Казалось, солнце не слишком хотело вставать над запустением, когда-то звавшимся «город Африл». А когда встало, угрюмо поглядело на руины, полускрытые медленно расползающейся пеленой дыма.

— Расчетливое ублюдочное светило, — подумал Билл.

Он нашел здание, уцелевшее как минимум на две трети, поднялся по лестнице на третий этаж. Крыша обвалилась на улицу, унеся с собой изрядный кусок стены, так что глаз радовался виду города и полей за ним.

И — собирающейся толпы.

Солнце еще не успело встать, а люди уже явились посмотреть, что поделывает пророк.

Когда они успели его найти? Загадка. Наверное, следует сказать им что-то. Какие-нибудь мудрые слова.

«Привет всем, — пронеслось у него в голове. — Добро пожаловать в то, что недавно было оживленным деловым городом. Не обращайте внимания на трупы. Это просто потому, что все сходят с ума, когда слышат мое имя. И не беспокойтесь о команде драконов, которые вскоре свалятся сюда, как тонна кирпичей. Из того, что я видел до сих пор, можно заключить: смерть от них хотя и насильственная, но очень быстрая. Почти никаких метаний в предсмертных муках. Конечно, можно обгадиться со страху, но все вокруг умрут в ближайшие несколько минут, а потому особо смущаться и стыдиться смысла нет. Вопросы есть?»

Ох, такое, скорее всего, не поймут. А что еще сказать им? Ничего толкового не лезет в голову. Представить трудно, что совсем недавно наибольшей проблемой в его жизни была попытка решиться на убийство отцовой свиньи.

Интересно, как там Бесси? Хоть бы она удрала от стражников. Наверное, удрала. Хитрая и зловредная старая бестия. И точно умнее Билла. Летти, Балур, Чуда и даже Фиркин — им всем повезло бы больше, командуй ими Бесси. Может, стоит ее выследить — и она приведет всех к спасению?

Но ведь она, будучи умной, попросту пошлет искателей спасения к Суевой бабушке.

Он хихикнул под нос.

— А-а, — сказали за спиной, — ты здесь.

Он вздрогнул и обернулся. У входа на лестницу стояла неслышно подошедшая Чуда.

— Прости, — пробормотал Билл.

Та покачала головой. Чуда где-то раздобыла чистое платье — серебристо-белое льняное — и выглядела почти как жрица.

— Я искала место потише, вдали от суеты, — промямлила она.

— Я тоже, — сообщил Билл, устало улыбнувшись. — Но знаешь, и такие места не очень помогают.

— Смеешься? — осведомилась Чуда.

Она выглядела подозрительно. Совсем не так, как две недели назад, когда явилась в пещеру посреди дождливой ночи. Похоже, последние события потрепали ее профессиональный лоск и надломили выдержку. И в трещинах проглядывало что-то дикое и свирепое.

— Ну ты же знаешь, кто обычно сидит один и смеется себе под нос, — заметил Билл.

— Да, хорошо замечено, — согласилась Чуда.

— Впрочем, я рад обществу, — сказал он.

Отчего бы не пригласить ее остаться? Очень разумный шаг, учитывая, как давит на нервы одиночество.

— Не знаю, рада ли я, — задумчиво произнесла она.

— Если не рада, так я уберусь. Мне все равно здесь не думается.

— О чем? — спросила она и, кажется, тут же пожалела о сказанном.

Но Билл промахов не упускал.

— О том, что делать дальше.

Сначала Билл подумал: она улыбается. Но нет, скорее, она оскалила зубы.

— Пытаешься сообразить новый план?

— Пытаюсь сообразить, стоит ли соображать новый план.

С плеч Чуды словно свалилась тяжесть. Она слегка понурилась, подошла к нему, присела на скрипучие половицы. Он подумал, что здесь когда-то была чердачная кладовая, — вокруг валялось уже никому не нужное истрепанное старье. Хозяевам обычно жаль выбрасывать подобный мусор, напитанный прошлым: кое-как намалеванные маслом портреты людей с криво торчащими зубами и глазами разных оттенков, святые писания, которые покупали все, но никто не читал, сундуки с одеждой, превратившиеся в гнезда моли.

— Они ведь по-настоящему вывихнули тебе рассудок, — сказала Чуда.

— Кто?

— Летти. И Балур. И Фиркин. Все они.

Билл задумался. И как же, скажите, реагировать на такое? Балур с Фиркином не слишком годились на роль завзятых интриганов-махинаторов. А Чуда считает, будто Билл — их марионетка. Хм. Правда, Летти — другое дело.

— А ты сама как? — виновато спросил он. — Тебе совсем не интересно, что я собираюсь делать?

Неожиданно она посмотрела на него, словно загнанное животное — беззащитное, одинокое.

— Да пошел ты! — сказала она и встала.

Билл не понял, что именно произошло. Он удивленно уставился на нее.

— Ты чего? Во имя всего святого, что я сделал не так?

— Чего я? И в самом деле, чего это я?

В ее глазах плескались злость и страх. Летящий над городом ветер раздувал ее платье. Губы застыли — наполовину в улыбке, наполовину в гримасе отчаяния.

— Билл, я ведь решила. Я выбрала.

Он вспомнил вчерашний вечер. Чуда оцепенела, глядя на Дантракса. И шептала: «Он великолепен».

— Хорошо выбрала? — спросил Билл с надеждой.

Хотя в текущей ситуации, честно говоря, он не видел ничего обнадеживающего.

— Давным-давно я пообещала себе больше не использовать магию. Потому что с ней я была…

Она помолчала с полминуты.

— Я была кое с кем. Его звали Хефрен. Он был бандитом. Нет, даже хуже. Он глядел на меня и видел только магию. А в магии видел только оружие. И потому превратил в оружие меня. Он заставил меня калечить и убивать людей. И заставил полюбить смерть и муки. Заставил полюбить гибель в моей магии. Но, Билл, меня вытянули. Спасли. И совсем не боги. Не Лол, сидящий на высоком троне. Не вечно гулящий Рыг, чья радость — танцы до упаду и пьянство. Не Суй, протрахавшаяся в бессмертие. Не Нолла, хотя все в университете молятся ей, богине знаний. Не Звяк, со всеми его богатствами и сокровищами. Не Впах, приносящий жизнь полям. И даже не всеобщая мать Вруна, обещающая прижать к груди всех без разбора — даже тех, кого судит Лол. Всем я была безразлична. Спасли меня хорошие люди. Их было немного — тех, кто видел во мне не оружие и не магию, а лишь несчастного искалеченного ребенка. Эти люди помогли мне стать лучше. Они помогли мне прийти туда, где я смогла сказать сама: «Больше никогда. Я покончила с магией».

Ветер трепал платье. Чуда глядела на Билла, не видя его.

— И я полюбила свою жизнь. Полюбила радость в глазах людей, глядящих на перемены во мне. Мне нравились мои открытия. Мои теории. Я хотела стать лучшим тавматобиологом в мире — ради спасших меня. Я хорошо работала и держалась очень долго. Я отправилась в путешествие, чтобы исполнить мечту и стать лучшей. И знаешь, что вышло?

Она посмотрела на него, словно наконец заметила, — и улыбнулась. Искренне. Билл не осмеливался издать ни звука, опасаясь ненароком вырвать Чуду из ее диковинного благодушия.

— В путешествии у меня ничего не выходило. Я не могла найти дракона. Я совсем не знала, чего ищу. Но потом я встретила тебя. И Летти с Балуром. И даже Фиркина. Конечно, ограбление дракона — это не исследование, но я посчитала, что, по крайней мере, смогу подобраться поближе к цели. И я подобралась так близко. Я даже смогла дотронуться.

Она покачала головой.

— Но я не совладала с чувствами. Не справилась. И ранила, погубила так много людей! И очень разозлилась на себя. И на вас тоже — ведь вы загнали меня в такое положение. Но в первый раз все получилось случайно. Последствия старой травмы выскочили наружу. Я это могу понять. И извинить.

Все веселье ускользнуло, унеслось прочь. На чердаке остался только мусор.

— Но прошлой ночью я сделала выбор. В здравом уме и трезвой памяти. Я могла отказаться. Но не отказалась…

Теперь она с трудом подбирала, выдавливала наружу слова.

— Я снова захотела… сжечь этот мир.

Она покачала головой и посмотрела в лицо Биллу. Ее взгляд был тяжелее Балурова молота.

— Ты хочешь узнать, чего я хотела бы для твоего нового плана? Уиллет Фэллоуз, я хотела бы, чтобы ты катился к Рыгу в мошонку и оставил меня в одиночестве. Я хочу понять, что делать с обломками той личности, которую я считала собой.

Она снова уселась на пол. И она, и Билл уставились в никуда. Он видел, что в город идут толпы. Первые группы уже достигли ворот. Тот факт, что ворота едва держались, перекосившись, на изуродованных петлях, никого особо не расхолаживал.

— Извини, — спустя некоторое время сказала Чуда. — Это, наверное, было нечестно.

— Отчего же? Вполне себе честно.

— Я знаю. Но наверное, не стоило так уж грубо.

— Принимая во внимание то, сколько людей умерло из-за меня, вряд ли стоит тратить время на вежливость со мной, — заметил Билл.

Она кивнула. Он подумал, что кивать было не обязательно — хотя бы из вежливости.

— Билл, ты почитаешь богов? — спросила она ни с того ни с сего.

— Э-э, — выговорил он, застигнутый врасплох. Затем добавил: — Да, конечно.

Ведь так принято говорить. Но звучит как-то несуразно. Потому он добавил:

— Ну, не то что бы я был верующим.

Снова нелепость.

— Хотя нет. Я верующий, конечно. Как иначе почитать богов? А я же почитаю, значит — верующий. Но я не следую всем заповедям буква в букву. Да и никто не следует. Во всяком случае — большинство людей. Я праздную главные праздники. Иногда приношу жертвы. Ну, вроде того. Почти как все.

Чуда молча глядела на него.

Билл почувствовал себя виноватым и захотел оправдаться, хотя и сам толком не понял в чем.

— В смысле, они же и в самом деле есть там, наверху, — сказал он. — Конечно, когда они не внизу и не трахаются с фермерскими женами.

Когда богам хотелось пообщаться со своими творениями, чаще всего общение происходило в постели. Причем боги часто прикидывались животными — странная извращенная тенденция всего пантеона.

Билл решил, что не стоит уходить от темы, и завершил мысль:

— Думаю, не стоит их злить.

Возможно, с точки зрения теологии и не самый убедительный аргумент, но Билла он удовлетворял.

— И как тебе теперь почитание богов? — осведомилась Чуда.

Ноздри Билла терзал терпкий запах крови и пепла.

— Есть свои плюсы и минусы, — ответил Билл.

Затем, встрепенувшись от внезапной леденящей мысли, он спросил:

— А ты разве не почитаешь богов?

Ведь и вправду, если Чуда неверующая, то соседство с ней крайне опасно. А вдруг все неприятности Билла именно оттого, что он повелся с язычницей, которую боги желают сокрушить?

— Почитаю, конечно, — ответила Чуда. — Большей частью Ноллу. Ведь она богиня мудрости и все такое. Она важна для университета. Там много статуй ее святых, надзирающих за библиотеками и лабораториями. Университет такой красивый!

На секунду ее лицо стало мечтательным и задумчивым.

— Но я спросила не потому, — туманно пояснила она.

— А почему же? — уточнил Билл, не представляющий, к чему вообще разговор про почитание богов.

— Потому что ты бог, — ответила Чуда.

— Может, тебе лучше прилечь? — осведомился Билл после некоторого раздумья.

Она легонько хмыкнула.

— Не в буквальном смысле, конечно. Я еще не совсем сошла с ума. Я имела в виду, что для вон тех людей ты — бог.

Она указала на расстилающееся перед ними поле обгорелых руин в кольце обгорелых стен: разоренный город и его разоренное население.

— Они думают о тебе так же, как думают о своих богах.

— Э-э, — произнес Билл, вернувшийся к стадии односложных высказываний.

— Когда ты молишься Лолу, приносишь жертву Сую или Рыгу перед разгульной ночью в таверне, ты разве всерьез ожидаешь, что они спустятся с небес к тебе на помощь? Покорно откликнутся на любой каприз? Разве ты ожидаешь, что они хотя бы подумают о тебе и твоих делах? Что они хоть когда-нибудь думают о тебе? Или ты считаешь, что они подчиняются исключительно собственным прихотям, а на тебя им трижды наплевать?

— Ну… — изрек Билл.

Разговор слишком близко подошел к ереси, а Билл и так уже достал невероятное количество могущественных существ. Добавлять в их список весь пантеон не очень хотелось.

— Ты не считаешь и не ожидаешь, — ответила за Билла Чуда. — Ты надеешься. Думаешь: а может, твои жертвы и молитвы хоть чуточку подтолкнут их взгляд в твою сторону?

Билл задумался, затем неохотно кивнул. Ведь подмечено довольно-таки точно.

— То же самое и с тобой. Для людей долины ты еще одна мировая сила. Сущность, способная изменить положение дел. А люди отчаянно хотят изменить его. Люди не верят, что могут всерьез повлиять на тебя. Но они надеются, что твои дела в мире принесут перемены к лучшему. Когда живешь в полном кромешном отчаянии, любые перемены кажутся к лучшему.

Билл слушал и думал, что по такой логике ни к чему сожалеть о гибели Мантракса и Дантракса, как и о своей неминуемой кончине. Ведь простой фермер Билл совершил то, что люди считают доступным лишь богу. Возвысился. Вошел в историю.

— Значит, ты говоришь, что я — как ты и мне тоже следует принять решение? — спросил он, посчитав, что сумел состыковать концы с концами.

Хотя, если задуматься, какое ему, собственно, принимать решение? Разве не все уже решено?

Чуда поглядела на него так, словно он сходит с ума у нее на глазах.

— Э-э, а разве не так? — осторожно осведомился Билл.

— В наших ситуациях нет ничего даже отдаленно сходного. У меня моральный и экзистенциальный кризис. А ты всего лишь пытаешься успокоить совесть, чтобы не чувствовать вины за смерть нескольких тысяч человек.

Да, это уж точно расставило точки над «i». Зародившиеся в Билле надежда и вдохновение вылетели наружу нечаянным тяжелым вздохом.

Он закрыл ладонями лицо.

— Мне только… в общем, мне нужно обдумать. Но ты права: я — бог. Если мне что-то нужно от людей, я могу заставить их. Я могу сделать… что-нибудь…

Чуда презрительно фыркнула. Он вздрогнул, робко посмотрел на нее.

— Что такое?

— Ты совсем не бог, — сказала она, печально покачав головой, словно урезонивала несмышленыша, кричащего, что он сын Лола, и пытающегося схватить отцовский меч.

— Но ведь ты сказала сама! — запротестовал Билл.

Ведь она и вправду сказала!

— О боги! — изрекла Чуда и вздохнула. — Бог. В самом деле. В Тамантии ты не прожил бы и дня.

— Я не пытаюсь прожить день в Тамантии, — огрызнулся Билл. — Я пытаюсь прожить целую кучу их здесь, в Кондорре.

— Я сказала всего лишь, что они видят в тебе бога. И думают так о тебе.

— Но ты же сказала, что я — приносящий перемены, — напомнил Билл и покраснел.

Боги, какая наивная глупость!..

— И сколько раз эти перемены приводили именно к тому, что тебе нужно? — осведомилась Чуда.

Да уж, тут не поспоришь.

Он робко заглянул Чуде в глаза.

— А как часто толпа делала то, чего желал Фиркин? — добавила она.

Эта арифметика Биллу не слишком понравилась. Но затем к нему пришло чувство мрачной удовлетворенной решимости. Вот она, истинная цель!

— Так, значит, сейчас я пойду к Фиркину и скажу, что ему, Суй побери, делать!

Чуда вновь испустила презрительный смешок.

— Я вижу, ты и в самом деле еще ничего не понял.

Мрачная удовлетворенность присоединилась к былому веселью Чуды и рассыпалась среди мусора на полу.

— Так что же мне делать? — жалобно спросил Билл.

— Узнать у Фиркина, чего он хочет от тебя, и молиться о том, чтобы пережить его хотения.