Книга: Голова как решето. Зачем включать мозги в эпоху гаджетов и Google
Назад: 17. Знания, которые в нас вкладывают
Дальше: 19. Лиса и еж

18. Загадка про ледниковый покров

Сегодня оставаться в курсе происходящего стало как никогда трудно. Предлагаю вашему вниманию задачку, придуманную Дэном Каханом, преподавателем психологии и права из Йельского университета.
Климатологи верят, что из-за глобального потепления, вызванного деятельностью человека, ледниковый покров на Северном полюсе может растаять, а следовательно, уровень воды в Мировом океане поднимется. Верно или неверно?
Успели ответить? Вот и замечательно. А теперь идите к холодильнику, из морозильной камеры достаньте кубики льда и высыпьте пригоршню в кружку или мерный стакан. Залейте водой и отметьте ее уровень кусочком липкой ленты (или запомните деление на шкале мерного стакана). Подождите некоторое время. Когда весь лед растает, сверьте уровень воды. Вы обнаружите, что уровень воды не изменился.
Ледяной покров на Северном полюсе – это пласт льда, дрейфующий в Северном Ледовитом океане. Не тонет он по той же причине, что и кубики в стакане: у льда плотность меньше, чем у воды в жидком состоянии. Как и любой другой плавающий объект, арктический лед вытесняет ровно столько воды, сколько сам весит. Поэтому при таянии его влияние на уровень Мирового океана оказывается… нулевым. У задачи Кахана правильный ответ «Неверно».
Включив эту задачу в материалы некоторых исследований, Кахан обнаружил, что решить ее могут только 14 %. Интересно то, что либералы и консерваторы справляются с ней одинаково плохо. Квалифицированное большинство обеих партий единодушно проголосовало за… неправильный ответ. Заметим, что либералы и консерваторы имеют четкие взаимоисключающие мнения по проблеме изменения климата. Загадка Кахана наглядно показывает, что глубоким пониманием научной стороны вопроса эти мнения по большей части не подкреплены.

Верно или неверно: все ваши знакомые идиоты, как и вы сами

В книге «Война республиканцев с наукой», написанной Крисом Муни в 2005 г., утверждается, что не либералы, а консерваторы в большей степени склонны отрицать мнения ученых по поводу актуальных проблем. Собрать данные, подкрепляющие это допущение, несложно, но окончательный вывод зависит от их упорядочения. Как обычно, результаты исследования зависят от выбора формулировки вопроса.
К примеру, Кахан разделил испытуемых в случайном порядке на две группы, и каждая получила свою версию вопроса типа «да/нет».
А. Человек, каким мы знаем его сегодня, произошел от более ранних видов животных.
Б. В соответствии с теорией эволюции человек, каким мы знаем его сегодня, произошел от более ранних видов животных.
Разница оказалась огромной! Примерно половина группы, которой достался вариант «А», сочла его верным. И более 90 % другой группы согласилось с тем, что правилен вариант «Б». Незамысловатая идея естественного отбора известна практически каждому. Сложно о ней не знать, если принять во внимание ее вездесущность: без этой темы не обходятся мультфильмы, научные программы и религиозные трактаты. Однако интервьюер, который провел опрос только по версии «А», придет к выводу о большей неосведомленности испытуемых, чем если бы опрос проводился по версии «Б». И несведущими в этой ситуации вполне могут оказаться республиканцы.
И консерваторы, и либералы с готовностью утверждают, что наука на их стороне – когда это действительно так и, в некоторых случаях, когда они заблуждаются. Но на деле это обоснование обычно придумывают постфактум. Редко когда политическую позицию выбирают исходя из научных фактов. Доказано, что люди имеют обыкновение принимать на веру убеждения окружающих. Люди не всегда готовы признать общенаучный факт, поскольку многие из тех, кому они доверяют, – соседи, коллеги, священники и политические лидеры – говорят, по наблюдениям Кахана, примерно следующее: «Если ты один из нас, то верь вот в это, иначе мы решим, что ты все-таки один из них». Получается, что, когда поднимается острый политический вопрос, результаты опроса показывают, хотя бы отчасти, какое мнение общепринято для данной группы или культуры. «Совершенно ясно, – говорит Кахан, – что на вопрос “Верно или неверно, что все близкие вам люди идиоты?” никто не станет отвечать “Да, верно”».

 

В вопросе о дрейфующих льдах Северного полюса спрашивается, во что верят климатологи, а не участники исследования. Если бы вопрос поставили по-другому, то правильных ответов среди консерваторов оказалось бы больше – хотя и в силу неверных причин!
Ловко сформулированные вопросы могут оказаться очень кстати, когда нужно определить, что испытуемые знают на самом деле. Используя этот и другие научные вопросы, как изворотливые, так и более прямолинейные, Кахан установил, что в общем и целом прослеживается довольно незначительная корреляционная связь между научными знаниями с одной стороны и убежденностью в угрозе глобального потепления – с другой.
Кахан провел опрос на общенаучную грамотность, взяв некоторые вопросы из опросников Национального научного фонда (к примеру, «Верно или неверно: принцип работы лазера заключается в фокусировке звуковых волн… Антибиотики убивают не только бактерии, но и вирусы»). Полученные результаты Кахан представил на диаграмме, взяв за основание политическую идеологию. Из графиков получилась фигура, которая напоминает даже не хоккейную клюшку, а опрокинутую «V». Самые в научном плане безграмотные – независимо от политических убеждений – смотрят на проблему изменения климата, по сути, одинаково: температура на Земле повышается из-за деятельности человека. На эту группу пришлось 30 % участников.

 

Научная грамотность способствует разногласиям по проблеме изменения климата

 

Рост показателей знания оборачивается все большим расхождением во мнениях. Чем больше либералы знают о науке, тем чаще заявляют, что изменение климата – дело рук человека. Чем больше консерваторы знают о науке, тем реже верят в причастность человека к изменению климата.
Но как такое возможно? Похоже, что многие научные знатоки применяют свои знания как средство доказать самим себе то, во что им хотелось верить с самого начала. Решив подтянуть свои знания по проблеме изменения климата, они обычно начинают с (иногда не идут дальше) научно-популярной литературы, выдержанной в духе их политических взглядов. В научных формулировках неопределенного характера (которых будет много) они наверняка отыщут себе поддержку и уверуют в слепой фанатизм своих политических конкурентов, которые ничего не смыслят в науке (а многие смыслят, да еще как!).
Диаграмма Кахана вызывает серьезное беспокойство. Нам хотелось бы думать, что невежды могут верить в любые несуразицы, но знание помогает нам подступиться к единственно правильному решению. Если б только каждый из нас начал как следует разбираться в вопросах науки и культуры, гармонии в мире стало бы больше… Исследование Кахана вынуждает в таком оптимизме усомниться.
Вопрос не в рациональности невежества (разумно оставаться невеждой, потому что цена за приобретение знаний выше полученных преимуществ), он гораздо глубже. Чтобы составить мнение по вопросам научного и технического характера, которыми сегодня определяется государственная политика, – изменение климата, сетевой нейтралитет, эксперименты со стволовыми клетками, генно-модифицированные продукты, – знать пару-тройку фактов недостаточно. Эти факты нужно тщательно обдумать, а затем целенаправленно выискивать аргументы, которые побуждают сомневаться в том, во что хотелось бы верить или что казалось верным на первых порах. У обычных людей едва ли найдется время и желание заниматься чем-то подобным. Мы фальсифицируем собственное мнение, следуя за толпой (за нашей частью толпы). Кахан предупреждает, что
такой образ мышления пагубен для всех: чем больше он усваивается гражданами демографического общества, обладающего культурным многообразием, тем меньше у них становится точек соприкосновения в оценке научно обоснованных фактов, необходимых для защиты их от вредных последствий.

Совещательная демократия

Малосведущие не только меньше знают, они также видят меньше необходимости в совещаниях, в отличие от людей осведомленных. Тем не менее они считают себя вполне знающими и имеют твердые мнения по обсуждаемым вопросам. Поскольку людей невежественных и не склонных что-либо обсуждать довольно много или даже большинство, толпа не так здравомысляща, как могла бы быть.
Подобное беспокойство не ново. В 1787 г. благородный Джеймс Мэдисон предупреждал, что знаний у обычного американца недостаточно, чтобы задавать направление государственной политике. Он писал, что «общественные взгляды в республике возвышеннее и шире, ибо просеиваются отборным органом, состоящим из граждан, чья мудрость позволяет наилучшим образом определить интересы страны». Этими отборными (выборными) органами стали конгресс и коллегия выборщиков, призванные изучать и обдумывать то, во что не стали бы углубляться избравшие их люди. Выборные органы решают, как лучше всего проголосовать, чтобы исполнить волю народа.
Но идеалист-республиканец Мэдисон и представить себе не мог, какой прочной окажется популистская позиция американского электората и какими способами грядущие технологии станут насаждать популизм. Один из таких способов лег в основу исследований, описываемых в этой книге: опрос общественного мнения – практика, осуществляемая с каждым разом все легче и все чаще.
В 1936 г. Джордж Гэллап предсказал, что на президентских выборах Франклин Рузвельт возьмет верх над Альфредом Лэндоном. Гэллап был не первым, кто занялся опросами. Однако именно ему удалось одержать победу над более известным и дольше существующим опросом журнала Literary Digest, который пророчил убедительную победу Лэндону. В опросе Гэллапа участвовало 50 тысяч респондентов, огромное количество по сегодняшним меркам. Но опрос Literary Digest охватывал мнения двух миллионов человек. Разница была в том, что респонденты журнала не представляли собой общую массу избирателей. Давид (Джордж Гэллап) победил Голиафа благодаря тому, что лучше старался отразить общественное мнение.
В лучах своего триумфа 1936 г. Гэллап сделал то, что обычно делают ломающие устои новаторы. Своим дерзновенным новшеством он вернул привычный ход вещей в старое русло, только на улучшенный лад.
Можно сказать, что сегодня вторую жизнь обрела идея проведения городских собраний по образцу штата Новой Англии. Ежедневные газеты расходятся огромным тиражом… радиопередачи звучат практически повсюду… а теперь мы шагнули в эпоху референдума среди выборочных групп, который позволяет незамедлительно получить мнение общественности по поводу спорных вопросов повестки дня, и теперь мы фактически можем проводить городские собрания в масштабах всей страны.
Хотя нам нравится повторять, что единственное анкетирование, результаты которого засчитываются, происходит на избирательном участке, ни один политик так не считает. Результаты опросов оказываются самоисполняющимися пророчествами. Они порождают чувство неизбежности (или обреченности), которое определяет, кто сможет собрать необходимые для предвыборной кампании средства, чья фамилия попадет в избирательный бюллетень и кто одержит победу на выборах. Вездесущая роль опросов в СМИ, как и популистская вера в демократию прямого участия, послужила поводом к проведению референдумов. Голосуют за гастрономические пабы и участников реалити-шоу, а теперь еще и за принятие того или иного закона, причем по большей части одинаково невнимательно и скоропалительно.
Как бы то ни было, Мэдисон был по-своему прав. В наш век, как и в его, большинство избирателей недостаточно хорошо осведомлены в тех вопросах и фактах, без которых невозможно правильно оценить ситуацию. Республиканские политические деятели не всегда были информированы лучше. А избирательные кампании свелись к упражнению в распространении ложных знаний среди широкой общественности.

 

По мнению скептиков, малосведущие избиратели всегда таковыми и останутся. Они намекают на то, что такие избиратели слабы не только знаниями, но и мыслительными способностями. Однако есть доказательства, что учиться невежды все-таки способны, надо только дать им возможность и аккуратно подтолкнуть к знаниям. Даннинг и Крюгер это продемонстрировали. Проведя очередной тест на логику, они получили согласие некоторых участников, показавших наихудший результат, прослушать ускоренный курс логического мышления. И ведь помогло! Улучшилось не только их умение логически мыслить, они смогли осознать свое прежнее невежество. Пройдя обучение, они более объективно подошли к своему умению решать логические задачи, когда им предложили снова оценить их первый тест (теперь они выставили себе более низкие оценки). «Один из способов помочь человеку осознать собственную некомпетентность – сделать его компетентным, – пишут Даннинг и Крюгер. – Разумеется, и в этом-то весь парадокс, как только у них появится метакогнитивный навык осознания собственной некомпетентности, они перестанут быть некомпетентными».
Существует интересное решение по преодолению рационального невежества, эффекта Даннинга – Крюгера, и искаженности ментальных карт. Оно называется совещательный опрос. В 1996 г. несколько энергетических компаний Техаса связались с Джеймсом Фишкином, который тогда преподавал в Техасском университете, по поводу одной проблемы. Согласно новому законодательству коммунальные предприятия обязаны были посоветоваться с потребителями, прежде чем планировать строительство электростанций. Решить нужно было два серьезных вопроса. Во-первых, должны ли они сделать упор на заботу об окружающей среде или же взяться за строительство новых электростанций? Во-вторых, должны ли они строить электростанции, работающие на ископаемом топливе, или же разрабатывать потенциал солнечной и ветровой энергии, которая не наносит вреда окружающей среде, но обходится значительно дороже?
Раньше подобные вопросы техасские энергетические компании решали на открытых заседаниях. Они знали, чего ждать. Придет группа ревностных защитников окружающей среды, группа скептиков, отрицающих изменение климата, и группа сердитых энергопотребителей, которых любые разговоры о повышении ставки приводят в ярость. Появятся либералы, местные жители, недовольные строительством в их городе опасного объекта, представители торговой палаты, защитники животных из Национального Одюбоновского общества – да кто угодно, но только не «обыкновенные граждане». Остается только гадать, разделяют ли какие-либо из этих организованных групп интересы посторонних лиц. Мнений друг друга эти группы точно не разделяют.
В качестве альтернативы можно было бы предложить общественный опрос. Но его недостаток в том, что зачастую результаты «опросов» сочиняются прямо на месте, лишь бы интервьюер остался доволен. Политолог Джордж Бишоп однажды это наглядно показал, спросив у общественности, поддерживает ли она отмену закона «О государственном управлении 1975 г.». Такого закона не существовало. Но 30 % опрошенных попались на удочку и высказались за или против. Как выяснил Бишоп, чем меньше человек образован, тем охотнее высказывает свое мнение.
Вопросы планирования энергетических мощностей сложны, требуют технических знаний и нагоняют тоску. Общественности свойственно рациональное невежество, когда речь заходит о сопоставлении стоимости угольной электростанции и ветроэнергетической установки, а также о том, как это отразится на расценках за киловатт, окружающей среде и экономическом росте. Вопросы в анкете придется сильно упростить, и результат может зависеть от формулировок. Не исключено, что до сознания многих дойдут разве что политические науськивания, такие как «экологически чистая энергия» и «свободный рынок».
Третьим вариантом рассматривалось создание фокус-группы. Небольшую группу «обыкновенных граждан» можно было бы собрать за одним столом для постановки проблемных вопросов и обмена мнениями. Групповой формат позволяет ввести участников в курс дела, в группе можно вести обсуждение. Но фокус-группа не может быть достаточно большой, чтобы претендовать на статистическую значимость. В ходе дискуссии, как правило, инициативу берут на себя один-два лидера.
Коммунальные предприятия заинтересовались вариантом, предложенным Фишкином в 1988 г. Этот вариант он назвал совещательным опросом: «Суть в том, чтобы… выяснить, что решили бы люди, если бы им дали возможность как следует подумать».
Совещательный опрос – это опрос общественного мнения с участием большой фокус-группы, численность которой приближена к размеру городского собрания и в которой проводят ускоренный курс по текущему положению дел. Группа заполняет опросные листы, затем слушает курс, а после отвечает на вопросы повторно. Смысл в том, чтобы посмотреть, изменится ли позиция участников после знакомства с фактами, осмысления ситуации и обмена мнениями.
Коммунальные предприятия Техаса идею Фишкина одобрили. Они финансировали проведение опроса, затем пригласили часть группы в одну из гостиниц Далласа и устроили совещание. Присутствующим раздали информационные листы, составленные не без участия пайщиков. Каждому позволили представить все факты и доводы, имеющие отношение к делу (при этом не разрешалось препятствовать оглашению доводов и фактов оппонента). Как на самом настоящем съезде, участников развели по секциям и назначили в каждую председателя, а после собрали вновь на пленарном заседании, где предоставили возможность задавать вопросы чиновникам и другим участникам встречи.
По результатам первоначального опроса, переплачивать за киловатты в обмен на экологически чистую энергию предпочли 52 % участников. При повторном опросе, проведенном в конце встречи, их количество выросло до 84 % – среди той части группы, которая приехала на встречу и участвовала в совещании. Число тех, кто согласен доплачивать за заботу об окружающей среде, также увеличилось – с 43 до 73 %.
Результаты какого опроса считать «настоящими» – самого первого или того, что состоялся после заседания? Настоящие и те и другие. Они отражают разные состояния. Мнение, сформировавшееся в ходе совещания, представляется, однако, более взвешенным. Чтобы отрицать достоверность этого утверждения, пришлось бы объявить мнение, основанное на знаниях и размышлениях, ненастоящим и заявить, что только мнение, основанное на невежестве, может претендовать на достоверность.
Совещательный опрос позволяет участникам сформировать подлинное мнение, что во многом достигается благодаря знакомству с фактами, а также не без обмена мнениями с теми, кто разделяет другие точки зрения. В дискуссиях и дебатах мнение оттачивают с большей эффективностью, чем за чтением красноречивых передовиц. В наш век такой обмен мнениями случается не так часто, как в былые времена. Мы общаемся с соседями, а они смотрят по кабельному те же самые новостные каналы. В ситуациях, когда разногласий не избежать, – в транспорте, у барной стойки, за большим семейным столом, – мы пользуемся «тактикой выживания»: меняем тему разговора. Так наши беседы лишаются свойственной городскому собранию живости, благодаря которой возможно заново обдумать или отточить свои взгляды, а иногда даже в корне их пересмотреть, слушая мнения других участников.

 

Отцы-основатели создавали США по образцу демократий античного Средиземноморья. Но они упустили из виду самое радикальное новшество афинской демократии: метод случайного выбора. В Афинах большинство чиновников и деятелей законодательных органов выбирались жеребьевкой. Задача заключалась не в том, чтобы выбрать подходящих людей для той или иной работы, скорее в том, чтобы получить представительную выборку из числа местных жителей.
Американцы методом случайного выбора определяют состав коллегии присяжных. Выбирать подобным образом конгрессменов было бы неразумно. Совещательный опрос – это новый взгляд на выборы по-афински. В первоначальном опросе участвует группа, набранная из обыкновенных граждан по случайному принципу. В этой группе вслепую выделяют подгруппу участников – примерно от трехсот до пятисот человек, – которых приглашают встретиться за совещательным столом.
В Древних Афинах решения группы, определенной методом случайного выбора, объявлялись законом. В США они не имеют и никогда не будут иметь такой силы. То же самое относится и к опросам Института Гэллапа. Опросы общественного мнения проводятся неофициально, это деятельность частного характера, которая никаким образом не претендует на законодательный статус. Однако мы уже разобрались в том, что результаты нужным образом организованных опросов расходятся по СМИ и становятся частью политического диалога. Фишкин надеется, что совещательный опрос тоже способен влиться в эту струю. Он несет избирателям и власть имущим мысль о том, что мнения могут определяться знаниями и диалогом и что взвешенная оценка фактов помогает одни решения предпочесть другим. Политики всегда вынуждены объяснять свои действия электорату, например так: «Я проголосовал за этот законопроект, потому что, по данным опросов, в моем округе 60 % населения его поддерживает». Совещательный опрос предлагает политикам больше шансов выбрать грамотное и адекватное решение вместо глупого.
При проведении совещательного опроса по проблемам в духе «маршмеллоу-теста», когда предполагается долгосрочный компромисс, мнения могут перемениться особенно резко. Когда же проводится обычный опрос общественного мнения, многие отвечают, что не согласны жертвовать чем бы то ни было сейчас ради будущих улучшений. Но здравая государственная политика зачастую требует как раз подобного долгосрочного расчета.
По этому поводу можно привести интересный случай, произошедший в 2012 г. в Калифорнии во время голосования по принятию законодательной инициативы «Предложение-31». Фишкин принимал участие в ее разработке, проводя совещательный опрос. В опроснике и на обсуждениях было представлено 30 реформ, которыми предлагалось дополнить законодательство Калифорнии. Из них уверенно одобрили шесть. Они-то и вошли в «Предложение-31» – закон «О работе правительства и его подотчетности».
Согласно одной из реформ, законодательному собранию штата запрещалось принимать (некоторые) законопроекты, ведущие к увеличению расходов или уменьшению налогового сбора, за исключением тех случаев, когда у членов законодательного собрания имеется способ оплатить дополнительные расходы или возместить потерю доходов в бюджет.
Это положение не было ни либеральным, ни консервативным. Оно практично. Никто не станет покупать машину или дом, не узнав цены. Никто не станет увольняться с работы, не придумав способа оплачивать счета, не имея постоянного дохода. Так почему к программе расходов или понижению налогов нужно подходить как-то иначе? Законодатели обязаны голосовать за принятие закона и связанные с ним расходы как за единое целое.
В действующей законодательной системе мало что благоприятствует подобным методам управления. Либералы знают, что легко оказаться у рычагов власти, если все раздавать безвозмездно. Консерваторы знают, что народ любит, когда безвозмездно уменьшают налоговый сбор. И те и другие понимают, что счет обязательно придет (рано или поздно), но у них есть разные идеологические способы оправдаться за последствия. Консерваторы верят в тактику «взять “зверя” на измор»: сократить налоги сейчас, а когда у правительства закончатся деньги, «зверю» придется сократить и расходы – уж как-нибудь да сократят, и, скорее всего, без каких-либо политических последствий для тех, кто уменьшил налоговый сбор. Либералы верят, что розданные однажды привилегии обратно будет уже не забрать, так что правительству рано или поздно ничего не останется, кроме как увеличить налоговый сбор. Обе тактики бесчестны, поскольку предоставляют выгоду без оглядки на неизбежность платить по счетам. В них нет ничего по-настоящему компромиссного.
Участники совещательного опроса эти тактики осознали. А вот электорат Калифорнии – нет. «Предложение-31» отвергли большинством голосов: 60,5 % против 39,5 %. Анализ причин произошедшего показал, что избиратели так до конца и не поняли, чем «Предложение-31» было на самом деле. Еще один пухлый пакет реформ (а ведь были и другие!), который пришел вместе с почтой, озаглавлен как-то туманно и написан витиеватым языком. В тот год жители Калифорнии получили еще десяток подобных «Предложений», так что 31-му привлечь к себе внимание было непросто.
«Предложение-31» получило «поцелуй смерти» – нежелательную поддержку среди сторонников Республиканской партии в Калифорнии. Однако республиканцам до проблемы налоговых сборов не было никакого дела, поскольку им не приходилось даже надеяться на проведение каких-либо законопроектов в Сакраменто. В «Предложении-31» они видели способ контролировать финансовые расходы законодателей от Демократической партии. Демократы и члены профсоюзов выступили против. Довольно большая часть электората, возможно, впервые прочла название этого пакета реформ, когда получила бюллетени. Бегло посмотрев, о чем речь, избиратели проголосовали в рамках партийной линии.

 

В 2003 г. Фишкин перебрался в Стэнфорд. Сейчас в Стэнфордском университете есть Центр совещательной демократии. На его счету более 70 совещательных опросов, проведенных в 20 странах. На обсуждение выносились такие вопросы, как уборка снега в японском городе Саппоро, урбанизация в Гане, объединение Северной и Южной Кореи, принятие мер в отношении цыганского населения Болгарии и распределение доходов от природного газа в Танзании.
Совещательный опрос обходится дороже, по сравнению с обыкновенными опросами. Спонсорам приходится оплачивать расходы нескольких сот участников на дорогу и гостиницу. Эти расходы выглядят несущественными, когда на кону важный политический вопрос. Только подумайте, сколько денег уже потрачено на то, чтобы сформировать общественное мнение об изменении климата. Это битва миллиардеров братьев Кох с Томом Стайером, а в качестве оружия у дуэлянтов – чековая книжка и ручка. Совещательный опрос, который встал бы на защиту одной из сторон, обошелся бы совсем недорого и окупился сторицей – если, конечно, сумел бы всех убедить.
Можно заметить, что политическая среда слишком разнородна, поэтому совещательный опрос едва ли что-нибудь изменит. Нетрадиционные идеологии, не имеющие шансов заручиться доверием хорошо осведомленного большинства, всегда делали ставку на то, что избиратели, разбирающиеся в происходящем плохо, такими же неосведомленными и останутся. Как бы добросовестно совещательный опрос ни проводили, обвинения в подтасовке все равно последуют. Будут говорить, что людям, которые поменяли свою точку зрения, во время совещательного опроса промыли мозги и что мнение другой стороны не представили как следует.
Подобные обвинения звучат и в адрес традиционных опросов общественного мнения. Любой недовольный результатами опроса может взять и провести собственный. В наше время опросы проходят сотнями, как с левосторонним, так и с правосторонним политическим уклоном. СМИ и общественность достигли определенного совершенства в умении распознавать сущность того или иного опроса. Нам известно, что доверять можно тем опросам, у которых добросовестная и непредвзятая репутация; а еще мы знаем, что усредненные результаты нескольких опросов информативнее результатов одного опроса. Кандидат, терпящий поражение, имеет обыкновение говорить, что данные опросов неверны и доверять можно только тем опросам, которые проводятся его избирательной кампанией.
Совещательному опросу не нужно никого убеждать. Его задача главным образом сводится к тому, чтобы повлиять на людей разных политических позиций, которые ничего не знают о предмете опроса или особо о нем не задумывались. А таких людей довольно много (как свидетельствуют исследования, приведенные в этой книге). Но все могут согласиться в одном: мнения, основанные на фактах и размышлениях, лучше некомпетентных мнений.
Назад: 17. Знания, которые в нас вкладывают
Дальше: 19. Лиса и еж