф Ривермарк и барон Нурринг — остальных не оказалось дома, и Коу отправился их искать. Однако хватило и этих. Пятеро вельмож, держащие в руках все знатные семейства и стратегически важные земли, теперь сидели, стояли или — как Канл Даскеллин — беспокойно расхаживали вдоль стены, так и не сменив парчовых одеяний и вышитых шляп, надетых ради Иссандрианова парада. Клара прислала двух служанок; поднос, нагруженный огуречной водой и копченым сыром, с тех пор так и стоял нетронутым в углу.
После прибытия ванайского гонца уже успели разнестись слухи. Доусон видел проступившую на лицах неуверенность, его собственное напряжение стало едва ли не осязаемым. Если действовать — то срочно, пока при дворе толком не поняли, что значит принесенная гонцом весть. Пока Симеон не собрался с духом.
Доусон поднял ладони, как священник перед паствой.
— Разрушение Ванайев… — начал было он и остановился. — Принесение Ванайев в жертву явилось нам как свет факела в мрачнейший час ночи. Спасение Рассеченного Престола теперь не за горами.
Повисла пауза.
— Вы с ума сошли, — наконец совладал с собой Даскеллин.
— Пусть говорит, — возразил граф Ривермарк, и Доусон благодарно кивнул.
— Судите сами. Всем известно, что Гедер Паллиако изначально не ладил с Аланом Клинном, ближайшим союзником Иссандриана. Он сумел потеснить Клинна с поста правителя Ванайев…
— Он? Он сумел? — переспросил Даскеллин.
— …и вместо того чтобы использовать свой пост для личного обогащения и придворных интриг, он принял решение. Смелое и принципиальное.
— Гедер Паллиако, — встрял Даскеллин, проводя рукой по волосам, — дешевый фигляр, которого мы возвысили ради того, чтобы превратить взятие города в фарс и попортить репутацию Иссандриану. Паллиако — молокосос, весь его военный опыт — выдернуть из ноги стрелу и тут же рухнуть с коня. А теперь он еще и кровавый тиран! К сегодняшнему вечеру Иссандриан соберет добрый десяток свидетелей, готовых поклясться, что назначение Паллиако было делом наших рук, и одним из свидетелей, бесспорно, выступит лорд Терниган. И мы не сможем ничего отрицать.
Доусон видел смущение в глазах остальных, и сжатые плечи, и опущенные головы. Если ответить гневом на гнев, все выльется в перебранку между ним и Даскеллином и цельность клана пойдет прахом. Барон улыбнулся.
— Отрицать? — переспросил он. — Да я буду гордиться правом сидеть рядом с Паллиако! Вы что, не видели сегодняшнего парада? Не понимаете, что в эту самую минуту несколько сотен верных антейцев под предводительством Паллиако маршируют по направлению к Кемниполю?
— Не понимаю, — признался Оддерд.
— Дело представим так, — продолжал Доусон. — Когда Паллиако обнаружил, что Иссандриан ведет на Кемниполь вооруженную армию, он решил бросить свои войска на защиту престола. И вместо того чтобы отдать Ванайи врагу, он решился на деяние, свидетельствующее о железной решимости. Он не грабил город, забирая последние медяки. Он не сбыл его с рук в обмен на налоговые послабления. Он сжег его, как воин из древних легенд. Как сами драконы. Кто в целой Антее сравнится с ним в силе и в чистоте намерений? Кто еще способен совершить то, что сделал Паллиако?
— Но ведь игры разрешил сам король. А эта армия, призванная нас спасти, из кого состоит? Половина — люди Иссандриана, остальные питают к Паллиако в лучшем случае презрение, — скривился Даскеллин. — Детские сказки.
— Его не презирают. Его боятся. И если мы станем повторять это погромче и почаще, то испугается и Иссандриан. А поскольку от этого зависит наша жизнь, предлагаю попрактиковаться хором.
— Вот как, оказывается, выглядит отчаяние, — не сдержался Даскеллин. Доусон не ответил.
— Если Иссандриан пойдет против нас — все увидят, что Паллиако прав. Если не пойдет — значит, боится Гедера. В любом случае Иссандриан теряет изрядную долю власти над королем. А мы достигаем цели, не запродавая себя Нордкосту и Медеанскому банку. Это несказанная удача, милорды, и отказываться от нее глупо. Однако обнародовать свою версию надо сейчас, сегодня. Когда придворные разойдутся на ночь, в постели они должны шептать то, что мы им расскажем. Если дать мнению устояться, переломить его будет в сотню раз тяжелее.
— А если Иссандриан повернет все против этого мальчишки Паллиако? — спросил барон Нурринг.
— Тогда кинжал, направленный вам в живот, вонзится в брюхо Паллиако. И попробуйте меня убедить, что вы на это не согласны.
Назад: Маркус
Дальше: Гедер