ГЛАВА 20

— Раз, два, три. Раз, два, три. Поворот! — отсчитывал шаги преподаватель, высокомерным взглядом скользя по танцующим адептам. — Ну что же вы как стадо слонов?!

Но когда он смотрел на представителей аристократии, его взгляд резко менялся с высокомерного на одобряющий:

— Леди Катрина, лорд Крэсбор, просто замечательно! Отлично! Ваша пара будет открывать осенний бал!

Так же как и в предыдущие разы, занятия танцами проходили одновременно у старшего курса огневиков и у первого водников. За все это время среди адептов успели сформироваться постоянные танцевальные пары, среди которых у профессора Нарвиса уже появились свои любимчики.

Джолетта, танцующая в паре с неуклюжим огневиком, мысленно фыркала и едва подавляла желание громко выругаться. Мало того что этот увалень за последний час оттоптал ей все ноги, так еще и профессор Нарвис ужасно раздражал своим нытьем! И перед дворянами лебезил — даже перед едва передвигающейся толстушкой, которую ни на одном приличном приеме Джолетта раньше и в глаза не видела!

— Адептка Тьери! — нервно взвизгнул преподаватель, когда партнер в очередной раз наступил ей на ногу. — Вам что, в детстве медведь все уши оттоптал?! Неужели вы не можете двигаться в такт музыке?!

Хотя Джолетта в открытую и не демонстрировала свои умения, все же танцевала она прилично. Поэтому в том, что их пара не попадала в такт, был виноват лишь партнер. И что самое главное — профессор Нарвис прекрасно об этом знал. Просто он невзлюбил девушку еще с того самого момента, когда она впервые опоздала к нему на занятие, и с тех пор цеплялся к ней по любому поводу.

— Нет, это вы, должно быть, ослепли, раз не видите, что я не совершила ни одной ошибки! — взорвалась Джолетта, гневно сверкнув глазами.

— Ты… да как ты смеешь… — Профессор буквально задохнулся от возмущения и еще более визгливым голосом, чем прежде, воскликнул: — Да я преподавал всем первым леди королевства! Разве что только не принцессам! Даже несравненная Джолетта де Лэйр брала у меня уроки!

Джолетта на несколько мгновений оторопела, а после громко рассмеялась, вызвав недоумение у остальных адептов. Смех ее оборвался резко, и, глядя преподавателю прямо в глаза, она отрезала:

— Лжете. Леди Джолетта де Лейр не то что не брала у вас уроки, она о вас даже не слышала!

Профессор Нарвис пошел красными пятнами и, стараясь не терять лицо перед студентами, небрежно произнес:

— Тебе-то откуда об этом знать? Впрочем, если ты имела честь работать в герцогском замке и никогда меня там не видела, это не значит, что я туда не приходил. — Он смерил студентку уничтожающим взглядом и заявил: — Адептка Тьери, я не намерен более терпеть ваше неподобающее поведение! Вы грубы, безобразны и бездарны, поэтому я заочно ставлю вам неуд за предстоящий экзамен и сейчас же отправляю к ректору!

В танцевальном зале раздался удивленный гул. Все без исключения адепты понимали, что профессор перегнул палку. Как бы то ни было, а оскорблять студентку, называя ее безобразной, он не имел никакого права, равно как и заранее не принимать экзамен.

— А ко мне не нужно отправлять, — внезапно раздался голос ректора, на котором тут же сосредоточилось всеобщее внимание. — Я уже здесь.

— Магистр Лосгар! — обрадовался профессор Нарвис. — Хорошо, что вы зашли! Надеюсь, вы видели, как возмутительно вела себя адептка Тьери? Она оклеветала меня, и я прошу — нет, требую, чтобы к ней применили соответствующее наказание или вообще отчислили!

— Да неужели? — скептически переспросил ректор, подходя ближе. — То есть за то, что вы приукрасили свои заслуги, нарушили систему обучения, поставив неудовлетворительную оценку задолго до экзамена, и оскорбили студентку, я должен наказывать кого-то помимо вас?

До этого красный, преподаватель резко побледнел и, кое-как взяв себя в руки, ухватился за единственную зацепку, которая, как он считал, его оправдывала.

— Но она совершенно не умеет танцевать! Я заочно поставил ей неуд, потому как уверен, что за месяц адептка не сможет выучить все, что необходимо для сдачи экзамена!

— Профессор Нарвис! — перебил его Лосгар, в голосе которого проскользнуло раздражение. — За месяц можно выучить основы магии всех пяти элементов, если на то есть желание. Поэтому настоятельно советую вам не ставить себя в еще более глупое положение. И да — будьте так добры, зайдите после занятий ко мне в кабинет.

В тот момент, когда магистр уже развернулся, собираясь уходить, а профессор намеревался в очередной раз что-то возразить, терпение Джолетты лопнуло. Она была благодарна ректору за заступничество, но прекрасно понимала — даже если он попытается вправить Нарвису мозги, из этого ничего не выйдет. Профессор будет доставать ее до тех пор, пока не добьется ее отчисления или пока его не уволят.

— Магистр Лосгар! — окликнула Джолетта ректора, заставив того обернуться. — Согласно уставу академии адепт может просить о досрочной сдаче экзамена. Я хочу сдать экзамен по искусству танца прямо сейчас.

Несколько секунд ректор не мигая на нее смотрел. Преподаватель танцев в это время буквально уронил челюсть, а студенты одобрительно загудели, предвкушая интересное развлечение.

— Профессор, вы готовы? — как всегда вежливо поинтересовался ректор, но в его тоне Джолетта уловила саркастические нотки.

— Я не могу принимать экзамен без профессора Феоне… — растерялся преподаватель. — Танцы и этикет объединены…

— Не вижу проблемы, — оборвал его Лосгар. — Этикет адептка Тьери сдаст в срок, а танцы — прямо сейчас. Я даже готов потратить свое время и проследить за сдачей. Если вдруг окажется, что студентка действительно не готова, то, как вы и хотели, по отношению к ней будут приняты специальные меры.

Еще некоторое время поупорствовав, профессор Нарвис все-таки сдался и, кажется, даже предвкушал грядущую расправу над наглой студенткой. Он был уверен, что ничего выдающегося она продемонстрировать не сможет, и, чтобы окончательно выставить ее в дурном свете, предложил провести экзамен в виде небольшого соревнования, поставив ей в соперницы Катрину Верн, которую считал лучшей танцовщицей со всего водного курса.

Больше сдерживать себя Джолетта не собиралась. Ректор с лордом Грэмом уже и так знали, кто она на самом деле, а до всех остальных ей дела не было.

Во взгляде Катрины, направленном на Джолетту, читались презрение и чувство превосходства. Она, так же как и профессор Нарвис, была уверена, что без труда выиграет эту своеобразную битву.

Зазвучала мелодичная музыка, которую специально для занятий поймал приглашенный воздушник, и Верн принялась демонстрировать свои умения. Сначала это были базовые движения, шаги, па — она двигалась неплохо, лучше многих других, но, по мнению Джолетты, рыжая была далека от идеала. Следом за сольным танцем шел парный, для которого партнером, естественно, был выбран Дамиан. В отличие от своей подруги, он двигался гораздо увереннее и грациознее, сразу становилось понятно, что придворным танцам его, как и всех аристократов, обучали с детства.

Вместе они смотрелись очень красиво, и многие адепты — особенно девушки — бросали на них завистливые взгляды. Катрина, делая сменяющие друг друга танцевальные элементы, не переставала лучезарно улыбаться, а когда танец закончился, ее улыбка стала еще шире. Под бурные овации адептов и хвалебные комментарии профессора Нарвиса они заняли свои места и выжидающе уставились на Джолетту. Все, кто пытался рассмотреть в ней неуверенность и скованность, вынуждены были разочароваться — студентка, к которой было обращено несколько десятков пар глаз, чувствовала себя абсолютно уверенно и спокойно.

Решительно выйдя в центр зала, она величественно кивнула ловящему музыкальные волны воздушнику и попросила:

— Найди мне музыку для ровэта.

После ее слов в зале повисла гробовая тишина. Никто не мог поверить в только что услышанное. Ровэт был не столько танцем, сколько хореографической композицией, и отличался крайней степенью сложности. Традиционно он начинался с парного тура, а после шло женское соло, безупречно исполнить которое не всегда могли даже лучшие танцовщицы.

Профессор Нарвис прокашлялся, после чего взглянул на Джолетту и не без иронии произнес:

— Кто составит танцевальную пару мисс Тьери?

Ответом ему снова была тишина. Желающих позориться, пытаясь воспроизвести сложный танец, не было, тем более в компании столь непривлекательной девушки. Нежеланию вставать с ней в пару Джолетта ничуть не удивилась и, уверенная в своих силах, уже собралась танцевать в одиночку, как вдруг в ее сторону двинулся магистр Лосгар.

Подойдя ближе, ректор сделал соответствующий случаю поклон и, протянув в приглашающем жесте руку, ровно произнес:

— Вы позволите?

Джолетта вложила пальцы в протянутую ладонь, и в это же мгновение зазвучала нежная проникновенная музыка. До этого абсолютно спокойная, Джолетта внезапно занервничала. Да… совсем не так она представляла себе этот момент несколько недель назад. Раньше она не раз воображала, как, покорив неприступного лорда Лосгара, будет блистать с ним в паре на балу. Но даже в самых невероятных фантазиях не могла предположить, что это случится на занятии в академии и что при этом она будет выглядеть настолько отвратительно.

Джолетта неотрывно ловила пробирающий насквозь взгляд, в котором скользила легкая заинтересованность. На талии ощущалось уверенное прикосновение, теплые пальцы ненавязчиво заскользили по ладони, легкими касаниями прокладывая путь до запястья.

Ровэт не зря считался танцем смелым, чувственным, балансирующим на грани приличия. На приемах редко кто из аристократов решался его исполнять, и обычно для выступления приглашали специальных танцоров, развлекающих этим танцем гостей. Увидев выступление такой пары однажды, Джолетта буквально влюбилась в эту хореографию и втайне ото всех уговорила своего преподавателя научить ее так танцевать.

Наверное, если бы сейчас она была прежней, то не решилась бы исполнять ровэт на публике. Но будучи Анной Тьери, не ограниченной рамками положения и обязанностей, она наконец-то могла дать себе волю. В этом танце Джолетта была сама собой — такой, какой прежде ее не видел никто. Она двигалась свободно и плавно, чувствуя себя водной стихией, сутью этого элемента. Движения Лосгара были прямо противоположными, резкими, напоминающими буйство пламени, роль которого ему отводилась в этом танце. В этом и состояла сущность ровэта — противостояние, две вечно соперничающие стихии, для воплощения которых в танец добавлялись элементы магии.

Сделав очередной поворот и прогнувшись назад, Джолетта выпустила дар наружу, и вокруг нее заструились две тонкие водные ленты, следующие за ее движениями. Рядом с ректором в этот момент зажглась пара ярких бликов, пышущих жаром и ярким сиянием. Две противоположности переплелись между собой, и пара закружилась по залу в прекрасном танце. В этот момент Джолетта подумала, что они с Лосгаром отличаются друг от друга как огонь и вода. Она — импульсивная, взбалмошная, взрывная, и он — всегда сохраняющий спокойствие, собранный, невозмутимый. Даже странно, что ему подвластна стихия огня. Хотя, пожалуй, именно такой человек и может укротить этот буйный элемент, подчинить его своим холодным напором.

Помимо интереса, в глазах Лосгара блестело восхищение, и от этого Джолетта на миг вновь почувствовала себя прекрасной. Словно заклятие на время отступило, обнажив ее настоящую внешность. В глубине души она понимала, что восхищение ректора вызвано ее танцевальными навыками, а отнюдь не ей самой, но предпочитала об этом не думать и наслаждаться моментом.

Когда парная часть танца подошла к концу, Лосгар незаметно отошел в сторону, оставив студентку одну в центре зала. В это же время нежная музыка плавно сменилась более динамичной, и Джолетта моментально перестроилась. Ее движения приобрели новую яркую окраску, но сохранили при этом прежнюю гибкость и грацию. Джолетта кружилась по залу, изгибаясь и одновременно управляя водными лентами, которых постепенно становилось все больше и больше. Со стороны это зрелище выглядело завораживающим и невероятным — ленты окружали ее, переплетаясь и извиваясь точно змеи, но при этом не касались друг друга. Это был высший класс. Мастерство, отточенное годами занятий.

В какой-то момент Джолетта забыла обо всем — о том, что сдает экзамен, что находится в академии, что на нее смотрят десятки человек, ожидающие ее провала. Существовали только она, музыка и движения, в которые она вкладывала всю душу.

Когда отзвучал последний аккорд и она вернулась к реальности, в зале в очередной раз повисла полнейшая тишина. Джолетте казалось, что ее ограждает непробиваемая ватная стена, поглощающая все звуки. Зато лица всех адептов были настолько красноречивыми, что никаких слов и не требовалось. Она знала, что выступила изумительно и, бросив победный взгляд на застывшего статуей профессора Нарвиса, заметила, насколько он поражен. Его растерянный и ошарашенный вид вознес самоощущение Джолетты до небес. Она посмотрела на Верн и Крэсбора — они выглядели примерно так же. А вот лицо ректора, как и всегда, отражало внутреннее спокойствие, и лишь внимательнее присмотревшись, можно было заметить на нем одобрение.

Внезапно ватную тишину нарушили несколько несмелых хлопков. За ними тут же последовали другие, и уже через пару секунд воздух сотрясли бурные аплодисменты. Сердце Джолетты бешено стучало, в голове проносилась вереница разнообразных мыслей. Это был триумф, минута славы, на короткий миг вернувшая ее в прошлую жизнь.

— Я полагаю, это «отлично»? — спросил магистр Лосгар после того, как овации смолкли. — Профессор Нарвис, как вы считаете?

— Д-да, — с запинкой произнес ошарашенный преподаватель.

Под пристальным взглядом присутствующих он неловко взял в руки журнал и подрагивающей рукой поставил напротив графы «Анна Тьери» высший балл. Вслед за этим прозвенел звонок с пары, и когда Джолетта вышла из зала, ее тут же окружили взбудораженные адепты. Все наперебой спрашивали, где она научилась так танцевать, а некоторые даже порывались взять у нее несколько уроков. Пока Джолетта пыталась отвечать на обрушившийся ворох вопросов, параллельно она заметила пробирающегося к ней сквозь толпу Дамиана. Подойдя, Крэсбор бесцеремонно растолкал стоящих поблизости магов и, подхватив Джолетту под руку, потянул ее за собой.

— Нужно поговорить, — тихо проговорил он и тут же угрожающе добавил: — Даже не думай сопротивляться и спокойно иди за мной. Иначе пожалеешь.

В аудитории царил полумрак. Окна были зашторены, и сквозь них пробивался лишь редкий рассеянный свет. На преподавательском столе тускло горел единственный светильник, в воздухе витал ненавязчивый запах ароматического масла. Вся созданная обстановка была направлена на то, чтобы способствовать расслаблению и углублению в себя.

За столами адепты сидели по одному и пытались сосредоточиться на внутренних ощущениях — у кого-то получалось лучше, у кого-то — хуже, а у кого-то не получалось совсем. Ника относилась к последним. На парах прорицания она всегда чувствовала себя полнейшим дилетантом и, сколько бы ни пыталась, приоткрыть завесу будущего по велению профессора Гвирел не могла. К этой преподавательнице Ника испытывала двойственные ощущения — с одной стороны, была благодарна ей за свое случайное зачисление в академию, а с другой — профессор ее немного настораживала. Впрочем, Ника понимала, что эта настороженность была вызвана предвзятым отношением к самому прорицанию. Да и внешность у преподавательницы была своеобразной — бледно-голубые, почти прозрачные глаза, такая же бледная кожа и белые прямые волосы, свободно спускающиеся до середины спины. Вкупе с темным длинным балахоном, который предпочитала носить профессор Гвирел, ее облик и вовсе казался пугающим.

— Ну и что у нас здесь? — неожиданно услышав рядом с собой низкий голос, Ника вздрогнула. — Что ты видишь?

В ответ Ника промолчала и неуверенно пожала плечами. Все пары прорицания были похожи — вначале профессор Гвирел давала адептам умеренную дозу информации, изъясняясь при этом более чем абстрактно, а затем им предстояло молча сидеть, концентрироваться и «смотреть». Это самое «смотреть» Нике не давалась ни в какую, а уж о том, чтобы «увидеть», речи вообще не шло. У пары человек с курса несколько раз случались видения, и они заверяли, что ощущения возникали просто непередаваемые.

Еще на самом первом занятии профессор Гвирел предупредила, что для занятий прорицанием нужна тонкая, но устойчивая психика, и это утверждение окончательно убедило Нику в том, что прорицание — не для нее. Сама преподавательница, да и некоторые талантливые в этой области адепты выглядели и вели себя так, словно были слегка не от мира сего, и Нике совершенно не хотелось становиться похожей на них и погружаться во все эти прорицательские дебри.

— Ты меня слышишь? — второй раз обратилась к ней профессор, повысив голос.

— Слышу. Но не вижу, — все-таки отозвалась Ника, мечтая лишь о том, чтобы эта пара поскорее закончилась. — Ничего не вижу!

Преподавательница смерила ее недовольным взглядом и хмыкнула:

— Н-да, способности и впрямь минимальные. Но это вовсе не знач…

Договорить ей не дал внезапно прозвучавший тоненький голос, доносящийся с последних рядов. Все присутствующие тут же обратили взгляды на хрупкую неприметную девушку — одну из тех, кто собирался выбрать прорицание своим профилем.

Бледная как привидение Мира смотрела в одну точку и, растягивая слова, нараспев произносила:

Пока Мира говорила, вид у нее был абсолютно отсутствующий, а взгляд — устремлен в пространство. Когда она произнесла эти странные слова, то моментально пришла в себя и оказалась растеряна не меньше, чем все остальные. Ника, которая, казалось бы, за это время уже привыкла к странностям, все равно ощутила пробежавшую по телу нервную дрожь. Все это выглядело жутко. К тому же она уловила исходящее от профессора Гвирел напряжение, и это не могло не тревожить.

— Адептка, мы здесь прорицанием занимаемся, а не стихи сочиняем! — сухо произнесла преподавательница, обращаясь к бледной как мел Мире. Она обвела аудиторию беглым взглядом и добавила: — На сегодня — все! Занятия окончены, можете быть свободны!

До звонка оставалось не меньше двадцати минут, и то, что их отпустили так рано, многим показалось странным, но никто, кроме Ники, не стал долго над этим задумываться. Когда все вышли из аудитории, профессор Гвирел наспех закрыла дверь и, не обращая ни на что внимания, стремительно куда-то направилась.

Ника смотрела ей вслед и понимала, что предсказание, сделанное Мирой, определенно имело какое-то значение, иначе преподавательница не стала бы так нервничать. Сама Ника не понимала смысла, вложенного в пророчество, но предполагала, что оно может быть связано с событиями, происходящими в академии. Мира говорила что-то о «поминальном эхе» — возможно, речь шла об убийствах, совершенных прошлой весной, и нападениях на Дарину и Каина?

Когда все стали расходиться, Ника догнала одногруппницу и попыталась ее расспросить о том, что она видела. Мира всегда была очень тихой и незаметной, а сейчас и вовсе походила на тень себя самой — испуганную и потерянную. Увидев ее в таком состоянии, Ника подумала, что профессор Гвирел вместо того, чтобы уходить, ничего не объяснив, должна была помочь студентке и успокоить ее.

— Я н-не з-знаю, — заикаясь, ответила Мира на Никин вопрос. — Это не было в-видением… я просто словно отключилась, и слова всплыли сами с-собой…

— То есть ты не можешь объяснить, что они значат?

Одногруппница отрицательно помотала головой.

Ника достала из сумки тетрадь с ручкой и попросила Миру записать то, что она говорила. К счастью, текст та до сих пор помнила. Однокурсница выглядела настолько потерянной, что Ника побоялась оставлять ее одну. Она предложила пойти в лазарет, но Мира отказалась, и в итоге они вместе отправились на кухню общежития факультета пятого элемента. В связи с последними событиями кухня госпожи Лили казалась Нике едва ли не единственным спокойным и безопасным местом в академии. Она предполагала, что у Миры случилась инициация прорицания, и поскольку сама уже проходила через подобное, понимала, насколько ей сейчас плохо.

— Устроили мне здесь проходной двор! — возмутилась гномиха, как только студентки вошли на кухню. — Ишь ты, повадились ходить табунами!

Услышав крики, Мира боязливо втянула голову в плечи и ссутулилась, вид она имела жалкий.

— Прекратите кричать, ей и так плохо! — отрезала Ника и, больше не обращая внимания на ворчание шеф-поварихи, помогла Мире присесть на стул.

Затем нашарила на полке успокаивающий травяной сбор и, кинув несколько щепоток в чайничек, поставила его завариваться. Когда чай был готов, гномиха, не переставая бурчать под нос, все-таки сжалилась и достала из погреба бутылку знаменитой вишневой настойки, после чего добавила в чашку несколько капель.

Пока Мира пила свое успокоительное, Ника в который раз вчитывалась в написанные на листке строки, пытаясь понять их смысл. Но он ускользал, Ника не могла расшифровать ни одной фразы. Профессор Гвирел часто повторяла, что прорицание — вещь относительная, и зачастую сделанное предсказание может иметь двоякий смысл. Случается так, что прорицателю приходится расшифровывать свои же пророчества, и на это может уйти много времени.

Вскоре на кухню пришел Мик, несущий корзину, доверху наполненную мелкими зеленоватыми плодами, напоминающими орешки. Он водрузил ее на стол, к которому тут же подошел Феофан.

— Недозрели, — покачал головой старший повар, взяв в руку один из орешков, который имел наиболее спелый вид. — Но ничего, в этом году они и так начали очень рано плодоносить. А из этих померанцевых плодов мы сделаем отличное цитрусовое масло!

Девушки синхронно подняли глаза на поваров, и Ника переспросила:

— Как-как ты сказал? Каких плодов?

— Померанцевых, — повторил Феофан. — В саду академии растут померанцевые деревца. Раньше они не плодоносили, а в этом сезоне ни с того ни с сего начали зреть очень рано. На юге королевства есть целые плантации, и у нас плодам и цветкам померанца находят самое разное применение. Используют как украшения, добавляют в блюда, мы вот собираемся сделать из недозрелых ароматическое масло. Ваша профессор Гвирел давно для занятий просила…

Пока Феофан говорил, в мыслях Ники крутились строчки из Мириного предсказания: «Поминальное эхо прощальною песнею жажду пробудит, взрастив померанец…»

— Померанец… померанец, — про себя проговаривала Ника, неотрывно смотря на корзинку плодов.

Туда же был направлен взгляд Миры, которая, казалось, была готова вот-вот упасть в обморок. Вместо того чтобы обрадоваться правдивости своего предсказания, она пришла в полнейший ужас. Если до этого пророчество еще вызывало сомнения — ведь все-таки его сделала недоучка-первокурсница — то сейчас однокурсницы почти уверились в его силе. Ника уже давно поняла, что в Дагории, да и вообще в жизни нет места случайностям и совпадениям — все несет в себе какой-то смысл. И то обстоятельство, что померанец появился на кухне сразу же после сделанного пророчества, — прямое тому подтверждение.

— Скажите, а померанец в Дагории что-нибудь символизирует? — спросила Ника после минутного молчания. — Есть у него какое-нибудь аллегоричное значение?

— Для девушек — это символ чистоты и невинности, — подумав, ответил Феофан. — Невесты часто прикалывают его цветки к волосам…

Это было совсем не то — поминальное эхо и чье-то пробуждение совсем не вязались со свадьбой. Ника вновь задумалась, но ее мысли прервала заговорившая госпожа Лили.

— Померанец — символ бессмертия, — произнесла она, повернув голову в сторону Ники. — Издревле его цветами украшали храмы и приносили на могилы усопших.

Она сделала короткую паузу и добавила:

— Это знак души и жизни вечной.