Никто не знает другого человека, думал Исаак, сидя в «Рокси» и допивая вино.

Он не знает своих друзей. Не знает Эдит, не знает Пола. Ингу он тоже не знал.

А Айман?

Он тревожился за нее. Она может плохо чувствовать себя из-за ребенка.

Вот черт. Айман ведь изнасиловали. Почему она ничего не говорила? Стыдилась изнасилования или стыдилась того, что решила оставить ребенка?

Йенс его лучший друг, но последних процентов до доверительного взаимопонимания не хватает, и Исаак знал: это его вина, следствие того, что он нечестен с самим собой.

Никто никого не знает. Я сам себя не знаю.

Он допил вино, сунул Зеркальную коробочку в сумку и покинул «Рокси».

Сконегатан сменилась Катарина-Бангатан, а потом Гётгатан и станцией метро на Медбургаплатсен. Исаак посмотрел на часы и констатировал, что явится в «Мовиц» рановато.

Проходя мимо концертного зала «Гёта Лейон», он заметил, что кто-то курит на той стороне улицы возле «Зеленого охотника». Кто-то знакомый. Исаак пересек улицу.

Они поздоровались, и Пол сказал, что ходит, ищет Ванью.

– Ее телефон засекли в последний раз где-то здесь, – пояснил он.

Пола окружал запах пороха и ацетона; он, вероятно, и сам не знал, когда очарованность опьянением перешла от серого алкогольно-туманного пятничного удовольствия в нечто будничное.