Книга: Там, где мы служили. Главы 6-14. Эпилог.

Глава 11.

ТРЕТИЙ ТОСТ.

Не надо нам от них ни денег, ни земель,
Не надо нам от них ни славы, ни короны,
Не рады мы носить погоны и шевроны,
Вся эта смерть и кровь -- отнюдь не самоцель.
Но время полумер давным-давно прошло,
Нельзя расчистить грязь, оставшись в белом фраке!
Но мы докажем, что дихотомия -- враки:
Бардак или барак? И то, и это -- зло.
Да, по заслугам мы сполна воздали тут,
Но строим не барак, не царство произвола,
И где стоял бордель, там будет физматшкола,
И где стоял секс-шоп -- научный институт.
Виктор Верстаков. Отец, я верну нам страну!

Остатки рот были выведены на переформирование в земли Крэйна - к радушию местных жителей и тишине зимних долин. Видит небо, штурмовики нуждались в этом, как в воздухе - слишком многих не было с ними, слишком многие поехали домой... Лагерь превратился в смесь госпиталя с санаторием.

Уже было известно, что 10-я сводная будет расформирована в связи с окончанием активных боевых действий в регионе. Несколько рот переправлялись дальше на северо-запад. А "Волгоград" после пополнения передавалась в распоряжение Крэйна для борьбы с "черными повязками" на юге. По сравнению с тем, что уже было пройдено, это был, можно сказать, щадящий режим. Более того - всем на время формирования давался отпуск, и решено было устроить перед разъездом и официальной частью настоящий праздник.

Было известно и другое. Рядовые Ревок и Фой получали ланс-капралов. Капрал Брейди становился сержантом и командиром отделения; капрал Зильбер - его заместителем. Елена, у которой кончался контракт, увольнялась - ранения были тяжелыми, выжила она чудом и получила ограничение на службу. Увольнялся и Жозеф - валлон собирался поступать в имперскую англо-саксонскую армию и выслуживаться до офицера.

Все это значило, что отделение в который раз меняет свой состав. Что вновь придется расставаться с теми, кого привык звать друзьями...

Нику исполнялось семнадцать. Витька, узнав об этом, вспомнил, что через месяц и ему исполняется - но шестнадцать лет...

* * *

Ходить, опираясь на костыль, было, оказывается, чертовски неудобно. Но рану при малейшей попытке потревожить ее вспарывала боль, несравнимо более сильная, чем боль самого ранения, и Витька берег ногу, как мог - врачь, зная, что такое характер мальчишек, пригрозил, что комиссует Витьку подчистую, если тот разбередит рану.

Построение уже начиналось, а Витька в последнюю секунду обнаружил, что забыл в палатке берет - и срочно похромал туда, чтобы успеть на построение. Последнее построение дивизии - и мальчишка неожиданно ощутил тоску, хотя дивизия для него никогда не была чем-то настолько близким и родным, каким стал за короткий срок "Волгоград". Вновь пришли мысли о комиссовании, и Витька передернул плечами, отгоняя их. Нет, только не он. Он - солдат и останется солдатом, пока не окончится по-настоящему война... или пока он не погибнет.

Странно, но в палатке был Жозеф. И занимался он очень странным делом - сидел на своей кровати, тихо постукивая кулаком по подушке. При этом он что-то так зло цедил, что Витька остановился у самого входа.

- А ты чего тут? - спросил он наконец. - Построение же...

- Что?! - Жозеф вскинул голову, и Витька наконец увидел, что рядом с ним лежит какой-то листок. - Чего тебе?!

- Построение, говорю, "чего", - Витька пожал плечами. Потом тихо, нерешительно спросил: - Что-то... плохое? Из дома?

Он почти ожидал, что Жозеф пошлет его - у валлона были злые, жесткие глаза, белые губы и лихорадочный румянец на щеках. Но Жозеф неожиданно резким движением протянул Витьке листок:

- На. Читай. Это... Шарло.

- Шарло?! - поразился Витька, принимая бумагу. - Надо было переслать ему домой, какого черта ты его вскрыл?!

- Это не из дома, - Жозеф странно булькнул горлом. - Такое послать домой... все равно что в погребальный костер нассать...

Витька ощупал бумагу - плотную, тяжелую почтовую бумагу какой-то англосаксонской фирмы с призрачным теснением водяных знаков. Письмо пришло не в солдатском треугольнике, не на бесплатно выдававшейся в почтамтах "военной" бумаге с обозначенными линиями сгибов и гербом Рот. Кто-то расстарался...

- Это от той девчонки, - сразу сказал Витька, - как ее... Мирэй Граншан. Он бы порадовался!

С грохотом опрокинулась кровать. Валлон, тяжело хромая, выбежал прочь - а глаза Витьки наткнулись на такое, что он даже не посмотрел вслед другу. Вглядевшись в строчки и не веря им, русский медленно прочел вслух, разбирая полузнакомый язык...

- "...Надеюсь, мой мальчик, ты не принял близко к сердцу произошедшего между нами. Ты умненький и ты поймешь. Войне конца не предвидится, я должна позаботиться о себе, а что мне можешь дать ты? Я выхожу замуж..." - Витька уронил листок. Постоял, борясь с желанием наступить на него ногой. Ему казалось, что с листка растекается чернота - течет Ночь, та самая, которая едва не убила человечество. Она не ушла. Затаилась. Ждет. Копит силы.

Получается так что же - все зря и все снова?!

Он покусал губу и сказал такое, чего никогда в жизни не говорил ни об одной женщине:

- Ах ты, бляяяяяяядь...

...Жозеф стоял около палатки и косо посмотрел на русского, который вышел наружу, прилаживая берет на коротко подстриженные волосы. Не глядя, Витька протянул письмо Жозефу. Хрипло сказал:

- Хорошо, что есть такие, как наши девчонки.

- Хорошо, что их - большинство подавляющее, - ответил валлон. - Но оставшееся меньшинство давить надо, Вик. Давить, - ожесточенно закончил он, двинув сжатым кулаком.

Витька пожал плечами. Спросил:

- Что будем делать?

- Ничего, - ответил Жозеф. - Ты - ничего. Я все сделаю сам, - и он сунул письмо в нагрудный карман френча.

* * *

Дивизия стояла плотными квадратами... нет. ложь. Квадраты не были плотными. Пустовали места погибших. В боях прошлой недели 10-я сводная потеряла убитыми и ранеными 125 офицеров и 1626 сержантов и солдат. И теперь в рядах зияли пробитые войной бреши - как зримое свидетельство ее беспощадности.

Стоял возле знамени, развевающегося на флагшток, генерал-майор (нет - теперь уже генерал-лейтенант) Бачурин со своим поредевшим штабом. Стоял оркестр. Стояли штурмовики, стрелки, танкисты, артиллеристы, зенитчики, вертолетчики, инженеры, связисты, медики... Ряд за рядом бело-золото-черного.

Бело - цвет Рот, цвет кожи этих парней и девчонок, цвет благородства и чистоты.

Золотое - цвет будущего, цвет мечты, цвет веры и постоянства.

Черное - цвет траура, цвет готовой отрешенности, цвет стойкости в испытаниях.

Труба пропела "внимание и повиновение!", а сухая строчка барабанной дроби подтвердила сигнал.

Бачурин вышел вперед. Правую перчатку он держал в левой руке и был без мегафона - сильный командирский голос генерала позволял ему легко говорить сразу с несколькими тысячами людей.

- Дети мои! - раскатился голос Бачурина. - Сыновья! Дочки! - по рядам на миг пробежали легкое движение и недоуменный ропот. - Вместе мы шли к победе, вместе победили, на шаг еще приблизив нашу общую большую Победу - и потому я зову вас всех своими детьми! И даю слово чести, что не было у меня лучшей семьи... - он перевел дыхание. - Дети мои! Приказом тридцать девять - двести шестьдесят семь по Ротам наша дивизия как с честью выполнившая свой долг на поле брани... расформировывается! Путь дивизии окончен! Горнист - сигнал! Знамя - спустить!

Прозрачно-серебристый звук трубы, печальный и одинокий, на миг повис в холодном снежном воздухе - и растаял где-то вдали. Знамя плавно, без рывков, поползло вниз, в руки двух сержантов.

Шорох пронесся по рядам - снимая береты, дивизия опускалась на колено. Даже те, кому это было чертовски трудно...

Когда они подняли головы и встали - бережно свернутое знамя уже уносили. 10-й дивизии больше не было - остались два десятка отдельных рот, которые уже скоро перетасуют, как карты в колоде, и кто-то окажется на юге, кто-то - на востоке, кто-то на западе...

10-я дивизия - шаг на пути к Победе. Большой Победе. И чем ближе будет Победа - тем дальше - этот день.

Но из нашей памяти ему не исчезнуть никогда.

2.

"Наемники империализма" выступали в сокращенном составе: Майкл с гитарой, барабанщик, который не стоял, как обычно, а сидел, потому что ему раздробило обе голени; парень с губной гармошкой, но... без обеих глаз. И Майкл, улыбаясь, извинился "за качество исполнения".

Впрочем, и слушателей было не семь-восемь сотен, как обычно - чуть более полутораста человек, и многие из них тоже сидели, потому что стоять не могли. Все, что осталось от трех штурмовых рот. И Витька, увидев это, ужаснулся задним числом, поняв, что выжил чудом.

- Сыграем втроем, - Майкл настроил гитару. - Мы недолго будем петь сегодня, ребята. Всего две песни...

Он передвинул гитару на живот и шире расставил ноги в стянутых ремнями сапогах. Положив на инструмент руки, тихо заговорил:

- Вольные ветры степей
Стужу несут или дождь...
Песня грозы сильней -
Песня - духовный вождь!
Отблески дальних надежд,
Болью рожденная мысль...
Песня - нужнее одежд,

В песне - свободы смысл! - и зазвучала уже настоящая музыка, под которую Майкл пел:

- Красные блики костра,
Старой гитары звон,
Алая дымка утра -
Ими певец рожден!
Свежестью юной зари,
Хрустальным зеркалом вод -
Пой, певец, говори!
Слышит тебя народ!

И снова - Майкл, глядя прямо в глаза каждому из окруживших импровизированную сцену товарищей:

- Время - незримый судья
И за свободу борец!
Требуй и ты от себя
Правду о жизни, певец!
Словно не знает преград.
Слову дороги вольны.
Слово - звенящий набат!
Словом - люди сильны!
- Если умолкнет певец -
Песню подхватит другой!
Если падет боец -
Винтовку поднимет живой!
Чувствуя силу плеч -
Сдвинем ряды, друзья!
Песня - разящий меч!
Песню убить нельзя!

Казалось, что поют не трое. Что рядом с ними стоят все погибшие - и смотрят, и слушают, и подпевают...

...Кончилась песня. Последние аккорды упали в "зал", и Майкл довольно долго молчал, возясь с настройкой.

- Эй! - крикнули из слушателей. - Ты две обещал спеть!

- Я помню, - махнул рукой Майкл. - Сейчас...

Гитара тревожно вскрикнула, как почуявший опасность человек. Никто не ожидал этого, все разом напряглись...

- Как призывный набат,
Прозвучали в ночи
тяжело шаги...
Значит, скоро и нам
Уходить и прощаться без слов!
По нехоженым тропам
Протопали лошади,
лошади -
Неизвестно, к какому концу
Унося седоков...
Значит, время - иное, лихое,
Но счастья, как встарь, ищи -
И в погоню летим мы за ним, убегающим, вслед...
Только вот в этой скачке
Теряем мы лучших товарищей,
На скаку не заметив, что рядом товарища нет...
И еще будем долго
Огни принимать за пожары мы!
Будет долго зловещим казаться нам скрип сапогов...
О войне будут детские игры
С названьями старыми,
И людей будем долго делить
На "своих" и "врагов"...
А когда отгрохочет,
Когда отгорит и отплачется,
И когда наши кони
Устанут под нами скакать,
И когда наши девочки
Сменят шинели на платьица -
Не простить бы тогда,
Не забыть бы
И - не потерять...

Слепой шагнул в самому краю сцены, несколько рук взметнулись навстречу, чтобы поддержать его... но он абсолютно точно остановился на краешке и, протянув руки к товарищам, которых он больше не видел, яростно, истово выдохнул:

- Не простить бы тогда... не забыть бы... и не потерять... - пальцы его дрожали, губы прыгали.

- А-а-а!!! - страшно взревели штурмовики. Витька орал вместе со всеми, раздирая рот и надрывая легкие; из глаз у него брызнули слезы. Он мельком заметил, что кругом тоже плачут... Откуда-то появились бутылки с вином, бумажные стаканчики, в которые тут же полились черно-алые, похожие на кровь, струи.

- Первый тост! - резко выкрикнул Майкл, правой рукой поднимая стаканчик. - За нашу победу!

Сейчас пили и те, кто не пил. Потому что за это надо было выпить...

- Второй тост - за нас, за всех нас!

И - наконец...

- Третий тост!

И - все.

Третий пьют молча.

* * *

Витька задержался около очередного выпуска "Тимура и его "коммандос"". В этой серии рисовалась эпических масштабов схватка на заброшенном асфальтовом заводе, где, тем не менее, почему-то продолжали кипеть котлы с массой. Сражались князь Влупиволк Всосисмысл с прислужником и жрецом Темных Сил Джихадом Мудаевым - сперва на гранатометах, потом - на мече и сабле. Влупиволка вообще-то заманили на завод, чтобы погубить, но он положил кучу врагов и сошелся с их вдохновителем один на один. Тимур Сараев с остальными подоспели на этот раз к шапочному разбору - Влупиволк заасфальтировал своего противника. Дальше шла сцена прощания - князь отправлялся на Балканы учить тамошних жителей секретам "енто самого", а остальные, попрощавшись, тут же засобирались следом за князем, чтобы не скучать на безделье...

- Пошли, - подтолкнул Витьку появившийся Майкл, - там спектакль какой-то выкаблучивают...

- Пошли, - согласился Витька. - Смешное хоть?

- Говорят - да... Поедешь домой?

- Конечно! - возмутился русский. Помедлил и нерешительно сказал: - Слушай... едем тоже со мной. Ты не обижайся, но тебе же... некуда...

- Как это некуда? - Майкл не обиделся, но удивился. - Я домой еду. Меня ждут, между прочим. Брат ждет. Младший... Ты утром уезжаешь?

- Нет, днем...

- Я утром... Привези что-нибудь про космос почитать.

- Привезу, конечно, - кивнул Витька...

... - Как это там? Было у отца три сына. Старший умный, средний - дурак, младший - вообще штурмовик! - Витька фыркнул, бухнул на кровать мешок и захохотал, вспомнив, как младший подбил старших выбирать невест, стреляя наугад из миномета - мол, куда попадет, там и судьба наша...

Джек тоже улыбнулся. Перекинул Витьке парадную рубашку, которая лежала аккуратно свернутой на тумбочке - и замер. Медленно взял то, что лежало под рубашкой и спросил - одним словом:

- Вить?

Витька положил рубашку на мешок. Прикусил угол губы. Молча посмотрел на красный треугольник в руках сержанта. Пожал плечами. Ничего не сказал...

- Подожди, - Джек осторожно свернул галстук, положил его снова на тумбочку и внимательно уставился на Витьку. - Но, если у тебя галстук и ты пионер, то, если я правильно ваши законы помню, тебе... - он не договорил и чуть прищурился.

Витька уже знал, что скажет. Все очень просто - он хранит галстук в память о пионерском прошлом, а сам он, конечно, уже не пионер...

- Я пионер, - услышал он свой голос и испытал облегчение. - Я бы сейчас мог тебе запросто соврать. Но я не хочу про это врать. Я пионер. И мне шестнадцать только будет... уже скоро! - добавил он поспешно.

Джек кивнул, словно это все объясняло. Еще раз потрогал галстук ладонью, словно погладил. И неожиданно Витька сказал ему, решительно затянув горловину мешка.

- А поехали ко мне в гости? А потом вместе съездим к тебе...

Джек посмотрел удивленно. И улыбнулся.

3.

Над городскими крышами сеялся из низких черных туч мелкий дождь пополам с липким снегом. Временами в резко появлявшиеся разрывы выглядывала полная, необычайно яркая луна, и вокруг словно закипало серебро - капли, планирующие с неба, лужи - а над городом словно бы всплывала как будто вырезанная из черного тонкого металла стройная фигура: силуэт готического собора, построенного еще в XV веке Жиллардом де ла Вильером, графом Шарлеруа - и пережившего все катаклизмы. Собор словно бы пронзал ночь, устремляясь в небо и очень напоминал космический корабль.

А еще при взгляде на него чудились звуки органа.

Эрих задержался на ступеньке вагона, натягивая перчатки. Жозеф стоял уже на перроне, поставив на мокрый выкрошенный бетон чемодан. Валлон словно бы окаменел, врос в перрон. Капли блестели на его непокрытых волосах сверкающим бисером, потом погасли - луна зашла.

Эрих спрыгнул - рукоять чемодана скрипнула о перчаточную кожу - подошел к другу, встал рядом. Над входом в вокзал висели два городских герба, между ними - лозунг на валлонском и английском -

МЫ НАШ, МЫ НОВЫЙ МИР ПОСТРОИМ!

Жозеф поднял воротник теплого пальто привычным движением, и Эрих подумал, что, наверное, Жозеф носил пальто и раньше, до армии, в этом самом городе... На родине Эриха мальчишки предпочитали бушлаты и куртки, пошитые под армейские образцы, а то и перешитые из них...

- Пойдем? - сказал он, видя, что Жозеф не двигается с места. Валлон странно - в два приема - повернул голову. В глазах у него блеснули бисеринки, словно дождь забрался и туда, а голос звучал хрипловато:

- Мой город. Красивый, правда?

Эрих нахмурился. Шарлеруа был плохо освещен, но угадывались развалины, а подальше - стройка. Смесь руины со стройплощадкой, как и большинство городов этой широты... Однако, Эрих понял, что имел в виду Жозеф. Валлон ушел отсюда мальчишкой, а вернулся - солдатом. Он сражался ради вот этого неба, ради стремительной органной громадины собора, ради стройки, ради этих чертовых луж на бетоне... Ради этого города - ведь он же красивый, правда?

- Красивый, - от души похвалил Эрих. - Пошли, вымокнем же...

- Ну и пусть, - совсем по-мальчишески весело и беспечно отозвался Жозеф, подхватывая чемодан. - Пошли пешком, Эрих, - и в голосе его зазвучали просящие нотки, - пожалуйста!

- Ты что, домой не хочешь попасть поскорей? - удивился немец.

- Но я же уже дома, - серьезно сказал Жозеф. И перекрестился на крестоносное острие собора, а потом поцеловал кончики пальцев. - Вот, все это. Большой у меня дом?

- Большой, только немного сырой, - Эрих вздохнул. - Ну пошли. Веди.

- Пошли, - кивнул Жозеф.

* * *

На привокзальной площади двое "касок" стояли возле патрульной машины - старой, с газогенератором. Пассажиров, сошедших с поезда, было немного, они или уходили пешком, или садились в небольшие экипажи, запряженные крепкими невысокими лошадками. На экипажах были солидные фосфоресцирующие номера. Эрих вспомнил вокзал родного Вупперталя - там машин было намного больше, были даже такси... Потом почувствовал взгляд - и, сразу поняв, что к чему, шепнул Жозефу:

- Шуцманы нас секут.

В самом деле, оба полисмена посматривали на неспешно идущих по площади юношей... с подозрением? Нет, скорей как-то недоуменно. И, когда Жозеф с Эрихом совсем уже проходили мимо, старший вдруг поднял руку (на запястье висела короткая дубинка):

- Жозеф? Постой-ка, мальчик...

- Мсье Леру? - Жозеф перешел на валлонский. - Доброй ночи, мсье Леру.

Лицо полисмена не выражало особой радости. Оно выглядело усталым - с узкими глубокими морщинами, внимательными глазами... На рукаве теплого непромокаемого плаща была видна геральдическая нашивка - золотая с алым петухом - означавшая, что полисмен служил еще в Валлонском Королевстве.

- Доброй ночи, Жозеф, - он смерил взглядом, уже открытым. И Эриха. - С чем вернулся?

- М? - валлон поднял бровь.

- Покажи чемодан, - указал подбородком полисмен.

- Не понимаю, - Эрих нахмурился. - Жозеф?

- Подожди, - валлон, серьезно глядя в глаза полисмену, хлопнул Эриха по плечу. - Покажи ему документы, - и достал из кармана пальто свою карточку.

Вид удостоверений конфедеративных солдат был знаком любому человеку Земли, наверное. Полисмен растерянно моргнул, перевел взгляд на лица юношей, стоявших перед ним. Его лицо вдруг расслабилось, с него ушла настороженность, и он неожиданно по-доброму постарел.

- Значит, это правда, - тихо сказал он. - Я, признаться, не верил... Ну что ж, мальчик, ты молодец... ты молодец... Я завтра зайду к вам. Поговорим. Твоя семья ждет...

- Они не знают, что я еду, - улыбнулся Жозеф.

- Они все равно ждут, - ответил полисмен. И, помедлив, положил ладонь на плечо Жозефа (тот был выше). - Понимаешь, всегда ждут. Даже те, кому ждать уже некого. Даже я.

- Вы? - Жозеф встрепенулся. Моргнул. Потом медленно сказал: - Кто?

- Огюст, - полисмен посмотрел куда-то вдаль, за собор. - Полгода назад, в Северной Африке... Так я зайду?..

- Только не завтра, - извиняющимся тоном сказал Жозеф. - Понимаете, мы с другом утром едем в его город, а потом во Францию, к одному... одному человеку. Мы вернемся через три дня. Тогда - пожалуйста, - и Жозеф протянул руку, которую полисмен пожал, не задумываясь...

... - Огюст - его младший сын, - сказал Жозеф, когда они с Эрихом, перейдя площадь, вошли в аллею парка. Ветер дул. Раскачивая молодые деревья, мокрые и черные ветви. Швырялся мелкой моросью и снежком. - Он тоже служил в полиции. И даже однажды поймал меня... Правда, я успел избавиться от товара...

- Ты... Жозеф, я так и не понял, - признался Эрих, наступив в лужу. - Scheiße!!!

- Я никому и не говорил, - сказал Жозеф, качая чемоданом и улыбаясь чему-то. - Только Густаву, но он... - Жозеф поморщился. - Я помогал здешним преступникам. Был курьером, - он сказал это легко, без каких-либо эмоций. - И уехал потому, что стал себе противен сам. Сбежал от себя прежнего. Осуждаешь?

- За что? - спросил Эрих спокойно. - Тебя "прежнего", как ты говоришь, я знл. А ты - тот, который сейчас - мой друг, вот и все.

Жозеф хлопнул немца по плечу и улыбнулся.

Молодой парк был полон шумом ветвей. В паре мест стояли могучие вязы - старые деревья, пережившие Безвременье. Небо почти очистилось, кстати, но похолодало, и поредевший снег стал суше. Капли на ветвях деревьев, на тонких цепях, ограждавших дорожку между витыми столбиками, замерзали, превращаясь в сверкающие ледышки.

- Темно. Тихо. Как на войне, - неожиданно сказал Жозеф.

- Я не помню, я на войне видел луну или звезды? - Эрих поднял голову. - Мы с Эльзой любили смотреть на звезды. Всегда радовались, когда они появлялись...

- Ты говорил... А это что? - в голосе валлона прозвучало удивление.

Эрих вгляделся:

- По-моему, это памятник, - уверенно сказал он.

- Не было тут памятника, - слегка растерянно сказал Жозеф. - У нас вообще изо всех памятников - только статуи де ла Вильеров у собора...

- Я тебе говорю, что это памятник, - Эрих сделал еще несколько шагов и остановился возле скамейки - они попарно стояли возле каждой из четырех выводивших на круглую площадку аллей.

Поставив чемодан на скамейку, Жозеф двинулся к памятнику. Луна покрыла его спину серебряным панцирем. Эрих, присев на мокрое дерево, задумчиво наблюдал за другом и рассматривал памятник.

Он был странный. Вздыбившийся рыцарский конь заваливался в сторону, молотя по воздуху копытами. С него падал, отставив вдетую в тяжелое стремя ногу, рыцарь времен Крестовых Походов с обломком меча в занесенной руке. Оба - человек и конь - были изваяны так живо, что иллюзия напряженного движения была полной: копыта коня, выкаченный безумный глаз, раздутые ноздри храпа, распростертые концы попоны и волосы (он был без шлема) рыцаря, его нога и лицо...

Но рыцарь не упадет наземь - это было ясно. Его уже почти подхватил расставивший ноги для надежного упора солдат в форме современной имперской англо-саксонской армии с валлонской нашивкой на рукаве. Повернутое молодое лицо солдата - копия лица рыцаря! - было искажено яростью боя и гневом, но в то же время от него веяло чем-то высоким, вдохновенным...

- "Своим отважным сынам - благодарная Родина. На все времена.", - прочел громко Жозеф, остановившись возле памятника. Поднял голову и замер, сунув руки в карманы своего пальто.

Эрих поправил воротник и приготовился ждать. Шарлеруа казался ему очень тихим - и странно, даже дождь стал восприниматься, как нечто привлекательное, тем более, что он окончательно превратился в снег. Он - как бы это сказать? - соответствовал снизошедшему на немца спокойному, чуть грустноватому настроению. Эрих прикрыл глаза и вытянул ноги...

...Ему показалось, что он задремал и проснулся, как это иногда бывает - словно бы от толчка. Но Эрих тут же понял - просто он почувствовал, что на него кто-то посмотрел. Очень недобро.

Жозеф, наверное, тоже это ощутил. Но, как и Эрих, не стал озираться. Немец удобней откинулся на чемоданы и, прикрыв глаза, из-под опущенных век стал осматриваться.

Вокруг были несколько человек. Эрих ощущал запахи - мокрой ткани, какой-то дешевой парфюмерии и...

...и ружейного масла.

Человек в длинном черном плаще, с непокрытой головой, вышел из-за памятника - очевидно, подошел к нему из аллеи напротив. Еще не старый, лет сорока, не больше, с широким простоватым лицом, прорезанным глубокими морщинами. За ним шли двое молодых, лет по 18-20, в кожаных пальто, на которых блестели капли. Один держал руки в карманах, у второго на ремне открыто висел старый "узи", вынутый явно из дорожной сумки, висящей на другом плече.

"И еще двое - позади меня, - отметил Эрих. - Думают, что я сплю... Но что за ерунда?! Вот вам и тихий городок - в кактусы влезли и не заметили..."

Жозеф повернулся навстречу человеку в плаще, который неожиданно улыбнулся. Луна освещала профиль валлона - он казался бледным и очень решительным, как перед боем.

- Жозеф, - удовлетворенно сказал человек, остановившись в паре шагов от юноши. - Ну вот надо же... не думал, что такое вообще бывает! Через год. Именно на моем пути. Именно в тот день, когда я уже совсем собрался покинуть благословенное негостеприимное отечество... Ка-ка-я удача! - он засмеялся. Двое болванчиков за его спиной гыгыкнули - и стали личными врагами неподвижно сидящего Эриха. Как и все немцы, он не любил карикатур на людей.

- Здравствуй, Понсен, - Жозеф говорил довольно громко. - Ходишь пешком? А где твой "лендровер"?

- А ты обнаглел, - констатировал Понсен. - Называешь меня на "ты"... не объясняешь, что с товаром... Итак?

- Что-то меня не тянет перед тобой отчитываться, - спокойно ответил Жозеф. - А что твой бизнес? Погорел?

- Погорел, - процедил Понсен. - Ты меня кинул на очень немаленькую сумму в золоте. И вдобавок навел на меня "каски".

- Вот этого я не делал. Не догадался. Но очень рад, - удовлетворенно отчеканил Жозеф, - что тебя прихлопнули, мелочь карманная... Ладно, Великий Понсен. Убирайся, нечего смердеть возле этого памятника.

- Что? - казалось, Понсен сейчас бросится на Жозефа. Его охранники хлопали глазами. - Да ты... Ты что, охренел?! Я тебя сейчас зарою возле этого булыжника! Ты что, забыл, что это мой город?! И ты - мой?!

Жозеф вынул руки из карманов. Шагнул вперед. И Понсен попятился - он вдруг увидел, что перед ним не пятнадцатилетний мальчишка-курьер. Перед ним стоял хорошо одетый рослый юноша с уверенно-презрительным взглядом. Такие взгляды Понсен встречал на улицах все чаще и чаще - просто на улицах, вот что его беспокоило и вот что в сущности заставило его покидать Шарлеруа... Всю жизнь Понсен был уверен, что рано или поздно все вернется на старые круги, о которых он столько читал. Всю жизнь. Кроме последней пары лет. Но... но чтобы этот щенок, чтобы даже этот щенок стал сильней его, Альбера Понсена?! А Жозеф вдруг заговорил снова - уже с холодной злостью:

- Это - мой город, а не твой. Я - Жозеф Вилье, де ла Вильер, граф Шарлеруа, я вернулся в свой город, который мой предок построил не для таких, как ты, и мой отец спасал не для таких, как ты - от таких, как ты! Здесь будут жить люди, а тебе тут смердеть нечего, нечисть! Ни пяди тебе больше не принадлежит - во всем мире ни пяди!

Понсен смотрел на Жозефа во все глаза, в каком-то странном столбняке. Потмо вздрогнул и процедил, скалясь:

- Я...

- Ты смешон и больше никому не страшен, - с невыразимой брезгливостью сказал Жозеф. - Пшел вон, ничтожество.

Захрипев от ярости, Понсен ударил - сплеча, изо всех сил. В следующий миг он уже садился, обеими руками держась за живот и выкатив изумленные глаза - поставив блок левой, Жозеф правой провел прямой в солнечное.

Охранники Понсена, конечно, умели драться и стрелять - в этом мире любой, кто хотел, мог научиться этому. И с любой целью. Но для Жозефа они были ничем. Через секунду один уже хрипел - Жозеф, захлестнув вокруг его шеи ремень его же "узи", удушал его, взяв на спину, как вражеского часового; второй скулил, стоя на коленях и держась за глаза.

Эрих начал действовать еще до того, как ударил Жозеф. Запустив в темноту оба чемодана, немец услышал дикий вопль - скорей испуга, чем боли - и прыжком оказался рядом со вторым гипотетическим противником (их и правда было за спиной двое), вооруженным тоже "узи". Глаза у того полезли на лоб - он совершенно не понимал, как Эрих его углядел в кустах и ночью. Немец ударил его секущим левой по горлу и прямым в печень. Прислушался - второй, судя по всему, убегал по аллее.

- Эрих, что там у тебя? - послышался веселый голос Жозефа. Он выпустил полузадушенного телохранителя и теперь аккуратно поправлял перчатки.

- Да второй куда-то рванул, я и не заметил, как... - откликнулся немец.

- Ну ты прямо на глазах квалификацию теряешь, - осуждающе сказал Жозеф.

- Да кусты тут... - Эрих выбрался на площадку. - Не ожидал вообще. Такой тихий город...

- Ладно... - валлон толкнул носком туфли Понсена, который, стоя на колене, тяжело хрипел. - Слушай меня. Я завтра уезжаю. Ты ведь мотал из города? Вот и мотай, только не из города - а из Европы. И учти - через три дня я вернусь. И если обнаружу, что ты все еще где-то рядом - отрежу тебе голову... Правда, я не уверен, что тебе хоть где-то будет лучше, Понсен. Таких, как я, ты встретишь везде.

- Мы... еще... встретимся... - но голос Понесена был скорей жалким.

- Молись своему черту, чтобы этого не произошло, - сказал Жозеф, - потому что тогда я убью тебя...

... - Идем? - спросил Эрих, поднимая чемодан.

- Иди, я догоню, - махнул рукой Жозеф. - Иди, иди - вон по той аллее, я быстро.

Немец кивнул. его спина, освещенная луной, начала удаляться в аллею. Жозеф, проводив друга взглядом, подошел к памятнику вновь. И коснулся рукой - без перчатки - гранита.

- Ты не упадешь, - сказал юноша. - Мы больше никогда не дадим тебе упасть. Слово чести... Слово чести.

4.

Поля, засыпанные снегом в черных проталинах, голые молодые перелески и редкие старые дубравы - остались позади. Поезд медленно вкатывался на вокзал Боэна.

- Зима-зима-зима... - смотревший в окно Эрих передернул плечами. - А городок поменьше твоего Шарлеруа, между прочим.

- Пойдем, - поторопил его Жозеф. Валлон выглядел невыспавшимся. У него дома легли спать поздно, и Эрих потом сквозь сон слушал, как Жозеф ходил по комнате и даже включал проигрыватель - с шипением вертелась пластинка с Вивальди. А в поезде он купил последний номер местной газеты, в котором прямо сверху была статья о вчерашних софийских событиях. Эриха статья тоже заставила стиснуть кулаки, но на валлона явно произвела еще более тяжелое впечатление...

...Семья Жозефа Эриху понравилась. Немец удивлялся, как вообще Жозеф мог связаться с этой уголовной плесенью - с такой семьей? Хотелось узнать, но спрашивать было неудобно, и было еще немного обидно, что Жозеф ничего не рассказал раньше, хотя они вместе прошли огни и воды...

- Надо было тебе домой ехать, - вдруг сказал Жозеф. - Я бы сам... Ты же с ним... не того. Дни уходят вдобавок...

- Да не важно все это, - оборвал Эрих. - Идем... Слушай, ты точно решил уйти из Рот?

- Да, а что? - валлон посмотрел искоса. - Осуждаешь?

- Нет, почему... ты же не спекуляцией картошкой заниматься собираешься, - хмыкнул Эрих. - Просто жаль. Молодые бестолковые какие-то...

- А про меня ты как говорил? А как про тебя - Иоганн? - Жозеф коротко усмехнулся...

...Боэн оказался обычным городком - строящимся, сельскохозяйственным, парниковым, полевым, садовым, где люди сообща отвоевывали землю у дурящей погоды, у последствий Ночи, где в маленьких бистро подавали тушеного речного угря, а на площади по нечастым праздникам играл оркестр.

- Потом поедим зайдем, - сказал Эрих, доставая бумажник. - Не верю я, что тут угря умеют делать, это ж не лягушки... Тут дорого, не знаешь?

- Откуда, - буркнул Жозеф. Огляделся. - Не пойму я что-то, где эта Куртэ Руа.

Народу на улицах было немного, и все явно спешили по делам, выглядели энергичными - и усталыми с утра. Эрих придержал за плечо спешившего мимо мальчишку лет 12-14, одетого в зимнюю форму скаутов.

- Слушай, как нам пройти на Куртэ Руа?

Парнишка затормозил, посмотрел из-под темной челки внимательно. Спросил вежливо:

- Вам что-то нужно на Куртэ Руа?

- Ничего себе, - пробормотал Эрих. - Отвечай, когда спрошено, или...

- ...или я позову патруль, - добавил мальчишка. И кивнул на едущий посередине улицы верхами драгунский разъезд - в повседневной серо-жемчужной форме, в черных шапках с неожиданно яркими алыми султанами, с лежащими поперек седел FN.CAL.

- На Куртэ Руа живет человек, которого мы должны навестить, - спокойно сказал Жозеф. - Мы из Рот, в отпуске. Можем показать документы.

Мальчишка еще раз осмотрел их - с головы до ног - и кивнул:

- Я вас провожу. Идите за мной, товарищи, - и, повернувшись, зашагал по улице, даже не оглядываясь.

- Чего это он? - Эрих пожал плечами раздраженно и удивленно.

- Да того, - Жозеф подмигнул ему. - Не иначе как на этой улице что-то интересное расположено. Молодец парень.

До Куртэ Руа оказалось совсем близко - окраинная улица, видимо, старая, обсаженная большими тисами и кустами шиповника, с домами, надстроенными мезонинами, под черепичными крышами. Улица - совершенно безлюдная, лишь на паре дверей шевелились черные ленты овальных венков.

- Вам какой дом нужен? - юный провожатый остановился. Правую руку он все это время держал в кармане грубой плотной куртки цвета хаки с намертво пришитыми (и сразу видно - мальчишеской рукой) нашивками.

- 75-й, - назвал Жозеф. Мальчишка кивнул, перешел улицу и указал новым кивком на один из домов:

- Вам сюда.

- Пошли, - толкнул приятеля Эрих. Валлон спросил:

- Может, подождешь?

- Идем, - внезапно очень зло процедил немец. И зашагал первым, шоркнув полой пальто по столбику ограды. Жозеф, перескочив снеговую полоску на жухлом газоне, пошел следом.

Калитка в сад оказалась не заперта, а их, наверное, увидели из окна, потому что юноши еще не успели пройти половину выложенной желтыми плитками песчаника дорожки к крыльцу, когда дверь распахнулась.

- Вам кого, мсье? - молодой человек лет двадцати говорил по-английски, но с сильным акцентом. Стоя на крыльце, он переводил встревоженный взгляд с Эриха на Жозефа и обратно.

- Мирэй, пожалуйста, - вежливо сказал Жозеф, коснувшись виска перчаткой, зажатой в кулаке. - Нам необходимо с нею поговорить.

- Вы, простите, кто? - в глазах парня появилась настороженная опаска.

- Нам нужна Мирэй, а не вы, - сухо бросил Эрих.

- Я - ее муж, - внушительно сказал молодой человек.

- Муж? - переспросил Жозеф. - Так это вы работаете в местном отделении комиссии по закупкам?

Молодой человек оттолкнулся от косяка и сделал шаг назад. Его взгляд стал опасливым уже откровенно.

- Позовите Мирэй, - терпеливо, негромко сказал Эрих.

- С-с... сейчас, - парень исчез за дверью, словно в нору шмыгнул.

- Что ты ей скажешь? - вполголоса спросил Эрих. Жозеф качнул головой:

- А...

Из коридора послышались шаги. Быстрые, легкие - и девушка, появившаяся из коридора, соответствовала тому образу, который сложился у обоих ребят при этих звуках.

Мирэй была даже красивей, чем на фотографии. Она ослепительно улыбнулась, показав красивые, ровные зубы.

- Вы ко мне?

- Да, - Жозеф шагнул вперед. - Вы - Мирэй Граншан?

- Теперь - Мирэй Мобеж, - она вновь улыбнулась, как будто хотела этими улыбками ослепить гостей. - Я знаю, кто вы такой, молодой человек?

- Нет. Но зато я знаю, что вы такое, - тихо сказал Жозеф, поднимаясь на одну ступеньку. Мирэй нахмурилась:

- Не понимаю...

- Сейчас поймете, - Жозеф аккуратно извлек из кармана снимок. - Вот. это я достал из кармана Шарло Брюэ.

- Шарло? - Мирэй вновь рассмеялась. - Ах, Шарло, Шарло, милый мальчик... Вы, наверное, его друзья? Проходите, проходите...

- Простите, - Жозеф покачал головой, - но мы лишь пришли отдать вам снимок. Он немного в крови. Это ничего? - валлон продолжал держать снимок в руке.

- В крови? - Мирэй нахмурилась.

- Да, - Жозеф приподнял угол рта. - Шарло очень заботился о нем, но все равно... немного попало.

- Так бедный мальчик убит? - Мирэй сделала сочувственную гримаску. - Ужасно, ужасно...

- Зачем тебе это было нужно? - спросил Жозеф, перейдя на "ты" и не сводя с нее глаз. - Ты же его никогда не любила. Зачем? Хотелось узнать, как это будет с мальчишкой, который почти мужчина?

Похоже, Мирэй наконец сообразила, что ее оскорбляют. Красивое лицо девушки сделалось величественно-гневным.

- По какому праву вы вообще что-то мне говорите?! Кто вы такие?!

- Мы - его друзья, как вы точно заметили, - тихо сказал Жозеф. - А вот кто ты? Ведь он был... он был солдат! А ты... где твоя душа?!

- Вот что! Хватит! Поль! - повысила Мирэй голос. Эрих, до сих помалкивавший, усмехнулся неприятно:

- Да не выйдет твоя подстилка. Я таких не люблю, а он чует, вон как нюхом дергал...

- Поль, звони в полицию! - взвизгнула Мирэй. Ее красивое, нежное лицо стало злой маской.

Жозеф методично разорвал фотографию - надвое, начетверо, на восемь и - с силой - на шестнадцать мелких кусков. Потом швырнул обрывки в лицо жестокой куклы из дурной старой сказки и, тщательно выговаривая слова, произнес:

- Это на прощанье - с презрением к вам от глубоко вас неуважающих сослуживцев погибшего героя... - он коротко поклонился и кивнул Эрику: - Пошли, капрал.

Но Эрих еще задержался. Глядя в глаза Мирэй, он с наслаждением произнес:

- Dirne du, - и повторил на английском: - Кур-ва. Курва ты, - и лишь потом повернулся и зашагал по дорожке. Заметил на пальто грязную полосу, рывком, срывая пуговицы, дернул его и швырнул на черную, с пятнами снега, клумбу, не глядя.

Темноволосый парнишка-скаут все еще стоял у забора, глядя во все глаза - большие и потемневшие. Губы его шевелились.

- Какой у тебя пистолет? - вдруг спросил Жозеф, остановившись рядом с ним.

- Пистолет? - тот замешкался. - Откуда...

- Ладно, не ври, - усмехнулся Жозеф. - Покажи.

Мальчишка, помедлив, достал небольшой пистолет с вытертым воронением. Жозеф узнал старый "вальтер" 22-го калибра и усмехнулся снова:

- Ты что, блох из него стрелять собрался? - валлон достал из кармана плаща свой браунинг. - Вот, держи. Можно свалить медведя, если он не в бронежилете.

- Мне?! - глаза мальчишки вспыхнули, но в них появилось и недоверие. - Правда?!

- Держи, - Жозеф вложил оружие в руку мальчишки - небольшую, в набитых трудом и тренировками мозолях - та дрогнула под боевой тяжестью, но тут же отвердела, надежно приняла пистолет. - Владей.

- Пойдем, - окликнул Эрих. - Мне еще надо купить пальто. Холодно...

* * *

В Шарлеруа снова шел дождь. Поезд через Вупперталь должен был идти еще через сорок минут, и юноши вышли на привокзальную площадь. Они молчали - говорить было не о чем - и смотрели на большую распечатку статьи о софийской трагедии, висящую на стене вокзала. Прямо на листе наискось было написано красным от руки - как требование и как приговор:

- Может, останешься? - спросил наконец Эрих.

- Прости - нет, - без запинки ответил Жозеф.

- Как же мы без такого глухаря?

Ответить Жозеф не успел. До них донеслась музыка - играли в парке, отсюда не было видно.

- Что это? - Эрих насторожился.

- Баллада, - ответил Жозеф. - Посмотрим, если опоздать не боишься?

- Посмотрим, - кивнул Эрих, поправляя перчатки.

Они пересекли площадь и вошли в аллею. Теперь в ее конце, возле памятника, хорошо была видна толпа людей, неподвижно стоящих под редким дождем. Подойдя поближе, юноши увидели, что тут в основном молодежь. Неподвижно, тихо, тесными рядами и группками, стояли они и слушали в полном молчании.

- Что тут? - спросил Эрих у подростка, державшего руки на плечах своей подружки, стоя позади нее. Тот обернулся, смерил немца взглядом и тихо ответил:

- Играют... Сегодня из Шарлеруа уходит пятьдесят человек... кто в нашу армию, кто в Роты. Для них играют. Да вы послушайте сами, - и отвернулся.

Играли трое мальчишек, судя по светлым волосам и глазам - фризов. Очень похожие и очень красивые - наверное, братья, лет 10-11, 13-14 и 15, барабанщик, гармонист и гитарист. Играли прямо под дождем. Играли и пели - как люди, взрослые люди, понимающие, что до конца дороги далеко, и по ней - тяжелой и единственной - придется идти и им...

- Небо молнией расколото,
Гневом северных богов.
Кровь восстала против золота
И мятеж ее суров!
Трепещите, превратившие
Земли ариев в товар.
Мы вернулись, воплотившие
Гнев последних аватар.
Мы сразимся за угодья,
За поруганную Честь.
Вновь несем мы вам, отродья,
Нашу гибельную весть.
Звонче колокол восстания!
Выше всполохи знамен!
Мы промозглого отчаянья
Вновь штурмуем бастион.
Сокрушит громовым молотом
Крепость вражью Доннер-Тор!
Кровь восстала против золота,
Кровь выносит приговор!

5.

До Каспера оставалось миль пять, когда через дорогу начала методично переползать колона танков. Плоские, цвета хаки "свипхвэйты" с наглухо закрытыми люками, украшенные латными кулаками герба Имперских Кирасиров, рыча на форсаже, подскакивали носом, грохались на старую дорогу и, вскидывая корму, спрыгивали с нее уже по другую сторону, оставляя после себя гул и рев.

Свернув фургон на обочину, бородатый возница надвинул на глаза шляпу и, отпустив поводья, зевнул:

- Надолго.

Майкл вздохнул, посмотрел на танковую ленту. Подцепил из-под ног мешок и кивнул:

- Спасибо. Удачи!

- Пешком, что ли, пойдешь? Посиди, чего...

- Да мне не привыкать. И места знакомые, - Майкл решительно выскочил наружу, хлопнул дверцей передка, поднял руку, махнул благодарно. В ответ приподнялась шляпа...

...От дороги давно осталась только насыпь из щебня. Дожди, снег, морозы, ветер и оттепели загубили полотно полностью. Майкл шагал, стараясь выбирать сухие и чистые - хотя бы относительно - участки, ориентируясь на видимый на горизонте ряд ветряков. Их лопасти яркими отблесками вращались на фоне низкого, серо-черного клубящегося неба. Ветер с гор пахнул холодом и влажным камнем. Справа от дороги тянулись молодые посадки кленов, слева - поле, еще покрытое снегом.

Он хорошо помнил эти места. Помнил еще по тем временам, когда в одиночку тут было ходить смертельно опасно. Но, похоже, эти времена ушли в прошлое, хоть и были так недавно...

Щебень похрустывал под ногами. И было тихо. Очень тихо. Даже рев танковой колонны не слышался больше - его как раз относило ветром.

Верить ли, что ты оживешь, подумал Майкл, глядя то влево, то вправо - на землю. Когда они приехали сюда несколько лет назад - тут была только мертвая грязь и кое-где рощи умерших деревьев. И все, что они смогли и успели сделать, разорили банды. Оживаешь ли ты, или обманываешь людей - обманываешь со злости на то, что они допустили с тобой это поругание? Но разве люди наказаны не достаточно?

Он прошел мимо уцелевшего старинного здания - тонкого серого каркаса. Его оплетал такой же серый вьюнок. Мертвый и прочный, словно вырезанный из камня. Наверху конструкции сидели две птички - голуби. Когда его семья сюда приехала - тут не было почти никакой жизни. Птиц не было точно.

За каркасом он вдруг увидел обелиск. Гладкий овал бурого гранита с черной диабазовой табличкой.

Майкл не подошел. Нет, потом он подойдет. Придет и подойдет. Обязательно. Но не сейчас. Он еще не дома. Он еще не вернулся. Он даже не уверен, есть ли у него этот дом...

Разбитая дорога делала широкую петлю, и он свернул в голый кустарник - напрямую к ветрякам впереди. Рыже-красная земля налипала на высокие ботинки тяжеленными комьями. Капли с кустов черными пятнышками расплывались на серой куртке. "Хорош бы я был - в парадке," - машинально подумал Майкл, перепрыгивая через дренажную канаву, в которой журчала вода. Этот звук показался ему единственным в мире... но потом он услышал отдаленное урчание какого-то механизма и - уже ближе - несмелое пение птиц.

Тропинка вела через молодую рощу. Майкл старался идти побыстрее, хотя умом понимал, что спешить не стоит...

...Щенячий плач привлек его внимание уже у самого выхода из рощи. Щенок скулил и повизгивал где-то рядом, в голосе его была такая безнадежность, такая жалоба, что юноша остановился и прислушался. Потом шагнул в сторону...

...Щенок сидел в яме - то ли воронке, то ли промоине - на треть заполненной водой. Очевидно, свалился туда случайно и, чудом не утонув, не мог выбраться по раскисшему склону, хотя и пытался явно. Тощий, грязный, не больше полугода от роду, он походил на сеттера. Сеттеры не выжили в этих местах, но в Канаде - уцелели рядом с людьми, оттуда их привозили... у них тоже был сеттер, только Майкл не знал, что с ним случилось, когда уничтожили поселок...

- Ах ты... - задумчиво сказал Майкл, теребя воротник куртки. Щенок посмотрел снизу вверх полными ужаса и тоски глазами - и заплакал еще жалобней, переступая с лапы на лапу. - Ну, сейчас...

Майкл встал на колени (мгновенно промокнув) и нагнулся, рискуя свалиться вниз. Щенок взвизгнул и зарыдал совсем уж истерично, но тут же умолк - рука человека сцапала его за шкирку и вытащила наружу.

Сеттер сел и сжался в комочек. Бежать он не мог, его пошатывало от усталости и голода, глаза часто мигали. Что человек может его сожрать - представлялось щенку весьма вероятным... правда - это был не совсем обычный человек, от него даже пахло как-то... не совсем человеком... но...

- И что нам с тобой делать? - задумчиво спросил Майкл. - Ну, сейчас, - повторил он, - погоди.

Щенок перестал скулить и закрыл глаза, поджав роскошный в сухом виде, а сейчас жалкий хвостишко - мол, будь, что будет... Майкл открыл мешок, достал, порывшись, банку сардин. Вскрыл и поставил под нос сеттера.

Кутенок дернул носом. Потом - еще, смелей. Открыл глаза и... воткнулся мордочкой в банку, громко зачавкав и так уморительно дергая хвостиком, что Майкл тихо и захлебисто рассмеялся:

- Жри, дурачинка! - потом протянул руку и погладил щенка по мокрому загривку. Тот на секунду сжался, но лопать не перестал, торопясь сожрать побольше и явно рассчитывая, что на сытый желудок и погибать веселей - и будь, что будет!

Мысли о том, что он на родине, смешной щенок, какое-то неопределенное, но теплое чувство - все это притупило внимание Майкла, и он не сразу ощутил присутствие людей. Да и подошли они чертовски тихо, не хуже любого из штурмовиков.

Он не дергался, даже с колен не стал вскакивать. Сперва подумалось о патруле, но, обернувшись, Майк увидел двоих мальчишек. Обычных мальчишек по 12-13 лет.

Рыжий бледнокожий парнишка был одет в ушитую армейскую куртку и грубые джинсы-самошивы, чуть подвернутые над босыми (в это время года! В такую погоду!) ногами. Второй - повыше, светловолосый, с глубоким шрамом на левой щеке - носил серый бушлат и армейские штаны-ящерицы. И тоже был босым. У обоих имелись старые надежные текстолитовые спиннинги (сложенные, они крепились на бедре у того и другого), а на куканах у поясов висели большие форели - четыре у рыжего, две у светловолосого.

Еще у них были зеленые галстуки на шеях.

А еще - ухоженные, с изящными тонкими прикладами и длинными стволами, ружья. Самозарядки 410-го калибра. Старые, еще времен до Безвременья.

И оба смотрели на Майкла и сеттера одинаково - неприязненно и... голодно.

- Привет, - сказал Майкл, распрямляясь. Рыжий кивнул. Светловолосый сказал угрюмо, блеснув серыми глазами из-под плохо промытой челки:

- Тебе что, делать нечего - собаку консервами набиваешь? - в голосе была та же неприязнь, что и во взгляде, только уже совершенно отчетливая.

Майкл неожиданно понял, что мальчишки просто хотят есть. Отсюда и эта неприязнь.

- Да пошел он... - рыжий смачно сплюнул. - Двигаем, Арти.

- Постойте, - Майкл быстро наклонился к мешку, открыл его. - Идите сюда.

- Зачем еще? - спросил светловолосый Арти. Рыжий перехватил ружье удобней. Совершенно определенно перехватил.

- Да не бойтесь! - уже сердито сказал Майкл. Мальчишки переглянулись с ухмылкой, но подошли. - Держите!

Он достал две упаковки галет, потом - две больших банки корнбифа с картошкой, большую банку овощей "глобус", плитку твердого горького шоколада, паштет с грибами в сером полиэтилене, четыре пакета грибного супа - короче, значительную часть того, что в рюкзаке было съедобного. Глаза рыжего расширились. Светловолосый громко (наверное, сам не осознавая и не слыша этого) глотал слюну. Но рук они не протягивали.

- Эй, мистер, - сказал наконец Арти. - Спекулянтов у нас вешают. И мы ни в чем вам помогать не будем, хоть засыпьте нас жратвой. Собирайте это - и пошли в правление сельхозкомунны! - и он уже совершено отчетливо и недвусмысленно взял Майкла на прицел.

- Да берите же! - с нажимом сказал Майкл. Ему было смешно, и в то же время он не хотел, чтобы мальчишка пальнул... - Я не спекулянт, черт бы вас побрал!

- Вы солдат! - вдруг почти вскрикнул рыжий - и так заулыбался, что сразу превратился в обычного мальчишку своих лет. - Арти, он же просто солдат!

- Как догадался? - Майкл усмехнулся.

- Солдаты часто вот так просто отдают...

- Да, я солдат. Да забирайте же, черт, тяжело держать!

Он ссыпал все в подставленную сумку. И отметил, что рыбу мальчишки не бросили, и на еду не накинулись, хотя глаза у обоих горели, как у голодных зверьков.

- Домой? - понимающе спросил Майкл. Он хорошо помнил настоящий голод. Когда хочется просто жрать, пихать и пихать в себя еду и изо всех сил не помнить о других и не видеть их, даже если они стоят рядом и смотрят на тебя. Вот в такие секунды и понимаешь, человек ты - или кто... хотя "человек" по отношению к нему - условность, конечно...

Мальчишки переглянулись.

- Ну да, - кивнул рыжий. Майкл пошел рядом с ними по тропинке, и отметил, что мальчишки стараются держаться к нему поближе, а поглядывают доверчиво.

- Вы из Каспера? - поинтересовался он.

- Ага, мистер, - отозвался рыжий.

- Братья?

- Не, просто вместе живем, - рыжий кивнул на приятеля. - Я Хэл, он - Арт. Мы из одного отряда. У нас вообще хорошие пайки, мы же работаем, но в этом году с едой плохо... Вот и ходим - на рыбалку.

- А на охоту?

- Не, вы что?! - это уже светловолосый сказал. - Нельзя! Животных еще мало, мы их наоборот - разводим, охраняем... А рыбы много...

Теперь они говорили охотно, оживленно, и в их обществе Майкл почти незаметно прошагал почти до окраины.

Развалины были почти расчищены. Тут и там тускло поблескивали ряды теплиц и парников, во многих местах что-то строилось. Чернело длинное новое полотно дороги. Слышался сдержанный шум - сдержанный, но сразу отовсюду.

- Послушайте, вы не знаете, где я могу найти, - Майкл остановился, мальчишки повернулись к нему с готовностью помочь, - где я могу найти миссис Гарринджер? С нею живет мальчик, его привезли из Африки...

- А, Терри! - кивнул Арт. - Миссис Гарринджер наш бухгалтер, в смысле, в сельхозкоммуне... Вон тот дом, двухэтажный, - он вытянул руку, показывая на серое под алой крышей здание в центре городка. - Там на втором этаже номер пять. А кто она вам?

- Она никто... - Майкл смотрел на дом не отрываясь. - Терри мой младший брат.

- Брааат?! - Хэл хлопнул себя по затылку. - Так это он вас все время ждет?! Вы Майкл Фой! Черт! Вы же герой-партизан! Мой отец рассказывал сто раз, как вы были разведчиком в отряде у... черт! Черт!! Черт!!!

Мальчишки буквально излучали восхищение. Майкл смутился:

- Да я... какой я герой... Ребята, а вы не можете сбегать и сказать, что брат его тут ждет? Я просто посижу тут, и...

К счастью, ни тот, ни другой не стали расспрашивать, почему Майкл не идет сам - и ему не пришлось объяснять необъяснимые вещи вроде смущения и незнания, о чем он будет говорить... одно дело - спасти чужого мальчишку, отправить его с оказией к хорошим людям, а другое... Пока Майкл подбирал слова - Хэл и Арт уже умчались по тропинке в городок со всех ног.

Только теперь Майкл обнаружил, что сеттер, пофыркивая, упрямо трусит следом за ним. Когда человек обернулся, щенок сел на хвост и звонок тявкнул. Выглядел он повеселевшим.

- Здрасьте, - кивнул Майкл. - И куда же мы? - щенок склонил голову на бок, смешно мотнул ухом. - Ну? - Майкл присел, и сеттер, тут же вскочив, ткнулся носом в колено человека. Помедлив секунду, Майкл почесал щенка за ушами и махнул рукой. - Ладно, пошли. Посидим вон там и подождем...

...На этой окраине Майкл не был никогда - в его бытность здесь она считалась запретной из-за все еще повышенной радиации. Поэтому он, присев на выкрошенный кусок бетона, удобно торчащий из земли, оглядывался с любопытством и удовольствием. Щенок, видимо уже окончательно решив, что обрел хозяина, деловито шнырял вокруг - охранял человека от самых разных опасностей.

Майкл поднял из-под ноги гильзу - старую, зеленую. Повертел в пальцах, бросил. Нет, это было еще до него. К востоку отсюда разорвалась русская боеголовка. Он подумал о русском Вике и не ощутил никакой неприязни. До ушедшего мира Майклу не было никакого дела и он не ощущал с ним никакой связи. Да и вряд ли тот мир был хоть чем-то хорош. Уж больно нелепо, с какой-то готовностью, он погиб. Как там говорит Эрих? Фердамт. Не жилец.

Юноша потянулся - немного нервно, его беспокоила предстоящая встреча. Практически незнакомый маленький мальчишка, которого он объявил братом буквально в помешательстве после боя... и этот мальчишка живет у женщины, у которой, конечно, живется неплохо... зачем ему Майкл-то? Что у него есть и что он может дать этому мальчишке?

С легким стрекотом на фоне туч пролетел небольшой самолетик. Майкл проводил его взглядом. Скользнул им по черно-серому низкому небу. Тяжеловатая картина. Ночью, наверное, вообще полный мрак царит. Звезды - они там, за тучами. Туда уже скоро полетит ядерно-импульсный корабль "Воден"... полетит к Марсу. Без него.

Жалко. Но с другой стороны - не последний полет. Скорей первый. Ну, побывали русские на Луне... но Луна это все-таки не совсем планета. Так. Спутник. Его даже в список терраформирования думают - вносить или нет...

... - Майкл! Майкл! Мааааааа... - звонко вопивший явно задохнулся на бегу, но тут же вновь зазвенел - совсем рядом, где-то под спуском. - Майкл, Майкл, Майкл! - частил он, словно боялся, что Майкл уйдет, не дождется.

Майкл вскочил. Он почему-то вдруг стал плохо видеть, как будто в дождь, попавший в глаза. А когда проморгался - Терри уже летел к нему совсем рядом. Летел без оглядки, расставив руки, словно не брата хотел обнять, а весь мир - и счастливо вопил.

Черный полог наверху лопнул. И на фигурку бегущего к брату малыша упал солнечный луч.

6.

Снег сухо-глухо пел под лыжами: "Жых, жых, жых, жых..." До темноты оставалось еще полтора часа, до Бернс-Лейк - шесть миль, и Ник Фостер даже не торопился особенно, размеренно работая палками и выдыхая облачка морозного пара. Он шел с непокрытой головой, хотя температура упала до минус 86 градусов по Фаренгейту.

Но он с детства привык к такому.

Снежный косогор упирался в берег замерзшей реки. Белые равнины вспыхивали алмазным светом, и Ник опустил темные очки - притушить это беспощадное сияние. Он стоял наверху спуска, опершись на палки, скрещенные перед грудью - и вглядывался. Вглядывался в эти снега, в черный хворост лесов, в белое солнце на белом небе, разрисованном длинными шевелящимися ремнями облаков, в легкую дымку над далеким озером, за которым стоял поселок. Через заснеженный лед брело огромное, в несколько тысяч голов, оленье стадо - отсюда животные казались какими-то букашками. Слева и справа трусили почти невидимые, скорей ощутимые боковым зрением, полярные волки, штук двадцать.

Все это была его страна. Страна, где он родился и вырос - среди девяти месяцев снега, среди нехотя отступающих майских и сентябрьских морозов, среди мрачных лесов, где среди уцелевших мертвых деревьев упорно пробивались в небо живые и молодые... Страна, с которой началась Англо-Саксонская Империя. Страна, где выжила и окрепла заново его нация, владеющая ныне полумиром.

Ник вскинул над головой лыжные палки и крикнул во весь голос:

- О-о, Ка-на-да-а! - и изо всех сил оттолкнулся, с сухим шорохом исчез в клубившемся, сияющем алмазном мареве снежной пыли...

* * *

Большегрузный грузовик - новенький "сису" с большущей коробкой как бы не еще более нового вихревого двигателя и рисунком в виде черно-золотой кабины старинного грузовика на передке - подобрал Кайсу около поселка Рованиеми, сразу за городской окраиной. Белобрысый молодой мужик со знаками различия специалиста 1-го класса на расстегнутой теплой куртке буркнул, еле повернув голову:

- Куда? Я в Ивало.

- Мне до Киттиля, - сообщила Кайса, забрасывая в кабину мешок.

- Садись. До Седанкюля.

"Сису", мягко ворча, помчался через болотистые леса, заваленные снегом чуть ли не по верхушки старых сосен - по ровному, высоко поднятому полотну недавно проложенной дороги, почти мгновенно набрав более чем стокилометровую скорость. Водитель молчал, и Кайса, устроившись удобней на сиденье, довольно подумала: "Вот и хорошо. По крайней мере, у нас умеют молчать... единственное место на все белом свете!"

Девушка улыбнулась своим мыслям и стала сонно глядеть в окно.

* * *

- С фронту, значить.

- С фронта, - Олег повыше поднял меховой воротник теплой куртки. Конь бежал резко, и ветер швырял в лицо мокроватый снег. Дороги в округе завалило этим снегом, но старому возчику, подобравшему парня на вокзале, как видно, было все равно - он временами погонял коня, и тот шел себе и шел рысью-шагом-рысью-шагом. Старик между тем ловко склеил, управляясь фактически одной рукой, самокрутку, и Олег невольно улыбнулся. Это простейшее действие, уже давно им не виденное, ясней ясного говорило, что он - дома; те немногие из местных, кто курил, курили именно самокрутки с крепчайшим самосадом. Дед заметил эту улыбку, но не обиделся, а, заклеив свое произведение языком, добродушно сказал:

- Угостил бы, коли так, сигареткой.

- Да не курю я, - почти с сожалением сказал Олег - ему хотелось угостить старика.

- Ну-ну... это правильно... С югов, что ль? - дед прикурил от дорогой зажигалки и скомандовал добродушно: - Н-ны, холера!

- Из Африки.

- Из Африки, - дед ухмыльнулся. - В Африке гориллы, в Африке большие злые крокодилы...

- Не видел, - признался Олег. - Ни горилл, ни крокодилов...

- Да это я так. Стихи были такие. В школе учился - читал. Я знаешь, когда в школе учился? Не поверишь - мне, когда Третья Мировая началась, тридцать семь было. Вот и считай.

- Это вы еще генерального секретаря Брежнева застали? - быстро припомнив уроки истории и посчитав в уме, спросил Олег.

- Краешком застал... Ну а как там, в Африке? Как война-то?

- Кончаем понемногу...

- Хорошо бы, - вздохнул старик. - Сколько можно воевать-то... Только боюсь я, парень, быстро все равно не кончится. Вот полгода назад, ты подумай - даже в наши места банда пробралась... - он повернулся к парню, внимательно его оглядел и кивнул: - Ты, главное, не трусь там. Чести русской не посрами. А умеючи - оно и черта бьют!

Олег искренне рассмеялся и кивнул:

- Это точно!

* * *

Джек и Витька сошли с парома в Саратовском заливе, на морском вокзале. С моря дул сырой холодный ветер, серые волны катились с юга, вздыбливались около новенькой гранитной отмостки и дробились у прикрывающих вокзал молов. Мальчишек долго мотало - с самого Бакинского - а ни тому, ни другому море не нравилось. Витька кроме того еще боялся, что у Джека испортится настроение и он начнет жалеть, что поехал с ним, Витькой. А еще - добавочно - боялся и того, как покажется дома. Конфедеративный штурмовик в этот момент как бы исчезал, оставался Витька Ревок из Тамбова, который боялся, что ему достанется от родителей за провинности.

Угу. За то, что без спросу сбежал на войну.

Смешно.

Но Джек выглядел вполне довольным. С явным удовольствием задрал голову, разглядывая высокие Г-образные с длинными овальными прорезями мачты струнника. Сказал уважительно:

- А у нас такого еще нет...

- А тут тоже не было, - удивился Витька. - Отсюда в Тамбов ходили автобусы... раз в день, что ли, не помню... Ух! - лицо его сделало радостно-удивленным. - Неужели на струннике можно доехать?

- Так вон, куда-то по крайней мере поехали, - Джек проводил взглядом скользящую по тросу капсулу, поблескивающую широкими окнами - она отошла от мачты, чуть "кивнула" и, стремительно набирая скорость, помчалась прочь, рождая гулкий негромкий посвист. - Чего стоять-то просто так, пошли узнаем.

Сошедшие с парома сразу за охраняемыми воротами вокзала, возле памятника в виде накрененного большого якоря, прислоненного к старой орудийной башне с двуствольной скорострелкой, делились на несколько потоков. Основной утекал прямиком в улицу - метрах в ста от памятника, за черным молодым парком. Кого-то ждали экипажи или даже машины. Но к основанию мачты струнника тоже шли люди - там оказался небольшой домик с эмблемой в виде серебряного крылатого колеса и надписью

Ниже бегущая строка настойчиво оповещала -

ОТПРАВЛЕНИЕ ВАГОНА В НОВГОРОД ВЕЛИКИЙ КАЖДЫЕ 30 МИН.

- и прыгали яркие зеленые точки на двойном циферблате электрического таймера, отсчитывая секунды и минуты между рейсами.

- Поедем! - уже откровенно обрадовался Витька, почти подпрыгивая. - Не может быть, чтобы в Тамбов линию не потянули, у нас уже строили, и как раз на юг... Здорово! Джек, а ты на струннике ездил?

- Да нет же, говорю, у нас еще не строят таких, - Джек удобней устроил на плече мешок. - Будет, что дома рассказать. Черт, она здоровая!

Оба задрали головы. Мачта возносилась вверх на высоту не менее чем двадцатиэтажного дома, несущая струна отсюда, снизу, казалась прерывистым серым отблеском. Они какое-то время с восторгом рассматривали казавшуюся на расстоянии тонкой, а вблизи - могучую несущую ферму, потом, опомнившись, заспешили за билетами к зданию.

Расписание было вывешено в витрине рядом с дверью. Витька обрадованно угукнул, ткнул пальцем, найдя среди прочих промежуточных пунктов слово "Тамбов".

- Смотри, уже через час там будем. Стоянка там три минуты.

- Через полтора часа, - поправил Джек. - Полчаса ждать, только что вагон же ушел.

- Да все равно, - Витька махнул рукой. - На автобусе пять часов ехать, на поезде - еще больше, да и ходят они не каждый день... - он снова смерил мачту взглядом и довольно, гордо усмехнулся, как будто сам строил эту штуку.

Касса и небольшой зал ожидания оказались внутри помещения. Тут же находился и выход на посадочную площадку. Вагоны были шестидесятиместные, и половину мест уже раскупили, отпускники вовремя отвлеклись от разглядывания.

- Я есть хочу, - сообщил Джек, на ходу пряча в карман узкую розовую полоску картона. Витька сделал стойку: он тоже был голодный, на пароме они ничего не ели. - Тут где-нибудь можно?

- А вон! - Витька указал на стоявший недалеко от входа в парк небольшой павильон с откидным прилавком - под золотистой вывеской с коричневой надписью

ГОРОДСКОЙ ХЛЕБОКОМБИНАТ N 2

РОЗНИЧНАЯ ТОРГОВЛЯ

Туда часто подходили люди - и отходили, жуя что-то. Немолодая женщина в аккуратном белом халате и высокой шапочке по временам покрикивала неожиданно мелодичным и при этом громким голосом:

- Три копейки штука, на пять копеек - две штуки!

Юноши подошли ближе. Джек с удивлением и сомнением осмотрел витрину. В понимании англосакса "быстро поесть" на улице значило купить кулек с жареными во фритюре треской и картофельной соломкой или сэндвич из серого хлеба со свининой, пореем, салатом и огурцами и запить чем-нибудь. Все это стоило в Англии дешево и продавалось на каждом шагу прямо с лотков государственной фирмы "Fish & Chips" или частных семейных предприятий (там могли быть какие-то варианты) - но ассортимент оставался одним и тем же. А тут было какое-то невероятное разнообразие, скорей походившее на ассортимент кафе и невероятно вкусно пахнущее...

Между тем продавщица, увидев, что двое молодых ребят торчат совсем рядом, и один вроде бы уговаривает другого, а тот сомневается, переключилась персонально на них:

- Подходите! Ватрушки-пряженцы-расстегаи-шаньги-накрепки-чапиги - что хотите, то берите, схватите - не прогадаете!

- Я по-русски что-то разучился понимать, - шепотом признался Джек. - Это вот что все за слова?

Витька хихикнул и быстро пояснил:

- Ватрушки - это такие лепешки, а в них творог положен, просто сверху... пряженцы - жареные пирожки, вон те, маленькие, они с рубленым мясом... расстегаи - это вон те, длинненькие с дырочками, они тут с рыбой, по-моему, а вообще бывают всякие-разные... шаньги - вон те круглые, как ватрушки, только они из другого теста и с картошкой... накрепки - с кашей и с рыбой... а чапиги - такие... защипанные с картошкой... вон те. Что будешь?

Вид у Джека по-прежнему был оторопелый. Он помялся и сказал:

- Ты сам выбери. Только чтобы не маленькие и два. И попить что-нибудь горячее...

- Чай или сбитень?

- Чай, - быстро сказал Джек. Витька пожал плечами:

- Ну и зря.

- Ну возьми этот сбитень, - нахмурился Джек, - чего спрашиваешь, ты же лучше знаешь, какое тут все.

Витька, посмеиваясь, взял два серых картонных стаканчика с дымящимся сбитнем (по копейке штука), Джеку - два расстегая, себе - тоже два накрепка.

- Кушайте на здоровье, ребятишки, - улыбнулась женщина. Джек и Витька переглянулись и оба заулыбались. Потом Джек неожиданно весело махнул рукой:

- Спасибо, миссис! - и на ходу занялся пирогом.

Витька посматривал на него. Вгрызавшийся в расстегай Джек сейчас был похож на обычного мальчишку, который ест что-то вкусное и у которого хорошее настроение... и Витька неожиданно вспомнил, что сержанту всего семнадцать лет. А тот брызнул соком из дырочки на верху расстегая, чудом не обжегся и, засмеявшись, снова откусил кусок и запил сбитнем. Заметил:

- А вкусно! Травяной чай какой-то... да?

- Ну вроде того.

- У нас тоже делают напитки из трав. Настоящий чай только недавно снова появился... И пироги эти вкусные.

- С рыбой?

- Угу...

Они встали около большой афиши - кинотеатр "Россия" показывал в субботу и воскресенье комедию "По грибы", сеансы в 12.00, 14.00, 16.00, 18.00 и 20.00, цена билета - 20 копеек. В воскресенье в 10.00 - сеанс для детей, цена билета - 5 копеек, кино "Собака Пес".

Тут же были афиши. По буквам "По грибы" прыгал с перекошенной физиономией какой-то расхристанный мужик, упрямо толкавший перед собой кривобокую самодельную тачку, из которой торчали стабилизаторы старых минометных мин. Под наклонной надписью "Собака Пес" на фоне заснеженных развалин сидела на корточках оборванная девчонка, обнимавшая за шею большого худого пса-овчарку. Они смотрели в небо, откуда шел снег.

- Я сто лет в кино не был. - вздохнул Джек, поглядев на плакаты. Витька грустно сказал:

- Я тоже... А фильмы новые, я про такие не слышал... Смотри! Солнце!

Солнце наверху и правда проглянуло пару раз, потом его затянули плотные тучи. В порту громко объявили штормовое предупреждение. Витька, бросив пустой стаканчик в большую урну около входа в зал ожидания, указал на серое с белыми барашками море:

- Там раньше город был большой. Саратов. А дальше - Астрахань. Это уже потом море прорвалось по разлому...

- Англия тоже совсем не такая была, - Джек посмотрел на беспокойную воду. - Я старые карты видел. Мало общего. Вам повезло, что у вас такая земля огромная. Вон, Дальний Восток, откуда у вас все началось, вообще почти не тронуло войной... А у нас там на Острове почти все погибли, кто не погиб - одичал...

- Это ты зря! - Витька обиделся за англичан. - А как же Пять Портов?! А король Дейры?! Я книжку читал...

- "Баллада о Короле-Менеджере"? - улыбнулся Джек, явно растроганный словами русского. - А я его видел, кстати. Он же жив вполне.

- Ви... - начал Витька с восторгом, но осекся, глядя куда-то в сторону. Прошипел: - Одно к одному... видишь вон ту женщину?!

В сторону зала ожидания шла от морского вокзала уже немолодая, но подтянутая и даже симпатичная еще женщина в полушубке, с непокрытой головой и в леких бурках. Ее сопровождали несколько человек - в военных и гражданских мундирах и просто гражданские.

- А кто она такая? - Джек тоже понизил голос. Витька посмотрел на него изумленно:

- Елена Игоревна Половцева! - и перечислил одним духом: - Кавалер Золотого Ратиборца, Думец Великого Думского Круга и Старшая Круга Мораны! - видя, что Джеку фамилия явно ничего не говорит, махнул рукой: - Короче, знаменитейший человек... советница Императора... она с ним даже на Рюгене) была... Неужели она с нами поедет?! - глаза Витьки стали круглыми от неверия и счастья.

- ...следует разобраться, товарищ Третьяков, - проходя мимо ребят, Половцева посмотрела на них, улыбнулась, но тут же опять вернулась к разговору с крепким рослым мужчиной в полувоенном без знаков различия (в руке он нес какой-то смешной, не подходящий к его облику кожаный портфель). К сожалению, вся группа прошла и мимо зала ожидания тоже, и Витька разочарованно вздохнул, провожая глазами удаляющихся к памятнику людей. Джек хлопнул его по плечу:

- Эй-эй! Пошли, смотри - там на посадку приглашают!..

...Вагон струнника напоминал самый обычный автобус, только без водителя и вообще без каких-либо приборов управления - и от этого немного странный, даже пугающий слегка. Двойные широкие мягкие сиденья с удобными откидными спинками стояли вдоль стен (между ними было большое пространство, где размещалась солидная кладь), посередине оставался широкий проход, под ногами мягко пружинил коврик из пенорезины. Не очень широкое обзорное окно тем не менее шло как пояс по периметру вагона, а в носу переходило в большую панораму.

- Просим до конца отсчета занять свои места, пристегнуться и не покидать их за исключением выхода на своей станции после полной остановки и звукового сигнала, - голос из невидимого динамика был девичий, приятный такой... - Наш вагон отправляется на маршрут. Корпус желает вам приятного путешествия! - и голос начал размерено считать: - Десять... девять...

Витька и Джек уселись рядом, щелкнули замками широких ремней. Вагон был заполнен до отказа, большинство пассажиров, видимо, ехали не впервые. Это были самые разные люди, но в основном - среднего возраста и, скорей всего, спешащие по делам. Только на самом первом сиденье слева устроились двое мальчишек лет по 10-12 в зимней пионерской форме - они ухитрялись вертеться в страховке, но в основном "перешептывались" (слышно было всему вагону), с напряженным ожиданием глядя вперед:

- Сейчас когда поднимемся - дернет, ты не бойся, это так нужно...

- Да я и не боюсь! Хорошо, что нас одних отпустили...

- Это батя все... во, щас!

- ...ноль.

Короткий звон. Вагон плавно поднялся вверх - за окном проплывала серая ферма... остановилась. Короткий (и неприятный, даже жутковатый какой-то) клевок всем корпусом (кто-то ойкнул и засмеялся) - и неожиданно оказалось, что за окном разворачивается во всю ширь и длину панорама бескрайнего зимнего мира. Вагон, казалось, бесшумно и быстро летит в полном тучами небе. Мелькнула размытой тенью еще одна ферма (коротко, мягко щелкнуло где-то наверху), тело легко, но ощутимо вдавило в мягкую глубину кресла.

- Здорово, - сказал Джек. Подумал, посчитал: - Это до вашей столицы он всего за четыре часа доберется. Как самолеты в старину почти.

- Самолеты тоже со временем начнут летать, как раньше, - Витька чуть нагнулся (Джеку как гостю он уступил место у окна), посмотрел в небо. - Атмосфера успокоится... и все будет нормально. Просто струнник дешевле, да и не нужно ему ничего... ну там аэродромы... Линии везде будут строить.

- И в Африке, наверное, - Джек покачал головой. - Странно, да? Пройдет лет пятьдесят, там, где мы воевали - будут фермы... и струнник этот. Мальчишки будут ездить, как вон те.

- Пусть ездят, лишь бы про нас помнили, - неожиданно серьезно сказал Витька. - А то повылезает из щелей всякая погань и будет грызть... Опомниться не успеем - все подгрызут, и тогда опять... Читал "Письма Деду Морозу"?

- Мы в музее были, - сказал Джек. - Нас возили. Страшно. Даже не верится, что мы уцелели.

- Уцелели... - задумчиво повторил Витька. И вздохнул опасливо: - А вот я уцелею ли... в смысле - дома? Ох, что будет...

* * *

Она не могла уснуть.

Возвращение сына застало ее врасплох, и, когда он шагнул через порог - смущенный, даже испуганный, все тот же ее младший сынок... и в то же время очень сильно изменившийся - она только села (хорошо еще, на удачно стоявший стул) и, конечно, расплакалась. Хотя позади сына топтался рослый плечистый светловолосый парень, явно не русский. Кончилось тем, что Витька тоже захлюпал, стоя на пороге - и только тогда она окончательно убедилась, что это и правда ее сын...

...Муж был в командировке, дочь - тоже, старший сын - уехал в кадетскую школу, где преподавал теорию, и дома она была одна. Двое парней наполнили дом шумом, смехом и разговорами. Почти с испугом она поняла, что сын все-таки изменился - резкие слова, естественные вставки в речь на нескольких языках, вообще непонятные словечки, экономные движения... такой родной, до мелочей знакомый, он не стал чужим, но иным - точно.

Второй парень оказался его командиром и другом - англосаксом. Он собирался немного погостить у Ревков и ехать дальше домой. За обедом, с удовольствием глядя, с каким аппетитом едят оба - и сын, и гость - и рассматривая привезенные Витей нехитрые подарки, она уже совсем было собралась сказать сыну: "Ну как ты мог?! Останься теперь-то..." - но сержант, которого звали Джек Брейди, заговорил о каких-то людях, делах... и женщина с болью и гордостью поняла: нет. Сын по-настоящему не вернется домой до конца войны.

Уже вечером, лежа в постели, она слушала, как за стеной, в комнате "мальчишек", смеются и негромко переговариваются ее сын и его друг. Ей вспомнилось пережитое уже вечером потрясение - стоя на пороге комнаты, Витя переодевался, а она проходила по коридорчику... и вдруг увидела у него на бедре свежий уродливый шрам. Он был ранен. Ранен, это в голове не укладывалось. Его могло искалечить, как старшего. Могло... могло и убить! Он каждый день там, где убивают, он убивает сам. Но убитых им не получалось ни пожалеть, ни даже толком представить - женщина хорошо знала, что собой представляют эти существа, ее родные места стали окончательно безопасными не так уж давно, она помнила и самый конец Безвременья с его беспощадным черным холодом и бандами. Но он был ранен - был ранен, а ее не было рядом, чтобы, как в детстве, когда ему было больно, прижать к себе, приласкать...

... - Ма-а... - нерешительно протянул Витька. Он стоял на пороге комнаты, придерживаясь высоко поднятой рукой за косяк. - Ма, ты спишь?

- Нет. ты что, Витюш?

- Ма, мы пойдем погуляем. Я Джеку город покажу... можно?

"Можно, - подумала женщина. - Он не спросил разрешения, когда убежал на войну, но пришел - спросить разрешения на позднюю прогулку..."

- Да, конечно. Покажи, он хороший мальчик.

- Ага, - она не видела, но почувствовала, что Витя улыбнулся. - Мы не очень долго. Спи, спокойной ночи.

Он повернулся, вышел, а вскоре хлопнула наружная дверь. Женщина встала и подошла к окну.

Ее сын и англосакс шли по тропинке к калитке - рослые, плечистые, в одинаковых теплых куртках, с непокрытыми головами. Самостоятельные, спокойные, взрослые, им вряд ли уже нужны опекуны - их заменили командиры и боевые товарищи...

...Витька обернулся и помахал рукой окну, в котором стояла мама.

7.

В джипе, которым Витька добирался до места - это был большой открытый "лендровер" - кроме ящиков с местными консервами и шофера были еще двое партизан: парнишка одних с Витькой лет, сидевший за установленным в кузове автоматическим гранатометом "вектор" и здоровенный мужик, типичный ирландец, устроившийся у заднего борта с пулеметом L7A1 на коленях. И тот и другой внимательно смотрели по сторонам.

- Что, стало опасно? - осведомился он наконец.

- Тут всегда было опасно, - ответил парнишка. - Слева - "черные повязки" справа - Йотунхейм, там вообще никто не знает, что творится. Тут война не окончилась.

- Вчера напали на ферму Уоттингов, - дополнил ирландец. - Хорошо еще, вовремя подоспели соседи.

- Кто напал? - спросил Витька.

- Да "черные повязки" же, кто! - плюнул за борт ирландец.

Витька кивнул. С "черными повязками" его рота еще не имела дел, но всем было известно, что это - многочисленные банды из местных, не подчинявшиеся разгромленным "синими беретам". Оттесненные колонистами - англосаксами и не только - они вовсю развернулись в неизведанной глуши Йотунхейма. Партизаны Крэйна, ополченцы переселенцев из Европы, Тридцать седьмая группа Дальней Разведки и дислоцированная теперь здесь же рота "Волгоград" - всего около двух тысяч бойцов - сражались против как минимум втрое превосходящего численно и вдобавок очень мобильного и ни к чему не привязанного противника...

- Что там впереди такое? - тревожно спросил вдруг шофер, правой рукой ближе подтянув армейский автомат. Все поглядели вперед, на лесную дорогу.

- Черт! - крикнул ирландец. - Наши на мине подпрыгнули! Бандосы груз уносят!

И тут Витька тоже увидел все. Крытый брезентом легкий грузовик стоял на обочине, завалившись направо-вперед, дверцы высокой кубической кабины были открыты. Бандиты - в разномастном тряпье, но одинаковых черных повязках на лохмато-курчавых головах, с оружием за спинами, растаскивали из кузова ящики и грузили их на вьюки стоявших тут же низеньких лошадок.

- Жми! - крикнул парень за гранатометом. - Бей! Ул-лю-лю-люуууу!!!

Витька, чувствуя, как его охватывает боевое веселье, собранно завалился боком на борт, выставил через него РПД. Над головой прогремела-пролязгала короткая очередь "вектора" - среди обернувшихся бандитов метнулись черно-рыжие снопики разрывов, завизжали, забились, закидывая крупами и вставая на дыбы, лошади.

- Северяне, северяне! - истошно завопил молодой голос. Халатное тряпье метнулось к лошадям, не разбираясь - кто, где и сколько. Они даже не пытались отстреливаться. Ящики, еще не закрепленные на вьюках, падали, с треском раскалывались о землю.

Стреляющий джип не мог преследовать врага среди деревьев и остановился. Витька, выпрыгнув наружу, упал на колено, ловя на мушку прыгающие между стволов и листвы халаты - как вдруг услышал крик.

- Secgеs, help! Drag, secgеs!

Он увидел, как за одним из уносящихся всадников тащится, кувыркаясь, через траву и кусты человек в куртке-хаки.

Расстояние было небольшим для пулемета - метров пятьдесят - но очень большим для леса, еще немного - и всадник скроется за деревьями. Витька выпустил короткую очередь...

- Вуй! - донесся вскрик; всадник вскинул руки, скакал еще секунду, а потом разом свалился вбок. Витька передвинул ствол и успел снять еще одного - тот подскочил в седле и вылетел из него.

- Добро пожаловать на работу, - пробормотал Витька и крикнул остальным: - Я посмотрю!

Перебегая от куста к кусту, он добрался до возившегося в траве партизана - к счастью, конь, к которому он был привязан, стоял спокойно и щипал молодую травку.

- Живой? - тихо спросил Витька, присев рядом и держа пулемет боевым хватом. Левой он достал нож.

- Ребра... - спасенный сел. Из глубокой раны на лбу текла кровь. - Спасибо, - он говорил сейчас по-русски, довольно правильно, видимо, опознав русского в Витьке.

- Пожалуйста, - Витька полоснул ремень - не веревку, а именно кожаный ремень - стягивавший ему запястья. - Как же это вы влетели?

- Мина... - прохрипел тот. Руки у него тоже были в крови.

- Сам дойдешь? Вон джип.

- Дойду...

Он поднялся, похромал к дороге. Витька еще раз огляделся, пошел к убитым.

Первому бандосу он попал тремя пулями чуть правей позвоночника. Тут оставалось только констатировать: "Капец," - что Витька и сделал.

- Так, - он присмотрелся к другому убитому, пробормотал. - А этот?

"Этот" тоже был убит - две пули попали в позвоночник и сердце. На боку у бандита оказалась полевая сумка, которую Витька забрал с собой, возвращаясь к дороге...

...Там лежали еще трое убитых. Раненый "черноповязочник" сидел у заднего борта грузовика - осколки пробили ему оба бедра, и теперь он тихо скулил, со страхом глядя на ствол пулемета, который воткнул ему в ухо ирландец.

- Банда бея Маргу, - сказал ирландец. - Слушай, штурмач, посмотри в кабинет. Там что-то не того...

...Второй партизан свисал из кабины наружу. Очевидно, при взрыве мины он остался жив и пытался выпрыгнуть следом за тем, которого чуть не утащили - но задержался, вынимая из шарнира в лобовом бронестекле пулемет. Его расстреляли почт ив упор из обочины.

- Иди сюда, - позвал шофер "ровера". Молодой партизан продолжал находиться в машине за гранатометом, там же сидел и освобожденный Витькой пленный, - тут ловушка.

Водителя грузовика убило взрывом мины точно под ним - сиденье сорвало с креплений, беднягу бросило вверх и вперед так, что он пробил головой стекло, а руль вмялся в грудную клетку, сломавшись сам и проломив ее. Гранату-ловушку Витька увидел сразу - умелая рука пристроила ее на виду, между остатками руля и крышкой "бардачка".

Холодок... холодок... Витьке еще никогда не приходилось всерьез обезвреживать взрывчатые ловушки, хотя в теории он знал, как это делается и тренировался на муляжах. Сейчас он обнаружил, что ладони вспотели и более того - дрожат.

"Спокойно, - подумал он. - Парень за спиной - твой инструктор, а это - манекен в крысиной крови... да-вай!"

Очень осторожно он провел ладонью - как по волшебству переставшей дрожать - вокруг гранаты. Пальцы тут же наткнулись на тонкую проволочку, уводившую под дверцу бардачка. Ловушка для лопухов, но расчет тонкий - у любого, кто увидит своего товарища в таком состоянии, первым желанием будет его поскорей вытащить. Ну и...

Теперь вопрос. Натяжение или ослабление? Поддев лезвием ножа крышку, Витька слегка отжал ее... Что такое, он хуже видеть стал, что ли? Ну здрааась... а, нет. это пот. Капля пота. Глаза щиплет...

В бардачке лежали три смотанные кожаным ремешком брикета взрывчатки. В крайнем из них торчал обычный взрыватель, к которому шла проволочка - усики разогнуты.

Облегченно вздохнув, Витька загнул усики обратно. И, разорвав проволочку, вытащил гранату.

8.

Скобенюк при виде Витьки явно обрадовался и даже хлопнул его по плечу:

- Ну, вот и последний - и без опоздания! Рад видеть, Ланс...

Взаимно, товарищ лейтенант, - отсалютовав, улыбнулся Витька. - А что, остальные тут уже?!

- Почти все с утра собрались. Ты-то где задержался?

- Да... ехал с партизанской попуткой, а на дороге на банду напоролись.

- Привет, - посерьезнел лейтенант. - Капитану доложил?

- И даже сумку трофейную отдал... Только он меня как-то... не воспринял как-то.

- А ничего удивительного. Пополнение как раз пришло, разворачиваемся до штата. В дело скоро.

- Ну и хорошо... Так я пойду, товарищ лейтенант?

В дверях появился Мальвони, подававший лейтенанту какие-то знаки, и Скобенюк, тут же переключившись, кивнул:

- Давай...

...В палатке царил хаос. Судя по всему, радость встречи еще не прошла, и все вокруг - пол, кровати, тумбочки и столик - были завалены вещами, подарками, гражданским барахлом и прочими штуками, зачастую вообще непонятными. Эрих, сидя на столе, что-то оживленно рассказывал Нику, на котором была шапка из лисьих и енотовых хвостов (он привез ее, как оказалось, Кайсе). Олег прикреплял на стенку булавкой фотографию девчонки. Майкл показывал Кайсе же другую фотографию - маленького мальчишки в обнимку с молодым сеттером с гладкой, блестящей шерстью; и пес, и мальчишка улыбались до ушей. Джек, посвистывая, тоже раскладывал на кровати снимки.

- А-а-а-а-а! - заорал с порога Витька. - Окопались! А я уже сутки, как воюю! Где здесь сержант Брейди, который оставил в Тамбове... - он хотел ляпнуть "двух беременных девчонок", но вовремя переориентировался, - ...жуткую память по себе?!

- Вииик! - завопил Майкл, и Витька оказался в окружении радостных лиц. С трудом пробившись сквозь плотные ряды друзей, он бухнул мешок на кровать и, пару раз подскочив рядом с ним сам, достал из рюкзака книжку. Протянул Майклу:

- Держи. Как обещал. Краюхин.

- Во, спасибо! - восхитился тот и тут же полистал страницы.

- А нам чего привез? - подал голос Олег.

- Себя, - весело огрызнулся Витька, - и не говорите, что этого мало.

Он растянулся на кровати, чувствуя легкую усталость и приятное ощущение Возвращения.

- Меня тут познакомили со стратегической обстановкой, - высказался он. - Больше того, я и правда успел повоевать. Кто мне скажет, как нас собираются использовать?

- Это знает только Арвид Крэйн, - пожал плечами Джек. - Он теперь главный. А он никому ничего не говорит. Вообще стал как камень с тех пор, как пропал Билли... А теперь он еще и командующий всеми здешними силами - ответственность!

- Вот только прыжки для нас кончились, - печально вздохнул Ник. - Будем бандосов по лесам гонять пешкодралом... - он помолчал и сделал неожиданный бодрый вывод: - Ну и хорошо. А то я следы читать разучусь.

- Да-а! - заорал Олег неожиданно. - Витька! Эрих-то женился!

- Че-го-о?! - Витька опять сел. - Эрих, правда?!

То, как покраснел немец, лучше всего указывало на правоту Олега. Витька хотел расспросить поподробней, но полог в палатке неожиданно откинулся - и разговоры смолкли, потому что это прибыло пополнение.

Здрасьте. Вот это слово и висело буквально в воздухе с обеих сторон. Со стороны новичков - робко-серьезно. Со стороны ветеранов - с немалой иронией. Все помнили себя новичками - но так же всем казалось, что уж они-то так глупо не выглядели.

Впрочем, ребята выглядели скорей не глупо, а, если честно, просто растерянно и напряженно - как их тут встретят?.. Друзья по лагерю остались позади, а эти ребята и девчонка в палатке выглядели "тертыми", уверенными в себе и не слишком склонными кого-то допускать в свою компанию.

Ветераны 2-го ударного тоже пристально изучали новичков. Что за люди? Можно ли на них положиться?..

А их было трое. Рослый белокурый парнишка с румянцем во всю щеку и серыми глазами. Кудрявый, смуглый и темноволосый мальчишка - невысокий и вроде бы тонкий, но с глазами бойца - гордыми, решительными и пристальными. Светло-русый курносый парень - постарше остальных.

Игра в молчанку продолжалась недолго. Джек, поднявшись на ноги, отрекомендовался:

- Командир отделения сержант Джек Брейди.

- Заместитель командира отделения капрал Эрих Зильбер, - встал и Эрих.

- Рядовой-гранатометчик Ян Фландерс, Аурих, Англо-Саксонская Империя! - представился белокурый.

- Рядовой-помощник пулеметчика Иосип Недич, Биело-Поле, Великое Княжество Сербское! - отрапортовал смуглый.

- Рядовой-пулеметчик Роман Шишкин, Омск, Русская Империя! - доложил курносый.

- Земеля! - завопил Олег, вскакивая. - Зеоооомаааа!!!

Омск и Ишим располагались не так далеко друг от друга, километрах в двухстах с небольшим. Так что Олег и Роман на самом деле могли считаться близкими соседями. Роман тоже явно обрадовался, встретив не просто соотечественника - настоящего земляка, можно сказать, родного. Русские обнялись, расцеловались.

- Воевал? - спросил Джек у омича, когда волна националистических восторгов схлынула.

- Немного, товарищ сержант, - кивнул Роман. - Так... банды гоняли. В пионерах еще. И потом чуток...

- Охотник?

- Конечно, товарищ сержант.

- Джек, - поправил его Брейди. - Меня можно звать Джек.

Назад: Глава 10.

Дальше: Глава 12.