Не так просто менять ни к чему не обязывающий статус «малышка» на достаточно обременительный – «мамашка». Внешне я еще вполне была пионеркой: живот как основной признак беременности, по мнению советских врачей, не спешил обозначиться. Поэтому и отношение ко мне специалистов-медиков было весьма неуважительным.

«У меня на участке три с половиной беременных», – говорила моя врачиха своей коллеге в тот момент, когда я робко заглянула к ней в кабинет.

«Вот она, половина, заявилась», – продолжала она, узрев мою смущенную рожицу. Я и не возражала. Половина так половина.

«Не нравятся мне эти юные мамаши», – сурово отчитывала меня врачиха. – «О чем они только думают, сами еще дети».

Я покаянно молчала. Эта тема звучала и у меня дома. Я чувствовала себя виноватой, с одной стороны. Но с другой – была абсолютно счастлива. У нас с мужем не было квартиры, почти совсем не было денег, зато нам сообщили, что некоторым тайным образом у нас уже есть мальчик. И нам вполне хватало такого имущества, чтобы чувствовать себя богатыми. Мне ужасно нравился мой муж. Он был такой черненький, с худенькими дистрофичными ножками, синеньким от свежей щетинки личиком. Короче, он был похож на какого-то сказочного жучка, или галчонка, или вороненка. Подумав, мы с сестрой стали называть его Каркушей.

Но у него было одно скрытое достоинство, абсолютно перекрывающее для меня все его явные недостатки: я ему весьма нравилась. И этого вполне хватало для счастливой семейной жизни.

Безоблачно текли дни, неспешно рос живот, когда вновь на сцену вышла злая фея в образе врача. И почему в моей сказке все недобрые волшебницы в белых халатах? Сама не знаю.

Как-то в очередной раз робко перешагнув порог кабинета своей гинекологини, я узрела на ее месте совершенно незнакомую мне даму. Оказалось, что теперь она ответственна за мое здоровье. Дама узнала мою фамилию, потом долго рылась в каких-то бумажках. И в конце концов, смерив меня беспристрастным взглядом очкастых глаз, процедила: «У вас, девушка, несколько серьезных венерических заболеваний. Пролечиться надо бы хорошенько до родов, а то что вы там народите мне тут!»

Наверное, если бы я была бы чуть взрослее и опытнее, я бы умерла прямо там, в этом противном, покрашенном мерзкой зеленой масляной краской кабинете. Но я была столь юна, что слово «венерические» в большей степени говорило мне о богине любви Венере, чем о какой-то инфекции. Однако даже такая безбашенная девочка, как я, поняла, что что-то тут не так.

– Как же так, – промямлила я, – две недели назад все отлично было, а теперь так плохо? Как это я могла заразиться?

Врачиха внимательно посмотрела в мои ясные детские глаза, как-то поежилась и сказала уже гораздо мягче:

– Лето сейчас, грязь везде. Наверное, сидела где или в речке купалась.

Это теперь я понимаю, что она несла полную ересь с точки зрения медицины. Но, видимо, что-то в моем облике не дало ей прямо сказать мне: «У козла своего спрашивай, откуда зараза!»

Поэтому она просто выписала мне десяток сильнейших антибиотиков, велев и мужа лечить.

Когда в аптеке мне выдали авоську таблеток, я подумала, что вряд ли это полезно для ребенка. И решила пока скармливать их мужу.

Глупейший мой молодой муж тоже как-то безропотно съел версию о речке, а вместе с ней слопал и таблетки.

Хорошо, что моя мало опытная в жизни, но начитанная мать сообразила, что происходит что-то не то. Она быстро схватила меня в охапку и отвезла в известнейшее медицинское учреждение к главному специалисту страны по всяческим таким любовным недугам. Там меня тщательно обследовали и дали заключение, что я абсолютно здорова.

Но пока суть да дело, муж послушно лопал таблеточки. Постепенно он начал чесаться и терять шерстяной покров. К счастью его, я довольно быстро протрубила отбой военной тревоги. Здоровье его, конечно, быстро восстановилось. А вот психика, увы, нет. С тех пор стоит ему хотя бы насморк подхватить, он сразу начинает подвывать: «А – а, все это из-за того, что ты меня страшными лукарствами на заре жизни накормила!» И строит мне всякие скорбные рожицы. И мне очень его жаль, я думаю даже, что государство могло бы ему дать прибавочку к будущей пенсии как жертве медицинских экспериментов.

А я, взяв выписки об отсутствии каких-либо инфекций в своем могутном организме, пришла в консультацию и потребовала показать мне результаты тех исследований, на основании которых меня решили лечить. Врачиха, дернув плечом, протянула мне серенький листик, в верхнем левом углу которого была написана моя совсем не редкая фамилия и… совсем не мои имя и отчество…Оказывается, меня пытались лечить, взяв за основу чужой анализ крови.

О молодость, о легкомыслие мое! Даже это происшествие не омрачило моей радости. Любуясь на шелудящегося после таблеток супруга, я ждала того счастливого момента, когда нас станет трое.

И вот как-то ночью я поняла, что мне не спится. И даже не сидится, и не естся! А последнее – уже очень опасный для меня симптом. Всполошившийся юный муж быстро набрал две заветные цифры. И минут через сорок перед нами стояли не двое из ларца, а две мрачные личности из белого фургона. Обреченно пошла я за ними к машине. За мной топал бледный муж и красная стенающая мать. Я залезла в эту страшную машину, на которой как-то преждевременно, на мой неискушенный взгляд, был уже нарисован крест. Врач сурово обернулся к стремящимся пролезть за мной маме и мужу. Оглядев их орлиным взором, он грозно спросил: «Кто из вас муж?!» И я сразу поняла, что попала…