ГЛАВА 26

Нике не требовалось применять эмпатию, чтобы понять, насколько он зол. Единственное, чего она не знала наверняка, — что послужило тому причиной — очередное покушение на студентку или угроза именно ее жизни. Ника всегда старалась быть честной хотя бы по отношению к себе и вынуждена была признать, что больше склоняется ко второму варианту. Сомнительно, что лорд стал бы проявлять такую заботу о каком-то другом адепте — отпаивать противоядием и тем более тратить уйму энергии на мгновенный телепорт. Хотя Ника не знала, как выглядят порталы, она догадалась, что фиолетовая воронка, из которой появился Грэм, — одна из их разновидностей.

Через некоторое время ей стало намного лучше, голосовые связки пришли в норму, а пальцы рук перестали неметь. В то же время она ощутила неловкость из-за того, что лорду приходится с ней возиться, и, чтобы отвлечься, решила сменить тему:

— Что будет с женой Феофана?

Если до этого Грэма обуревала злость, то сейчас его охватило не меньшее по силе недоумение.

— Я все понять не могу, — проговорил он, изучая Нику долгим немигающим взглядом. — Ты обладательница железной психики, или до тебя просто не доходит, что меньше получаса назад ты могла умереть?

Ника, которая и сама поражалась собственному спокойствию, резонно заметила:

— Будет лучше, если я начну с причитаниями биться в истерике?

— Не выношу истерик, — моментально согласился Грэм. — Что касается твоего предыдущего вопроса, то с Джейн все останется по-прежнему. Разумеется, кроме незаконной подпитки чужой энергией.

— Но… она умрет? — Ника неуверенно посмотрела на лорда. — Что, если это произойдет совсем скоро? Мне кажется жестоким не дать Феофану с ней увидеться…

— Если я начну всех жалеть, то ничем хорошим это не кончится! — резко перебил ее Грэм. — И не надо на меня так смотреть, мне тоже эта ситуация не доставляет большого удовольствия. Мик может навещать мать в любое время, и этого более чем достаточно. К тому же я отправил к ней хорошего лекаря.

— А почему не дать Феофану навестить жену в сопровождении стражей?

— Пусть скажет спасибо, что сразу не отправил его в Даарон, — отрезал лорд, всем своим видом показывая, что не желает продолжать этот разговор.

— Но ведь это несправедливо! — не хотела сдаваться Ника. — Почему его действия должны рассматриваться как измена короне? Он никого не убил и ничего не украл, а к иссушению прибег не ради себя, а ради жизни близкого человека!

Все-таки не сумев сдержаться, Грэм вышел из себя:

— То, что он качал энергию для жены, его не оправдывает! Иссушитель — это всего лишь экспериментальная разработка, и то, что его действия не имели трагических последствий, является большой удачей! Ты пытаешься защищать этого повара, но, видимо, не осознаешь, что по его вине могли погибнуть двое магов! — В следующее мгновение лорд усмирил эмоции и сбавил тон: — Это дело будет передано соответствующим службам, которые примут окончательное решение. И я не вижу никакого смысла обсуждать это сейчас, тем более с тобой.

Спорить дальше Ника не стала, хотя Грэм и не сумел убедить ее до конца. Заметив, что она несколько сникла, декан примирительно добавил:

— Поверь, я прекрасно знаю, что такое потеря близких. И даже где-то ему сочувствую. Но жалости на всех не хватит. Кому-то надо быть жестким и даже жестоким. Если проявишь слабость по отношению к одному, будешь поступать так и с остальными. А при моей должности это неприемлемо.

На последние фразы Ника не обратила внимания, зацепившись за первое предложение. В этот момент ей вспомнился разговор с Дрейком, когда тот сказал, что Грэму в своей жизни пришлось настрадаться.

Даже не надеясь получить ответ, она осторожно поинтересовалась:

— Вам доводилось кого-то терять?

Грэм безразлично пожал плечами.

— Дела давно минувших дней. И вряд ли эта тема является интересным предметом для обсуждения.

— Мне было бы интересно, — все так же осторожно произнесла Ника. — Но я не настаиваю.

Ника и сама не понимала, откуда вдруг в ней возникло это желание — знать о нем больше. Оно появилось давно, еще в тот момент, когда они возвращались из научного института и любовались сумеречным городским пейзажем. Раз за разом Ника замечала, что в Грэме есть то, что он никому не показывает и прячет глубоко внутри.

— Пора принимать нейтрализатор, — уклонился от ответа лорд. — Десять минут прошли.

Его нежеланию рассказывать о своем прошлом Ника ничуть не удивилась. С одного взгляда на Грэма становилось ясно, что это не тот человек, который будет показывать кому-то свою слабость. Она понимала, что, вероятно, когда-то ему довелось пережить нечто такое, о чем сейчас больно вспоминать, пусть он в этом никогда и не признается.

Час пролетел незаметно. Практически все это время они молчали, лишь изредка перебрасываясь ничего не значащими фразами. Не обращая внимания на Никины возражения, Грэм упорно продолжал собственноручно давать ей противоядие, твердя при этом, что ей необходим полный покой. Хотя она возмущалась и чувствовала себя при этом неловко, глубоко в душе ей было приятно. Она уже и не помнила, когда в последний раз кто-то о ней так заботился.

В последние годы, когда Ника болела, ей даже некого было попросить сходить в аптеку за лекарствами, а уж о том, чтобы кто-то с нею сидел, и речи не шло. Друзья обычно были заняты на работе или на учебе, а мать пропадала в вечных командировках.

В момент, когда Ника выпила последнюю дозу нейтрализатора, из ванной комнаты донеслись какие-то странные звуки. Грэм с Никой синхронно посмотрели в ту сторону, и в эту же секунду звук повторился — кто-то громко и настойчиво скребся в дверь с той стороны.

— Барсик! — воскликнула Ника, внезапно вспомнив, что так и не выпустила бедное животное.

Она резко подскочила с кровати, но тут же была возвращена лордом Грэмом обратно.

— Тебе еще десять минут спокойно лежать! — недовольно произнес тот, сам идя к источнику шума.

Он открыл дверь, и из ванной тут же выскочил рыжий котяра, моментально бросившийся к Нике.

— Это и есть тот самый кот, за которого так радела наша леди? — спросил лорд, сопровождая Барсика заинтересованным взглядом.

Ника кивнула, а зверь в это время, подойдя к кровати, на которой она сидела, вновь ощетинился. Девушка перевела взгляд с Барсика на валяющийся рядом пельмень, а затем снова посмотрела на кота.

— Ты знал… — потрясенно выдохнула она, не в силах в это поверить. — Ты знал, что еда отравлена!

Заметив недоумение, промелькнувшее на лице Грэма, Ника рассказала ему о странном поведении питомца, когда она внесла в комнату поднос с обедом. Она всегда знала, что животные гораздо более чувствительны к запахам, чем люди, но даже не представляла насколько. Больше всего ее поражало то, что Барсик пытался выбить еду у нее из рук. Он что, настолько разумен?

— У животных хорошо развита интуиция, и они очень чувствительны, — практически дословно повторил мысли Ники Грэм.

Неожиданно для Ники он взял Барсика на руки и почесал его за ухом. Вначале кот напрягся и выпустил когти, но после, ощутив, что от лорда не исходит никакой опасности, расслабился и довольно замурлыкал.

Ника от этой картины едва не уронила челюсть. Грэм, гладящий кота и при этом довольно улыбающийся, казался чем-то нереальным. Даже не верилось, что это тот самый человек, который буквально несколько часов назад проводил на кухне и в комнате обыск.

— Молодец… как его там?

— Барсик, — подсказала Ника.

— Молодец, Барсик, — похвалил Грэм, продолжая гладить разомлевшую от восторга животину.

Только теперь Ника до конца осознала, что, по сути, кот действительно спас ей жизнь, как бы невероятно это ни звучало. Если бы не его выходка, до появления декана она бы успела выпить не только чай, но и съесть целую тарелку пельменей.

Когда Грэм опустил донельзя довольного кота на пол, дверь в комнату резко распахнулась и в проеме показалась Вивиан Сойледж, за спиной которой стоял Рик. Элементаль, не изменяя себе, оставался абсолютно бесстрастным, а вот студентка выглядела до того напуганной и потерянной, что казалось — она вот-вот упадет в обморок. На ее заплаканном лице блестели влажные припухшие глаза, щеки раскраснелись, а нижняя губа нервно подрагивала — Сойледж едва сдерживалась от того, чтобы снова не разрыдаться.

Увидев вошедших, декан моментально переменился, став похожим на того лорда Грэма, которого все знали и боялись. Рик подтолкнул Вивиан вперед, и она, сделав несколько неловких шагов, нерешительно замерла посреди комнаты.

Взглядом лорд буквально пригвоздил ее к полу, и Сойледж, боязливо втянув голову в плечи, громко всхлипнула. Всегда собранная, надменная и даже стервозная, сейчас она была абсолютно раздавлена, и видеть ее в таком состоянии было непривычно.

— Ты добавила в еду яд, собираясь отравить однокурсницу, — с леденящим душу спокойствием констатировал Грэм. — На что ты рассчитывала? Остаться незамеченной элементалем?

Ответа не последовало, и обманчивое спокойствие лорда сменилось ничем не прикрытой яростью:

— Зачем, дарх возьми, ты это сделала?! Ты понимаешь, что теперь можешь отправиться прямиком в тюрьму?!

Вивиан еще раз громко всхлипнула, затем на секунду замолкла, а после упала на пол и затряслась в громких рыданиях.

— Я-а не хотела! Это все она-а… — сквозь слезы произнесла адептка. — Не з-знаю, почему я на это согласилась!

Сойледж подняла на Нику безумные глаза и судорожно проговорила:

— Н-ненавижу тебя! Ненавижу! Но убивать не хотела… клянусь!

Она вновь разразилась рыданиями, и из ее сумбурной речи больше не удалось разобрать ни слова. Не выдержав, Грэм подошел к Вивиан, одним рывком поднял с пола и, поймав ее взгляд, принялся считывать мысли. Да, это было незаконно, но в сложившихся обстоятельствах церемониться с ней лорд не собирался. От вторжения в сознание Сойледж испытала боль и попыталась вырваться, но Грэм собирался довести начатое до конца. Это был неприятный, но единственно действенный способ узнать всю правду.

С каждой секундой Грэм становился все мрачнее и мрачнее, а когда считал всю нужную информацию, выражение его лица и вовсе не поддавалось никакому описанию. Казалось, лорд был готов метать гром и молнии и сейчас сдерживался из последних сил.

— Отведи ее в лазарет, — велел он Рику, кивнув на вновь осевшую на пол Вивиан.

Не став ничего уточнять, элементаль кивнул и помог ей подняться. Через несколько мгновений они ушли, и когда за ними захлопнулась дверь, в комнате повисла гробовая тишина. Видя, что Грэм находится на грани бешенства, расспрашивать его Ника не спешила.

Лорд подошел к окну, оказавшись к Нике спиной, и несколько раз глубоко вздохнул. С минуту он стоял, не шелохнувшись, и Ника чувствовала, что в это время он пытался совладать с захлестнувшими его эмоциями.

Когда ему это удалось, Грэм обернулся и с расстановкой произнес:

— Сойледж подвергалась ментальному воздействию. Ее неприязнью к тебе воспользовались и сделали внушение. Менталисты, да и эмпаты, неплохо поработали.

Сказать, что Ника была поражена, — это не сказать ровным счетом ничего:

— Но зачем? Зачем кому-то внушать ей меня убить? Кому я могу мешать?!

Грэм ответил не сразу. Его взгляд, направленный на Нику, выражал множество чувств, среди которых неожиданно промелькнула… вина.

— Мне следовало раньше об этом догадаться, — сокрушенно произнес он. — Но я даже предположить не мог, что она на это способна!

Только сейчас в памяти Грэма всплыли слова бывшей любовницы, брошенные в последнюю их встречу.

«Клянусь, ты об этом еще пожалеешь!» — сказала она тогда, но он не обратил на угрозу никакого внимания. Как оказалось, зря.

— За этим стоит Эльза? — догадалась Ника. — Я права?

— И не только за этим, — мрачно подтвердил лорд. — Когда я сканировал ауру напавшего на нас дарха, то также обнаружил следы ментального воздействия.

Внезапно Грэм с силой стукнул кулаком по стене и, не сдержавшись, выругался. Он был зол на Сойледж, ставшую пешкой в руках опытных квинтов, на Эльзу, решившую таким диким способом избавиться от потенциальной соперницы, но больше всего — на себя. За то, что не сумел вовремя это предотвратить.

Лорд вплотную подошел к Нике и, глядя ей прямо в глаза, уверенно произнес:

— Можешь не сомневаться: больше она не посмеет тебя тронуть. Обещаю.

И без его слов Ника это знала. Знала, что он защитит ее — не важно, по каким причинам, но Грэм не позволит Эльзе вновь посягнуть на Никину жизнь. Нике было совершенно не важно, каким образом он решит эту проблему — прибегнет к закону, обвинив Эльзу в нападении, или пригрозит при личной встрече. В этот вопрос Ника вмешиваться не собиралась и впервые в жизни не проявляла к кому-то сочувствия. Дальнейшая судьба Эльзы ее не интересовала, и Ника надеялась лишь на то, что она получит по заслугам.

А вот Сойледж ей было жаль. Пускай Вивиан испытывала к ней неприязнь и даже ненависть, но ее жестоко использовали, вмешавшись в психику и подтолкнув к совершению ужасного поступка. На лекциях Ника уже успела узнать, что в некоторых случаях эмпаты могли оказывать на человека влияние похлеще менталистов. Если последние могли воздействовать на сознание и иногда внушали мысли, то сильные эмпаты были способны на более страшное — внушение чувств. Они могли выявить в человеке те или иные эмоции и усилить их в несколько раз, что зачастую приводило к психическим расстройствам. Разумеется, подобные действия, так же как и несанкционированное чтение мыслей, были запрещены законом, но, как известно, всегда находятся те, кто ради хорошей прибыли готов преступить закон и забыть о моральных принципах.

— Может, теперь я наконец дождусь от вас извинений? — желая сгладить напряженную ситуацию, пошутила Ника. — Между прочим, по вашей милости меня дважды чуть не угробили.

— Ключевое слово — «чуть», — послав ей ироничную улыбку, заметил Грэм. — Извинений можешь не ждать. Кстати, — он бросил красноречивый взгляд на давно остывшую отравленную еду, стоящую на столе, — ты сегодня так и не пообедала. Голодна?

Ника хотела соврать, что совсем не хочет есть, но в этот момент желудок предательски заурчал. Не спрашивая согласия, Грэм второй раз за день открыл портал и потащил ее в фиолетовую воронку.

Переход произошел настолько быстро, что Ника даже не успела ничего почувствовать. Казалось, только-только они стояли в комнате, как вдруг раз — и очутились на кухне.

Было около девяти часов вечера, и в это время на кухне уже работала Джолетта. Облачившись в старый потрепанный передник и не обращая внимания на свой внешний вид, она драила гору посуды, оставшуюся после ужина. Мик с Феофаном заготавливали овощи к завтрашнему дню, и старший повар при этом ни на секунду не выдавал своего внутреннего состояния. Он вел себя как обычно, и не знай Ника, что произошло днем, она бы ни за что не догадалась, насколько Феофан подавлен.

Госпожа Лили восседала на порядком расшатанном деревянном табурете и с ехидцей поглядывала на вкалывающих работников кухни.

— Поживее, поживее! — подгоняла она поваров и Джолетту. — Свекла сама себя не почистит, а посуда — не помоет!

Когда Ника с Грэмом вышли из воронки, гномиха мгновенно это заметила и обернулась в их сторону с непередаваемым выражением лица:

— Опять приперлись?! Что ж вам еще надо-то, окаянные?! Всю кухню мне разворотили, запахов посторонних понанесли!

Декан лучезарно улыбнулся:

— Госпожа Лили, дорогая моя, ты ведь не откажешь умирающим от голода квинтам в хорошем ужине?

— Ишь ты, ужин им подавай! — недовольно пробубнила шеф-повариха.

Впрочем, ворчала она лишь для приличия, и уже вскоре Ника и лорд Грэм сидели за столом, за обе щеки уплетая предложенные кушанья. Как оказалось, голодна была не одна Ника. Декан с таким аппетитом поглощал стейк, соус и поджаренный картофель, что становилось понятно — не ел с самого утра.

— Вот не зря я тебя на работу взял, — насытившись, довольно произнес Грэм. — Ума не приложу, как можно так вкусно готовить?

Гномиха снова что-то прокряхтела, но ее лицо буквально засияло от похвалы, выдавая истинные эмоции. Ника же в это время во все глаза смотрела на лорда и не переставала удивляться тому, насколько он может быть разным. Совсем недавно являл собой устрашающее зрелище, готовый рвать и метать, а сейчас снова выглядел, как в тот момент, когда гладил Барсика. Ника подозревала, что далеко не каждому он позволял видеть себя таким, и ценила это доверие.

— Еще б ты меня не взял, — пробубнила шеф-повариха. — Сердце-то доброе, хоть и умело это скрываешь. Пожалел старую.

Грэм улыбнулся одними уголками губ:

— Госпожа Лили, ну какая же ты старая? Всего-то одно столетие разменяла.

Тонкое игнорирование фразы про «доброе сердце» Ника оценила, но не смогла сдержать вспыхнувшего интереса.

— Пожалел вас? — переспросила она у гномихи.

— Пожалел, — подтвердила та и, не обращая внимания на недовольство лорда, принялась рассказывать: — В те времена я осталась без крова над головой и без надежды его когда-нибудь обрести. Мы, гномы, живем родовыми общинами, каждая из которых занимается определенным делом. Наша вот ювелирным мастерством славилась. Это я не в сородичей пошла — в каменюках этих ни дарха не понимала. Мне всегда куда ближе были травки всякие, кастрюли, ложки-поварешки. Работала себе на кухне и была всем довольна. Однажды у нашего главного ювелира пропали изумруды, которые он для особо важного заказа отбирал. Я тогда еще и комнаты убирала — вот и сказали, что я взяла. Старейшина собрал весь род. Общим решением меня обвинили в краже и изгнали. Вот так-то и оказалась я на улице без гроша за душой… эти ж сородичи проклятущие даже вещи забрать не дали! Вот уж точно — законы наши, гномьи, дархи писали!

Пока госпожа Лили говорила, не только Ника, но и Джолетта с интересом слушали ее рассказ. А вот Грэм был явно недоволен происходящим, но перебивать все же не пытался.

— На работу меня брать никто не хотел — безродные гномы, знаешь ли, доверия большого не вызывают. Нас и так за характер не особо жалуют, а тут еще и изгнание да слепота сверху. Единственным человеком, не обратившим внимания на мои, мягко сказать, непривлекательные рекомендации, оказался наш Тайрон. Как сейчас помню, так и сказал: «Плевать мне, многоуважаемая гномиха, на ваши родовые разборки. Умеете готовить — добро пожаловать в мой дом и на кухню. Не умеете — дверь там».

После этих слов Ника невольно улыбнулась — подобное было как раз в духе лорда Грэма.

— А он еще и за дело мое взялся, — с довольным видом похвасталась госпожа Лили. — Имя мое обелил. Оказалось, что это дочь старейшины нашего изумрудики умыкнула. Вишь ли, продать их задешево хотела! Денег ей мало было! И ее-то из рода не изгнали. — Гномиха досадливо поморщилась, а после вновь разулыбалась. — Меня, конечно, обратно вернули. Вот только жить с ними я не захотела. Так и осталась у Тайрона работать. Да… добрый он, в душе-то.

Грэм показательно хмыкнул:

— Может, перестанешь говорить обо мне в третьем лице? Я вообще-то здесь, если ты не заметила.

Госпожа Лили смерила его снисходительным взглядом:

— Кто ж тебя похвалит-то, если не я?

Лорд хотел что-то ответить, но отчего-то передумал. Спорить с ней было себе дороже, а сегодняшний день и так изрядно потрепал всем нервы. Ника же после слов шеф-поварихи только в очередной раз убедилась в правильности своих выводов относительно Грэма.

После позднего ужина в комнату Ника возвращалась в сопровождении Джолетты и попутно рассказывала ей о недавнем покушении. Не забыла она упомянуть и о странном поведении Барсика, сыгравшем ключевую роль в ее спасении. Узнав о том, что новоиспеченную подругу пытались отравить, Джолетта пришла в ужас. Она даже отчитала ее за легкомысленное отношение к собственной безопасности.

— Вот поэтому и нужны дегустаторы! — заявила Джолетта, когда они ложились спать.

Ника невесело усмехнулась:

— То есть дегустаторы, по-твоему, не люди, и их можно не жалеть?

С ответом Джолетта не нашлась. Она сграбастала в охапку Барсика, который стал прямо-таки героем дня, и постаралась скорее заснуть.

В течение следующих нескольких недель академия гудела, словно растревоженный пчелиный улей. Все адепты и профессора готовились к предстоящему осеннему балу и визиту совета магов, приуроченному к этому празднику. Предстояло сделать множество приготовлений, начиная с приведения в порядок документации и заканчивая украшением главного бального зала. Работы предстояло немало, и на каждого обитателя академии была взвалена куча обязанностей.

Кроме того, в это время особое внимание уделялось этикету и придворным танцам. Профессор Нарвис отобрал десять самых преуспевающих в танцах пар и беспрестанно репетировал с ними открытие бала. К своему удивлению, Джолетта оказалась в их числе. Похоже, преподаватель действительно кардинально пересмотрел свои взгляды, раз разрешил участвовать в церемониальном танце «безобразной», с его слов, адептке.

Сама Джолетта, так же как и все, была настолько занята, что у нее не оставалось ни одной свободной минуты. Магистр Лосгар, зная, в каком положении она находится, тактично предложил ей некоторую сумму денег, но Джолетта их не взяла. Она по-прежнему продолжала трудиться на кухне, хотя спокойно могла от этого отказаться. Как ни странно, ей понравилась зарабатывать на жизнь собственным трудом, и каждый честно заработанный медяк был для нее гораздо дороже легко полученного золотого.

Все из-за той же загруженности у Джолетты не было времени даже на то, чтобы думать об иссушениях и фее. Магистр Лосгар и лорд Грэм держали их с Никой в курсе последних событий, но, к сожалению, — а может, и к счастью, за это время не произошло ничего выдающегося. Перелопатив всю оставшуюся в библиотеке литературу, ничего нового о феях они не нашли, а что до иссушений, то главной подозреваемой по-прежнему оставалась магистр Трайвол. Правда, в последнее время за ней не замечалось никаких странностей. Декан водного факультета выполняла свои обязанности, больше не приближалась к лазарету и, как и остальные, занималась подготовкой к грядущим мероприятиям.

Буквально через день после того, как у Феофана был обнаружен иссушитель, лорд Грэм наведался в научный институт, намереваясь выдвинуть обвинения Томасу. Но оказалось, что тот исчез. Дик и другие мастера сообщили, что он несколько дней не выходил на работу, а когда они решили навестить его дома, то обнаружили, что и там его нет. Грэм расспросил соседей, и те сказали, что в последний раз видели его спешно покидающим дом. В этот момент он выглядел нервным и испуганным — настолько, что, уходя, даже забыл закрыть дверь.

Лорд со своими людьми осмотрели дом и обнаружили с десяток исправных иссушителей. Похоже, Томас собирал их не только в мастерской, но и на дому. Помимо этого в его вещах были найдены чертежи других разработок, являющихся усовершенствованными моделями. Если обычные иссушители были узконаправленными, то есть качали энергию из одного конкретного мага, то эти явно планировались как оружие массового поражения. И если бы мастеру удалось воплотить эти наработки в жизнь, то для Дагории это могло обернуться настоящей катастрофой. Но что, если мастер уже в этом преуспел? Ответа на этот вопрос не было. Напасть на след Томаса Грэму не удалось — ученый словно сквозь землю провалился.

Насколько было известно Джолетте, лорд Грэм готовил подробный доклад о происходящем главе Королевской службы безопасности и собирался рассказать обо всем сразу после бала в академии.

День бала Грэм, Лосгар, да и Ника с Джолеттой ждали в напряжении. После того как им удалось расшифровать значительную часть предсказания Миры, было ясно, что именно этот день станет решающим. Кроме того, Ника высказала предположение о том, что профессор Гвирел тоже может быть замешана в иссушениях. Она пришла к такому выводу из-за поведения преподавательницы после предсказания. В тот момент она прервала пару прорицания и в спешке куда-то ушла.

Профессор Гвирел и магистр Трайвол были уважаемыми и сильными магами Агавийского королевства, поэтому предъявлять им какие бы то ни было обвинения без доказательств лорд Грэм не мог. А этих самых доказательств не было. Единственное, что он мог себе позволить, — это переговорить с Айрин Трайвол с глазу на глаз. Что и сделал. Джолетта не знала подробностей этого разговора, но, судя по всему, Грэм ничего не добился. По понятным причинам, открыто заговорить с ней об убийствах он не мог, а намеков декан не понимала. Или делала вид, что не понимала. Влезть к себе в голову магистр Трайвол тоже не позволила, что, впрочем, было вполне ожидаемо.

Джолетта шла по коридору главного корпуса, собираясь вернуться в общежитие. Только что закончилась пара по истории магии, и она чувствовала, что и без того загруженный мозг начинает окончательно закипать. Кругом творилось столько всего, что весь этот нескончаемый водоворот событий казался каким-то сумасшествием. А между тем учебу никто не отменял, равно как и грядущие экзамены.

Внезапно Джолетта услышала громкие крики, доносящиеся со стороны ректората. Голос кричащего она узнала сразу и, не раздумывая, направилась в ту сторону. По репликам Джолетта уже поняла, какая сцена там разворачивается, и ни за что не хотела пропустить подобное зрелище.

— Щенок! Да как ты посмел так меня опозорить?! Опозорить весь наш род! — Голос Крэсбора-старшего разносился по корпусу подобно раскатам грома.

Судя по побледневшему лицу и бегающему взгляду, отца Дамиан боялся. И боялся сильно. Он стоял, от волнения сцепив руки в кулаки и с силой сжав челюсти.

— Ты знаешь, что ректор настаивает на твоем отчислении?! Да как ты вообще мог связаться с этим сбродом, да еще и влезть в долги?!

— Я все верну, — дергано отозвался Дамиан. — Заработаю.

Его отец пребывал на грани бешенства:

— Заработаешь?! Это ты-то заработаешь?! Только и знаешь, как состояние на гулянки спускать!

В следующее мгновение он внезапно осознал, что за их выяснением отношений наблюдает куча народа, и несколько сбавил тон. Джолетта была не единственной, крики привлекли еще с десяток любопытных адептов, жадно глазеющих на бесплатное представление.

— Едешь домой! — безапелляционно заявил Крэсбор-старший. — Когда решим все проблемы, вернешься в академию!

Сказав это, он бросил суровый взгляд на собравшихся зевак, и те поспешили расступиться. Когда Дамиан проходил мимо Джолетты, она не сдержалась и, лучезарно улыбнувшись, помахала ему на прощанье.

— Я тебе еще это припомню, — сквозь зубы процедил огневик, на секунду остановившись.

Джолетта спокойно встретила пристальный испепеляющий взгляд, и ее улыбка стала еще шире. Она ничего не могла с собой поделать — выводить Крэсбора из себя доставляло ей ни с чем не сравнимое удовольствие.

После того как представители этой семейки скрылись из виду, возвращаться в комнату Джолетта передумала. Сегодня выдался единственный более-менее свободный за последнее время день, и она решила потратить время на прогулку. Ей давно не доводилось подолгу бывать на свежем воздухе, и Джолетта решила исправить это упущение. После недавней сцены настроение значительно поднялось, и она, едва ли не пританцовывая, отправилась в сад — тот самый, который находился на заднем дворе академии.