Летти наблюдала за тем, как Билл работал. Он ходил по лагерю, касался мужского плеча, женской руки и говорил:

— У пророка есть план. Он видит путь к победе. Он знает, как победить.

Билл подхватывал ребенка на руки, улыбался и говорил:

— Пророк поведет нас на поле победы.

Билл пел песни, глупые и смешные застольные куплеты, высмеивавшие драконов. И загнанные, напуганные люди улыбались. Им становилось немного теплее, надежда передавалась от человека к человеку, придавала сил усталым ногам, выпрямляла спину.

Временами он встречался с особыми людьми — по профессиональной оценке Летти, суровыми и небезопасными. С ними он шептался, придвинувшись почти вплотную. Потом они шли в толпу, улыбаясь, насвистывая и напевая. После обеда переход уже не казался маршем обреченных, а больше напоминал веселое коллективное упражнение. Конечно, толпа не превратилась в грозную, абсолютно уверенную в себе армию, но ощущался душевный подъем, совершенно не соответствующий реальному положению дел.

А вот Летти такая уверенность в себе не давалась. Куда уж там! Достаточно обернуться, чтобы реальность напомнила, как близко враги. На горизонте кружили грифоны. В той же стороне поднимались облака пыли от ста тысяч ног.

Достаточно поглядеть вперед, чтобы увидеть облачко дыма над кратером Пасти преисподней.

Билл придумал абсолютно безумный план. Честно говоря, на грани нелепости. Можно подумать, Билл помешался от напряжения и страха.

Но Летти согласилась. Смешно, но ведь альтернативы попросту нет.

Одно хорошо: этот план в конечном и начальном счете замешан на надежде. Опасной и иррациональной. Но все-таки не на жадности, страхе или гневе. А Летти уже давно не ощущала, что ее жизнью движет надежда.

Когда они подошли к гребню холма, взглянули вниз и увидели под собой большую часть своей толпы, в душе Летти поднялся прежний ледяной страх. Она представила, куда послала бы грифонов, будь она командиром армии Консорциума. Пусть атакуют обоз, вереницы телег, где сгрудились женщины и дети. Там грифоны причинят наибольший ущерб. Затем, после атаки сверху, пусть заработают требушеты. Не нужно специально целиться во что-то. Пусть стрелы летят наугад, калечат больше, чем убивают, — пока от стонов и криков боли не зазвенит воздух. К тому времени тролли уже успеют подготовиться к атаке, подойти с нужной стороны. Пусть для большего эффекта ударят во фланг, узким клином. Тогда сторонники Билла побегут и станут легкой добычей…

Но Летти усилием воли прервала поток холодных мыслей, рожденных страхом, и сумела взглянуть с другой стороны. Ведь перед ней не сборище беспомощного отребья — но вдохновленные верой люди, полные надежды, силы, жизни. Им не придется жертвовать собой, ложиться под мечи профессиональной армии. Билл спасет их.

Она, Летти, спасет их.

Но оттого возникли другие сомнения. Она уложила в свою кровать Билла, потому что иначе провалилась бы в полное отчаяние. Если убаюкать планом собственный пессимизм, что же останется от ее связи с Биллом? Нужен ли он Летти? А если нужен, если он не просто хорошее постельное развлечение или способ забыть о страхах, тогда что эти отношения значат для нее, Летти? Как она на самом деле относится к нему?

Она не ответила на свой вопрос, задумчиво глядя на толпу внизу.

А та шла. Расстояние между нею и преследующей армией потихоньку сокращалось. Но к ночлегу, благодаря тому, что шли до полуночи, разрыв снова возрос — ненамного, но достаточно, чтобы прожить еще один день.

— Еще два, — напомнила она себе. — Билл сказал, нужно три дня, чтобы подойти к Пасти преисподней.

Успеют ли? Трудно сказать.

Когда встали лагерем, она встретилась с ним в палатке.

— Как дела? — спросила Летти, сдирая с себя грязную пропыленную рубаху.

— Устал, — ответил он, обнимая ее крепкими руками.

Летти подавила желание обмякнуть, уткнуться в его грудь, вдохнуть его терпкий, пьянящий мужской запах.

— А как Чуда? — спросила Летти.

Он нахмурился. Морщинка между его бровями была такая чудесная! Летти попыталась задавить эту мысль, слегка обругала себя и решила поупрямиться:

— Так все в порядке с ее участием в плане или нет?

Хренова ученая баба сводит с ума. Вздумалось же ей капризничать!

— Да все нормально, — подтвердил Билл, кивая. — Я поговорил с ней и все уладил. Она сыграет свою роль. Не совсем охотно, само собой, но главное, что она согласилась.

И в самом деле? Он сумел уговорить Чуду? А когда и как? Летти, конечно, не следила за ним неотрывно весь день, но пропустить такое событие…

— А чем ты убедил ее? Она же вчера отказалась напрочь.

— Да ничего особенного. — Билл махнул рукой. — Пара слов про возможность поглядеть вблизи, как драконы управляют войском. Социально разная точка зрения, совсем не та, какая бывает у угнетенных крестьян вроде меня. В общем, вроде того. Я ее достал, и она сдалась.

Жаль, что в палатке темно. Летти захотелось глянуть любовнику в глаза. Врет он или нет?

Конечно, неплохо, что Билл наконец-то развил в себе хоть какое-то хитроумие. Но быть мишенью для хитрости не слишком приятно.

По распорке у входа постучали. Летти молниеносно развернулась, выхватив из-за голенища нож.

Но в ночи явился не убийца, а суровый приятель Билла.

— Прошу прощения, — заметил он.

— Прости, — сказал Билл, выпуская Летти из объятий, — и это прозвучало по-настоящему искренне. — Я только на минутку.

Летти заколебалась. Может, подобраться к входному пологу и подслушать? Все инстинкты кричали: давай! Нет сомнений, Билл что-то скрывает. Но как истолковать свое желание? Конечно, чтобы выжить, надо знать о происходящем вокруг. С другой стороны, желание следить за Биллом могло родиться и оттого, что она все больше привязывается к фермеру-пророку.

Она не хотела сделаться похожей на тех визгливых истеричек, что цепляются к мужчине и умоляют рассказать все до последней мелочи. Это дерьмо не для людей сорта Летти. Так что она осталась у постели, разделась, а когда Билл вернулся, лишь вопросительно изогнула бровь.

— И?

— Что — и? — спросил Билл, вздрогнув.

Его глаза еще не привыкли к темноте.

— И кто это был?

— А-а, — ответил Билл и слегка покраснел. — Это Каттак.

— Каттак?

Летти изогнула бровь чуть сильнее. Не совсем понятно, какой это эффект производит в темноте, но самой приятно.

— Ну, э-э, — сообщил Билл, переминаясь с ноги на ногу, — он, в общем, друг Чуды. Очень эффективный парень.

Летти подождала продолжения. Его не последовало.

— И?

— И что? — повторил Билл, изображая невинное удивление.

Невинным Билл выглядел примерно как головорез, запустивший руку по локоть в чьи-то внутренности и пойманный с поличным.

— Уиллет Фэллоуз, — изрекла Летти, используя имя, словно дубину, — и какого хрена он стучит в стойку моей палатки среди ночи?

— А-а! — Билл сконфузился, подошел и прошептал: — В общем, он главный над теми, кто делает фальшивую драконью голову. Работает с Чудой, чтобы все вышло правильно.

— А чего ты шепчешь? — спросила она громко.

Билл отпрянул, обиженно поглядел на нее.

— Шпионы, — предупредил он по-прежнему шепотом. — Один заявился вчера, другой может возникнуть и сегодня.

Что же, вполне себе объяснение и его шепоту, и странным экивокам. Поразмыслив, Летти решила покамест не морочиться.

— Ты идиот, — определила она и взъерошила его волосы. — А теперь иди в постель.

Драконью голову открыли народу на следующее утро. Надо признать: выглядела она впечатляюще. При ближнем рассмотрении, конечно, обман распознаешь сразу, но уже с нескольких ярдов — внушительная картина подгнивающего исполинского черепа. Кости и рога связали воедино белым хлопком. Интересно, сколько коров забили ради этого шедевра?

С рассветом у подделки встал Фиркин и принялся впихивать идею в голову толпе.

— Внемлите! — завизжал он. — Вот кусок нашего врага, торчащий на шее! Там, где думательные части! Но только думательных частей уже нет! Сгнили напрочь! Пророк сгноил их! Отрубил от шеи и сгноил! Такое и происходит, когда отрубаешь думательные части. Вы могли бы подумать, что думательные части продолжают думать, их можно носить с собой в кувшинчике и вытаскивать, когда одиноко и хочется, чтобы кто-нибудь сказал, мол, все нормально и ты еще отыщешь новую бутылку такого же виски, но, оказывается, ты вовсе не отыщешь, не сможешь, а люди тебя сторонятся из-за думательных частей в твоем кувшинчике. Такова судьба всех врагов пророка!

Летти не поняла, отчего толпа пришла в совершенное неистовство.

Настроение с утра было не в пример вчерашнему. Вместо застольных песенок в небо рвались боевые марши, старые песни о героях и доблести, вспоминаемые по праздникам, припевы из эпосов и баллад, где посланные богами витязи пронзали копьем нечистых тварей и разрывали вражеские армии в клочья. Поход превращался из бегства в атаку.

Долина Кондорры расширялась к югу, покатые холмы, окаймлявшие реку, перешли в ровную степь. Рядом с марширующим войском пророка скакали дикие кони. Издали глядели стада коров. А над пейзажем царила Пасть преисподней.

Приземистый вулкан торчал посреди равнины, лез из нее круто и резко, словно непомерно разросшаяся бородавка. Из кратера валил дым, пятная небо на юге и западе. В тени горы, под черными крутыми склонами, не росли ни кусты, ни деревья. Временами высоко над вулканом мелькали длинные извилистые тени.

Сквозь толпу медленно ехала верхом Чуда. Летти поспешила к ней.

— Это они? — спросила она, указывая на тени над горой.

— Консорциум? Да, — подтвердила Чуда.

Летти прикинула расстояние, тщательно присмотрелась.

— Они охренительно огромные, — заключила она.

— Да, они такие, — подтвердила Чуда.

Что-то не видно в ней внутреннего спокойствия.

— Билл сказал — ты передумала насчет его плана. И сыграешь купца ради нас.

Чуда проехала еще немного. Ее серая в яблоках кобыла шла медленно и ровно по густой траве равнины.

— Я бы не сказала, что мое мнение изменилось. Но да, я сыграю купца для вас.

Летти ожидала другого ответа. Слова Чуды злили и пугали.

— Но если ты запорешь дело… — зловеще выговорила Летти — и осеклась.

Угроза угрозой, но, если Чуда и вправду запорет план, Летти, скорее всего, получит дозу железа и вряд ли сможет отомстить за провал.

— Я свое дело сделаю, — ответила тавматобиолог, и в ее голосе прозвенел металл. — Я поняла, что это важно для меня. Причем не по тем причинам, по каким это важно для вас. Но все-таки важно. Это дело — единственное, что еще осталось у меня — после всех компромиссов и уступок себе самой.

Она наконец поглядела на Летти, пусто и натянуто улыбнулась.

А той было трижды плевать на компромиссы и уступки. У дамы-тавматобиолога мозги перекосились и заклинили так, что их не вправила бы и команда грузчиков с бочкой смазки. А Летти не причисляла себя к грузчикам. Смазки ей не хватало самой. Однако крайне важно знать, что именно движет подельниками. Если Чуда ввязалась в предприятие лишь для того, чтобы спасти шкуру, продав всех за пригоршню монет и проезд в Тамантию, то лучше это выведать заранее.

— И почему оно важно для тебя?

— Билл рассказывал тебе о моем прошлом? Хорошая получилась тема для постельной болтовни?

Летти на подначку не повелась и отнекиваться не стала.

— Да, рассказывал. Хефрен. Бандиты. Массовые убийства.

Летти не сказала, что ей жаль Чуду. Жаль не было. Чуда выжила, чего не скажешь о многих.

— Да, именно. Бандиты и массовые убийства. Потом — искупление и раскаяние. Меня приняли добрые люди, хоть я того и не заслуживала. Они изменили меня. Сделали человеком, из которого могла бы выйти Чуда-тавматобиолог, женщина, способная провести жизнь за книгами. Женщина, способная стать лучшей в своем деле. Извини, если это звучит как хвастовство. Я стала такой, пусть и по единственной причине — выразить мою благодарность. Сказать спасибо за возможность стать иной. И я вообразила кучу всего про свою новую ипостась. Уверила себя, что я изменилась, оставила магию позади, стала добрым, хорошим человеком. А теперь все эти слова и веру с меня ободрали. Я скверная. И вовсе не добрая. Я по-прежнему маленькая перепуганная девочка, желающая сжечь все свои страхи. Но даже после того, как все остальное сгинуло и рассыпалось пеплом, остается благодарность. Я еще могу быть благодарной. Я пообещала добрым людям, помогавшим мне, что уеду и вернусь со знанием о драконах, какого нет ни у кого больше. Какого никто не осмеливался искать. Так я смогу выплатить долг. Ведь они по-настоящему, честно и истово радеют о человеческом знании. Они хорошие люди. Добрые. И я сдержу данное им слово. Я сделаю что угодно ради своего дела. И если придется изображать гребаного купца, чтобы вы смогли подставить под мечи десять тысяч мужчин, женщин и детей и попытались украсть золото, которого вы не заслуживаете, — ладно, я это вынесу и вытерплю. Гордиться собой я уж точно не буду, и объяснять свои мотивы в таких подробностях — тоже. Никогда больше! Я запихну случившееся в угол памяти и попытаюсь накрепко забыть. А если выберусь отсюда живой, то буду вести себя как добрый, хороший человек, каким меня пытались сделать. Это тоже благодарность. Хотя и лживая.

Она поглядела вниз, на Летти:

— Я ответила на твой вопрос?

Та задумалась. В общем и целом хотелось поверить в сказанное. Чуда не слишком умела врать. А демоны и скелеты на чердаке есть у каждого. Разве что к своим Чуда относилась уж очень серьезно.

И вдруг в ее руках загорелись поводья.

— Да, ответила, — подтвердила Летти. — Но есть еще один вопрос.

Чуда скрежетнула зубами.

— Кто такой Каттак и кто он Биллу?

— Каттак? — удивленно повторила Чуда. — Он мародер, работавший на меня разведчиком. Но теперь силы Консорциума сидят у нас на хвосте — и в разведчиках нет особой нужды. Я не знала, что Билл еще поддерживает контакт с ним.

Еще один ответ, который Летти не хотелось услышать.

— Значит, Каттак не помогал тебе лепить драконий череп?

— Хм, не знаю… какие-то люди помогали. Может, это подчиненные Каттака.

— Но сам он там не был? — не отставала Летти.

— Я его не видела.

— Значит, мародер?

— Ну да. И похоже, его коллеги принялись за старое. Я с утра видела уже три храма без крыш. Один Лол знает, на что они употребили весь награбленный свинец.

Летти задумчиво кивнула. В самом деле — на что?