Книга: После
Назад: 4
Дальше: 6

5

До Лугинино добрались меньше чем за час, среднюю скорость получалось держать около пятидесяти, что уже неплохо. Перед самой деревней свернули направо, на проселок, и пошли сначала через заросшие поля, а потом, к радости моей, въехали в лес. Тут хоть фары издалека не увидишь, а в поле ты с ними светишься так, что кажется, что из самого Вышнего разглядеть можно, даже с ближним.
Дорога, понятное дело, стало хуже, шли от двадцати до тридцати в час, не больше. Фары высвечивали лишь кусты и деревья по сторонам дороги. Поначалу в каждой тени чудилась засада, но потом успокоился. Некому тут засаживать, если и встретят, то намного дальше. Будут еще места, где дороги сходятся, а пока расслабиться можно.
Соседка у меня молчаливая оказалась, впрочем, это и к лучшему. В сон меня точно не тянуло, а разговоры только отвлекали бы. Она сидела и смотрела вперед, и, судя по глазам, была где-то не здесь. Но я за нее уже не очень беспокоился, женщина крепкая, когда нужно, проявляла активность, да и сбежать, дав Прапору по черепу, не побоялась. Разве что сказал ей разок:
— Ты повнимательней смотри, мало ли. — На что она кивнула.
Ну и ладно, нормально и так.
Подумалось, что я за суетой и не разглядел ее толком, а сейчас темно. Так встретишь потом на улице и не узнаешь. Из всех спасенных только Витя с кухаркой запомнились. Ладно, будет еще время познакомиться и официально представиться, нам бы пока сбежать как можно дальше.
От недавних дождей проселок раскис и нормально подсохнуть еще не успел. К счастью, лесная почва здесь больше песчанистая, настоящую грязь развести трудно, уазик вообще без проблем проходил все лужи, да и «ифа», даром что заднеприводная, не пасовала, перла как танк. А в ней про запас еще и блокировка заднего моста имеется.
Прошло еще часа полтора. В темноте мы проехали через маленькую опустелую деревеньку без имени, то есть без всяких указателей, потом через такое же крошечное Тарасово. И там в одном из домов тускло горел свет. То есть тут еще и жить кто-то умудряется. Причем, с высокой долей вероятности, обитают тут люди нехорошие. Селиться так предпочитают самые дикие из «зеленых», то есть те, кому даже в бандитском Вышнем лучше ходить оглядываясь. Дальше был мост через узкую быструю речушку, который затрещал под грузовиком, но выдержал, затем, почти сразу за мостом, лишь чуть углубившись в лесок, мы остановились. Если там сзади действительно люди плохие, то могут и погнаться. А если погонятся, то принять их лучше всего как раз на мостике.
Но никто не преследовал. Оно и понятно, в темноте не поймешь, что проехали пять женщин и мужик-механик с единственным престарелым бойцом в компании, а подумаешь, что большая банда в силах тяжких куда-то рванула.
Через несколько километров встали на развилке. Витя выпрыгнул из кабины, подбежал ко мне:
— Начальник, куда дальше?
— Дай подумать. — Я развернул карту, светя в нее фонариком. — Та-ак… направо — это на Козлово.
— Туда дорога лучше, — добавил Витя.
— Только куда не нужно, мы ближе будем, — ответил я. — А если налево, то… то идем мы на Толмачи, а оттуда можно будет… да считай что по прямой на Лихославль, а вот потом и дорога должна стать получше… если карте верить.
Карты составляются, чтобы врагов обмануть, как известно, но это генштабовская склейка, они вполне себе точные. Ориентирование путем опроса местного населения исключено за отсутствием населения, да и не хочется с населением встречаться, случись такое в этом месте, так что и дальше будем испытывать удачу.
— Давай налево. Перед Толмачами в лесочке встанем, дозаправимся. «Козел» что-то жрет как не в себя, — посмотрел я на указатель.
— Ага, движок регулировать надо, — с готовностью закивал Витя. — Жрет он, точно.
Ладно, у меня еще четыре полных канистры сзади, по-любому дотянем, если не сломается.
— Слышь, бабы Прапора там не убили?
— А я не смотрел, — скромно ответил механик. — Они ж в кузове, а я в кабине.
— Посмотри. Пока я тут с картой.
— Ага, гляну, — с готовностью закивал тот. Отбежал к грузовику, с подножки заглянул в кузов, покивал, затем бегом вернулся обратно. — Живой пока. Побуцкали они его, канешна, вся пачка разбита, но живой.
— Пачка заживет, — махнул я рукой. — Давай, погнали дальше. Я вперед теперь.
Если погони нет до сих пор, то ее ночью уже и не будет. Так что мне лучше засады высматривать, наверное.
Опять заросшие черные поля, потом снова лес. Несколько раз свет фар отражался от чьих-то глаз в деревьях. Зверья много развелось, тех же волков уже как серьезную проблему люди учитывают, случается, что и гибнут, да и медведей развелось даже там, где про них давно и слышать забыли. Впрочем, север Калининской области на медведей всегда богат был, доводилось и самому видеть до Этого Самого, а уж теперь… А возле Грязовца один больной медведь, видимо прошедшийся по зоне заражения, так и вовсе на людей охотился.
Наткнулись на ручей, даже маленькую речушку, пересекавшую дорогу, пришлось разведать с жердью. Пошел сам, с удивлением обнаружив, что вода совсем теплая, хоть купаться иди. Да, будь днем и чтобы не в бегах — обязательно искупался бы. Лесные реки чистые, все больше от ключей питаются, а здесь еще и через торф фильтруются, отчего вода в них, особенно весной и в начале лета, цветом на слабый чай похожа. И чай из такой, кстати, очень хороший выходит.
Оказалось неглубоко, прошли вброд, не застряли. Затем снова лес, и когда поле увидели впереди — остановились, погасили фары и заглушили моторы. Тишина периной свалилась сверху, темнота сдавила со всех сторон. Но тут же послышались голоса, женщины начали вылезать из кузова, из кабины «ифы» солидно выбралась кухарка.
— Привал, — объявил я. — Дозаправка.
— Слышь, начальник! — донеслось из кузова «ифы». — Развяжи руки, не чую их уже!
— Кляп вынули, что ли? — удивился я.
— Поговорить нам хотелось, — ответила одна из «наложниц», симпатичная казашка. Да, скорей всего казашка.
— Поговорили?
— Мало поговорили.
— Успеете еще. Наболтаетесь.
Я вскарабкался в кузов, подошел к лежащему Прапору, посветил «жучком». Точно, поговорили, у того вся морда разбита, да еще и исцарапана.
— Рук не чую, слышь…
Я перевернул его на живот, посветил уже на руки. Да, туговато все же стянул. Мне на него плевать как на сущность, но пока нужен. Надо перевязать заново. Можно предупредить, чтобы не рыпался, да смысла нет, он рыпнуться уже и не сумеет, у него все тело затекло. Да и ноги связаны.
— Тихо лежи, — буркнул я, доставая нож.
— На дальняк бы мне, — попробовал поискать он других льгот. — Похезать.
— В портки вали, — отрезал я все мечты.
Срезал веревку аккуратно — так, чтобы совсем чуток потерять, стянул ему запястья снова, но на этот раз не так туго. Тут он стонать взялся, руки почувствовал, на что получил по голове.
— Тихо лежи, тварь. Девушки! — выглянул я из кузова. — Давайте так, чтобы одна из вас за пленным постоянно приглядывала. Чтобы вообще без присмотра не оставался.
Долил бак уазика до полного, сбегал в кустики сам, подсвечивая фонариком. Если на дороге еще луна светит, то шаг в сторону — и хоть глаз коли. Вернулся, снова полез в карту. Перед нами Толмачи, дальше в нужную сторону только одна дорога. В принципе, мы уже за «параллелью Лихославля», территория вроде как Торжокского района, да вот проблема — пусто здесь, и эту территорию на самом деле никто не контролирует всерьез. Точно не знаю, но подозреваю, что иногда патрули по той дороге проезжают, и это максимум.
Что это значит? А значит это то, что мы как раз в самую опасную зону вкатываемся. И следующие километров двадцать или тридцать для засады идеальны. Если кто-то сообразит, что пойдем мы на Лихославль, то выйти к нужной дороге несложно. Рации у бандитов есть, по проселкам вполне можно объехать опорник в Калашниково, как обычно «зеленые» при налетах и поступают, и куда тогда выйти? Где засесть?
Километров через десять проселок с нехорошей стороны как раз пересекается с нашей дорогой. Заброшенная деревушка Залазино. Бандиты, скорей всего, там в домах и попробуют засесть, вроде как с комфортом, да и у нас маневр будет стеснен. Брось в нужном месте бревно через дорогу, определи правильно сектора огня, поставь пару пулеметов, и все — там мы и останемся.
Как-то объехать? Вокруг деревень поля, в принципе, и их уже годами никто не пахал, земля слежалась. Если бы получилось ехать без фар, то деревню обогнуть можно. А как? Луны мало, можно и канаву не заметить в траве. Кто-то должен идти впереди и проверять дорогу.
— Света? — окликнул я попутчицу.
— Что? — обернулась она.
— Верст через десять нам придется ехать через поле. Без фар. Нужно, чтобы кто-то шел впереди и проверял дорогу. А машины за ним поедут.
— Мне пойти?
— Больше некому. Если бы водить умела или кто еще кроме Вити, то я бы сам пошел.
— Да я пройду, ничего страшного. А не задавите?
— А мы вот так сделаем… пошли к грузовику. Эй, там где-то мешок с медициной бандитской? — заглянул я в кузов. — Моток бинта нужен, киньте кто-нибудь.
Кто-то из женщин, в темноте не разглядеть кто, зашуршал вещами, затем подсветили зажигалкой. Потом та самая казашка принесла моток бинта, подала.
— Вот так сделаем, — повторил я, разматывая бинт. — Вроде портупеи тебе, иксом, белое хорошо видно будет, свет отражается. Повернись.

 

Последний километр еле ползли, не включая свет. Саму деревню не увидели, а опередили. Лес закончился, и поля пошли. Уже условные поля, трава до пояса, а местами и кустарник полез, но все же открытое пространство.
— Света, отсюда пойдешь, — сказал я, притормозив. — Вот так налево, по часовой стрелке, вдоль опушки. Я буду на компас поглядывать, когда свернуть пора, скажу. Не бойся, мы медленно ехать будем, не задавит никто. Автомат не забудь. Стой, вот еще… Витя! — позвал я водителя грузовика. — Стопы отключить надо. Или лампочки выкрутить, или предохранитель, или как угодно.
— Лучше тряпки навесить, — предложил он. — Сблизи видно будет, а издалека нет.
— Витя… разумно, — кивнул я с уважением. — Жертвуем брезентом.
Через минуту мы выкроили из брезента два куска. Один я просто навесил на свою машину сзади, чтобы край ниже стопов болтался, второй Витя прикрепил к краю кузова «ифы», завернув края на борта. Как юбки получились. По моей просьбе Света пару раз нажала на тормоз — действительно почти не видно, больше земля освещается. Заодно резкое торможение большим сюрпризом не будет.
— Пошли, — скомандовал я.
Света с длинным прутом, который я ей вырезал, вошла в траву, а следом за ней я на машине сполз с дороги. УАЗ качнулся с боку на бок, но земля была все же довольно ровная. Перекрестье бинтов у нее на спине пусть и не сияло, но все равно наблюдалось неплохо. Следом пополз грузовик, ориентируясь по второй половине мотка бинтов, растянутого на завязках тента уазика. Чтобы в зад не въехал. Да если и въедет, то на скорости километра четыре в час ничего не случится.
Лес тянулся слева от нас непроглядной черной стеной с зубчатым на фоне звездного неба верхом. Где-то орала взбудораженная звуком мотора птица, шуршала трава под днищем. Время от времени я поглядывал в сторону деревни. Там было просто темно, но вот минут через пятнадцать с начала нашего пути через поле где-то между домов мелькнул свет фонарика. Думаю, что фонарика, но то, что это свет, — точно. Не отблеск луны в стекле или что-то такое. То есть там или живут, и кто-то с фонариком из дому до ветра пошел, или там ждут нас. Бандиты все же спохватились, дали кому-то знать по радио, и какая-то банда вышла нам наперерез.
Слышны им наши моторы? Слева лес, эхо идет в сторону деревни, но вот ветерок с той стороны на нас. Насколько я сам еще помню из наставления по войсковой разведке, автомобиль при благоприятных условиях обнаруживается на расстоянии до километра по звуку. Особенно если воздух влажный. Ладно, пока едем, все равно выбора никакого нет.
Несколько раз Света останавливалась, меняла направление, потом шла дальше. Затем между нами и деревней возник перелесок, но я не знал, радоваться ли этому. Если он дальше смыкается с лесом, то еще и возвращаться придется. Но решил рискнуть, вдруг получится прикрыться.
Получилось. Примерно через пятнадцать минут его опушка стала отгибаться в сторону дороги, а затем мы снова оказались в поле.
— Можно правей забирать, — крикнул я.
Мы уже часа полтора так движемся, должны были обойти опасное место. Теперь можно идти западней, к дороге.
До нее оказалось не так чтобы близко, минут сорок еще ушло. Как только машина вскарабкалась на невысокую обочину, Света села в кабину, и я повел уазик прочь отсюда, на Лихославль. «Ифа» как привязанная катила сзади. А когда между нами и Залазино встал лес, я включил ближний свет, и дело пошло веселей.
— Бинты не разматывай, — сказал я. — Нам еще деревню объезжать.
***
В Лихославле мы оказались с рассветом и уже там вздохнули свободно. Пришлось выдержать беседу с местной милицией, удостоверения у меня с собой не было. К счастью, они согласились связаться с Торжком по рации, а оттуда мою личность подтвердили. А заодно затребовали арестованного к себе. От Лихославля к нашей колонне присоединился еще один милицейский уазик с тремя вооруженными автоматами сотрудниками, так что дальше катили веселей.
Тут, наконец, хотя бы разглядел попутчицу. Лет тридцать, наверное. Простенькое, но симпатичное лицо с веснушками, серые глаза, пухлые губы. Складная, хоть и ближе к понятию «крепкая». На шее большой синяк, словно душил кто-то. Почему «словно»? Как раз душил, даже понятно кто. Вон он в милицейской машине едет, уже в настоящих наручниках вместо веревки. Вроде как облегчение ему вышло, но только ненадолго. Мы следом, грузовик в хвосте.
Через полтора часа езды оказались у знакомого мне КПП, где нас ждал еще уазик, на этот раз со знакомыми операми. Дозиметристы, затем провод людей без документов через КПП, меня вообще записывать не стали, Михаил распорядился. В общих чертах они были в курсе произошедшего, так что все вопросы на потом оставили. Разве что Сеня уточнил:
— Это тот самый Прапор?
— Тот самый, — кивнул я. — Трясти его надо.
— Пусть в КПЗ помаринуется пока, если и был шок какой-то, то он уже прошел. Пусть лучше над судьбиной своей горькой поразмышляет, проникнется.
— Тогда я бы поспал. Людей как-то разместите?
— Разместим, куда денемся. Для начала в больничку всех, пусть осмотрят. Сам знаешь, как там у женщин, которых бандиты держали.
Знаю. В большинстве случаев полный букет венерических заболеваний. Приходилось видеть и с такими делами сталкиваться. Плюс ночные кошмары, психозы и все прочее в комплекте.
— По оружию, — вспомнил я. — Я бы патронов «пять сорок пять» пару цинков себе бы оставил и магазинов пустых.
— А с машинами что делать? Чьи они теперь?
— Поставьте где-нибудь. Потом подумаем. Может, продать, а деньги этим раздать, чтобы как-то жизнь начали?
— Уазик и город купит.
— Да, и бензин заберу с канистрами, пригодится. До дому докинете? Мне бы поспать малость, ночь еще та была.
— Показания дашь, и иди спи, — Михаил усмехнулся. — Поехали в отдел.
Быстро не получилось, продержали еще часа два, хоть и поили крепким чаем, почти что чифирем. Потом все же отвезли домой, затребовав появиться у них после обеда, когда начальник вернется, так что спать осталось недолго. Но два ящика патронов, по паре цинков в каждом, и шесть рыжих магазинов выделили, а заодно и вполне свежий с виду АКС, который я в последний момент решил придержать на всякий случай. Остальное описали. А с начальством мне в любом случае говорить нужно, понятно почему.
Сергеевна сегодня была выходной, предложила покормить, но я отказался. Умылся и тут же завалился в кровать, задернув занавески. И отключился через пару секунд, без снов, до того как будильник зазвенел.
Попросив теплой воды, хотел было побриться, даже сменил лезвие, но в последний момент спохватился, мне же еще обратно в Вышний ехать придется. Просто напомнил себе заехать в «мародерский» магазин, поискать таких же. Или надо на опасную бритву переучиваться.
Василия во дворе не было, по делам ушел, чему я обрадовался, потому что вареную колбасу не покупал, а копченую он не любит. Подумав, завел все же «пырзика», как поименовал свой луазик, и выехал за ворота. Пусть планов и немного, но кто знает, лучше на колесах быть. В очередной раз перепутал скорости, тут они задом наперед включаются, потом вспомнил, как надо, и машинка запылила по улице.
У райотдела как-то машин сегодня прибавилось. И лихославльский уазик до сих пор здесь, не уехал покуда. Поставил свою скромно в рядок с ними, вытащил себя из кабины, кряхтя, зашел в здание, поздоровавшись с дежурным.
— Опера у себя?
— Сидят, проходи, — кивнул он.
Точно, на месте оказались, в уже знакомом кабинете.
— Привет, — сказал я с порога. — Прапора допрашивали уже?
— Нет пока, тебя ждали, — ответил Сеня. — Кстати, твой отдел запросили. Угадай, что ответили?
— А разница есть?
— Какая-то есть, — хмыкнул он. — Правда, подтвердили, что ты все равно по делу работаешь, на правах внештатного, — добавил он. — Правда или прикрыли?
— Правда. А если бы и прикрыли, то все равно не сознался бы. — Я подтащил стул и уселся. — Что начальство от меня хотело?
— Не знаем, — ответил Михаил. — Видеть желало, но у него совещанка сейчас. Что, Сень, вызываем клиента?
— Давай, — Сеня взялся за телефон.
Прапора привели минут через пять. От него пахло потом и камерой, но вот не обгадиться, пока ехали, он все же сумел. В Лихославле в уборную дали сходить. Лицо от побоев отекло, но царапины от ногтей ему кто-то йодом смазал и даже повязку на голове сменил, эта аккуратней выглядела. Наручники спереди надели. Усадили на стул, я сел от него сбоку.
— Имя, фамилия, отчество, год и место рождения? — спросил Михаил.
Прапор назвался одним из тех имен, которые были в списке на КПП.
— Врешь, — равнодушно сказал опер. — Но нам все равно на самом деле. Ты и у нас вполне созрел для пули или торфяников, или в Вологодскую область отправим, там не лучше будет. Даже хуже. Так что в твоих интересах сотрудничать.
— И что взамен?
— Не знаю, — Михаил развел руками. — Как суд решит. Примет во внимание чистосердечное, оценит сотрудничество со следствием. На торф все равно лучше, чем пуля в башку, как мне кажется. Только это тебе заслужить теперь надо.
— Подельники героизм не оценят, — добавил Сеня. — Один хрен не увидитесь. Так что ты лучше о себе думай теперь, остальное уже мелочи.
— В Вышнем вашей власти нет, — прошепелявил Прапор через разбитые губы. — Там свои законы, по ним я чики.
— Ты реально дурак или как? — Михаил вскинул брови. — Законы ваши там только потому, что до вас пока не добрались. А пока ты находишься на территории РСФСР, где действует соответствующий уголовный кодекс с поправками военного положения, которое никто не отменял. И согласно этим поправкам, по статье шестой дополнительного раздела УК РСФСР, к рабовладельцам применяется исключительная мера наказания. Или, в случае сам знаешь чего, от десяти до двадцати лет каторжных работ. Выбор твой. Семь свидетелей у нас есть, этого тебе хватит с маковкой потонуть в дерьме. Плюс изнасилования и прочее.
— По ограблению в Грязовце тебя опознали, там свидетели тоже есть, — снова заговорил Сеня. — И там на тебе убийство висит, и не одно. Группа лиц по предварительному сговору, с применением оружия. Исключительная мера без вариантов. Как у вас исполняют? — Он повернулся ко мне.
— У выгребной ямы, из пистолета. Там же и хороним в дерьме. Чистый зашквар даже в дохлом виде.
Прапор пусть и не блатной, прибился к бандитам, но понятий их нахватался давно, даже говорить по-людски разучился. А с тех пор как смертная казнь для преступников стала обыденностью и все бытовавшие в мирное время легенды развеялись дымом, даже методы ее исполнения по-разному криминалом оценивались. «Похоронить в дерьме» автоматически опускало «клиента» в иерархии ниже, даже посмертно. Не отбился, не смог уйти, даже драться до конца не получилось, поймали, расстреляли и утопили в дерьме — романтики блатной в этом никакой не было. Ее и так нет на самом деле, там жадность, глупость и скотство всем правят, но легенда о наличии этой самой романтики в блатном обществе существует.
— Сам прикинь, — добавил я. — Ты и так в Вышнем в авторитете не был, а после того, как тебя люди Зураба затрюмили, ты и вовсе никто. И в дерьме закончил. Хорошо получилось? Кстати, Прокоп думает, небось, что это ты Шигу со вторым вашим завалил и свинтил с бабами. Они там в доме напротив лежат оба.
Прапор молчал, сопел разбитым носом. Здорово его все же бабы отделали, не каждый боксер так сумеет.
— Ты сейчас решишь или в камере подумать хочешь? — Михаил усмехнулся. — Не проблема, просто не вижу, что измениться может. Завтра решим, что дальше: тут тебя под суд или в Грязовец отправлять. Тогда еще поживешь. Плохо, зато недолго.
Прапор посмотрел заплывшими глазами в зарешеченное окно, словно ожидая увидеть там подсказку, потом спросил:
— Что от меня надо?
— Для начала надо знать, кто вас на груз лекарств навел, — сказал я.
— Это не нас, — ответил он сразу. — Нам уже Монгол цинканул, его подвязки. Прокоп тоже не знает. Никто у нас не знает. Нас чисто наняли, даже хабар мы не по цене сдали, а как договорились. Когда сидора открыли, вкупились, что Монгол нас выставил, но базар был, решили, что так масть легла. По-любому он нормуль забашлял, с тех лавриков до сих пор гужевались.
— Раньше что брали? — спросил Михаил.
— Раньше трудом честным жили, — Прапор даже усмехнулся.
— Тебе так разницы никакой, один эпизод или несколько, на приговор ты уже набрал. Но если сдашь информатора, тогда точно не расстреляют. Я серьезно.
— Да не в курсе я за информатора, крест на пузе. Монгол там все вертит. Ну сам посуди, начальник, кто мне контакт такой сдаст?
Нет, ему не сдадут, тут я вынужден согласиться. Но если просмотреть все эпизоды, что на банде висят, что-то вычислить все же можно.
— Что раньше брали? — вернулся к вопросу Михаил. — Давай подробно.
— Кассы брали раза три. Хутора с деревнями чесали. Технику брали. Или вам только колеса нужны? Ну, медицина эта?
— По медицине работали?
— Три раза. Это если этот раз считать.
— Где?
— Раз за Бежецком и раз в Фурманове, в Ивановской.
— Такой же транзитный груз?
Про ограбление в Фурманове я слышал, оно у нас всплывало, когда расследовали. То есть тоже их работа. Мы, кстати, подозревали это, там банда таким же манером действовала — вошла в город по-тихому, расстреляла всех, кто был с грузом, вышла пешком, и дальше бандиты уехали на грузовике.
— Все как в этот раз. И все три раза Монгол нанимал, — добавил Прапор, не дожидаясь вопроса.
— А торговаться не пробовали?
— Монгол крученый, у него еще шобла Мазая на подхвате. Мы откажемся, те возьмутся. И что понту с того?
— Монгол вообще кто? Он же не из блатных.
— Не, Монгол в Калинине облторгом заведовал. Ну или замом был, я за это не в курсе точно. Оттуда он. С Этого Самого в Волочке живет.
— Давай тогда по Монголу все, что знаешь. — Михаил взял чистый лист бумаги. — Вообще все. Где и с кем живет, сколько людей, чем владеет. Потом по остальным пойдем. Только я сразу намекну, что мы и сами много знаем. Если у тебя фантазия прорежется, то нашей дружбе сразу конец, понял? Завтра суд, послезавтра… ну, ты понял.
— Начальник, курить дашь?
Михаил молча выбил из пачки папиросу и протянул задержанному. Потом щелкнул зажигалкой.
— Давай, начали.
Прапор рассказал много и говорил долго. Знал состав банд, знал, кто кому платит и кто под кем ходит, знал какие банды по найму работают и на кого. Знал специализации, знал, кто скупает хабар. И карту умел читать, что немаловажно. Те дома, что я сам запомнил, с его слов совпали, только теперь мы знали, кто именно из местных авторитетов где живет. Когда с ним закончили и Прапора увели в КПЗ, мы закурили все разом, Сеня открыл окно, чтобы дым вытягивало.
— Кое-что из этого сами знаем, — сказал Михаил, проглядывая исписанные листы. — По этим пунктам совпало, где полностью, где частично. Так что не гонит он, похоже. По тамошней блатной географии расклад хороший сделал.
— И толку? — спросил я. — Ты Зураба арестуешь, что ли? Или Монгола? Они же из Вышнего ни ногой. Бумаги копить будем, вот и все.
— Ты войной хочешь идти? — спросил Сеня. — А похоронки сам писать будешь? Или как? Ты сам посмотри, сколько нас.
— Войны не надо.
— А что тогда надо?
— Надо туда тихо войти и сразу всю верхушку выбить, вот и все. — Я посмотрел ему в глаза. — Разом. За одну ночь. Остальные сами разбегутся. У вас городская граница разве что патрулируется, а у них только на дорогах блоки. Туда с десяти направлений можно зайти.
— Если они разбегутся, то они тут в районе и останутся бандитствовать.
— У вас в районе и так бандитствуют. Просто не местные. Эти в другие районы ходят, а оттуда к вам, вот и все. Творческий обмен. А «зеленым» так вообще болт покласть на все правила. Там в половине пустых деревень дикие банды сидят. И дальше будет хуже.
— Ты наши силы знаешь? — Михаил усмехнулся.
— А почему только ваши? Из других городов наберите хоть по отделению. Даже из Грязовца можно людей вызвать, аж прибегут. Толковые люди, наш отдел, например. Там любой десятка блатных в поле стоит. И центральная власть пусть хоть пару взводов родит — и достаточно. Тихо просто действовать надо. И быстро.
— А гарантию дашь, что тот, кто Монголу наводки дает, не стукнет про операцию? И люди в засаду не придут?
— Не дам, — вынужден был согласиться я. — А крот точно там сидит, где-то на отправке. Но можно и своими силами.
— А дальше?
— А дальше местных вооружать. Сразу же. И свою милицию формировать. И все, если там власть люди возьмут, то блатным уже не светит. Ну сам вспомни, как такие места получались? Сначала бандиты в шоблы сбивались, потом под них уже люди шли. Бандитов убери, и все изменится. А с «зелеными» и так воевать привыкли, ну что там нового? Дорог тут мало, если всерьез взяться, то и с ними разобраться можно. Так они на Вышний базируются, а так им в лесу выживать. Ну и сколько они продержатся?
— Ну вот начальнику это все и изложи, — Сеня усмехнулся. — И нам скажешь, что он тебе ответит.
— А это не я излагать должен. Вы должны. Район ваш. И начальник. Какого хрена у вас в двадцати верстах люди под бандитами живут? Ты вот как сотрудник сам подумай. Не противно? Под погонами не чешется?
***
О чем был разговор с начальником райотдела Максимовым, я так толком и не понял. Невысокий лысый коренастый мужик в форме минут десять продержал меня в кабинете, задал несколько общих вопросов, я ответил, потом он мне сказал, чтобы дальше работал с операми. Вот и все. Хорошо, поработаю, я пока мало что сделал тут, только начал, можно сказать. Спросил у него, куда людей устроили, тех, что я привез. Он дал адрес общежития золотошвейной фабрики на Лермонтова. Заглянул к операм, спросил, когда те планируют допрашивать новых. Оказалось, что допрашивать будут другие, но Сеня позвонил кому-то и сказал, что тем всем на завтра с утра назначили явиться.
— Да, мужики, начальник сказал нам вместе работать, — добавил я многозначительно. — Так что не отвяжетесь. И еще вопрос: сеанс связи с Грязовцом как-то можно устроить?
— Напиши где и кто нужен, организуем, — Сеня протянул блокнот и карандаш.
Я вписал данные своего бывшего начальника, спросил, как доехать до Лермонтова, после чего попрощался и пошел на выход. Оказалось, что рядом с Дзержинского, а ту улицу я уже знаю.
Сделал все же небольшой крюк на Торговые ряды, зашел в «мародерский». Магазин длинный, полутемный, барахла всякого, нужного и умеренно нужного, навалено много. От одежды до инструмента, от мыла и старых духов до эмалированных ведер и цинковых корыт. Начищенный медный таз с длинной ручкой, который для варки варенья, особенно внимание привлекал, висел посреди всего как медаль. А в дальнем углу велосипедов с десяток. Кстати, для Торжка вполне неплохо, тут многие катаются, как я видел. Город маленький, всюду недалеко, а на велике так и вовсе мигом получается.
Там же без особого удивления нашел Гену, того самого, что мне «пырзика» продал. Гена перекладывал товар на полке.
— О, как дела? — оживился он, увидев меня. — С машиной что-то?
— Не, просто лезвия нужны, бриться нечем будет скоро.
— Вот я и не бреюсь, — усмехнулся он. — Лиз, посмотри, где у нас лезвия, — окликнул он совсем молодую, лет четырнадцати, девчонку, одетую на удивление «модно» по нынешним временам. Наверняка «мародерская дочка», батя обновки возит.
— Какие?
— Для бритья. Еще что-нибудь надо? — спросил он у меня.
— «Спутник» есть, — девчонка выложила маленькую пачку на прилавок. — И польские, вот такие, «Полисильвер», — рядом с белой пачкой легла еще одна, желтоватая с черной полосой.
— Ты гля, дефицит. — Я взял польские. — Сколько стоит?
— «Спутник» по пять, польские по восемь.
М-да. До Этого Самого «Спутник» рубль стоил, а «Нева» так и вовсе двадцать пять копеек. Про «Полисильвер» не помню, но меньше двух рублей точно. Ладно. Возьму, пока вообще в продаже есть и деньги водятся.
— Дай, милая, мне четыре пачки «Спутника», — я выложил два червонца.
— Сейчас. — Она снова метнулась к прилавку и вернулась с остальными. — Пожалуйста.
— Вот и спасибо. — Я убрал лезвия в карман. — Как нога, Ген?
— Да никак, нет ее, — засмеялся он. — Лучше. Видишь, прыгаю тут помаленьку. Ты оглядись, может, еще что-то нужно. Про половину вещей люди и забыть успели.
Что тут еще нужного может быть? Так, мне бы посуды какой купить, чтобы те же огурцы соленые с рынка таскать, а то в прошлый раз отказался. Вон же кухонные контейнеры жестяные, с крышками, полосатые такие. Возьму парочку. Они для сыпучих, но не страшно, не протекают. У нас такие на кухне стояли, я мыл, вода не капала.
Рассчитался и дальше поехал.
Общежитие оказалось серым кирпичным пятиэтажным зданием почти кубической формы. В вестибюле меня остановила вахтерша — немолодая тетенька в толстых очках, — спросила, куда я и к кому. Показал удостоверение, спросил, куда новых поселили. Она направила меня на третий этаж, дав номера двух комнат, потом спохватилась и добавила:
— Мужчину на втором заселили.
— Спасибо.
Пошел сначала на третий. Подошел к двери, услышал за ней женские голоса, постучал. Открыла ее почти сразу та самая казашка, что бинт тогда из кузова подала.
— День добрый, — поздоровался я. — Зашел узнать, как вы тут.
— Проходите, — она распахнула дверь.
Все пять наложниц сидели в одной комнате, расположившись на кроватях. На столе еда нарезана, банка с квасом стоит.
— Поедите с нами? — спросила, поднявшись навстречу, Света.
— Если не прогоните.
— Вон стул берите, присаживайтесь.
— Спасибо. — Я подтащил стул. — Не возражаете, если я вам еще и вопросы позадаю?
Я вытащил из висящей на боку сумки блокнот. Старый еще блокнот, с пожелтевшей бумагой, на пружинке.
— Вы же из милиции? — спросила одна из женщин, темноволосая, одетая в слишком большой свитер из бандитских запасов.
— Да, из милиции.
— Держите, — казашка протянула мне тарелку с двумя бутербродами, с колбасой и сыром. — Мы всухомятку сегодня. Такие все… еле живые, вы знаете. Так что просто на рынок зашли и купили сюда.
— Вы извиняетесь, что ли? — засмеялся я. — Не страшно, я тоже все больше вот так, бутербродами. В больнице все были?
— Да, нас сразу отвезли. На обратном пути на базар заглянули.
Казашка действительно симпатичная, похожа на девушку с японских календарей, что когда-то в моде были. Но лет ей под тридцать, наверное. Им всем около тридцати, но это и понятно, совсем молодых девушек мало: или женщины вот такого возраста, или совсем дети. Хорошо, что детей на бандитской базе не нашел, тогда бы Прапора по пути выпотрошил своими руками. А видеть подобное приходилось, года три назад накрыли один хутор, там трех девчонок держали. Одной десять, двум другим по двенадцать. Двух выживших бандитов даже в город не повезли, связали и вверх ногами повесили. Через пару недель проезжали в том месте, глянули — один так и висит, его выше подтянули, а второго медведь сдернул и обожрал.
Света налила мне в фаянсовую чашку с полоской светлого квасу, сразу запахло хлебом. Я еще раз поблагодарил.
— Как кто дальше будет, решили?
— Витя с Полиной уже работу искать пошли, — сказала темноволосая в свитере. — Здесь остаются. Они из Вышнего Волочка сами, муж с женой. Я домой проситься буду. Лика вон тоже, — она кивнула в сторону чуть полноватой женщины с большим синяком на лице, сидевшей на кровати у стенки, поджав ноги.
— Откуда вы?
— Из Данилова, Ярославская область. Лика из Бежецкого района.
— А зовут как?
— Наташей зовут. Петрова Наталья Константиновна.
— К бандитам при каких обстоятельствах попали?
— С полевых работ, нас на картошку бросили. Двое охранников было, но их снайпер снял. И сразу банда подъехала.
— Эта банда? Откуда вы убежали?
— Нет, другие. Там такой Малец за главного, они рабов ловят. Продали просто, — она сказала это как-то совсем без эмоций.
— Давно?
— Три года уже.
— Куда вас сначала привезли, помните?
— Да. У них свое место в Терелесовском, — назвала она поселок у Вышнего Волочка. — Туда всех свозят и там же продают. Не только они свозят.
— У них там что, рынок? — уточнил я.
— Да, рабский.
— Много людей?
— Когда меня привезли, человек двадцать было в ангаре.
Вот так. «Не лезут в наши дела». Злость тяжелой холодной волной поднялась куда-то к горлу, я лишь усилием воли ее придавил.
— Все время были у банды Прокопа?
— Все время.
Нет, она не равнодушно говорит, она просто полумертвая сейчас, нет сил даже на эмоции. А вот Лика, что с ногами на кровати, тихо плачет.
— Лика, вас при каких обстоятельствах захватили? И кто?
— Эти и захватили, — она всхлипнула. — Они больницу в городе ограбили, а когда убегали, меня прямо на улице схватили. У них грузовик совсем рядом был.
То есть вот так, это во время набега за лекарствами произошло.
— Света? И вас как зовут? — спросил я у казашки.
— Оразгуль меня зовут. Редкое имя, — чуть усмехнулась. — Проще Орой звать.
— Что-то означает?
— Цветок удачи, счастья. Видите, какая удачливая…
— Могло быть хуже. Многим уйти не удается. Так что удача все же какая-то присутствует. Вы откуда?
— Жила в Тихвине, после Всего Этого там оказалась. А так из Алма-Аты. В гости приехала в Ленинград. Два года как поймали. Тоже банда Мальца. Я медсестра, в деревню выехали с передвижным медпунктом, даже без охраны, там тихо всегда. Тоже в Терелесово продали, почти сразу.
— И что дальше делать думаете?
— Здесь останусь, наверное. Не хочу уже никуда ехать, страшно. В больнице буду работать.
— Я тоже остаюсь, — сказала Света. — Я учительница. Вообще из Осташкова, но поймали здесь рядом, на дороге на Лихославль. На колонну напали.
— Что за банда?
— Банда пришлая, говорят, издалека, но отвезли в Вышний и продали там.
Еще доказательства нужны? Развлекаться они туда отсюда ездят, мать их.
— А почему не в Осташков?
— Не хочу, чтобы в школе обсуждали. Слухи пойдут, за спиной начнут болтать всякое. Лучше на новом месте. Учителя нужны.
— С вами еще женщина была…
— В больнице ее оставили. Не в себе она. Жанной зовут, из Максатихи. Она совсем недавно появилась и уже… не выдерживала. И били ее все время.
— Там и с внутренними органами проблемы, — добавила Оразгуль. — Кровью ходит постоянно. А что с Прапором будет?
— Могут расстрелять. А могут на каторгу.
— А как его на каторгу, если они там такое творили? — вскинулась Лика. — Как так можно?
— Лика, на торфяниках каторга такая, что скоро сам расстрела просить начнет. — Я повернулся к ней. — Если бы я этого точно не знал, то я бы его не довез. У меня к ним личный счет. Может, даже больше, чем у вас, я издалека приехал, специально за Прокопом и остальными.
— Что у вас за счет может быть? — она всхлипнула истерично.
— Они у меня семью убили. Всю. Вот так вот.
Назад: 4
Дальше: 6