Глава 29

После того как развалился судебный процесс, Боба Спаркса снедала досада совсем иного рода. Его охватили горечь и уныние, к которым добавилась еще и злость. И злился он главным образом на самого себя. Он сам позволил себя втянуть в эту заведомо гибельную стратегию. О чем он только думал?!

Проходя однажды по «начальскому» этажу мимо открытой двери, Боб своими ушами слышал, как один из старших офицеров назвал его «охотником за славой». Спаркса тогда аж передернуло. Ему-то казалось, он думает только о Белле, но, может, все и впрямь вертелось лишь вокруг него?

– Уж чем-чем, а славой я точно не покрылся, – сказал он сам себе.

Спустя пять месяцев после завершения суда был представлен официальный рапорт. Сухим дистиллированным языком, обычным для подобных документов, там упоминалось, кроме всего прочего, и о том, что решение использовать офицера под прикрытием, чтобы заполучить свидетельство против подозреваемого «было принято на основе экспертных оценок и в полной мере согласовано со старшими офицерами, однако означенная стратегия оказалась в конечном итоге ошибочной по причине ненадлежащего контроля над малоопытным сотрудником».

«В общем, облажались по уши», – читался подтекст, как сказал Спаркс по телефону Эйлин, позвонив ей после весьма немногословного совещания у главного констебля.

На следующий день Боб, со всем своим начальством, был обличен и пристыжен в прессе как «один из полицейских шишек, разваливших дело Беллы». Тут же помещались призывы разных политиков и прочих игроков общественной арены к тому, чтобы немедленно «полетели головы виновных». Когда посыпались все эти заштампованные фразы, инспектор повесил нос и мысленно стал готовить себя к посткоповскому периоду своей жизни.

Эйлин его мысль о том, чтобы оставить службу, похоже, даже пришлась по душе. Она тут же предложила ему устроиться в охрану какой-нибудь компании. «То есть найти себе чистенькую работенку», – тут же подумал Боб.

У него были замечательные дети, которые звонили ему постоянно, чтобы подбодрить, рассказывали разные повседневные новости и заставляли его лишний раз улыбнуться. Но все равно к концу каждого дня он был уже совсем выжатый.

Боб попытался опять начать бегать, припомнив, какое облегчение давало это занятие еще в его бытность молодым отцом – когда хотя бы на час сознание заполнялось лишь ритмом его бегущих ног. Однако теперь он возвращался домой весь посеревший и потный, с мучительно ноющими коленями пятидесятилетнего мужчины. Эйлин вскоре сказала, чтобы он с этим делом завязывал, иначе вообще сляжет, а ему, мол, сейчас вот только этого и не хватает.

В итоге провели слушание о его дисциплинарной ответственности, прошедшее в вполне цивилизованной форме, где все вопросы задавались Спарксу исключительно вежливо, но твердо. Ответы на эти вопросы и без того всем были известны, но процедуру все же требовалось соблюсти. Боб был временно отстранен от работы до принятия окончательного решения и потому звонок от профсоюзного представителя принял еще в пижаме. Полиция решила возложить на Спаркса более высокую ответственность, и он получит выговор с занесением в личное дело, но не уволен. Боб даже не знал, радоваться ему или плакать.

Эйлин расплакалась, крепко его обняла.

– О Боб, ну наконец-то все позади! Слава богу, в них проснулся здравый смысл.

На следующий день он вернулся на работу, занялся новыми служебными заданиями.

– Для всех нас это новый старт, – сказала Спарксу, устроив ему нечто вроде воспитательной беседы, главный детектив Хлоя Веллингтон, которая заняла кресло посрамленного Брейкспира. – Я понимаю, для вас это искушение, и все же оставьте Глена Тейлора кому-нибудь другому. После такой широкой огласки вы по-любому не сможете вернуться к тому делу. Это все равно будет выглядеть как гонение, и любые новые нити следствия будут этим окрашены.

Спаркс покивал, стал убедительно обсуждать с ней новые дела, попавшие к нему на стол, а также бюджеты, реестры, даже некоторые служебные сплетни. Однако, когда он вернулся в свой кабинет, главным в его списке оставался все же Глен Тейлор. Точнее, это было единственное имя в его списке.

Мэттьюс уже его поджидал, и они закрыли поплотнее дверь, чтобы обсудить тактику действий.

– За нами будут следить, шеф, чтобы убедиться, что мы не крутимся опять возле него. Из Бейзингстока сюда перевели старшего детектива, чтобы он заново оценил ситуацию и разработал дальнейшие шаги полиции в расследовании дела Беллы Эллиот. Это хоть и женщина, однако свой парень. Джуд Даунинг. Знаете такую?

В тот же день детектив Джуд Даунинг постучалась в кабинет Спаркса и предложила сходить выпить кофе. Тоненькая, рыжеволосая, она села напротив него в ближайшей кафешке («А то ваш буфет точно медвежья яма».) и, заказав обоим по латте, стала ждать, что скажет Боб.

– Он все так же на свободе, Джуд, – произнес Боб.

– А что с Беллой?

– Не знаю, Джуд. Она мне не дает покоя.

– Это означает, что она мертва? – спросила женщина, и Боб даже не знал, как на это ответить. Пытаясь думать об этом с точки зрения копа, он понимал, что девочки нет в живых. Но никак не мог с этим смириться.

По-прежнему в прессе – при отсутствии более горячих новостей – печатали беседы с Доун Эллиот, и ее полудетское лицо осуждающе взирало с газетных страниц. Спаркс продолжал позванивать ей где-то раз в неделю.

– Ничего нового, Доун, – говорил Боб. – Просто проверяю, как у вас дела. Как поживаете?

И она рассказывала, как поживает. Благодаря кампании «Найдите Беллу!» Доун познакомилась с мужчиной, который ей вроде бы понравился, и теперь ей стало легче переживать тягостную пору.

– В нашем браке явно трое, – сказала однажды Эйлин и рассмеялась отвратительным, сухим, фальшивым смехом, который точно специально готовила, чтобы его получше наказать.

Боб никак на это не отреагировал, однако перестал упоминать дома имя Беллы, а еще пообещал жене окончить ремонт в их спальне.

Джуд Даунинг сказала, что хорошенько изучит каждое имеющееся свидетельство на случай, если вдруг где-то что-то упустили.

– Такое с каждым из нас бывает, Боб. Случается, настолько втянешься в подобное расследование, что глаз замыливается и ничего прочего уже не видишь. Так что это не ради критики, а просто ради дела.

Спаркс сидел, вперившись взглядом в пенку на кофе, на которой тертым шоколадом искусно напорошили сердечко.

– Вы правы, Джуд. Всегда необходимо глянуть на все свежим взглядом. Но ведь я могу вам помочь?

– Будет лучше, Боб, если вы все же ненадолго отстранитесь. Только без обид: нам надо начать следствие с самого начала и распутывать лишь собственные нити.

– О’кей. Благодарю за кофе. Не пора ли нам в контору?

Вечером Эйлин, наливая Бобу пиво, терпеливо выслушала, как он изливает свой гнев и ярость, и спокойно сказала:

– Так и пусть она с этим разбирается, милый. Ты ж себе так язву наживешь. Поделай-ка ты лучше дыхательные упражнения, что тебе доктор прописал.

Он отхлебнул пива и попробовал успокоиться, настраивая себя пустить все на самотек и не вмешиваться больше в это дело, но почувствовал лишь, будто при этом что-то начинает от него безвозвратно ускользать.

Спаркс попытался с головой внедриться в прочие дела, но это была лишь, так сказать, поверхностная активность. Еще и Иан Мэттьюс через месяц объявил, что переходит служить в другое отделение.

– Нужно сменить обстановку, Боб, – объяснил он. – Всем нам это нужно.

«Отвальная» у Иана Мэттьюса была как полагается. Напутственные речи старших, потом, с хорошего подпития, целый всплеск ужасных анекдотов, слезливые воспоминания о совместно расследованных преступлениях.

– Все, Иан, это конец эпохи, – сказал ему Спаркс, не без труда высвободившись из медвежьей хватки сержанта. – Ты был у нас великолепным копом.

«Последний продержавшийся, – с грустью подумал Боб. – Если не считать Глена Тейлора».

Вскоре на место Мэттьюса к нему заступил новый сержант – тридцатипятилетняя, пугающе смышленая девчонка («Женщина, Боб, – тут же поправила его Эйлин. – Девчонки с косичками ходят».).

Косичек она, конечно, не носила – у нее были блестящие каштановые волосы, собранные на макушке в такой тугой пучок, что на висках тонкими волосками даже оттягивало кожу. Это была крепкая и явно выносливая молодая женщина, у которой звание и карьерный путь явственно отметились синеватыми узорами на веках.

Детектив-сержант Зара Зальмонд («Мать, должно быть, подбирала что поцарственнее», – подумалось Бобу) переведена была к ним из «полиции нравов», чтобы, по ее же словам, «упростить ему жизнь», и тут же рьяно взялась за работу.

Расследуемые им дела быстро продвигались и одно за другим утекали прочь сквозь дверь кабинета: это и смерть тинейджера от передозировки наркотиков, и серия высокопрофессиональных грабежей, и поножовщина в одном из ночных клубов. Спаркс их потихоньку одолевал, но ни одно из этих дел не могло отвоевать его внимание от человека, с которым он уже давно делил свой кабинет.

Глен Тейлор со своей обезьяньей ухмылкой перед зданием Олд-Бейли с утра до ночи маячил у Боба на периферии его трудов. Втихаря Спаркс кропотливо изучал все до единого полицейские рапорты начиная с того дня, как пропала Белла, приговаривая точно мантру: «Он где-то здесь», и от настойчивости стирал отдельные буквы на своей клавиатуре.

Как-то раз среди буфетной болтовни Спаркс прослышал, что Ли Чемберса снова вызвали в участок, чтобы еще разок на него взглянуть. Тот уже отбыл свои три месяца за «непристойное обнажение», потерял работу и вынужден был переехать, однако, по всей видимости, ничуть не растерял своего привычного бесстыдства.

Чемберс заметно ерзал на стуле, твердо заявлял о своей невиновности, однако на сей раз поведал поподробнее о своей торговле порнопродукцией, включая часы работы и любимые места взамен на иммунитет от дальнейшего судебного преследования.

«За этим надо приглядеть», – таков был вердикт новой следственной группы, хотя никто из них не полагал, что это возможный подозреваемый. Чемберса отправили спокойно восвояси, однако полученная от него информация дала новый толчок поискам по автостанциям, и система видеонаблюдения выдала им отдельных клиентов Ли. Спаркс ожидал услышать, что среди них окажется и Глен Тейлор.

– Пока не засветился, сэр, – доложила ему Зальмонд. – Хотя там просмотрели еще не все.

И поиски продолжились.

Это было настолько захватывающе, словно Боб смотрел инсценировку собственного расследования, где следователей играли актеры.

– Точно в партере сидишь! – сказал он Кейт, когда та позвонила.

– А кто играет там тебя? Роберт Де Ниро? Ах нет, совсем забыла – Хелен Миррен! – хохотнула она.

И все же это нетерпеливое подпрыгивание на краешке зрительского места вместо погружения в бурлящий водоворот расследования открыло Бобу такой обзор, какого он не знал прежде. Теперь он, точно бог, мог со стороны наблюдать за охотой – и именно тогда Спаркс и начал замечать и серьезные прорехи в следствии, и фальстарты.

– Мы слишком быстро сосредоточились на Тейлоре, – сказал он детективу-сержанту Зальмонд. Чего ему только стоило признаться в этом самому себе – но это надо было сделать! – Давайте-ка еще разок разберем тот день, когда исчезла Белла. Только тихо и между собой.

И вот, втайне от всех, они принялись скрупулезно восстанавливать события 2 октября 2006 года с того момента, как дитя проснулось, и расклеивать фрагменты своего «хронометража» на внутренних поверхностях спешно освобожденного металлического шкафчика в самом углу кабинета Спаркса.

– Прямо настоящий арт-проект, – пошутила Зальмонд. – Прилепить еще немного голубого пластика на липучке – и получим эмблему «Blue Peter».

Она еще хотела было сделать на компьютере временную шкалу, но Боб испугался, что тогда их точно сразу засекут.

– Тут, по крайней мере, если придется, мы сможем все легко вычистить, не оставив никаких следов.

Он не мог припомнить, когда Зара попросилась ему в помощницы. Все произошло как-то само собой. Она не подтрунивала над ним, как некогда Мэттьюс, и сейчас Бобу сильно не хватало того чувства локтя и эмоционального облегчения, что дарило их обоюдное подшучивание с Ианом. Однако с женщиной подобное общение ему казалось совсем уж неуместным. Это выглядело бы скорее как заигрывание. Впрочем, по чему он точно не скучал – так это по густо промазанным кетчупом Мэттьюсовым сэндвичам с колбасой, от которых Боба просто воротило, и по его выпячивающемуся из-под разъехавшейся рубашки пузу.

Детектив-сержант Зальмонд оказалась исключительно смышленой, но Спаркс пока что не был уверен, может ли он ей доверять. Но деваться было некуда. Бобу как никогда требовалась ее лишенная эмоций прозорливость, чтобы он снова не срулил куда-нибудь с верного пути в сомнительные заросли.

Итак, если верить Доун, проснулась Белла в семь пятнадцать. Немного позже обычного – но накануне девочка поздновато легла спать.

– А почему поздновато? – тут же спросила Зальмонд.

Пролистали показания Доун Эллиот.

– Они ходили в «Макдоналдс», после чего им пришлось дожидаться автобуса до дома, – озвучил Спаркс.

– С чего вдруг? Какое-то поощрение? – спросила Зальмонд. – У нее не день рождения – родилась Белла в апреле. К тому же, мне показалось, Доун была постоянно стеснена в деньгах. Она получала пособие всего около пятисот фунтов, и соседка говорила, что они вообще редко куда-то выбираются.

– Судя по протоколам, об этом мы ее не спросили, – ответил Спаркс.

Тут же в списке вопросов у Зальмонд появилась соответствующая запись.

«Девочка явно любит составлять списки, – отметил про себя Боб. – Пардон, женщина».

– Далее, в газетном киоске купили конфеты, – продолжала Зара. – Еще одно поощрение. Интересно, что такое происходило у них в жизни?

На новом листке бумаги Зальмонд вывела: «Смартис» – и приклеила его в шкафчик к прочим запискам.

Они уселись в противоположных концах его стола, причем Зальмонд оказалась в начальническом кресле. Между ними лежал прощальный подарок Мэттьюса – распечатка мастер-файла, их главной картотеки. У Спаркса даже зародилось ощущение, будто он находится под допросом, однако его новый сержант так ловко выискивала все новые, доселе никем не затронутые моменты, что он быстро сосредоточился на деле.

– Может, в ее жизни появился новый парень? Что, кстати, известно о Мэтте, от которого она забеременела? С ним хоть раз побеседовали?

Казалось, все эти зияющие дыры в расследовании начинают осуждающе пялиться на Спаркса.

– Значит, этим и займемся, – быстро сказала Зальмонд, видя, как на глазах мрачнеет ее шеф.

В свидетельстве о рождении Беллы отец не был указан: как незамужняя мать, Доун не имела права вписать туда отца, если он лично не присутствовал на регистрации. Однако женщина сообщила полиции, что звали его Мэтт Уайт, что проживал он где-то в районе Бирмингема и работал в какой-то фармацевтической компании.

– Мог, наверно, при желании в любой момент добыть себе «виагру», – заметила Зальмонд.

При поиске найти в Бирмингеме Мэттью Уайта, что подходил бы по всем статьям, не удалось, а потом на горизонте нарисовался Глен Тейлор, и всех остальных попросту задвинули в дальний ящик.

– Вполне возможно, что Мэтт – его прозвище или никнейм. А еще – он же мог просто назваться выдуманным именем. Женатые мужчины частенько так делают. А потом внезапно, без объяснения причин, перестают общаться с новой подружкой. Особенно когда добиваются своего, – вслух размышляла Зара.

Со спокойной деловитостью она стала совмещать свои новые поиски с прочими заданиями, и Спаркс выдохнул, почувствовал себя даже немного не у дел. Зара имела обыкновение с тихим шорохом проскальзывать в его кабинет и, получив нужный документ или ответ на вопрос или согласовав с шефом какое-то действие, так же тихо исчезать, вызывая лишь легкую рябь на поверхности его рабочей сосредоточенности.

Боб всерьез начал верить, что им удастся обнаружить новую ниточку следствия. И все же этот проблеск надежды сильно отвлекал Спаркса, вселяя в него непривычную беспечность и ослабляя бдительность. Так что тот факт, что инспектор параллельно ведет собственное расследование, рано или поздно, но неминуемо должен был выплыть наружу.

И вот однажды, заторопившись к телефону, Боб оставил дверцу шкафчика открытой. В этот момент к нему без стука заглянула детектив Даунинг, чтобы предложить Спарксу сходить съесть по сэндвичу. Увидев перед собой доказательства альтернативного расследования дела Беллы Эллиот, тайно расклеенные в шкафчике, точно в логове какого-нибудь серийного убийцы, Даунинг забыла вообще, зачем пришла.

Заметив, как резко посуровел взгляд коллеги, Боб поспешно объяснил:

– Джуд, просто кое-что осталось от первоначального расследования.

Он и сам почувствовал, как жалко и неубедительно это прозвучало, и уже ничто не могло отвратить надвигающуюся катастрофу.

Впрочем, вместо гневной тирады он получил от нее лишь мину сочувствия, и почему-то от этого ему стало только хуже.

– Тебе необходим небольшой отпуск, Боб, – непрекословным тоном сказал ему старший суперинтендант Паркер на следующий день при их официальной беседе. – А еще – помощь специалиста. Мы бы тебе порекомендовали проконсультироваться у психотерапевта. У нас имеются на примете отличные доктора.

Спаркс еле сдержал смех. Он забрал распечатку с несколькими именами и приказ об отпуске на две недели и, уже сев в свою машину, позвонил сержанту:

– Больше даже не приближайтесь к этому делу, Зальмонд. Они понимают, что вы-то на нем зациклиться, как я, не могли, так что в следующий раз такими благодушными не будут. Пусть лучше его расследует новая бригада.

– Ясно, – коротко отозвалась Зара.

«Похоже, с ней рядом кто-то из начальства», – понял Спаркс.

– Перезвоните мне, как сможете говорить, – попросил он.