Первая сказка Юнь Тяньмина
•
«Новый художник короля»
Давным-давно была на свете страна, которую называли Бессказочным Королевством.
В нем не существовало ни сказок, ни интересных историй. Для королевства это, пожалуй, было хорошо. Потому что истории и сказки повествуют о всяких бурных событиях, а раз нет событий, то и рассказывать не о чем. Народу в такой стране живется счастливо.
В Бессказочном Королевстве жили-были мудрый король, добрая королева, умные и справедливые министры и честный, работящий простой люд. Жизнь в королевстве текла тихо и безоблачно, вчера походило на сегодня, а сегодня на завтра; прошлый год ничем не отличался от нынешнего, а нынешний — от следующего. Никаких потрясений. И никаких сказок и историй.
Пока не подросли принцы и принцесса.
У короля было двое сыновей: принц Глубокая Вода и принц Ледяной Песок, и одна дочь, принцесса Росинка.
Еще в детстве принц Глубокая Вода отправился на Могильный остров, что посреди Моря Обжор, и не вернулся. Что с ним случилось — о том речь позже.
Принц Ледяной Песок рос под надзором короля и королевы и доставлял им немало тревог. Он был находчив и сообразителен, но уже в самом раннем возрасте в нем проявилась склонность к жестокости. Он отправлял слуг ловить мелких зверьков за стенами дворца, а когда те возвращались с добычей, играл в повелителя животных. Со своими «подданными» Ледяной Песок обращался как с рабами. Стоило какому-нибудь зверьку сделать что-нибудь не то, и принц отдавал приказ обезглавить несчастного. Как правило, к концу игры у него не оставалось «подданных». Принц стоял в луже крови и заходился в хохоте…
Повзрослев, принц научился обуздывать себя. Замкнутый, с вечно хмурым взглядом, он разговаривал мало и редко. Но король знал, что волк лишь прячет зубы, что в сердце принца Ледяного Песка притаилась ядовитая змея, которая только и ждет подходящего момента, чтобы выползти и ужалить. В конце концов король решил передать престол не Ледяному Песку, а принцессе Росинке. Придет время, и Бессказочным Королевством будет править королева.
Если количество доброты, передаваемой от родителей к детям, считать величиной постоянной, то принцесса Росинка унаследовала от короля с королевой также и ту часть, которая причиталась принцу Ледяному Песку. Принцесса была столь умна, добра и прекрасна, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Когда она гуляла днем, солнце меркло от стыда, потому что принцесса сияла ярче. Когда она выходила ночью, луна шире открывала свое око, чтобы лучше видеть ее. Когда она говорила, птицы умолкали и вслушивались в каждое ее слово. А когда принцесса ступала по земле, под ее ножками расцветали дивные цветы. Простые люди не могли нарадоваться на свою будущую королеву, а министры поклялись служить ей верой и правдой. Даже принц Ледяной Песок не осмелился возражать, хотя взгляд его стал еще более хмурым и холодным, чем обычно.
Так в Бессказочном Королевстве началась первая история.
Король сделал официальное объявление о престолонаследнике в свой шестидесятый день рождения. В тот вечер праздновало всё королевство: небо расцветало фейерверками — казалось, будто в нем вырос сверкающий сад; горящие повсюду огни превратили дворец в хрустальный волшебный замок; везде звучали смех и веселые разговоры, вино лилось рекой…
Все были счастливы; даже сердце Ледяного Песка, похоже, оттаяло. Он нарушил свое обычное унылое молчание и почтительно поздравил отца, пожелав ему жить долго, как солнце, и озарять своими лучами всё королевство. Он объявил также, что поддерживает отца в его решении передать престол принцессе Росинке, потому что она гораздо больше подходит на роль правителя, чем он, принц. Поздравил и сестренку, пожелав ей учиться у отца искусству управления страной, чтобы в будущем хорошо исполнять свои королевские обязанности. Его искренность и великодушие поразили всех присутствующих.
— Сын мой, как я счастлив видеть тебя таким! — воскликнул король и погладил принца по голове. — Ах если б мгновенье остановилось!
Тогда один из министров предложил запечатлеть эту сцену на большой картине, которую они повесят во дворце, чтобы она напоминала им о замечательном вечере.
Король покачал головой.
— Королевский художник очень стар. Мир в его глазах окутан туманом, а руки трясутся так, что он больше не в силах передать на полотне радостное выражение наших лиц.
— Я как раз собирался кое-что предложить. — Принц Ледяной Песок глубоко поклонился. — Отец, позвольте мне представить вам нового живописца.
Принц повернулся и кивнул. Из толпы выступил юноша лет четырнадцати-пятнадцати. Закутанный в серый плащ с капюшоном, среди разряженных гостей он походил на перепуганного мышонка, невзначай выскочившего на середину зала во время пышного приема. Юноша приближался к королю съежившись, словно пробираясь сквозь невидимые колючие кусты, и от этого его тщедушное тело казалось еще меньше.
— Такой юный! — разочарованно протянул король. — Он хоть рисовать-то умеет?
Принц поклонился вновь.
— Отец, это Остроглаз из Хе’ершингенмосикена. Он лучший ученик великого мастера Эфира. Начал учение в пятилетнем возрасте, и сейчас, через десять лет, овладел всем, чему этот великий художник мог его обучить. Он чрезвычайно чувствителен к краскам и формам — они запечатлеваются в его душе, будто выжженные раскаленным железом. А потом он переносит кистью на полотно тончайшие детали увиденного. Кроме самого мастера Эфира, таким искусством в мире больше не обладает никто. — Принц повернулся к Остроглазу. — Будучи придворным художником, ты не нарушишь этикета, если посмотришь на короля прямо.
Остроглаз окинул короля взглядом и опять опустил глаза.
Король был поражен.
— Дитя, твой взгляд пронзителен, как обнаженный клинок, и в нем пылает неукротимый огонь! Он совсем не вяжется с твоей юностью.
Остроглаз заговорил впервые за всё время:
— Ваше величество, грозный властелин, простите вашему нижайшему слуге, если он оскорбил вас. Мои глаза — глаза живописца. Художник рисует сначала у себя в душе. В своем сердце я уже запечатлел ваш образ, и ваше величие, и вашу мудрость. Всё это я перенесу на полотно.
— А теперь взгляни на королеву, — сказал принц.
Остроглаз окинул взглядом королеву и опустил глаза.
— Ваше величество, достойнейшая из королев, простите вашему нижайшему слуге, если он нарушил традицию. В своем сердце я уже запечатлел ваш образ, и ваше благородство, и ваше изящество. Всё это я перенесу на полотно.
— А теперь посмотри на принцессу, наследницу престола. Ее ты тоже должен нарисовать.
Остроглазу понадобилось еще меньше времени, чтобы окинуть взглядом принцессу. Едва взглянув на нее, он опустил голову и проговорил:
— Ваше королевское высочество, любимая народом принцесса, прошу простить мне незнание придворных обычаев. Ваша красота обожгла меня, словно полуденное солнце, и я впервые почувствовал, что моя кисть недостойна вас. Но в своем сердце я уже запечатлел ваш образ и вашу несравненную прелесть. Всё это я перенесу на полотно.
Затем принц приказал Остроглазу посмотреть на министров. Тот так и сделал, едва задерживая взгляд на лице каждого. А затем опустил глаза.
— Ваши сиятельства, простите вашего покорного слугу, если он оскорбил вас. В своем сердце я уже запечатлел ваши образы, и ваши таланты, и остроту ваших умов. Всё это я перенесу на полотно.
Празднование продолжалось, а принц Ледяной Песок отвел живописца в уголок и шепотом осведомился:
— Ты всех запомнил?
Лицо Остроглаза тонуло в глубокой тени его капюшона. Казалось, будто под ним вообще не было плоти, только бестелесная тьма. Не поднимая головы, юный художник произнес:
— Да, мой король.
— Ты всё запомнил?
— Всё, мой король. Вплоть до последнего волоска на их головах и телах. Я создам на полотне точнейшие копии, неотличимые от оригиналов.
* * *
Празднество закончилось далеко за полночь. Один за другим погасли огни. Настал самый темный, предрассветный час: луна уже зашла, и хмурый облачный занавес затянул всё небо от запада до востока. Земля погрузилась в чернильный мрак. Подул холодный ветер, и птицы задрожали в гнездах, а цветы, испугавшись, закрыли венчики.
Из ворот, словно призраки, выехали два всадника и погнали лошадей на запад. Это были Остроглаз и принц Ледяной Песок. Они спешились около подземного убежища в нескольких милях от дворца. Подземелье, промозглое, сумрачное, словно нутро спящего холоднокровного чудища, казалось, тонуло в глубочайшем море ночи. В свете факелов две темные фигуры — два сгустка мрака — отбрасывали длинные колеблющиеся тени. Остроглаз вынул из котомки свиток и развернул его. Это был портрет старика, изображенного в полный рост. Белые волосы и борода обрамляли его лицо, словно языки серебристого пламени. Пронзительный взор старика походил на взгляд Остроглаза, только в нем чувствовалась большая глубина. Портрет писал умелый художник. Человек на нем был совсем как живой, каждая деталь тщательно выписана.
— Мой король, это мастер Эфир, мой учитель. Вернее, он был моим учителем.
Принц кивнул.
— Превосходно. Ты разумно поступил, первым нарисовав его.
— Да. Я должен был сделать это, чтобы он не нарисовал меня! — Остроглаз аккуратно повесил портрет на сырую стену. — Вот так. А теперь я приступлю к работе над новыми картинами для вашего величества.
Остроглаз вытащил из угла свиток какого-то белого как снег материала.
— Мой король, это обрезок ствола волноснежного дерева, которое растет в Хе’ершингенмосикене. Когда дерево достигает столетнего возраста, его ствол можно развернуть, как свиток бумаги. Это идеальный материал для живописи. Моя магия действует только при рисовании на волноснежной бумаге. — Он поместил свиток на каменный стол, развернул часть его и наложил сверху пресс — обсидиановую плиту. Затем взял острый нож и отрезал бумагу ровно по краю плиты. Девственно чистая белая поверхность, казалось, испускала сияние.
Художник достал из котомки и разложил принадлежности для живописи.
— Мой король, взгляните на эти кисти — они изготовлены из волос, растущих на ушах волков из Хе’ершингенмосикена. Краски тоже оттуда: красная сделана из крови гигантских летучих мышей; черная — из чернил кальмаров, живущих в морских глубинах; синяя и желтая извлечены из метеоритов… Все краски нужно смешать со слезами огромной птицы, называемой луночепрачником…
— Хватит болтать! — приказал принц. — Приступай!
— Да-да, конечно. Кого рисовать первым?
— Короля.
Остроглаз взял кисть. На первый взгляд, он работал небрежно — мазок там, линия сям… Постепенно бумага покрылась разноцветными пятнами, но формы изображение еще не приобрело: казалось, будто бумага попала под красочный дождь и на нее непрерывно падают капли всех оттенков радуги. Через некоторое время картина заполнилась мешаниной тонов — как будто табун взбудораженных лошадей пронесся по цветочной клумбе. Кисть продолжала скользить по красочному лабиринту словно бы сама по себе, не направляемая рукой художника. Принц в недоумении наблюдал за происходящим. У него на языке вертелось множество вопросов, но танец красок на бумаге завораживал, и принц так ничего и не спросил.
И тут в один момент случилось чудо: рябь цветов внезапно застыла, беспорядочные пятна соединились, путаница красок наполнилась смыслом. Проступивший на картине образ обрел четкость.
Принц видел перед собой портрет отца. Король был одет, как сегодня вечером на приеме: на голове золотая корона, плечи облегает величественная церемониальная мантия. Но из взгляда исчезли достоинство и мудрость, а лицо выражало смесь самых разных эмоций: тут были и растерянность, и разочарование, и потрясение, и скорбь… За всем этим угадывался невыразимый словами ужас — как будто на короля напал с мечом самый его близкий друг.
— Портрет короля готов, — сообщил Остроглаз.
— Очень хорошо. — Принц одобрительно кивнул. Свет факелов играл в темных колодцах его зрачков, как будто там пылала сама душа Ледяного Песка.
* * *
А в нескольких милях отсюда, во дворце, из своей спальни исчез король. Покрывало на кровати, украшенной четырьмя столбиками в виде богов, продолжало хранить тепло его тела, а перина — прогибаться под его весом. Но от самого короля не осталось и следа.
* * *
Принц швырнул готовую картину на пол.
— Прикажу заключить это в рамку и повешу здесь на стену. Буду время от времени приходить и любоваться. А теперь рисуй королеву!
Остроглаз взял другой лист волноснежной бумаги, разгладил обсидиановой плитой и принялся писать портрет королевы. На этот раз принц не стоял рядом, наблюдая за работой, а расхаживал по подземелью туда-сюда. В гулкой пустоте звучало эхо его шагов.
Художник закончил работу за половину времени, потраченного на портрет короля.
— Мой король, портрет королевы готов.
— Прекрасно.
* * *
А во дворце из своей спальни исчезла королева. Покрывало на кровати, украшенной четырьмя столбиками в виде ангелов, продолжало хранить тепло ее тела, а перина — прогибаться под ее весом. Но от самой королевы не осталось и следа.
Пес в дворцовом саду учуял неладное и несколько раз громко гавкнул. Но сгустившийся мрак мгновенно поглотил звуки, и пес испуганно замолк. Дрожа, он забрался в укромное местечко и слился с темнотой.
* * *
— А теперь принцессу? — осведомился Остроглаз.
— Нет, сначала министров — они опаснее. Конечно, рисуй только тех, кто верен моему отцу. Помнишь их?
— О да, помню. Я могу написать все, вплоть до последнего волоска на их головах и телах…
— Опять завелся! Поторапливайся! Надо закончить до восхода солнца.
— Это нетрудно, мой король. До рассвета я успею написать и министров, и принцессу.
Остроглаз разровнял еще несколько листов и принялся рисовать как одержимый. И каждый раз, когда он заканчивал очередной портрет, этот человек исчезал из своей постели. Ночь утекала час за часом, и враги принца Ледяного Песка один за другим превращались в картины на стенах подземелья.
* * *
Принцессу Росинку разбудил громкий, настойчивый стук. Никто и никогда еще не осмеливался так грубо колотить в ее дверь! Она поднялась и направилась к двери, уже открытой тетушкой Дородой.
Тетушка Дорода была кормилицей, а затем и няней подрастающей Росинки. Принцесса была привязана к ней больше, чем к собственной матери-королеве. Тетушка Дорода грозно взирала на капитана дворцовой стражи, стоявшего на пороге. От панциря капитана тянуло ночным холодом.
— Никак спятил?! Ты чего это будишь принцессу?! Она и так все последние ночи почти не спала!
Капитан, не обращая внимания на негодующую кормилицу, слегка поклонился принцессе Росинке.
— Принцесса, вас хочет видеть один человек. — Капитан шагнул в сторону. За его спиной стоял незнакомый старик.
Белые волосы и борода обрамляли его лицо, словно языки серебристого пламени. Взгляд старика отличался остротой и глубиной. Именно этот человек был изображен на портрете, который Остроглаз показывал принцу Ледяному Песку. Лицо и плащ его покрывала пыль, на сапогах засохла грязь, за спиной висела большая холщовая котомка. Очевидно, старик шел издалека.
Очень странно — в руке гость держал зонтик. Но еще страннее было то, как он его держал: зонтик непрерывно вращался. Присмотревшись внимательнее, принцесса поняла, в чем дело. И ручка, и полотнище зонтика были черными как смоль, а на концах спиц висели шарики, сделанные из какого-то полупрозрачного тяжелого камня. Крепления, поддерживающие спицы, все до единого были отломаны, поэтому чтобы зонтик не сложился, его следовало постоянно крутить — тогда каменные шарики поднимались вверх и удерживали его раскрытым.
— Да как ты посмел притащить сюда какого-то бродягу? — возмутилась тетушка Дорода. — Еще и полоумного!
— Стража пыталась его остановить, но… — капитан бросил на принцессу встревоженный взгляд, — он сказал, что король уже исчез.
— Что ты несешь? — воскликнула кормилица. — Ну точно — сбрендил!
Принцесса молчала, вцепившись пальцами в ворот ночной сорочки.
— Но король и вправду исчез! И королева тоже. Мои люди доложили, что обе спальни пусты.
Принцесса вскрикнула и приникла к тетушке Дороде.
И тут заговорил старик:
— Ваше королевское высочество, позвольте мне объяснить!
— Пожалуйста, мастер, заходите, — проговорила принцесса, затем повернулась к капитану: — Никого сюда не пускайте!
Всё так же вращая зонтик, старец поклонился принцессе, словно отдавая должное ее самообладанию в такой напряженный момент.
— Чего это ты вертишь своим зонтом, как какой-нибудь клоун? — осведомилась тетушка Дорода.
— Мне нужно держать его раскрытым, иначе я тоже исчезну, как король с королевой.
— Тогда заходите с зонтиком, — сказала принцесса. Тетушка Дорода раскрыла дверь чуть пошире, чтобы старик мог пройти, не закрывая зонтик.
Войдя в спальню, гость снял со спины котомку и устало вздохнул. Зонтик в его руке не останавливался ни на секунду, каменные шарики посверкивали в пламени свечей и отбрасывали на стены яркие отблески, похожие на летящие наперегонки звездочки.
— Я мастер Эфир, живописец из Хе’ершингенмосикена. Новый художник короля, Остроглаз — мой ученик. То есть, был моим учеником.
— Я знаю его, — заметила принцесса.
— Он смотрел на вас? — встревожился Эфир.
— Да, конечно.
— Это ужасно, принцесса! Ужасно! — Эфир вздохнул. — Он исчадие ада! С помощью своего дьявольского искусства он делает из людей рисунки!
— Ну чего ты развздыхался-то? — проворчала тетушка Дорода. — У художников, кажется, работа такая — делать с людей рисунки. Скажешь нет?
— Вы не так поняли, — проговорил Эфир. — После того, как он нарисует портрет, человек исчезает. Живой человек превращается в мертвый рисунок!
— Тогда надо послать солдат — пусть разделаются с ним!
Капитан сунул голову в комнату.
— Стража ищет повсюду — он как сквозь землю провалился! Я хотел найти военного министра и попросить его мобилизовать гарнизон столицы. Но мастер Эфир сказал, что и министра, скорее всего, тоже больше нет.
Эфир покачал головой.
— Сколько стражей ни посылай, толку не будет. Принц Ледяной Песок с Остроглазом наверняка убрались далеко от дворца. Остроглаз может рисовать где угодно и всё равно убьет всех, кого захочет.
— Ты сказал — принц Ледяной Песок? — переспросила тетушка Дорода.
— Да. Остроглаз — его оружие. Принц хочет уничтожить короля и всех, кто верен ему, чтобы самому стать королем.
Принцесса, кормилица и капитан, похоже, не удивились услышанному.
— Надо срочно что-то делать! Паршивец наверняка рисует принцессу прямо в это самое мгновение! — Тетушка Дорода обняла Росинку, словно пытаясь ее защитить.
Эфир продолжал:
— Только я могу остановить Остроглаза. Он уже нарисовал меня, но зонтик не дает мне исчезнуть. А если теперь я нарисую Остроглаза, его не станет.
— Ну так давай рисуй! — воскликнула кормилица. — А я покручу за тебя твой зонтик.
Эфир опять покачал головой.
— Нет. Волшебство действует, только если рисовать на волноснежной бумаге. У меня есть с собой немного, но ее надо разгладить, иначе она не годится для рисования.
Тетушка Дорода раскрыла котомку мастера и вытащила оттуда часть ствола волноснежного дерева. Кору с него уже удалили, обнажив скрывающийся под ней свиток бумаги. Принцесса с кормилицей развернули его, и всем показалось, что в комнате стало светлей. Они попытались разгладить бумагу на полу, но как только они отпускали ее, свиток сворачивался обратно.
— Ничего не получится, — проговорил живописец. — Волноснежную бумагу можно разровнять только при помощи обсидиана из Хе’ершингенмосикена. Он очень редок. У меня была одна-единственная плита, но ее украл Остроглаз.
— Ты уверен, что больше ничем ее не выпрямить?
— Уверен. Только обсидианом из Хе’ершингенмосикена. Я надеялся отобрать у Остроглаза свою плиту…
— Хе’ершингенмосикен? Обсидиан? — Тетушка Дорода хлопнула себя по лбу. — У меня есть утюг — я им глажу самые красивые платья принцессы. Его сделали в Хе’ершингенмосикене, и он из обсидиана!
— Это может сработать!
Кормилица выскочила из комнаты и вскоре вернулась с начищенным до блеска черным утюгом. Они с принцессой опять раскатали часть свитка, и тетушка Дорода прижала уголок утюгом на несколько секунд. Когда она убрала утюг, уголок остался плоским.
— Будьте добры, подержите мой зонтик, пока я разглажу бумагу, — попросил Эфир тетушку Дороду. Вручая ей зонтик, он прибавил: — Всё время крутите его! Если он закроется хотя бы на миг, я исчезну.
Убедившись, что кормилица всё делает как надо — вертит зонтик над его головой, — мастер склонился над бумагой и принялся разглаживать ее утюгом, один маленький участок за другим.
— А почему вы не приделаете к спицам распорки? — спросила принцесса, глядя на бесконечно крутящийся зонтик.
Художник отвечал, не прекращая своего занятия:
— У него были распорки. У этого зонтика необычная история. В прошлом и другие художники Хе’ершингенмосикена владели такой же магией, как у меня и Остроглаза. Помимо людей им удавалось запечатлевать животных и растения.
Однажды в нашу страну явился дракон из бездны. Черный как ночь, он одинаково хорошо умел и летать, и плавать в глубоком море. Трое художников нарисовали его, но он как ни в чем не бывало продолжал летать и плавать. Художники скинулись и на все деньги наняли воина-волшебника. Тот наконец одолел дракона огненным мечом. Битва была такой яростной, что океан у берегов Хе’ершингенмосикена закипел. Почти всё тело дракона из бездны сгорело дотла, но мне удалось найти среди пепла кое-какие уцелевшие части и смастерить этот зонтик. Купол изготовлен из перепонки драконьих крыльев, а ручка, стержень и спицы — из костей. Камни на концах спиц я извлек из сгоревших почек чудища. Зонтик защищает своего владельца, не дает сделать из него рисунок.
Позже распорки сломались. Я заменил их бамбуковыми, но магическая сила зонтика пропала. Стоило только убрать бамбук, как сила вернулась. Тогда я попробовал поддерживать раскрытый купол просто рукой. Из этого тоже ничего не вышло. По-видимому, зонтик не признаёт никаких посторонних материалов. Но больше у меня драконьих костей не было. Так что остался единственный способ…
И тут начали бить часы в углу. Мастер Эфир поднял голову и увидел, что вот-вот взойдет солнце. Посмотрел на бумагу — только полоска не шире ладони ровно лежала на полу. Слишком мало для портрета. Художник отставил утюг и вздохнул.
— Времени совсем не осталось. Да и сам портрет быстро не напишешь, а Остроглаз того и гляди закончит рисовать принцессу. Послушайте, — Эфир указал на тетушку Дороду и капитана, — а вас он тоже видел?
— Меня-то точно нет! — сказала кормилица.
— Я видел его издалека, когда он вошел во дворец, — проговорил капитан. — Но уверен — меня он не видел.
— Хорошо. — Эфир выпрямился. — Проводите принцессу к Морю Обжор и заберите с Могильного острова принца Глубокую Воду.
— Но… даже если мы достигнем Моря Обжор, то никак не сможем попасть на Могильный остров! Вы же знаете, что это море…
— Сначала доберитесь до берега, а там что-нибудь придумаете. Другого способа нет. К утру все верные королю министры превратятся в рисунки, а принц Ледяной Песок встанет во главе столичного гарнизона и дворцовой стражи. Он захватит трон, и только принц Глубокая Вода сможет помешать ему.
— Если принц Глубокая Вода вернется во дворец, разве Остроглаз не нарисует и его тоже? — спросила принцесса.
— Об этом не беспокойтесь. У Остроглаза ничего не получится. Принц Глубокая Вода — единственный человек в королевстве, которого он не может нарисовать. К счастью, я научил Остроглаза живописи лишь в западном стиле, восточным он не владеет.
Принцесса и остальные не поняли, о чем толкует мастер, а тот не стал объяснять. Он продолжал:
— Вы должны привезти Глубокую Воду обратно во дворец и убить Остроглаза. После этого вам надо будет найти и сжечь портрет принцессы. Только так вы сможете уберечь ее от плачевной судьбы.
— А если мы найдем и портреты короля с королевой?..
— Ваше высочество, для них уже всё кончено. Слишком поздно. Они превратились в картины. Если найдете их, то не жгите. Сохраните на память.
Скорбь охватила Росинку, и она, рыдая, опустилась на пол.
— Принцесса, сейчас не время горевать. Если хотите отомстить за родителей, вам лучше отправиться в путь. — Старый мастер повернулся к кормилице и капитану: — Помните, пока портрет принцессы не уничтожен, вы должны всё время держать над ней раскрытый зонтик. Ни на секунду не оставляйте ее без защиты!
Он забрал зонтик из рук тетушки Дороды и показал, как надо его вращать:
— Нельзя крутить ни слишком медленно, потому что он закроется, ни слишком быстро, потому что зонтик старый, может сломаться окончательно. Он в некотором смысле живой. Если будете крутить слишком медленно, он запоет по-птичьи. Вот послушайте…
Мастер стал замедлять вращение, пока камешки на концах спиц не начали опускаться, и тогда зонтик издал звук, похожий на соловьиную трель. Чем медленнее кружился зонтик, тем громче становились трели. Мастер ускорил вращение.
— Если будете крутить слишком быстро, он зазвенит, как колокольчик. Вот так…
Эфир завертел зонтик еще скорее, и тот стал издавать звук, похожий на перезвон воздушных колокольчиков, только громче и настойчивее.
— Ну вот, — сказал старый художник и отдал зонтик тетушке Дороде. — Теперь он ваш, охраняйте принцессу.
— Мастер Эфир, пойдемте с нами! — начала упрашивать принцесса, глядя на него глазами, полными слез.
— Нет. Зонтик может защитить только одного человека. Если им воспользуются двое, а Остроглаз нарисует их, оба погибнут ужасной смертью: половина каждого человека превратится в рисунок, а другая половина так и останется под зонтиком… А теперь поднимите зонтик над принцессой и уходите! С каждой секундой промедления опасность возрастает. Остроглаз наверняка уже заканчивает портрет!
Кормилица продолжала крутить зонтик над головой старого мастера. Она бросала взгляд то на него, то на принцессу, не зная, на что решиться.
— Я обучил живописи это злобное отродье! Я заслуживаю смерти. Чего вы ждете? Хотите увидеть, как принцесса исчезнет прямо у вас на глазах?!
Тетушка Дорода содрогнулась. И стала вращать зонтик над принцессой.
Старый художник погладил бороду и улыбнулся.
— Не огорчайтесь. Я всю жизнь занимался живописью. Умереть, став картиной, не так уж плохо. Мой ученик — умелый художник. Портрет получится превосходным…
Пока он говорил, его тело становилось всё прозрачнее и прозрачнее, а потом и вовсе растаяло, будто клочок тумана.
Принцесса Росинка несколько мгновений смотрела на пустое пространство, в котором еще недавно был художник, а затем прошептала:
— Уходим! К Морю Обжор!
Тетушка Дорода попросила капитана:
— Ты не мог бы подержать зонтик? Мне нужно собрать вещи в дорогу.
Капитан взял зонтик.
— Только поторопитесь! Везде рыщут люди принца. После наступления утра нам будет трудно ускользнуть отсюда незамеченными.
— Но не можем же мы отправиться без ничего! Принцесса никогда еще не выезжала из дворца. Надо найти для нее дорожный плащ, и всякую другую одежду, и воду, и… да, мыло из Хе’ершингенмосикена! Она же не заснет, если не помоется этим мылом… — продолжала ворчать кормилица, уходя.
Через полчаса в тусклом свете занимающегося дня легкая повозка выехала из боковых ворот дворца. Капитан правил, а принцесса Росинка и тетушка Дорода с кружащимся зонтиком в руке устроились на сиденье. Все были одеты как простолюдины. Повозка вскоре растаяла в предрассветной мгле.
А в далеком подземном убежище Остроглаз положил последний мазок на портрет принцессы Росинки.
— Это самая прекрасная картина из всех, что я когда-либо написал! — сказал он принцу Ледяному Песку.
