На бранном поле Эдуард мог забыть все свои сомнения и невзгоды. Он ощутил облегчение в тот самый миг, когда прибыл вестник и он выступил с войском из Виндзора на запад. Маргарет избрала путь в Уэльс, и другой человек на месте Йорка ощутил бы страх. Однако Эдуарда переполняло некое подобие радости. Он мог, наконец, оставить за спиной укоризненные взгляды жены, хотя, конечно, регулярно исполнял свой супружеский долг в холодной и неприветливой опочивальне. Разумеется, вино скрасило бы и облегчило этот процесс, однако король старался как мог, и ему действительно удалось хотя бы на время приподнять нависшее над ним темное облако. Он даже улучил мгновение для того, чтобы попрощаться со своими дочерьми, однако те подняли рев, воистину ввергший его в скрежет зубовный. Направленный в лицо меч не устрашил бы Эдуарда, но три верещащих девчонки быстро обратили его в бегство, попутно заставив плотно прикрыть за собой дверь детской.

Здесь, на приволье, вместе с братьями Ричардом и Джорджем Кларенсом, под золотыми лучами солнца, Эдуард не ощущал ни капли того безмолвного давления, которое стискивало его череп в Виндзоре или в Лондоне.

Теплый сельский воздух переполнял его легкие, и ощущения сделались более яркими, словно обострились сами его чувства. Если над головой монарха кружила стая птиц, он немедленно отмечал, с какой стороны нужно пустить сокола, чтобы тот сбил их. Это вот чувство он каким-то образом терял, оказываясь в городах и дворцах, где спотыкался и, словно слепой, находил путь свой на ощупь.

К нему вернулись почти все капитаны и лорды, сражавшиеся при Барнете. Попытался уклониться один только Кларенс. Эдуард по-прежнему находил его эгоизм чрезмерным, однако Джордж был из тех сыновей, которым не суждено стать королями. Смерть графа Уорика, не оставившего наследников мужского пола, означала возобновление претензий предшествующих владельцев на большое количество принадлежавших ему поместий. Некоторые из них возвратятся к короне, и Эдуард понимал, что, как и обещал, раздарит их, в виде земли или уже деньгами, в качестве награды своим людям. Право на наследование многих владений Уорика должно было определяться в сложных и запутанных тяжбах, и тем не менее в большинстве своем они должны были отойти к Джорджу Кларенсу. Именно по этой причине брат короля попросил разрешения остаться в Лондоне – и получил гневный отказ.

Эдуард глубоко вздохнул, пытаясь прогнать раздражение, которое пробуждал подчас в его душе младший братец. Бесполезное чувство это всякий раз только расстраивало его. А вот присутствие Ричарда утешало – этого горбуна, который одолел собственное увечье и сделался отменным рыцарем и истинным герцогом королевской крови.

Король с гордой улыбкой бросил взгляд на знамена Глостера на правом фланге. Если быть честным, то Кларенс – бесполезный и слабый ублюдок. Но вот Ричард Глостер – подлинный сын Ричарда Йорка, отец гордился бы им.

После того как стали ясны понесенные им в битве при Барнете и после нее потери, Эдуард сумел собрать к Виндзору всего пять тысяч. И ему жестоко не хватало тех, кто прежде шел вместе с ним.

Монарх прекрасно понимал, что нередко слишком торопится. По безумной прихоти он женился на женщине, которая была старше его и к тому же имела сыновей. Он провозгласил себя королем Англии, хотя Генрих VI был еще жив и армия его не была разбита. Тем не менее склонность к быстрым и внезапным действием сослужила Йорку хорошую службу в походе на Уорика.

Выступление против Маргарет без тщательной подготовки также сулило некоторые опасности, однако каждый прошедший день означал, что под ее знамена могут встать новые бойцы. Ей ни в коем случае нельзя было позволять перейти в Уэльс. Слишком многие там еще помнили Тюдоров и хранили верность той линии, которую Эдуард сокрушил при Мортимерс-Кросс. Эта битва, состоявшаяся еще до Таутона, теперь казалась ему воспоминанием, пришедшим из памяти другого человека. Он помнил только безумие боя, однако Оуэну Тюдору не суждено было пережить тот день.

Пять тысяч человек, во всяком случае, способны к быстрому передвижению, решил Эдуард. Они победили при Барнете, и он был уверен в том, что достойно вознаградит их за службу. В том году в Англии не было более высокооплачиваемой работы, и всего за три дня город Виндзор увидел больше денег, чем за все предыдущее столетие. A потом явились свежие вести, и снова запели трубы, приглашая всех опять на войну и на битву. Начало казалось безрадостным, однако конные, равно как и пешие, уверенно преодолевали милю за милей.

Эдуард рассчитывал в первую очередь преградить путь идущему от берега войску Маргарет и ее сына. Если его пять тысяч за три дня преодолели первые девяносто миль, то она тоже шла вперед. Согласно донесениям его шпионов, приходивших с дороги, город Бристоль встретил принца как блудного сына, заколов ради него упитанного тельца – вместо того чтобы вышвырнуть его вместе с матерью как изменников. Похоже, придется дать на его стенах наглядный урок, мрачно подумал Эдуард. Выставить голову мэра или шерифа. Он вспомнил, как стоял перед стенами Халла, когда был еще совсем слаб. Оставалось надеяться, что с того дня горожане успели услышать о его победах. Приятно было представить, как трясутся все эти купцы, гадая, как он теперь обойдется с ними.

Эдуард, как только мог, гнал вперед своих братьев и их людей, однако граница с Уэльсом находилась на дальнем западе, и они пытались перехватить войско, не зная, куда могло оно продвинуться. Король готов был отдать кошель с золотыми ангелами за то, чтобы перейти на более северную дорогу, однако на запад вел всего один путь, способный пропустить по себе войско. Люди его просто были не в состоянии пройти нужное количество миль по нетореной тропе. Один долгий переход или длинная луговина, заросшая высокой травой, – и день потерян, а люди излишне устали. На запад вела одна-единственная дорога, однако Эдуард постоянно вглядывался в попутные долинки, гадая, нельзя ли послать по ним своих людей.

Своих самых быстрых всадников он отправлял вперед за новыми сведениями, а также с предупреждениями городам и селениям, лежащим на пути Маргарет. Наградой за предусмотрительность стало известие о том, что Глостер закрыл свои ворота перед Ланкастерами, что доставило особенное удовольствие брату Ричарду. Колонна его находилась уже недалеко от города, и, возможно, как раз этот факт и определил решение совета.

Понятие верности становится несколько неопределенным, если учитывать, что и Ланкастеры, и Йорки имели права на корону, однако приятно слышать, что твой собственный титульный город остается верным тебе. Эдуард только посмеялся и покачал головой, когда Ричард спросил его о том, всегда ли Йорк поступал подобным образом. Все это ничего не значило. Гонцы донесли, что в тот день последним броском, пройдя форсированным маршем тридцать шесть миль, они вошли в соприкосновение с врагом. Войско Маргарет с ее сыном и лордами залегло где-то в окрестной тьме. Люди замечали воодушевление Эдуарда и вдохновлялись им, а сам король хищной птицей вглядывался во тьму. Он переломил хребет Невиллам при Барнете, а теперь пронзит и самое сердце Ланкастеров, даруя тем самым мир Англии после почти двадцати лет войны. Немалое достижение, если подумать.

Поднявшаяся луна осветила город Глостер, находившийся слева от короля и его армии. Они миновали его, высоко подняв головы, с прямой спиной, готовые нанести свой удар, когда и куда им будет указано. Перед ними простиралось просторное, заросшее весенней травой поле. И каждый из тех, кто маршировал в войске Эдуарда, знал, что они находятся близко к цели и что, когда взойдет солнце, они нанесут жестокий удар, способный сокрушить королевский дом.

Маргарита Анжуйская старалась держаться так, чтобы сын не заметил ее волнение, хотя, конечно, скрыть тревогу было невозможно. Какая-то часть каждого дня его жизни последние десять лет так или иначе проходила в ее обществе – или в Сомюре, в поместье ее отца, или во дворце и садах короля Людовика. Наверное, принц Эдуард слишком хорошо знал свою мать.

Взлянув на нее только один раз, он сразу же помрачнел, словно внутренний свет оставил его глаза.

– Неужели новости настолько ужасны, матушка? – спросил молодой человек.

Маргарет с напряженной улыбкой отослала только что вернувшегося и еще тяжело дышавшего разведчика. Парень был не менее расстроен, чем она сама. Он только что разрушил часть ее надежд, заменив их привычным страхом.

– Я не рассчитывала на то, что он так быстро догонит нас, – сказала королева.

Не было никакой необходимости называть имя того, кто нагнал их, словно кот, прыгнувший из Лондона, заметив легкое шевеление в траве. На сцене появился Эдуард Йорк, и Маргарет сразу поняла, что не готова встретиться с ним, если вообще способна приготовиться к такой встрече. Она еще помнила то множество мертвецов, целый народ, полегший на поле при Таутоне под знаменами Ланкастеров из верности ее мужу. Их убили по приказу этого, гнавшегося за ней, тогда еще совсем молодого короля. Он стоял в общем строю, сражался и убивал, не зная устали.

Королева поежилась и перекрестилась, подумав, что кто-то, должно быть, переступил через ее могилу. Она слышала доносившийся спереди голос реки, звук потока, во всей своей тяжести проливавшегося по камням. И тут же, словно получая ответ, уловила многоголосый рык за спиной, всего лишь в двух-трех милях от нее. Тут женщина по-настоящему испугалась: Эдуард пришел, а она все еще находится в Англии.

Целый, казалось, век войско Маргарет стояло на краю брода. До Уэльса было уже рукой подать. Северн сужался с каждой новой милей, пройденной вверх по течению, и русло наверняка уже сделалось мелководным, однако реку укрывала темная, как уголь, ночь. Невозможно было даже понять, находятся ли они в нужном месте, и Маргарет послала людей с веревками и камнями промерять реку. В любое мгновение мог раздаться голос труб и топот приближающегося войска. Среди всех ее врагов Эдуард был наименее предсказуемым. Он мог дождаться рассвета, а мог и послать вперед своих людей в полной темноте, порождая безумие и сея смерть там, где оказывался.

Звезды совершили уже немалую часть своего ночного круга на севере к тому времени, когда Сомерсет согласился с бароном Уэнлоком и графом Девоном в том, что войско Йорков стало на ночь лагерем. Дозорные не сообщали ни о каких движениях во вражеском стане, и утомленные бойцы Маргарет, наконец, повалились спать прямо в полях. Известие о приходе обеих армий уже посетило соседний городок, и в окнах домов горели огни, а колокола аббатства выпевали скорбную ноту. Королева не знала, о ком предупреждает колокол спящих горожан – о ее войске или о солдатах Йорка, – но в этом звоне слышались погребальные ноты.

Бофорт подъехал и спешился вместе с Куртене, графом Девонским, и бароном сэром Джоном Уэнлоком. Все трое поклонились королеве и ее сыну. Озаренный светом факелов, принц Эдуард наблюдал за ними напряженным и серьезным взором, переняв эту манеру у более опытных лордов.

– Мы еще можем переправиться ночью, если вы хотите этого, миледи, – проговорил Сомерсет. – Мы выставим в воде цепочку людей, и остальные перейдут, ориентируясь по ним и не привлекая внимания наших врагов.

– Но это же не то, чего вы хотите, – поняла по выражению его лица Маргарет. Она тоже чувствовала усталость, голова ее отяжелела и явно нуждалась во сне.

Сомерсет удовлетворенно улыбнулся и обменялся взглядами с Уэнлоком и графом Девоном. Увидев это, Маргарет поняла, что трое мужчин уже обсудили положение и решили, что нужно делать. Обращение к ней оказалось всего лишь пустой формальностью, и она недовольно поджала губы. Королева считала, что все-таки разбирается в военном деле несколько лучше, чем думает Сомерсет.

На самом деле всем троим не были нужны эти игры, эти ее разрешения. Маргарет понимала, что не обладает большим военным опытом, и поэтому рассчитывала на то, что такие мужи, как Бофорт, Уэнлок и граф Девон, – а заодно с ними и ее сын – примут решение, полагаясь на собственный ум, силу и знания, не дожидаясь ее приказа.

– Командование в ваших руках, милорд Сомерсет, – произнесла она, может быть, излишне резким тоном. – Полагаю, что вы хотите познакомить меня со своими планами.

– Благодарю вас за доверие, миледи, – отозвался герцог с новым поклоном.

Маргарет решила, что наследник герцогского титула не нравится ей так, как нравился его старший брат. Возможно, правы люди, когда говорят, что все хорошее вино уже выпито и остался один горький отстой.

– Действительно, мы можем переправиться через реку, – начал Эдмунд, – однако на это у нас уйдет вся ночь, а поутру войско Йорка сделает это в два раза быстрее. Мы только еще больше утомим собственных людей и ничего не добьемся, и они будут нападать на нас во время отступления.

– Что же вы предлагаете? – спросила королева.

– Я бы собрал наших людей здесь, миледи. Река прикроет этот фланг. Наши люди преданы вам и вашему сыну. Полагаю, что они не побегут, хотя я поставлю их в стороне от брода, так, чтобы для переправы им нужно было пройти мимо Йорков. Ну а потом, я надеюсь, они устоят под натиском врага.

– И вы считаете, что мы можем победить? – проговорила Маргарет.

Лорд Уэнлок буркнул в густые усы что-то утвердительное, а Сомерсет и Девон неторопливо кивнули.

– Надеюсь на это, миледи, – ответил с небольшой паузой Бофорт, – если на то будет Господня воля. Ни один человек не станет обещать большего, находясь в здравом уме, и я предпочту продемонстрировать вам дела, а не клятвы или обещания.

Королева улыбнулась, услышав, как к ней вернулись собственные слова.

– А где стоять мне? – спросил ее сын полным напряжения голосом, пытаясь при этом выглядеть столь же мужественным и невозмутимым, как трое лордов. Сомерсет посмотрел на него и звучно поскреб щетину.

– Эдуард Йоркский предпочитает быть в центре, Ваше Высочество. Его брат Ричард, скорее всего, будет командовать крылом, правым или левым – не ведаю. Я не знаю всех тех, кто будет противостоять нам, однако мне не хотелось бы подвергать вас угрозе встречи с любым из них. Быть может, вам следует взять на себя командование нашими резервными ротами, Ваше Высочество. Это жизненно важное дело, и с локтя вас будет прикрывать река. Если вы сумеете удержать позицию, я смогу перебросить всех наших стрелков на левый фланг. Но сумеете ли вы сохранить завтра спокойствие, не дрогнуть? Нас ждет жестокий день, принц Эдуард. Ваша мать останется вне битвы, в городе Тьюксбери. И кстати… – Герцог помедлил, как будто идея только что осенила его. – Нет никакого позора, если молодой человек ваших лет останется рядом с нею.

Волнение принца Эдуарда немедленно улеглось, когда он услышал эту рекомендацию из уст Эдмунда Бофорта.

– Что? Нет, милорд Сомерсет, – проговорил он твердым голосом. – Если Эдуард Йорк будет находиться в центре, я должен встать против него, чтобы заслужить собственные шпоры. Неужели вы думаете, что я сумею прославить свое имя, прячась за юбками моей матери? В самом деле? Не опасайтесь моей юности, милорд. Я ждал это мгновение всю свою жизнь.

– Увы, именно этого я и опасаюсь, Ваше Высочество. У меня… есть собственные основания для мести Йорку, но это вовсе не означает, что я готов броситься на врага с диким криком… Вы меня понимаете? Битва может растянуться на целый день; ее, как крепкое зелье, нужно пить понемногу, каплями и рюмками, а не единым глотком, который может лишить вас разума или разбить сердце вашей матери.

На щеках Эдуарда проступили красные пятна, и он ответил уверенным тоном – Маргарет усмехнулась, услышав в голосе сына такую властную интонацию:

– Да, милорды. Я понял вас. И встану в центре. Я просто обязан попытаться не разочаровать вас.

Сомерсет в легком смущении покачал головой:

– Простите, если я чем-то задел вас, Ваше Высочество. Если б у меня была такая возможность, я охотно расстался бы завтра со своей жизнью только лишь для того, чтобы с вами ничего не случилось. У меня нет собственных сыновей, а вы… вы были надеждой моего отца, когда он умирал… а потом и моего брата, когда тот клал голову на плаху по приговору Йорка. И в память о них я готов расстаться с собственной жизнью для того, чтобы спасти вас… и для того, чтобы увидеть сыновей Ричарда Йорка холодными и бездыханными.

Последние слова Эдмунд произнес с жуткой болью в голосе, и принц Эдуард и его мать посмотрели в сторону, чтобы не стать свидетелями глубокой муки, переполнявшей этого человека.

– Я буду командовать средним полком, – вновь пробормотал Эдуард. Он понял далеко не все из того, что услышал, и хотел удостовериться, что лорды своими речами не отобрали у него все то, чего он хотел.

– Я встану рядом с тобой, если позволишь, парень, – промолвил лорд Уэнлок. Принц согласно кивнул, и старик звучно хлопнул его по плечу.

Прозвучавшие слова вывели Сомерсета из задумчивости. Он кивнул и отвесил церемонный поклон королеве и ее сыну.

– Значит, все решено. Милорд Куртене, граф Девон, возьмет на себя командование левым крылом. Я буду на правом фланге, а принц Эдуард и Уэнлок возглавят центр… Что ж, я прикажу людям спать, пока это возможно. А когда завтрашний день закончится, буду в вашем распоряжении. Тогда будет ясно, продолжать ли нам путь в Уэльс или возвращаться в Лондон, чтобы выставить тело Йорка на общее обозрение.

– Буду молиться об этом, – проговорила Маргарет. – А теперь отдохните и вы, Эдмунд. Я буду просить Бога о завтрашней победе. Если Эдуард падет, мы сможем начать новую жизнь. С такими людьми, как вы, милорды, мы сумеем начать все сначала.