Как же ей хотелось, чтобы кто-нибудь выключил проклятую лампу! Но из-за морфина Айман чувствовала такую усталость, что ей не хватало сил позвать медсестру.

Она продолжала нажимать морфиновую помпу. Приятно. Все равно что лежать в теплой ванне. Вскоре она провалилась в забытье.

В больнице было тихо и умиротворенно. Пылинки и блики света плясали в воздухе. Приглушенные голоса, шорох бахил из коридора, радио в соседней палате.

Приятный мягкий голос диктора читает новости.

«Финансист и меценат Хольгер Сандстрём найден утром убитым в своей стокгольмской квартире. Полиция пока не…»

Радио выключили, и снова стало тихо.

Алена, подумала она. Процентщица.

Внутренняя картинка: буквы складываются в слова, слова образуют предложения, предложения ставятся одно после другого, образуют смысл, становятся повествованием. Страница за страницей они соединяются в книгу, книга печатается и уходит в мир, заглядывает в дома к людям. Остается, обретает жизнь как правда или опыт.

Потоки мерцающих букв текли по стенам больницы.

Люди, которые пишут, и люди, которые говорят.

Déjà fait.

Никаких математических, никаких случайных совпадений.

Айман увидела перед собой Ванью. Ванью, которая предпочитала писать, нежели говорить; вскоре Айман увидела и написанное от руки стихотворение – Ванья как-то показала ей.

Но Айман не видела, что там написано.