7

В тот же вечер я съехал от Сергеевны, не забыв при этом заплатить вперед за две недели и покормить Василия, после передав остаток его колбасы хозяйке. Сказал, что отъеду на несколько дней в Осташков, а сам, собрав вещи, переселился в общагу на территории части, чтобы не мельтешить в городе. Получил там комнату с двумя кроватями, тумбочками, шкафом и даже отоплением, пусть летом и выключенным. На территории своя котельная на торфе, так что вояки шикуют. И в дома частные через дорогу тепло проведено.

Там меня переодели в форму, чтобы не выделялся, выдали КМ-Л, который «Березка», штаны, куртку и даже маску, так что форму я сразу же сменил на камуфляж, на который накинул кустарный «лифчик», привезенный с собой. Не холодно сейчас, а костюм легкий, в нем как в трениках или даже лучше.

Машину дали, но такую, что я чуть в драку не кинулся.

— Вы охренели? — спросил я, когда Сеня пригнал тот самый уазик, на котором я уехал из Вышнего.

— Не сцы, все будет как надо, — ответил он, хихикнув перед этим, с гордым видом вылезая из-за руля. — Тут ребята сделают все так, что не узнает никто. Есть с чего перекинуть. И подкрасят под камуфляж, теперь это модно стало.

— Сень, если меня там опознают, то ты лучше молись, чтобы там на месте и мочканули, — вздохнул я. — Иначе я вернусь сюда и посмотрю тебе в глаза. И тебе это не понравится.

— Да я без шуток, — он посерьезнел. — Есть машинка такого же возраста, просто перебросим заметные части. Задние двери в этой заварят, покрасят по-быстрому, тент за передними сиденьями вниз завернуть — и вообще грузовик выйдет. Они быстро все сделают. Тут главное документы нормально сляпать.

— Блин, надо было своих ждать, — махнул я рукой. — А что-то другое махнуть на эту не могли?

— Да ладно, успокойся ты. Потом, если все нормально сделаем, тебе же его в премию дадим. Нет свободных машин. Можем «газон» пятьдесят первый дать, но куда он? В других городах искать — лишние вопросы. Да, салон тебе от «москвича» воткнем, королем ездить будешь. Ну и кто опознает? Он так целый, без вмятин… особо… да и вмятины просто киянкой постукают, все изменится.

Машину загнали в парк, в бокс, и механики взялись за нее сразу же, привезя откуда-то на «Урале» целую кучу запчастей и обещанные сиденья. А где-то через полчаса меня отыскали, и на двух «Уралах» мы выехали в Ржев. Отделение разведчиков и четверо саперов, загрузив в кузов второй машины ящики с тротилом.

На южном КПП нас никто не проверял, разумеется, так что колонна выкатилась на разбитое шоссе и пошла на юг. Машину потряхивало на выбоинах, похлопывал тент, погромыхивали борта, разговаривать не хотелось. Задремать тоже не получится, так что я задумался. В дороге именно что думать и остается, а пути нам часа на четыре.

Если получится сделать, как задумали — сделаем большое и правильное дело. По-настоящему правильное, из тех, которые не делать нельзя. Но долг мой на этом не закроется. Он никогда не закроется на самом деле, потому что каждый раз, когда я засыпаю, перед глазами встает одна и та же картина: расстрелянная машина, лужи крови на мокрой грязи и тела. И среди них жена и сын. Сына там не должно было быть, они случайно встретились, и жена попросила его подвезти. Так свидетели потом показали. Их расстреляли у самого поворота к больнице, из автоматов, стараясь убить всех без всякого даже смысла, из чистого живодерства. И тех, кто не умер сразу, добили выстрелами в голову. Жену добили. А сын умер при обстреле. Сын, которого жена родила перед самой войной, с которым на руках мы прорывались сквозь разрешения, панику, с которым выживали после, прошли страшный Пятый Год. И затем пришла банда, и на этом его жизнь и жизнь его матери оборвались. А моя жизнь закончилась. То, что от нее осталось, так это желание мстить. Выводить эту сволочь как глистов, всех поголовно, где бы ни встретил.

Дай Бог мне выжить в том, что меня ожидает. Смерти я не боюсь, совсем, я уже умер, но я хочу охотиться и убивать дальше. И не только за себя. За этих женщин, что я привез, за тех, кого расстреляли в Бежецке и Фурманове, за тех охранников, которых убили, чтобы угнать ту самую Петрову Наталью Константиновну и продать ее на рынке другой банде. И всех остальных, которые ловят и продают людей, убивают за лекарства, чтобы их продать, а деньги пропить, проиграть и купить на них наложниц. Много за что. Возле Грязовца одно время гуляла банда, которая просто убивала людей в проезжающих машинах и подводах. А затем они смотрели, есть в грузе что-то полезное или нет. И если не было, то просто уходили, оставив за собой трупы. Их мы поймали, гонялись с полгода, они за это время человек двадцать в районе убить успели.

Откуда их столько развелось? Не только власть ослабла, этого мало. Страшнее другое — множество людей в первые годы после нападения выживало. Выживали всеми силами все, я сам тот ужас помню, но каждый делал это по-разному. Кто-то вместе, защищая друг друга, а кто-то за счет жизни других. Умри сегодня ты, а я завтра. Смерть перестала быть событием, она была везде, превратилась в обыденную реальность для большинства и в способ выживания для некоторых. А потом и в развлечение. «Зеленые» одичалые банды подчас творили такое, что и в средневековых хрониках не найдешь, превращались даже не в животных, а в каких-то упырей, демонов, в невероятное, закрайнее зло, которое надо даже не истреблять, а выжигать огнем, рвать с корнем.

Мы с ними боролись как могли. За те годы, что я сменил военные погоны на милицейские, мы сильно почистили свой район. Не спали ночей, сутками на ногах или в машинах, лесные дороги, засады, перестрелки, но как же отрадно было видеть, что жизнь становится все менее и менее опасной. Вместо колонн стали ездить просто машины, люди перестали бояться выходить к окраинам, зато нас стали бояться те, кого мы вылавливали одного за другим. Старались все же ловить, для того, чтобы привезти туда, где они куражились раньше, и расстрелять на глазах у людей. Хоть некоторых все же и не довозили. Тех, для кого и расстрела было мало. Каюсь, закон этого не позволял, но не думаю, что мировая справедливость как-то этим нарушалась. Есть ведь такая, я в нее верю. И я всегда был ее частью, а теперь отдам себя полностью. Потому что больше ничего у меня в этой жизни нет. И никогда не будет.

В Старице остановились ненадолго, подсадив в машину двоих бойцов местной роты и одного лейтеху, после чего поехали дальше. Сам Ржев объехали, где оставшимися проселками, а где и просто полями, заехав в город с запада. Удар пришелся восточней, по военным объектам, но городу досталось все равно. Район многоэтажной застройки с запада лег весь, разрушился и выгорел под корень. Частный сектор тоже сгорел почти полностью, ничего не осталось, разве что местами огрызки печных труб торчали в небо, обугленные и черные, как гнилые зубы. Но уже по всем развалинам пробивалась зелень, природа забирала обратно то, что когда-то досталось людям, которые не сумели это удержать. Трава сквозь трещины в асфальте, мелкий кустарник всюду и везде, и теперь даже вид развалин был не таким мрачным, как раньше, они словно уходили по реке времени дальше, превращая в историю то, что здесь когда-то случилось.

Наземные постройки на территории арсенала более или менее уцелели, разве что проезды начали зарастать, не говоря уже об огромном парке техники и подземных хранилищах.

Машины проехали за остатки забора, след в след, аккуратно, чтобы можно было сказать, что тут разве что одна машина каталась. Остановились, бойцы дружно выпрыгнули из кузовов и сразу образовали оборонительный периметр. Сноровисто, толково, быстро. Это не те призывники, какими я когда-то командовал. Тут люди по десять и больше лет прослужили, немало повоевав, а до этого выжив во всеобщем хаосе.

Я подхватил свой трофейный АКС и вместе с Котовым и саперами пошел осматривать территорию. Нужно выбрать правильное место, что не так просто, потому что склады и хранилища всегда строились с расчетом, чтобы завалы не могли ничего заблокировать, а в случае пожара огонь не перекинулся. Но другое место не походит, нужна именно военная база хранения.

— Мародеры здесь бывают?

— Нет, — ответил старицкий лейтенант, средних лет круглолицый мужик в такой же «березке», как и мы, но сетчатой. — Выгребли отсюда давно все, что взять можно. Мы сами чуть не год возили. Да и боятся таскать отсюда что-то, там же пятно за аэродромом.

Бойцы с ним работали дозиметристами, но, судя по их реакции, тут все было чисто.

— Завалить ничего не могло, — разочарованно заключил командир саперов после того, как мы дважды обошли всю территорию.

— И что делаем? — спросил Котов.

— Будем просто рвать подземное, завалив вход. — Я этот вариант предусмотрел. — Специально взрывали, чтобы завалить. После удара. И ушли. Только завалить надо на совесть, чтобы без техники никак.

— Это не проблема вовсе, — сапер усмехнулся. — Если что сломать, то это мы запросто. Выбирайте.

Плохо, конечно, что разрушения будут выглядеть свежими, но других вариантов не вижу. Попробуем их грязью испачкать и прочим, думали об этом. Может, и прокатит. Должно прокатить.

Ангары, в них техника была или до сих пор стоит, та, что не понадобилась. Не подходит. Штаб, казарма, им досталось, крыши снесло с окнами, но более или менее стоят. В историю о «тайном подвале под штабом» никто не поверит, служили многие. А вот если ближе к станции, то там трехэтажные корпуса хранилищ.

— Там оружие было?

— Оружие, — ответил старицкий лейтенант. — Очень много. Только пулеметов пятнадцать тысяч вывезли. Тот корпус, вон тот и дальше еще два.

Там охрана была серьезная, оружие принято охранять. И как раз туда железнодорожная ветка заходит, прямо впритирку к корпусам, даже пандусы видны… очень все логично. Подогнали вагон, разгрузили под охраной… вон в тот корпус. Там до сих пор и решетки, и ворота железные, и все атрибуты.

— Вон тот заваливаем, — показал я пальцем.

— Нормально, — кивнул сапер, — он панельный, сложим как надо.

— Вот и давайте. Только фугас, что под завалом будет, рвануть не должен.

— Да все как надо сделаем, в лучшем виде.

Возились они часа четыре, размещая взрывчатку. В корпусе нашелся подвал в пару уровней, в него грузовой лифт и широкая лестница. Саперы покумекали и предложили положить верхние этажи сверху плашмя.

— Там работы до хрена даже с техникой будет, все зацепится, а большие бульдозеры им не притащить.

— Так и надо.

Если делать так, что взрыв выглядит намеренным, то пусть все поймут, что люди старались. Больше доверия вызовет.

В общем, рвануло. Половина корпуса осела в клубах пыли. Подошли, посмотрели — даже как-то в глаза не бросается, что работа свежая. Покидали грязь лопатами разве что на изломы, размазали вениками из веток — вообще все в ажуре. Внимательный заметит, конечно, но не сразу. А мы затягивать процесс не собираемся, нам лишь важно, чтобы все здесь собрались. Сейчас еще мины заложат, а мне потом запомнить — куда именно, чтобы самому с ними в небеса не взлететь. И еще автомат спрятать, с тремя магазинами, как-нибудь поудобней и недалеко… «Калаш» штука надежная, ни черта с ним не случится, если даже полежит тут недельку-другую, а вот для меня может стать шансом, если все пойдет так, как планируем. С патроном в стволе и снятым с предохранителя.

С местами для засады ситуация так себе, если честно, но при наличии достаточных сил не страшно. Арсенал вроде как частично на мысу, образованном изгибом Волги, то есть отхода на юг и запад нет. Мосты через Волгу разрушены. С севера целые корпуса станции и промзоны, там спрятаться без проблем. Единственный маршрут отхода будет на восток, в зону максимального поражения, а дальше пятно. Много открытых пространств и лесочки тут и там, то есть блокировать все равно можно. Нет, нормально, справятся вояки. Так что пошли разведку проводить, тем более что Котов этим делом давно занят. Но у него своя разведка, а у меня своя, по задачам.