В честь своего девятнадцатого дня рождения Лираэль на пару с Псиной решила устроить себе самое настоящее приключение: исследовать иззубренный провал в бледно-зеленом камне, где главная спираль Большой библиотеки внезапно заканчивалась.

Дыра оказалась для Лираэль слишком тесной, так что она заранее сделала себе хартийную оболочку. За несколько лет, с тех пор как она нашла книгу «В шкуре льва», девушка научилась создавать три различные оболочки. И каждая из них была тщательно выбрана за ее природные преимущества. Ледяная выдра – маленькая, верткая, гибкая; этот облик позволял Лираэль проникать в узкие лазы и с легкостью передвигаться по снегу и льду. Бурый медведь был крупнее и куда сильнее Лираэль в ее обычном обличье, а густая шерсть защищала от холода и любого вреда. Лающая сова подарила ей возможность полета, а темнота перестала быть помехой; хотя до сих пор девушка летала только под окнами обширных библиотечных залов, а там подсветка сколько-то давала о себе знать.

Но у хартийных оболочек были и свои недостатки. Ледяная выдра видела мир только в серых тонах и под углом зрения, позволяющим рассмотреть только то, что у самой земли; а еще Лираэль неодолимо тянуло на рыбку еще много дней спустя после того, как она сбрасывала оболочку. Бурый медведь обладал слабым зрением, а, походив в его шкуре, Лираэль на несколько дней становилась злобной, раздражительной и прожорливой. От лающей совы днем особого толку не было, а у Лираэль потом еще долго слезились глаза в ярком свете читального зала. Но в общем и целом она была довольна и хартийными оболочками, и собственным выбором и ужасно собою гордилась: она научилась создавать целых три оболочки куда быстрее, чем обещал учебник.

К сожалению, на их создание уходило очень много времени – да и надевались они не то чтобы мгновенно. Обычно у Лираэль уходило пять часов и даже больше на то, чтобы подготовить оболочку, еще час – на то, чтобы аккуратно ее свернуть и уложить в мешочек или сумку, где она хранилась день-два, и потом еще по меньшей мере полчаса, чтобы ее надеть. Иногда времени требовалось больше, особенно на оболочку ледяной выдры – она ведь была куда меньше Лираэль в ее обычном обличье. Это все равно что попытаться засунуть ступню в носок, в который может протиснуться только большой палец: носок растягивается, а нога сжимается. А сбалансировать процесс очень сложно: чувствуя, как она одновременно изменяется и уменьшается, Лираэль испытывала головокружение и ее чуть подташнивало.

Но сегодня, в день ее рождения, ей подойдет только оболочка ледяной выдры, и никакая другая: дыра в скале была менее двух футов в ширину. Лираэль принялась перевоплощаться, а Шкодливая Псина между тем скреблась и рылась у провала. Каким-то непостижимым образом Псина становилась при этом длиннее и тоньше – теперь она очень походила на одну из тех таксочек, что королевы-пастушки Рассели носили обернутыми вокруг шеи на манер шарфа – как изображалось в столь любимом Лираэль путеводителе.

Несколько минут яростной работы задними лапами – и Псина исчезла. Лираэль вздохнула, продолжая втискиваться в хартийную оболочку. Собаки, как известно, ждать не умеют; но девушка немного обиделась: неужели в день ее рождения нельзя немножко потерпеть и пропустить хозяйку вперед?

Не то чтобы она на это рассчитывала. Из всех дней в году Лираэль больше всего ненавидела собственный день рождения: день, когда ей поневоле вспоминалось все самое плохое в ее жизни.

В этом году, равно как и в прошлом, она проснулась, по-прежнему лишенная Прозрения. Эта старая рана теперь уже зарубцевалась и была погребена в самых глубинах сердца. Лираэль научилась скрывать свою боль даже от Шкодливой Псины, с которой обычно делилась всеми помыслами и мечтами.

На сей раз Лираэль даже не задумывалась о самоубийстве – как в свой четырнадцатый день рождения и, мимолетно, в семнадцатый. Ей все-таки удалось создать для себя жизнь пусть и не идеальную, но во многом приемлемую. Она по-прежнему жила в Палатах Юных – и останется там до тех пор, пока ей не исполнится двадцать один год и ей не отведут собственное жилье; но поскольку все свое время девушка проводила в библиотеке, Киррит в ее повседневный распорядок почти не вмешивалась. Кроме того, Лираэль давно уже не приходила ни на Пробуждения, ни на другие церемонии, на которых полагается надевать синюю тунику – ненавистный, самоочевидный знак того, что она – ненастоящая Клэйра.

Вместо синей туники девушка носила свою библиотечную форму – всегда, даже за завтраком, а голову повязывала белым шарфом, по примеру старших Клэйр, пряча под него иссиня-черные волосы. А глядя на форму, никто не усомнился бы, кто девушка такая, – даже гости в нижней трапезной.

За неделю до ее дня рождения эта рабочая одежда стала еще наряднее: Лираэль сменила желтую жилетку на красную, это гордое свидетельство повышения до второй помощницы библиотекаря. Повышение пришлось как нельзя кстати, но без треволнений не обошлось. Официальное письмо о новом назначении Лираэль получила неожиданно, ближе к вечеру. В этом письме главный библиотекарь Ванселле поздравляла девушку и между прочим сообщала, что на следующее утро состоится краткая церемония – причем в ее браслете будет активировано еще одно заклинание-ключ; кроме того, ее дополнительно обучат нескольким последовательностям знаков, «сопряженным со служебными обязанностями второй помощницы в Большой библиотеке Клэйр».

В результате Лираэль просидела всю ночь в своем кабинете, пытаясь «усыпить» лишние заклинания-ключи, которые уже сама пробудила в своем браслете, чтобы не выдать своих запретных изысканий. Но «усыпить» оказалось куда труднее, чем «пробудить». Лираэль билась над ними не один час без всякого толку, пока наконец в четыре утра ее горестные стоны не разбудили Псину. Та дохнула на браслет, лишние заклинания тут же отключились, а Лираэль заснула так крепко, что едва не проспала утреннюю церемонию.

Красная жилетка стала подарком на день рождения, врученным, так сказать, заранее; а в нужный день последовали и другие. Имши и прочие юные библиотекари, которые общались с Лираэль по работе более всех прочих, подарили ей новое писчее перо – тонкое, изящное, серебряное, с выгравированными изображениями сов; с двумя тонкими «лапками», куда можно было вкрутить самые разные стальные перья. Это сокровище лежало в обитой бархатом коробочке из благоуханного сандалового дерева, и к ней же прилагалась старинная чернильница из непрозрачного зеленого стекла с золотым ободком, украшенным рунами, которые никто не мог прочесть.

И перо, и чернильница недвусмысленно намекали на теперь уже освященную временем привычку Лираэль избегать разговоров. По возможности она предпочитала писать записки. За последние несколько лет она и десяти слов подряд не произнесла и зачастую целыми днями не заговаривала с людьми.

Разумеется, Клэйры ведать не ведали, что молчаливая замкнутость Лираэль с лихвой восполняется беседами с Псиной: вот с нею девушка могла болтать часами. Порою ее начальники любопытствовали, почему она такая неразговорчивая, и Лираэль не знала, что ответить. Знала она одно: в беседах с Клэйрами она неизбежно вспоминала обо всем, о чем говорить не хотела. Разговоры Клэйр всегда сворачивали на Прозрение – суть и смысл их жизни. Отмалчиваясь, Лираэль просто защищала себя от боли, пусть даже сама этого не осознавала.

За праздничным чаепитием в комнате отдыха младших библиотекарей, где обычно царила непринужденная обстановка, все хохотали и тараторили не умолкая, Лираэль смогла лишь пролепетать «спасибо» и поулыбаться, пусть и сквозь слезы. Они все так добры к ней, ее коллеги-библиотекари! И все-таки они в первую очередь – Клэйры, а библиотекари – во вторую.

Последний подарок Лираэль получила от Шкодливой Псины: та от души расцеловала девушку. А поскольку собачьи поцелуи сводятся к смачному вылизыванию хозяйской физиономии, Лираэль поспешила сократить бурные изъявления любви, вручив Псине пирожное, оставшееся с праздничного чаепития.

– И с кем же еще поцелуешься, как не с собакой, – пробормотала Лираэль. Она уже наполовину натянула на себя оболочку ледяной выдры, но ей требовалось еще минут десять, прежде чем она сможет последовать за своим четвероногим другом.

Лираэль даже не подозревала, что кое-кто был бы очень даже не прочь расцеловать ее в честь дня рождения. Не один юноша из числа стражников и купцов, часто бывающих на леднике Клэйр, поглядывал на девушку с интересом, растущим по мере того, как шел год за годом. Но Лираэль ясно давала понять, что предпочитает одиночество. Гости также замечали, что Лираэль ни с кем не заговаривает, даже с Клэйрами, дежурящими на кухне. Так что молодые люди просто любовались ею издали, а наиболее романтично настроенные мечтали, что в один прекрасный день Лираэль вдруг сменит гнев на милость, возьмет да и подойдет сама и пригласит наверх, в свои покои. Другие Клэйры иногда так делали, другие – но не Лираэль. Она по-прежнему предпочитала есть в одиночестве, а мечтателям оставалось только мечтать.

Сама Лираэль редко задумывалась о том, что в свои девятнадцать лет ни с кем еще не целовалась. В теории она знала о сексе все, что нужно знать, из обязательных уроков в Палатах Юных и из библиотечных книг. Но девушка была слишком застенчива, чтобы подступиться к кому-нибудь из гостей, даже к тем, кого она постоянно встречала в нижней трапезной, а Клэйров-мужчин на леднике было очень немного.

Она нередко слышала краем уха, как другие молодые девушки-библиотекари свободно рассуждали о мужчинах, иногда даже с пикантными подробностями. Но эти любовные связи для Клэйр были явно куда менее важны, чем Прозрение и работа в Обсерватории, и Лираэль смотрела на мир глазами своих сестер. Прозрение – самое важное, что только может быть; Прозрение стоит на первом месте. Как только Прозрение пробудится в ней, тогда она, может, и задумается, не последовать ли примеру прочих Клэйр, не пригласить ли мужчину в верхнюю трапезную на ужин, потом на прогулку в Благоуханном саду, а потом… потом в свою спальню.

На самом деле Лираэль даже представить себе не могла, что какой-нибудь мужчина ею заинтересуется – она же не настоящая Клэйра. Девушке казалось, что, как и во всем прочем, настоящая Клэйра, куда более интересная и привлекательная, с легкостью затмит ее.

Даже после работы Лираэль держалась особняком от всех прочих юных Клэйр. Освободившись из библиотеки в четыре часа пополудни, большинство возвращались в Палаты Юных, или в свои собственные комнаты, или в какую-нибудь из трапезных, или туда, где Клэйры обычно проводили досуг, – как, например, Благоуханный сад или Солнечные ступени.

А Лираэль всегда направлялась в противоположную сторону, вниз по лестнице от читального зала в свой кабинет – будить Шкодливую Псину. Вместе с повышением в должности девушку перевели в новый кабинет – более просторный и оснащенный собственной уборной, с раковиной, унитазом и с горячей и холодной водой.

Псина просыпалась, бурно приветствовала хозяйку, девушка подбирала и расставляла по местам все опрокинутые в ходе песьего ликования предметы, и Лираэль с Псиной обычно дожидались начала собрания ночной стражи, когда все дежурные библиотекари ненадолго сходились в главном читальном зале и получали каждый свое задание. Тогда Лираэль с собакой, будучи уверены, что уж теперь-то никому на глаза не попадутся, прокрадывались вниз по главной спирали на Древние уровни, куда другие библиотекари почти не заглядывали.

За несколько лет Лираэль хорошо изучила Древние уровни и многие их секреты и опасности. Она даже тайно помогала другим библиотекарям; правда, они об этом никогда не узнали. По меньшей мере трое непременно погибли бы, если бы Лираэль с Псиной не покончили с несколькими крайне неприятными существами, каким-то образом пробравшимися в библиотеку.

– Да идем же! – гавкнула Псина, высовываясь из дыры. Лираэль уже надела оболочку выдры, но вот с животом что-то было явно не так. Живот смотрелся иначе – но почему, непонятно. Девушка обернулась взглянуть, в чем дело, и кубарем покатилась по полу.

– Вижу, ты здорово гордишься новой жилеткой, – промолвила Псина, принюхиваясь.

– Что? – переспросила Лираэль. Она присела на задние лапы и, нагнув голову, пригляделась к пушистому пузику. Оттенок серого заметно изменился, но девушка вроде бы в оболочке ничего не меняла.

– Ледяные выдры краснопузыми не бывают, мисс вторая помощница библиотекаря, – сообщила Псина. – Ну, пошли!

– О! – поразилась Лираэль. Прежде цвет ее шерсти никогда не менялся. Похоже, искусство создавать хартийные оболочки уже дается ей непроизвольно. Заулыбавшись, девушка-выдра запрыгала рядом с Псиной. Они уже давно собирались исследовать, что там, внизу, но прежде им всякий раз что-нибудь мешало. А вот теперь они непременно выяснят, что за неведомые пределы начинаются там, где главная спираль заканчивается.

– Здесь туннель обвалился, – сообщила Шкодливая Псина, крутя хвостом так энергично, как будто поделилась очень даже радостным известием.

– А то я не вижу! – огрызнулась Лираэль. Она пробыла в шкуре выдры вот уже два часа, и теперь ее все раздражало. Оболочка становилась все неудобнее – как жаркая, колючая одежда, что жмет в самых неподходящих местах. Причем девушку ничто не отвлекало от неприятных ощущений, ведь лаз в конце главной спирали оказался довольно скучным. Спустя какое-то время он расширился, но по-прежнему зигзагообразно петлял вправо-влево и так ни разу и не вывел ни к каким любопытным перекресткам, залам или дверям. А теперь вот дорогу преградила стена обрушившегося льда.

– Ну и нечего тут ехидничать, хозяйка, – отозвалась Псина. – Здесь, между прочим, есть обходной путь. Ледник продавил камень, но некогда жук-сверляк прорыл ход прямо надо льдом. Если мы туда вскарабкаемся, мы, наверное, сможем протиснуться в лаз и перебраться на ту сторону.

– Прости, – вздохнула Лираэль, пожимая плечами, – и это текучее движение волной прошло по всему длинному пушисто-белому выдриному тельцу. – Тогда чего же мы ждем?

– Так ведь уже время ужина, – чопорно напомнила Псина. – Тебя недосчитаются.

– То есть это ты недосчитаешься лакомых кусочков, которые я тебе притаскиваю, – проворчала Лираэль. – Меня-то никто не хватится. Кроме того, ты же в еде не нуждаешься.

– Не нуждаюсь, но поесть люблю, – запротестовала Псина, расхаживая взад и вперед и ловко уворачиваясь от ледяных глыб, что откололись от ледника и теперь загромождали проход в туннель.

– Заткнись уже и поищи лаз, – велела Лираэль. – Где твой чуткий нос, спрашивается?

– Так точно, капитан! – послушно гаркнула Псина. И вскарабкалась по горе льда, процарапывая когтями глубокие тающие следы. – Ход сверляка прямо над нами.

Лираэль метнулась вверх вслед за собакой, наслаждаясь плавными, скользящими движениями ледяной выдры. К сожалению, когда она сбросит хартийную оболочку, воспоминания об этой скользящей плавности в первые минуты заставят ее двигаться рывками, спотыкаясь, пока разум не привыкнет к тому, что в человеческом теле задействованы совсем иные мышцы.

А Шкодливая Псина уже втискивалась в дыру, проделанную сверляком: идеально ровный цилиндрический лаз примерно трех футов в диаметре, пробуривший ледяную преграду насквозь. Этот сверляк был всего-навсего среднего размера. Крупные прокладывали ходы более десяти футов диаметром. Сейчас сверляки какого бы то ни было размера встречались крайне редко. Очень немногим обитателям ледника Клэйр довелось увидеть сверляка своими глазами, и Лираэль – в их числе.

По правде сказать, Лираэль видела целых двух – с перерывом в несколько лет. И оба раза Псина унюхала их первой, так что они с хозяйкой успели вовремя убраться с дороги. Сверляки угрозы не представляли, по крайней мере сознательно; но обладали очень замедленной реакцией, а их вращающиеся составные челюсти перемалывали все, что встретится на пути: лед, камень или замешкавшегося человека.

Псина поскользнулась, но не съехала вниз, как неминуемо случилось бы с обычной собакой. Лираэль заметила, что когти ее четвероногого друга удлинились вдвое и намертво вцеплялись в лед. У настоящей собаки такой номер не прошел бы, но Лираэль давно смирилась с тем, что на самом деле понятия не имеет, что такое эта ее Псина. Псина была создана с помощью как магии Хартии, так и Свободной магии, в этом сомневаться не приходилось, но Лираэль предпочитала об этом не думать. Неважно, что она такое; Псина – ее единственный верный друг и за последние четыре с половиной года доказывала свою преданность уже более сотни раз.

Невзирая на свое магическое происхождение, пахла Псина совсем как настоящая собака, особенно когда вымокнет. Как, например, сейчас, когда выдра-Лираэль, уткнувшись носом в собачий хвост, протискивалась следом за нею сквозь лаз. К счастью, проход оказался недлинным, и Лираэль тут же позабыла про навязчивый запах, обнаружив по ту сторону вовсе не продолжение туннеля, а изразцовую стену и подсвеченный магией Хартии потолок.

– Это очень древняя комната, – возвестила Псина, когда они обе вывалились из лаза на светло-голубые и желтые плитки пола. Обе отряхнулись от кристалликов льда, причем Лираэль в точности повторила движения собаки: крупная дрожь волной прокатилась по ее телу от холки до хвоста.

– Ага, – согласилась девушка, борясь с неодолимым желанием яростно почесать шею. Хартийная оболочка уже понемногу изнашивалась, а ведь Лираэль еще предстоит возвращаться сквозь лаз и потом по туннелю. Так что, не давая воли когтистым передним лапам, она попыталась сосредоточиться на комнате, досадуя, что глазами выдры много не увидишь: поле обзора совсем иное и цвета черно-белые.

Комнату освещали самые обычные знаки Хартии, начертанные на потолке, хотя Лираэль сразу разглядела: знаки эти очень древние и заметно поблекли; обычно так долго они не живут. В углу стоял письменный стол из какой-то темной разновидности красного дерева, но без стула. Вдоль одной из стен тянулись пустые книжные шкафы; стеклянные дверцы были закрыты. По ним безостановочно скользили знаки Хартии, отталкивающие пыль, – точно пленка масла на воде.

В дальней стене обнаружилась дверь из того же красноватого дерева, украшенная крохотными золотыми звездочками, золотыми башнями и серебряными ключами. Золотые семиконечные звезды были эмблемой Клэйр, золотая башня красовалась в гербе королевства. Про серебряные ключи Лираэль ничего не знала, хотя этот символ встречался довольно часто. Многие города, большие и малые, вводили серебряные ключи в свой собственный герб.

Девушка чувствовала: дверь прямо-таки пропитана магией. В волокна древесины вплетались знаки запирающие и заграждающие, а также и другие; Лираэль не вполне удавалось их распознать.

Совершенно позабыв про зуд, Лираэль скользнула было ближе, чтобы рассмотреть эти знаки как следует. Но Псина преградила ей путь, словно усмиряя разрезвившегося щенка.

– Не вздумай! – взвыла она. – Там же фантомный страж, он увидит ледяную выдру и тут же убьет ее. Ты должна подойти к двери в своем обычном обличье, чтобы страж распознал в тебе незапятнанную кровь.

– Ох, – простонала Лираэль, тяжело опускаясь на пол. Точеная головка легла на передние лапы, блестящие темные глазки так и сверлили недоступную дверь. – Но если я перевоплощусь обратно, у меня полночи уйдет на то, чтобы смастерить новую хартийную оболочку. Мы к ужину не успеем – и к полуночному обходу.

– Есть вещи, ради которых стоит пропустить ужин, – многозначительно возвестила Псина.

– А обход? – напомнила Лираэль. – На этой неделе это уже второй раз. Меня отправят отрабатывать кухонную повинность вне очереди – даже несмотря на день рождения!

– А я люблю, когда ты дежуришь по кухне, – отозвалась Псина, облизываясь, а заодно и Лираэль лизнув в нос.

– Брррр! – содрогнулась Лираэль. Она все еще сомневалась, думая не столько о дополнительных кухонных дежурствах, сколько о гневной отповеди, которую непременно услышит от тети Киррит.

Но дверь, украшенная изображениями звезд, башен и ключей, манила и звала…

Лираэль крепко зажмурилась и представила себе последовательность знаков Хартии, разрушающих оболочку; разум ее погружался в бесконечный поток Хартии, выхватывая символ – здесь, знак – там, и выплетал из них заклинание. Не пройдет и нескольких минут, как она снова станет самой собою, просто Лираэль с длинными, непослушными черными волосами, так непохожей на своих двоюродных и троюродных сестер, блондинок и шатенок: ее острый подбородок кажется еще острее в сравнении с их округлыми личиками; на ее бледную кожу загар вообще не ложится, даже в резком солнечном свете, отраженном от прозрачного льда; а еще эти карие глаза, в то время как у всех Клэйр глаза синие или зеленые…

Шкодливая Псина бдительно следила за превращением: шкура ледяной выдры замерцала движущимися знаками Хартии, знаки сплетались и свивались воедино, и вот они превратились в ураган света, что разгорался все ярче и ярче и вращался все стремительнее, пока не исчез вовсе. На его месте стояла хрупкая девушка, нахмурясь и крепко зажмурившись. Еще не открыв глаз, она ощупала себя руками, проверяя, на месте ли красная жилетка, кинжал, свисток и заводная мышка. Когда Лираэль только начинала работать с хартийными оболочками, несколько раз случалось, что вся одежда спадала с нее вместе со шкурой, причем все швы оказывались распороты сами собою.

– Вот и славно, – похвалила Псина. – А теперь давай попробуем дверь.