Глава 22

– Штефани, что с тобой?

Голос Рудольфа доносился до меня глухо, как через толстый стой ваты. Его лицо то приближалось, то удалялось, пока не оказалось так близко, что его глаза заполнили все и стали единственным, что имело значение. Когда-то я была уверена, что черные глаза не выдают тайн своих хозяев, что они непроницаемы и холодны. Но сейчас в глубине глаз Рудольфа плескалась боль. Боль и страх за меня. Или мне это только показалось в тот краткий миг, пока весь мой мир свелся к его взгляду? Боль от браслета стала столь нестерпимой для сознания, что оно постыдно сбежало, так и не дав мне понять – было это на самом деле или просто мне пригрезилось. Черное рыхлое беспамятство укутало меня уютным одеялом, и впервые со встречи с Николасом пришли легкость и спокойствие.

– Брайнер, тебе лучше уйти, – это было первым, что я услышала, когда очнулась от обморока. – Либо артефакт воспринимает тебя как угрозу, либо… Сам понимаешь.

Голос то приближался, то удалялся, вибрировал, давил на перепонки. Слух никак не мог приспособиться к реальности. Мне хотелось назад, в черное небытие, где ничего не беспокоит.

– Но почему? – донесся до меня голос Рудольфа.

Он был совсем далеко от меня. А ведь я уверена, что последнее, что я видела до обморока, – его прыжок через стол. Мне даже казалось, что я почувствовала его руки, удержавшие меня от падения. Сейчас под спиной было что-то жесткое, неровное – наверное, стулья, составленные в ряд.

– Возможно, потому что она носила твой браслет. Не зря же этот артефакт показался тебе в режиме невидимости. Не думаю, что причина – твои орочьи предки.

– Мой браслет был обычный, и времени столько прошло… – Рудольф тихо выругался, почти неразличимо для моего так и не вошедшего в норму слуха. – Нельзя этого Лоренца привлечь за использование такого артефакта?

– До сих пор никого не привлекали. Артефакт защитный, а что он влияет на сознание, недоказуемо, – возразил неизвестный мне голос. – Должно быть заключение эксперта. А где его взять, если непонятны принципы работы? Целитель даже точно сказать не смог, отчего инорита потеряла сознание. Мы знаем, что причина – артефакт, но доказательств нет, а знание к делу не пришьешь.

– Так если всех невест так ломает?

– Никого не ломает. Артефакт срабатывает после высказанного вслух добровольного согласия. Ничего не было бы, если бы она хотела выйти за этого Лоренца. А если не хотела, зачем согласилась?

Я не могла открыть глаза, но собрала все силы и сделала это, очень уж велико было желание сказать, что я не соглашалась, что я даже понять не успела, как оказалась помолвленной, и совсем не с тем, с кем хотела. Не знаю, кому и зачем я стремилась это сказать, но я почему-то была уверена, что это важно. Первым я увидела Рудольфа. Он заметил, что я очнулась, и сделал ко мне шаг. Всего один шаг, а меня уже накрыло черным болевым пологом.

– Брайнер, да что это такое! Выйди из кабинета, если не можешь не двигаться. Определили единственное место в кабинете, где артефакт считает тебя безвредным, так нет, спокойно стоять он не в силах. Ты же прекрасно понимаешь, что твое приближение артефакт воспринимает как угрозу.

– А экранировать его можно? – спросил Рудольф, отступая к самой дальней стене, вместе с ним отступала и боль.

– Не уверен, – покачал головой незнакомый фьорд, который стоял рядом со мной. – Разве что самими драконами. Но им экранировать нужды нет, любой смог бы сразу снять. В нашей магии способов противодействия драконьей нет.

– А если взять обычное обезболивающее? – спросил Рудольф. – Не обязательно долгодействующее. Только чтобы до храма дойти. После церемонии артефакт сам свалится.

Я хотела сказать, что не нужен мне никакой фиктивный брак, уж лучше я выйду за Лоренца, чем потом мучиться всю жизнь от осознания, что счастье было так близко. Но из горла вырвался лишь невнятный хрип. Богиня, этот артефакт меня за неделю в могилу сведет.

– Не поможет. Была бы боль физической, а так – она же у нее в голове, понимаешь? Девушка не хочет, вот ей и наглядно показывают, что жених – это хорошо, а все остальные мужчины – плохо. Точнее, один конкретный мужчина – ты. Я правильно понимаю, это инорита, с которой у тебя была фиктивная помолвка?

Если бы я могла провалиться куда-нибудь, я бы непременно это сделала. Невозможно было сказать прямее о чувствах, которые я испытывала к Рудольфу, чувствах, на которые ему нечем было ответить. Чувства, в которых я столько времени не хотела признаться даже себе самой. Какая глупость – прийти сюда! Какая ужасная глупость! Что теперь обо мне подумают эти иноры? Навязчивая девица, не умеющая держать себя в руках, не иначе. Ответа Рудольфа я не слышала. Либо он ничего не сказал, либо просто кивнул, подтверждая то, что в подтверждении особо не нуждалось.

– Понял, Брайнер, какой ты идиот? – неожиданно сказал инор, стоящий надо мной. – Все, что сейчас происходит, – по твоей вине!

– Я давно уже понял, какую глупость сделал, – ответил Рудольф. – Но мне тогда и в голову не могло прийти, что так все может обернуться.

– Должно было. Нельзя быть столь легкомысленным.

– Я был уверен, что это не затянется, что нужны всего одна-две недели, – глухо ответил он. – Решил себя наказать.

– У тебя это здорово вышло. Только получается, что ее ты тоже наказываешь.

Я не могла понять, о чем они говорят. Речь шла о вещах, известных всем в этом кабинете. Всем, кроме меня. Что такого сделал Рудольф, что сейчас его обвиняют, а он не может оправдаться?

– Что теперь делать? – обреченно спросил он. – Я уже понял, что нельзя обойти. И даже попытка наказуема. Скорее всего, если бы я не встретился тогда с ней, ничего бы не случилось.

– Скорее всего, – согласился инор. – Богиня таких выкрутасов не любит, Брайнер. Только непонятно, почему страдает девушка, а не ты?

– Да лучше бы я! – в сердцах воскликнул Рудольф. – Что нам теперь делать?

Его «мы» неожиданно наполнило мое сердце теплом, но браслет откликнулся тут же резким щелчком болевого хлыста. От стона я еле удержалась.

– А нет сейчас «вас», – устало сказал инор и вытер с моего лба проступившие капельки пота. – Ты же сам это понимаешь, Брайнер. Артефакт не оставил никаких шансов. Ни единого, самого маленького. Для нее лучше всего будет выйти за того, чей браслет она так неосторожно согласилась принять. А для тебя… Тебе я даже не знаю, что сказать. Ты себя и так уже наказал, любые мои слова будут лишними.

– Почему мне лучше выйти за Лоренца? – все же удалось мне прошептать. – Он сказал, через неделю можно будет снять.

– Потому что вы не выдержите эту неделю, – пояснил инор. Он наклонился ко мне и внимательно смотрел, не на меня, нет, а куда-то внутрь. – Днем вы еще сопротивляетесь, но во сне сознание окажется беззащитнее, а артефакт поработает мягче. Через неделю вы согласитесь выйти за своего жениха, вне зависимости от того, действительно он собирался выполнить свое обещание и снять браслет или говорил это, будучи уверенным, что вы про его слова и не вспомните.

– Мне сказали, что если я буду постоянно о нем что-то нехорошее думать, то смогу избежать наведенной влюбленности.

– В самом деле? Вы можете думать о нем плохо? – с ноткой язвительности спросил он. – Или о чем-то, с ним связанном?

Я прекрасно помнила, к чему привела последняя попытка представить Николаса, поэтому сразу представила лорда Лоренца, чей образ в моем представлении так не понравился артефакту. Но теперь мои чувства были какими-то смазанными, отец Николаса не казался столь гадким, да и кто сказал, что нам придется жить с ним под одной крышей? Можно жить отдельно, и даже в гости к нему не ходить. Мне будет достаточно любящего мужа. И леди Лоренц – очень приятная дама.

– Убедились? – прервал мои мысли инор. – Думаю, сейчас вам намного легче.

И я поняла, что это так. Боль ушла, сменившись мягким теплом, согревающим душу и сердце. Слабости как не бывало. Я без труда села и огляделась. Рудольф стоял напротив, у дальней стены. Казалось, не так далеко он от меня, сделай несколько шагов – и окажешься с ним рядом. Но разделяло нас теперь что-то большее, чем воздух. Сама судьба. Браслет опять шевельнулся на руке, подарив мне мягкое поглаживающее касание. Он был доволен, что мои мысли идут в нужном направлении. Да, пара дней чередования наказания и поощрения – и я забуду все, что мешает нашему с Николасом счастью. Все и всех. Я посмотрела опять на Рудольфа и поняла, что, скорее всего, это наша с ним последняя встреча. Пока я не сняла артефакт, рядом с этим молодым человеком я буду испытывать лишь боль, а все вокруг уверены, что сниму я браслет только в храме. Да и к чему мне бороться? Ради кого?

– Штефани, прости меня, – сказал Рудольф. Он шагнул ко мне, браслет недовольно дернулся, но тем и ограничился, поскольку Рудольф тут же вернулся к стене и стукнул по ней кулаком. – Богиня, да что это такое! Почему все так глупо получилось?!

Я пожала плечами и опустила взгляд, стараясь на него не смотреть. Ни к чему делать себе еще больнее и продлевать пытку. Я хотела лишь одного – уйти отсюда прямо сейчас. Браслет на руке чуть не мурлыкал, весело поблескивая рубинами. Он уже уверен, что победил. Не знаю, почему я думала о нем как о чем-то живом и мыслящем. Артефакт – это всего лишь безжизненное, безмозглое устройство, которому чужие мысли и эмоции важны, лишь если они помогают или мешают выполнять предназначение.

– Штефани, я хочу, чтобы ты знала. Пусть я и не так представлял свое признание, но другой возможности может не быть. Я люблю тебя, – внезапно сказал Рудольф.

Я молчала и смотрела на пол кабинета, чуть вытертый паркетный пол, с царапинками и неровностями. Вопрос, меня мучивший, я так и не смогла задать. Если он сейчас говорит правду, то где был полтора года? Что мешало ему прийти, если он живет и работает в Гаэрре? Или это лишь сострадание, желание напоследок подсластить горькую пилюлю? Я не знала ответа и, пожалуй, не хотела знать. Этот день измучил меня так, что сил ни на что не было. Хотелось просто прийти домой и уснуть. А завтра в моей душе Рудольфа не будет, на его место придет совсем другой мужчина. Возможно, это к лучшему? Браслет нежным гладящим движением прошелся по запястью, он больше не казался чем-то чужеродным, а стал почти родным, теплым, ласковым. Я грустно усмехнулась. Правильно думаю.

– Штефани, посмотри на меня, пожалуйста, – попросил Рудольф.

– Чтобы прощание было правильным? – я улыбнулась немного вызывающе.

Почему бы не выполнить последнюю обращенную ко мне просьбу? Мои глаза встретились с его. Браслет отчаянно запульсировал, увеличивая давление, показывая, что делаю я не то, что от меня ждут. Но все это не имело никакого значения. Потому что слова Рудольфа не были прощальным утешением. Потому что он любит меня, а я люблю его. И даже если я выйду за Николаса, никуда нам от этой любви не деться. Пройдет временное помрачение, вызванное браслетом, и чувства вернутся. Я осознала свою глупость. Не знаю, в чем обвиняли Рудольфа, но если бы я не вернула ему тогда браслет безо всяких объяснений, уверена, ничего этого тоже не было бы. Он платил по каким-то своим загадочным счетам, я – по своим. Браслет опять крутанулся на руке, усиливая нажим, я покачнулась и поняла, что нужно уходить. До очередного обморока оставалось всего ничего, а каждый обморок позволяет артефакту влезать в мое сознание и чуть-чуть его менять. Мягко и ненавязчиво, говорил папин эксперт. Нет, грубо и все перекореживая, пытаясь изменить во мне самую суть.

– Спасибо за помощь, иноры, – сказала я. – Но я, пожалуй, пойду.

– Инорита, вас нужно проводить, – неуверенно сказал напарник Рудольфа.

Сам Рудольф молчал. Добавить ему к сказанному и несказанному было нечего. Ему даже подойти ко мне сейчас нельзя, а уж о том, чтобы как-то изменить ситуацию, и речи не шло. Изменить что-то могла только я. Но могла ли?

– Мне ничего не грозит, – возразила я, берясь за ручку двери кабинета. – Я сейчас отсюда уйду, и мне станет совсем хорошо. А артефакт, в случае чего, может и защитить. Должна же быть от него какая-то польза?

– Да, он и от механических воздействий защищает, – согласился инор, который выговаривал Рудольфу. – Но я все же провожу вас до выхода.

Я не стала отказываться. По мере удаления от кабинета Рудольфа артефакт успокаивался, боль, причиняемая им, утихала, но ей на смену приходила другая, порожденная моим собственным отчаянием и нежеланием смиряться. Должен быть выход. Любой. Чувствовала я себя так, что предложи мне избавиться от этой пакости, отрезав руку, к которой он присосался, я бы ни на миг не задумалась. Вот только артефакт этого не позволит.

– Всего хорошего, инорита, постарайтесь принять случившееся, – сказал мне инор на прощание.

Принять случившееся? Наверное, он был прав, и это – лучший выход. Но смиряясь, я предаю не только себя, но и что-то в себе, что-то такое, что сломает меня безвозвратно. Я посмотрела в небо. Где-то там летают эти крылатые гады, которые утверждают, что не вмешиваются в дела людей. Не вмешиваются, только эксперименты проводят. Но я им не подопытная крыса. Сделала правильно – получи кусочек сыра, неправильно – болевой удар. У меня есть собственная воля, и я не позволю никому мной распоряжаться. Накатила злость, которая унесла все остальные чувства. Я злилась на всех сразу – на себя, на Рудольфа, на Николаса, на его двуличных родителей, на драконов, которые создали этот инструмент пытки. Из лучших побуждений, разумеется. Артефакт притих. Он опять казался чужеродным и неправильным, совершенно лишним на моей руке, и я посчитала это своей маленькой победой.