Глава 30

Доун предприняла еще одну попытку. Она купила себе дорогой пиджак, надела туфли на высоких каблуках и новые колготки с юбкой. Редактор устроил из ее появления целую шумиху, встретил Доун у лифта и провел через отдел новостей перед всеми журналистами. Все они улыбались и приветственно кивали ей, не отходя от своих компьютеров, а тот мужчина, что каждый день присутствовал в суде, мигом отложил телефон и подошел к ней пожать руку.

Секретарша – невероятно шикарная женщина с прической и макияжем, точно из журнала мод, проводила их в святая святых – кабинет редактора и осведомилась, не желает ли Доун чая или кофе.

– Чай, пожалуйста. Без сахара.

Вскоре прибыл поднос с чаем, и на этом светские беседы кончились. Редактор был очень занятой человек.

– Ну а теперь, Доун, обсудим нашу совместную кампанию по привлечению Тейлора к правосудию. Чтобы ее запустить, нам понадобится большое интервью с вами. И некий новый ракурс.

Доун Эллиот прекрасно поняла, чего хочет от нее редактор. Почти два года неустанного внимания прессы ее неплохо подковали и закалили. Новый ракурс означал и больше места на первой полосе, и перепечатки в других газетах, и интервью в утренних информационно-развлекательных программах ТВ и в прямом эфире на Radio 5 Live, и участие в «Женском часе» на Radio 4, и статьи во всевозможных журналах. Это было так же ясно и неотвратимо, «как смена дня и ночи». Все это выматывало, конечно, до предела, однако ей необходимо было все это делать, потому что практически каждый день Доун встречала с уверенностью, прочно сидящей где-то глубоко внутри, что ее крошка еще жива. В остальные дни она на это просто уповала.

Но сейчас, сидя в редакции на небесно-голубом пуфике, который кажется странной попыткой дизайнера оживить пространство, – успокоенная свежестью хорошо кондиционируемого кабинета, Доун также понимала и то, что в этой газете хотят, чтобы она впервые публично заявила, будто Белла убита. Должен был получиться, по словам редактора, «совершенно потрясный материал», который как раз и требуется, чтобы призвать Тейлора к ответу.

– Но я не собираюсь говорить, что Белла мертва, Марк, – возразила Доун. – Поскольку это не так.

Марк Перри кивнул, и на лице его мигом застыла маска сочувствия. Он решил осторожно надавить:

– Послушайте, я вас полностью понимаю, Доун, но согласитесь, трудно кого-то обвинять в убийстве, когда утверждаешь, что его жертва жива. Я представляю, как это тяжело признать, но ведь полиция уверена, что Беллы уже нет. Разве не так?

– Боб Спаркс так не считает, – отозвалась она.

– Считает, Доун. Все так считают.

В наступившем молчании Доун мучительно пыталась разрешить дилемму: пойти на поводу у газеты или же действовать в одиночку. Утром она уже успела поговорить с бесплатным консультантом по PR-кампаниям, и тот предупредил, что ее наверняка поставят перед «выбором Софи».

– Стоит вам сказать во всеуслышание, что Белла мертва, – и обратного пути уже не будет. А тогда вы рискуете тем, что поиски девочки тут же прекратятся.

Этого никак нельзя было допустить.

– Думаю, нам лучше оставить этот вопрос открытым, – произнесла Доун. – Почему бы нам не продолжать по-прежнему обвинять его в похищении? Потому что, когда я все-таки ее найду, вам вряд ли захочется оказаться той газетой, что объявила ее мертвой. Ведь все тогда станут говорить, что именно вы остановили ее поиски.

Перри молча прошел к своему рабочему столу, взял с него один из отпечатанных листов формата А3 и, переместив поднос на свободный куб, положил бумагу на столик перед Доун. Это был макет передней полосы The Herald – один из нескольких возможных вариантов горячего эксклюзива. Текста на полосе никакого не было. Только семь слов, отчаянно взывающих: «Вот он, тот человек, что выкрал Беллу!» – и фотография Глена Тейлора.

Перри, конечно, больше пришелся бы по вкусу заголовок «Убийца!», – но ничего, думал он, настанет однажды и его черед, когда этого ублюдка наконец припрут к стене.

– И как оно вам? – спросил он Доун.

Та взяла в руки лист и, точно въедливый профи, стала внимательно его изучать.

Поначалу ей невыносимо было видеть физиономию Тейлора, буквально в каждой газете соседствующую с личиком ее малышки. И все же она заставила себя однажды взглянуть в эти глаза, она хотела найти в них чувство вины, посмотреть на этот рот в поисках признаков безвольной зависимости или похоти. Однако не обнаружила ничего подобного. Он выглядел как обычный, ничем не примечательный мужчина, который вполне мог бы сидеть рядом с ней в автобусе или стоять в очереди в магазине. Может, и впрямь она его где-то встречала? Может, именно поэтому-то он забрал ее дитя?

Этот вопрос сверлил ее мозг каждое утро, стоило ей только проснуться. Ей постоянно снилась Белла: девочка то и дело возникала перед матерью, но дотянуться, добраться до нее было невозможно. Доун или вообще не в силах была двинуться с места, или не могла приблизиться к своему ребенку, с каким бы упорством ни бежала. И всякий раз, пробуждаясь, она, как в первый раз, вдруг ясно сознавала, что Беллы нет.

Первое время женщину настолько переполняло обрушившееся на нее горе и ощущение собственной беспомощности, что Доун вообще не способна была проявлять хоть мало-мальский интерес к жизни. Но когда она стала приходить в себя после горстей седативных препаратов, мама уговорила ее побольше наполнять свои дни разными мелкими будничными делами.

– Тебе, несмотря ни на что, Доун, надо каждый день вставать, одеваться и себя занимать, – увещевала мать. – Пусть даже чем-то совсем незначительным.

Такой же точно совет она давала дочери, когда только родилась Белла, когда Доун с трудом справлялась с хроническим недосыпом и постоянными криками мучимой коликами новорожденной.

И она заставляла себя вставать и одеваться. Потом прогуливалась по дорожке к калитке и подолгу стояла там в саду, как некогда Белла, глядя на живущий своею жизнью мир.

Кампания «Найдите Беллу!» началась с того, что на своей странице в Фейсбуке Доун стала писать небольшие посты о Белле или о том, как она все это переживает. Мощная волна откликов сперва просто захлестнула ее, а потом и вдохнула в нее жизнь. Она собрала тысячи, а вскоре и сотни тысяч новых друзей и лайков, к ней потянулись матери и отцы со всего мира. Это позволило Доун отвлечься от тоски, сфокусировав на чем-то внимание, а когда на нее вышли денежные люди, предлагая ей наличность для поисков ее маленькой дочки, Доун отказываться не стала.

Детектив Спаркс обмолвился, что у него есть кое-какие замечания к отдельным направлениям кампании «Найдите Беллу!», но поскольку это ничуть не отвлекало его подчиненных от поставленной задачи, в итоге дал добро.

– Кто знает, – сказал он тогда Доун, – может, вашей кампании удастся кого-то пристыдить, и он сам явится с повинной.

«Кейт взбесится, когда узнает, что я связалась с The Herald, с их главным конкурентом, – сказала она себе, когда к ней только подкатили с этим вопросом. – Однако ее лот и близко не лежит к нынешнему предложению. Так что она должна меня понять».

Сказать по правде, она бы предпочла, чтобы ее материалом занимались Кейт и Терри – но что поделать, The Daily Post упустила свою возможность.

Это был не такой уж легкий выбор, поскольку за долгие месяцы Доун и Кейт успели порядком сблизиться. Каждую неделю они созванивались, о чем-то болтали, частенько куда-нибудь выбирались вместе на обед, чтобы посидеть посплетничать. Порой, когда мисс Эллиот надо было съездить на день в Лондон, газета присылала за ней машину. Взамен Доун обо всем первой сообщала Кейт.

Тем не менее в последнее время The Daily Post заметно выдохлась в освещении дела Беллы.

– Что, надоела я вашей газете? – спросила Доун у Кейт при их последней встрече, после того как очередное интервью так и не вышло в свет.

– Да ну, какая чушь! – отмахнулась журналистка. – Просто в последнее время еще много чего другого стряслось.

При этом Кейт явно избегала встречаться с ней взглядом.

Доун к тому времени была уже не той несчастной девчонкой, потерянно сидевшей на своем диване. Она все поняла.

И когда ей позвонили из The Herald с предложением развернуть новую кампанию с целью привлечь Тейлора к ответу, пообещав при этом щедрое пожертвование в фонд «Найдите Беллу!», Доун, недолго думая, согласилась.

Она тут же позвонила Кейт, чтобы известить ее о своем решении, считая это собственным долгом. Ее звонок привел журналистку в неистовую панику.

– Господи, Доун, ты серьезно?! И ты уже успела что-то подписать?!

– Нет, но собираюсь сегодня с ними встретиться.

– О’кей, дай мне минут двадцать.

– Послушай…

– Умоляю, Доун!

Когда спустя некоторое время журналистка ей перезвонила, Доун сразу по голосу поняла, что той крыть нечем.

– Мне жаль, Доун, но начальство не согласилось. Считают, что слишком уж рискованно обвинять Тейлора. И, в общем-то, они правы. Это, конечно, эффектный трюк, Доун, но он может выйти тебе боком. Не делай лучше этого.

Доун вздохнула.

– Мне тоже очень жаль, Кейт. Сама знаешь, тут ничего личного – ты блестяще делала свою работу, – но я не могу сейчас все бросить только потому, что одной из газет это стало неинтересно. Все, мне надо идти, не то я опоздаю. Поговорим позже.

И теперь она сидела в редакции, изучая контракт и старательно перечитывала многочисленные подпункты, нет ли там каких-то коварных лазеек. Адвокат Доун уже с ним ознакомился, но посоветовал перед подписанием еще разок все просмотреть – «вдруг подпихнули туда что-нибудь в последний момент».

Марк Перри внимательно за ней наблюдал, всякий раз подбадривающе кивал, стоило ей открыть рот. Когда Доун наконец подписала бумаги, он расплылся в улыбке.

– Отлично, приступаем! – сказал он, поднимаясь на ноги, и выпроводил Доун из кабинета к поджидающему ее обозревателю, которому и предстояло подготовить «Грандиозное интервью».

Готовясь к вполне вроде бы ожидаемому обвинительному вердикту присяжных, газета уже много чего успела написать о Тейлоре. Еще до суда вовсю публиковались интервью с его бывшими коллегами по банку и транспортной фирме. Они собрали кучу непотребных россказней от любительниц секс-чатов и даже выведали от одного из детективов следственной группы в неофициальной, «не для печати», беседе о найденной у Глена детской порнографии. Еще они успели подкупить соседку Тейлоров, получив от нее эксклюзивные фотографии Глена с ее детьми, одной из которых оказалась маленькая светловолосая девочка.

Соседка рассказала, как заметила, что Тейлор наблюдает за ее детками из окна, и даже заколотила калитку между их участками.

Теперь-то ничто из уже нарытого материала не пропадет даром!

– Она не соглашается пока на заголовок «Убийца», но все равно сегодня день великого начала! – сказал Марк своему помощнику, накидывая пиджак на спинку кресла и засучивая рукава. – Поработаем-ка теперь над передовицей. И еще пригласи сюда юристов. А то мне как-то не очень улыбается угодить в Уормвуд-Скрабс.

Свой материал The Herald раскинула аж на девять полос, отчаянно взывая привлечь Глена Тейлора к правосудию и требуя, чтобы министр внутренних дел все же передал дело Беллы на повторное рассмотрение.

И вот могущественная, всесильная газетная журналистика стала тревожным молотом стучаться в каждый дом, пробуждая реакцию людей, – и читатели откликнулись. В раздел комментариев на сайте газеты тут же посыпались спонтанные язвительные выкрики, полились потоки сквернословия и призывы к возобновлению смертной казни.

– Обычные психи, как всегда, – подытожил на утреннем совещании редактор новостей. – Только теперь их слишком много.

– Надо проявлять уважение к нашим читателям, – назидательно произнес главный редактор, и все рассмеялись. – Итак, что у нас там на сегодня?