Но Эллимир, конечно же, перехватила брата – и весь остаток дня Сэм проторчал в зале суда. Выносили приговор воришке, который пытался изворачиваться и врать, несмотря на то что под заклинанием правды физиономия его желтела все ярче с каждым новым словом лжи. Разбирался спор о недвижимости, в котором быстро установить истину не представлялось возможным, поскольку все изначально задействованные в этом деле стороны давным-давно умерли. Затем без долгих проволочек осудили несколько мелких преступников: эти сразу же во всем признались, надеясь, что если суд обойдется без заклинания правды, то посмотрит на них более снисходительно. И наконец, один из адвокатов произнес длинную, занудную речь, как выяснилось, совершенно не имеющую отношения к делу, потому что вся она основывалась на правовой норме, отмененной более двадцати лет назад – в ходе реформ Оселка.

Тем вечером, однако, никакие официальные обязанности принца не отвлекали, хотя за ужином Эллимир снова усадила рядом с Сэмом очередную младшую сестричку кого-то из тысячи своих друзей. К несказанному удивлению принцессы, Сэм вдруг сделался и общителен, и разговорчив, так что впоследствии юная красавица неизменно вставала на его защиту, когда другие девушки порицали принца за равнодушие и холодность.

После ужина Сэм сообщил сестре, что следующие три дня намерен посвятить занятиям и хочет изучить заклинание, требующее полного сосредоточения. Еду и воду ему будут приносить из кухни, а он запрется у себя в спальне, и беспокоить его ни в коем случае нельзя. Эллимир восприняла это заявление на удивление благодушно, отчего Сэм почувствовал себя крайне неуютно. И вместе с тем в груди его нарастало радостное возбуждение, и даже долгие часы, затраченные на создание самой простенькой фантомной копии самого себя, ничуть не притушили волнующего предвкушения. Сэм закончил работу, когда уже пробило полночь, и, если смотреть от двери, фантом выглядел в точности как принц, хотя с других ракурсов казался совершенно плоским. А если к нему обращались, фантом умел прокричать: «Отстаньте!» и «Я очень занят!», убедительно имитируя голос принца.

Создав фантом, Сэм поднялся в мастерскую и забрал всю свою наличность, а также и несколько своих поделок, которые, как ему казалось, могли бы пригодиться в дороге. В шкафы он даже не заглянул: они так и остались стоять по углам, точно всем своим видом выражающие неодобрение часовые.

Но когда Сэм наконец-то улегся спать, шкафы привиделись ему во сне. Ему снилось, будто он снова поднимается по лестнице, отпирает дверцы, достает бандольер с колокольцами, открывает книгу и прочитывает слова, которые вспыхивают огнем, и подхватывают его, и влекут его в Смерть, и сбрасывают в ледяную реку, и дыхания не хватает…

Сэм проснулся: он метался на постели так, что простыни сбились и закрутились вокруг его шеи, перекрывая поток воздуха. Паренек в панике принялся отбиваться – но наконец понял, где он, и неистово колотящееся сердце понемногу начало успокаиваться. Где-то вдалеке пробили часы; им вторили крики ночной стражи: «Все спокойно!» Было четыре утра. Сэм проспал всего-навсего три часа, однако он знал: это все время, что ему отпущено. Пора наводить обманную личину. Пора Сэму Страннику трогаться в путь.

В предрассветной темноте Сэм выскользнул из дворца. Повеяло утренней прохладой. Наведя с помощью магии Хартии чары безмолвия и невидимости, принц украдкой спустился по лестнице, проскользнул мимо караульного поста в юго-западном внутреннем дворе и по круто уходящему вниз коридору пробрался в сады. Он ловко ускользнул от стражей, что неуклюже топтались среди роз на нижней террасе, и вышел сквозь подземный проход, запертый посредством стали и заговора. К счастью, юноша стащил ключ от замка, а дверь признала его по знаку Хартии.

Оказавшись в проулке, что выводил на Королевскую дорогу, Сэм перебросил через плечо свои на удивление тяжелые переметные сумы и задумался, не следовало ли ему еще во дворце заново перебрать все вещи и оставить ненужное, а то сумы того и гляди грозили лопнуть по швам. Но что он мог выложить? Он же взял только самое необходимое: плащ, чистые рубашки, штаны и нижнее белье; швейный набор, несколько брусков мыла и туалетные принадлежности, а заодно и бритву, в которой, признаться, не слишком нуждался; томик «Наиполезнейшего путеводителя», запас серных спичек, тапочки, два золотых брусочка; квадратный кусок клеенки, что при необходимости сможет сойти за импровизированную палатку, бутылку бренди, кусок солонины, буханку хлеба, три имбирных кекса и еще несколько вещиц собственного изготовления. А в придачу к содержимому переметных сум у него только и было что широкополая шляпа, поясной кошель и довольно-таки неказистый кинжал. Первой остановкой Сэма станет центральный рынок: там он купит меч. А потом отправится на конную ярмарку на Анстирово поле и подыщет себе скакуна.

Выйдя из проулка на Королевскую дорогу и влившись в стремительно нарастающий поток мужчин, женщин, детей, собак, лошадей, мулов, телег, нищих и невесть чего, Сэм разом воспрял духом; подобного настроения он не испытывал уже много лет. Это радостное предвкушение он знавал разве что ребенком, в преддверии нежданного праздника. Свобода от всякой ответственности внезапно даровала ему право развлечься на всю катушку: бегать, кричать, хохотать…

Сэм и в самом деле рассмеялся – этак побасистее, в соответствии с новым образом. Смех прозвучал неестественно, вроде сдавленного бульканья, но Сэма это не озаботило. Подкрутив новенькие, созданные магией Хартии усики, он ускорил шаг. Вперед, навстречу приключениям – конечно же, только того ради, чтобы спасти Николаса.

Три часа спустя его предрассветный бодрый энтузиазм по большей части иссяк. Личина Странника служила превосходной маскировкой, но торговцев и барышников к себе не располагала. Странники считались покупателями не из лучших, наличных денег у них обычно не водилось, они предпочитали бартер: расплачивались товаром либо услугами.

А еще день выдался не по сезону теплым, даже для поздней весны. Так что покупка меча на людном рынке оказалась не самым приятным делом: парнишка вспотел и каждая секунда казалась ему часом.

Конная ярмарка оказалась еще хуже: мухи тучами роились в воздухе, лезли в глаза и рты, равно докучая и людям, и животным. Неудивительно, что много веков назад король Анстир распорядился перенести конную ярмарку за три мили от города. За годы междуцарствия ярмарка вымерла, а вот теперь, в царствование Оселка, снова начала разрастаться. Сегодня постоянные конюшни, загоны и аукционные ринги занимали добрую квадратную милю, а на пастбищах, примыкающих к ярмарке как таковой, паслись еще лошади. Разумеется, подобрать себе подходящего скакуна среди такого разнообразия было делом небыстрым, а за коней получше приходилось вступать в торг с конкурентами. На ярмарку съезжались со всего королевства; являлись даже варвары с Севера – особенно в это время года.

Невзирая на толпу, мух и жесткую конкуренцию, Сэмет из обоих закупочных испытаний вышел с победой. На поясе его висел простой, но надежный меч-полуторник; обмотанная акульей кожей рукоять на ощупь казалась приятно шершавой – парнишка то и дело постукивал по ней пальцем. За ним брела немного нервная гнедая кобылка; поводья успешно обуздывали все ее неврозы. Впрочем, она казалась выносливой и крепкой, стоила недорого и внимания к себе не привлекала. Сэм прикинул, не назвать ее Тонин в честь самой нелюбимой своей телохранительницы, но решил, что это мальчишество и злопамятность. Предыдущий владелец называл лошадь Капусткой – неизвестно почему, – ну, пусть так и будет.

Оставив позади толпы и вонь конной ярмарки, Сэм сел верхом и осторожно двинулся вперед, пробираясь сквозь непрекращающийся поток движения, огибая телеги и разносчиков, осликов с пустыми вьючными корзинами, бредущих из города, и осликов, нагруженных доверху и бредущих в город, артели рабочих, переукладывающих камень мостовой, и всевозможных путников неопределенного вида. Неподалеку от города его нагнал королевский гонец верхом на чистокровном вороном скакуне, за которого ожесточенно торговались бы на ярмарке, а позже – четверо стражников: мчать так, как они, можно, только зная, что свежие лошади ждут их на каждой придорожной почтовой станции. Оба раза Сэм сутулился и надвигал шляпу пониже, несмотря на то что обманная личина еще держалась.

С помощью «Наиполезнейшего путеводителя» Сэм уже выяснил, где сделает первую остановку. Он проедет Узким трактом по перешейку, что соединяет Белизаэр с материком, потому что другого пути не было. Оттуда по главной дороге поскачет на юг, в Орхайр. Сэм прикидывал, не двинуться ли на запад, в Синдл, а оттуда к реке Раттерлин и там сесть на корабль до Квайрра. Но в «Наиполезнейшем путеводителе» упоминался замечательный постоялый двор в Квайрре, где подают знаменитого заливного угря. Сэм это блюдо просто обожал и не видел, почему бы ему не добраться до Закрая сколь можно более комфортным образом.

Не то чтобы путь после Квайрра сулил много комфорта. Вдоль восточного побережья почти до самого его конца пролегал Великий Южный тракт, но Закрай находился в противоположной части страны, на западном побережье. Так что рано или поздно ему придется свернуть на запад. Может, он даже сойдет с так называемых королевских трактов и от Орхайра срежет путь по бездорожью, если, конечно, отыщет проселочные тропы в нужном направлении. Вот только не следовало забывать о весеннем половодье. На королевских трактах высились надежные мосты, чего о проселочных дорогах не скажешь, а броды через реки наверняка сейчас сделались непроходимы.

Как бы то ни было, это все в будущем; обо всем этом успеется подумать уже после Орхайра. До города два дня пути, если скакать, нигде особо не задерживаясь; о следующем отрезке дороги Сэм поразмыслит в седле или нынче же вечером, расположившись на ночлег в какой-нибудь гостинице.

Но когда Сэмет наконец добрался до деревни и постоялого двора, достаточно далекого от Белизаэра, чтобы там заночевать, ему меньше всего хотелось думать о продолжении пути. Он проехал всего-навсего семь лиг, но солнце уже садилось, а паренек совсем выдохся. Накануне ночью он толком не выспался, а ягодицы и бедра недвусмысленно напоминали ему, что в верховой езде принц не упражнялся почти всю зиму.

К тому времени как он увидел раскачивающуюся вывеску с названием гостиницы – «Пес-хохотун», у путешественника сил осталось только на то, чтобы дать на чай конюху и попросить позаботиться о Капустке, после чего Сэм рухнул на постель в лучшей комнате, что только нашлась во всем заведении.

За ночь он несколько раз просыпался: первый раз – чтобы сбросить сапоги, второй раз – чтобы облегчиться в ночной горшок со сломанной крышкой, заботливо предоставленный гостиницей. В третий раз Сэма разбудил настойчивый стук в дверь и первые лучи солнца, просочившиеся сквозь ставни.

– Кто там еще? – простонал Сэмет, сполз с кровати и принялся натягивать сапоги. Все суставы словно одеревенели; юноша чувствовал себя совершенно разбитым, не в последнюю очередь оттого, что спал в одежде, насквозь провонявшей лошадиным потом. – Завтрак, что ли?

Стук повторился. Ворча, Сэм побрел к двери, ожидая увидеть ухмыляющегося деревенского дурачка, этакого бестолкового увальня с подносом в руках. Вместо того ему навстречу шагнули два широкоплечих деревенских констебля с ало-золотыми кушаками поверх кожаных панцирей.

Первый, старший из двух, с суровым лицом и седыми, коротко стриженными волосами, явно привык командовать. А еще у него на лбу красовался знак Хартии, в отличие от младшего его помощника.

– Сержант Кьюк и констебль Теп, – сообщил седовласый блюститель порядка и вошел в комнату, грубо оттолкнув Сэмета. Его помощник тоже протиснулся внутрь, проворно захлопнул за собою дверь и задвинул засов.

– Что вам угодно? – зевнул Сэм. Он не собирался грубить, но ему даже в голову не могло прийти, что констебли заинтересовались лично им и постучались в его дверь намеренно, а не по ошибке. Его предшествующее знакомство с деревенскими констеблями сводилось к тому, что Сэмет видел их подразделения на параде или инспектировал какой-нибудь пост вместе с отцом.

– Поговорить надо, – заявил сержант Кьюк, подходя к Сэму вплотную. От блюстителя порядка несло чесноком, а на щеках и подбородке, где он совсем недавно соскребал щетину, просматривались свежие царапины. – Давайте-ка начнем с вашего имени и звания.

– Меня зовут Сэм. Я – Странник, – отвечал Сэмет, не сводя глаз с констебля. А тот отошел в угол комнаты и теперь рассматривал его меч, прислоненный к переметным сумам. Незадачливый путешественник впервые ощутил легкое беспокойство. А ведь эти констебли не такие уж олухи, как ему казалось. Чего доброго, дознаются, кто он такой.

– Нечасто увидишь, чтобы Странник останавливался на постоялом дворе, да еще и лучшую комнату занимал, – проговорил констебль, отворачиваясь от Сэмовых переметных сум и меча. – А уж чтобы давал конюху на чай серебряный денье – и подавно.

– Нечасто увидишь, чтобы конь Странника не имел ни клейма, ни клановых знаков в гриве, – подхватил сержант, как будто Сэма рядом не было. – И не бывает Странников без клановых татуировок. Интересно, найдем ли мы хоть одну на этом пареньке, если его осмотрим. Но думаю, мы начнем с его тюков, Теп. Не отыщется ли что-нибудь, что подскажет нам, кто перед нами.

– Вы не имеете права! – возмутился Сэм. Он шагнул к констеблю и тут же резко остановился: острая сталь кольнула его сквозь рубашку чуть выше живота. Юноша опустил взгляд: рука сержанта Кьюка крепко сжимала кинжал.

– Ты можешь сам рассказать нам, кто ты такой и что задумал, – предложил сержант.

– Да не ваше дело! – вознегодовал Сэм, презрительно встряхнув головой. При этом встрепанные волосы откинулись назад, открыв взгляду знак Хартии.

Кьюк предупредительно вскрикнул, и кинжал тотчас же переместился к Сэмовой шее, а его правую руку заломили за спину. Больше всех опасностей, вместе взятых, констебли опасались носителя ложного или искаженного знака Хартии, ибо им мог быть только адепт Свободной магии, или некромант, или некая тварь, принявшая человеческий облик.

Одновременно Теп открыл переметную суму и вынул оттуда темный кожаный бандольер с семью цилиндрическими футлярами, что постепенно увеличивались в размере: самый маленький был с крохотную склянку, а седьмой – с небольшой кувшинчик. Из футляров торчали рукояти из потемневшего красного дерева; при одном взгляде на них не приходилось сомневаться, что там внутри. Те самые колокольцы, что Сабриэль прислала Сэмету. Колокольцы, которые он запер в шкафу в своей мастерской и, уж конечно, с собою не брал.

– Колокольцы! – воскликнул Теп, испуганно роняя их на пол и отскакивая, как будто вытащил из сумы целое гнездо извивающихся змей. Знаков Хартии, плотным слоем покрывавших и бандольер, и рукояти, он просто не заметил.

– Некромант, – прошептал Кьюк. В голосе его отчетливо прозвучал страх; Сэм почувствовал, как железная хватка ослабла, а кинжал отодвинулся от горла – сжимавшая его рука непроизвольно задрожала.

В это самое мгновение Сэмет нарисовал в сознании два знака Хартии, выловив их из бесконечного потока, как опытный рыбак выбирает в блескучей стайке рыб свою добычу. Он позволил знакам влиться в дыхание – и резко выдохнул их, одновременно бросившись ничком на землю.

Один из знаков попал в цель, поразив Тепа внезапной слепотой. Но Кьюк, должно быть, и сам немного владел магией Хартии: он отвел чары общим заградительным заклинанием, два знака столкнулись друг с другом, вспыхнули и рассыпались каскадом искр.

Не успел Сэм подняться, как Кьюк вонзил ему кинжал глубоко в ногу, чуть выше колена.

Сэм заорал, и крик этот слился с воплями Тепа, что на ощупь передвигался по комнате, и с еще более громким призывом Кьюка: «Некромант! На помощь!» Того гляди, к нему сбегутся все констебли в радиусе нескольких миль и все стражники, которым довелось проезжать по дороге мимо. Подоспеют и неравнодушные местные жители. Те, что похрабрее, ведь слово «некромант» прозвучало весьма отчетливо.

На долю секунды накатил болевой шок, а затем сознание словно треснуло по швам, и Сэм инстинктивно сделал то, чему его учили на случай покушения на его жизнь. Нарисовав в мыслях несколько знаков Хартии, он дал им разрастись в глотке – и проревел заклинание Смерти, поражающее всех, кто находится в комнате и ничем не защищен.

Знаки слетели с губ раскаленной добела искрой и с ужасающей силой обрушились на двух констеблей. А в следующую секунду все стихло: Кьюк и Теп повалились на пол, точно марионетки с оборванными ниточками.

Сэм с трудом поднялся на ноги; сквозь боль медленно пробивалось осознание содеянного. Он убил двух подданных своего отца… своих собственных подданных. Которые всего-навсего выполняли свою работу. Работу, взяться за которую он, Сэм, побоялся. Они защищали людей от некромантов и Свободной магии и всего такого…

Дальше он предпочел не думать. Боль усиливалась, и Сэм знал: надо выбираться. Парень в панике схватил переметные сумы, запихнул внутрь треклятые колокольцы, препоясался мечом и вышел из комнаты.

Сэм сам не помнил, как ему удалось спуститься по лестнице, но мгновение спустя он оказался в общем зале; люди, в ужасе уставившись на него, расступились по сторонам. Принц обвел зал диким, отчаянным взглядом и прохромал к выходу, оставляя на полу кровавые следы.

И вот он уже на конюшне, седлает Капустку, а та широко раздувает ноздри и закатывает глаза, испугавшись запаха человеческой крови. Сэм машинально успокоил ее, бессознательно совершая нужные движения руками.

Казалось, прошел год – или доля секунды, или нечто среднее между тем и этим, – прежде чем Сэм оказался в седле. Ударив Капустку каблуками, он послал лошадку рысью, а затем и легким галопом, все время чувствуя, как кровь струится по его ноге, точно теплая вода, заполняет сапог и вот уже перелилась через отвороты. Какая-то часть его сознания требовала остановиться и обработать рану, но часть более влиятельная заставляла ее умолкнуть и хотела только бежать, скорее бежать с места преступления.

Сэм инстинктивно взял курс на запад, так чтобы восходящее солнце оказалось у него за спиною. Первое время он двигался зигзагом, запутывая след, затем поскакал напрямую через поля, к темной громаде леса неподалеку. Главное – добраться до деревьев, а там он спрячется, укроется понадежнее и уж тогда займется раной.

Наконец Сэм достиг благословенной лесной тени. Он проехал дальше, сколько хватило сил, а потом просто соскользнул с седла. Колющая боль распространялась по ноге все выше. Зеленый лиственный мир тошнотворно кренился, раскачивался и вращался, отказываясь замереть неподвижно. Утренний свет потемнел от золотистого до белесо-серого, точно переваренное яйцо. Сосредоточиться на исцеляющем заклинании Сэму не удавалось. Знаки Хартии никак не давались ему и выскальзывали из памяти. И упрямо отказывались выстраиваться в нужной последовательности.

Сложно… как все сложно! Проще сдаться. Заснуть – и соскользнуть в Смерть.

Вот только Сэм уже знал, что такое Смерть, он уже изведал ее леденящий холод. Он уже падал в стылую реку. Будь он уверен, что поток подхватит его и стремительно умчит сквозь водопады Первых Врат и дальше, он, пожалуй, не сопротивлялся бы. Но парень знал: некромант, обжегший ему руки, все еще ждет его в Смерти, ждет преемника Абхорсена, слишком неумелого, чтобы даже свой собственный уход обезопасить как должно. Некромант поймает его, заберет его дух и привяжет к своей воле и воспользуется им против его же семьи и его же королевства…

В груди Сэма нарастал страх – еще более мучительный, чем боль. Юноша еще раз потянулся к исцеляющим знакам Хартии – и нащупал их. Золотистое тепло согрело изнутри его обмякшие руки, хлынуло в ногу и сквозь почерневшую промокшую штанину. Жар проникал все глубже, до самых костей, сращивал кожу и кровеносные сосуды, магия восстанавливала все то, что было повреждено и нарушено.

Но Сэм потерял слишком много крови, чтобы заговор исцелил его сразу и полностью. Принц попытался встать, но не смог. Голова его запрокинулась на подушку из палых листьев. Глаза закрывались сами собою. Лес снова завращался, все быстрее и быстрее – и тут пала тьма.