Дороти накрыла мою руку своей ладонью.

– Замечательно, Эд. Хорошо, что не нужно звонить домой и ничего объяснять: они решили бы, что я им не доверяю, а это неправда. В голове такая путаница, что ужас.

– Ну и не думайте ни о чем, – посоветовал я.

– Куда же вы меня повезете?

– Остановимся где-нибудь наугад.

– Вы позволите мне заплатить за прокат машины?

Я покачал головой:

– Все расходы, от обеда и далее, оплачивает клиент, о котором я вам говорил.

– Кто он, Эд? Джеральд или все-таки дядя Рей?

– Не могу вам сказать, Дороти. Сожалею. – Я действительно сожалел, только не в том смысле, как она думала.

– Это определенно кто-то из них, и не так уж важно, кто именно. Никого больше это не может интересовать.

– Кто из них вам ближе?

– Я к обоим привязана. Дядя Рей, правда, интереснее и хорошо мне помогает с учебой. Я изучаю психологию, а он отлично в ней разбирается. Идеи у него неортодоксальные, это в них и притягивает. Парапсихология, например. Эксперименты доктора Рейна.

– Это где надо угадать, что на карточке – квадрат, круг или треугольник?

– Да, и мой процент правильных ответов вдвое выше среднего. А в состоянии легкого транса получается еще лучше.

– В семье кто-нибудь интересуется подобными опытами?

– Джеральд пробовал, но никаких суперспособностей не проявил и бросил. Ева даже не пыталась.

– А чудо-ребенок Дикки?

– Тоже нет, – усмехнулась Дороти. – Он считает, что мы с Реем тронутые, и признает только точные науки. Химией и электричеством увлекается.

– Дикки действительно вундеркинд?

– Я бы так не сказала – просто способный мальчик. Опережает свой возраст на два-три года. В следующем семестре я буду проходить тесты ай-кью, и если Дикки захочет, мы проверим, насколько он умный.

– Салли его недолюбливала.

– Я тоже от него не в восторге, очень уж задается – но, думаю, он это преодолеет. Психология помогает мне налаживать с ним отношения.

Мы допили кофе, я попросил счет – но прежде чем уйти, рассказал Дороти об опасениях дяди Эма и попросил показать мне сумочку. Округлив глаза, она молча вручила мне ее. Я конфисковал полпачки леденцов «лайф-сэйверс» и пузырек с кофеиновыми таблетками. Дороти объяснила, что они помогают бороться с сонливостью и в университете, и дома, когда приходится зубрить допоздна. Губную помаду на всякий случай я тоже забрал, пообещав заменить все изъятое.

Мы доехали на такси до конторы по прокату автомобилей в Луп – слежки я и тут не заметил, но перед выездом из города решил обезопаситься окончательно. Выбрал почти новый двухдверный «шеви» и направился на юг вдоль озера.

– Наметили какое-то определенное место, Эд?

– Нет, а если бы и наметил, вам не сообщил бы. Вам ведь безразлично, куда ехать?

– Да, только осторожнее, Эд, прошу вас. Авария ничуть не лучше чего-то другого.

Дороти заметно нервничала. Я сбросил скорость, хотя и так ехал не слишком быстро.

На магистралях Чикаго слежку засечь трудно, поэтому у Джексон-парка я свернул со Стоун-Айленд-авеню и стал кружить по менее оживленным улицам. Здесь любой «хвост» был как на ладони, но я его не увидел. Осторожничая уже излишне, я держался в стороне от озера, пока мы не миновали Хэммонд – а вернувшись к нему, понял, что заблудился. Только гений мог теперь вычислить, где нас искать. Я расслабился.

– Выпить хотите, Дороти?

– Да, только не забывайте, что мы собирались купаться. Может, проедем еще немного? Чем дальше от Чикаго, тем мне спокойнее. Давайте…

– Что?

– Купим бутылочку, пока магазины открыты, и выпьем позднее. На сон грядущий, когда определимся с ночлегом.

– Отлично. – Я не знал, правильно ли понял ее, но не спешил выяснять: в сомнении была своя прелесть.

В следующем городке я купил в аптеке бутылку бурбона. Было слишком жарко, чтобы пить виски теплым, и я, не считаясь с расходами, потратил еще пятерку на термос и два стакана. По моей просьбе продавец наполнил термос водой и ледяной крошкой.

Дороти удивилась, когда я вручил ей свои покупки.

– Барменом будете вы, – объяснил я.

– Вы всегда так швыряетесь деньгами?

– Почему бы и нет, на марсианские барыши, – усмехнулся я, заводя мотор.

– На марсианские?

– Шутка. Давно собирался купить себе термос, вот случай и представился. Не хочется пить теплое в жару, а вы мне начинаете нравиться – чем не повод?

– Тем более что и вы мне начинаете нравиться.

– Тогда приготовьте нам по стаканчику. Я буду ехать медленно.

– Остановитесь совсем. Нам понадобятся три руки: мне некуда поставить стакан, пока я открываю и наливаю.

Я притормозил у обочины и включил свет в салоне, чтобы ничего не пролить. Я держал стаканы, остальное делала Дороти.

Мы чокнулись и отведали того, что получилось. Вкус был восхитительный. Я выключил свет, взял стакан в левую руку, обнял Дороти правой и легонько поцеловал в губы. Вкус был еще лучше, чем у виски. Намного. Такой, что я подумал, не предложить ли ей остановиться где-нибудь на ночь прямо сейчас. Посмотрел на свой светящийся циферблат – начало одиннадцатого. Дороти заметила это и спросила:

– Который час, Эд?

– Пять минут одиннадцатого. Может, поищем себе пристанище, когда допьем? Или проедем чуть дальше?

– Я все-таки хочу искупаться, Эд. Просто окунуться, и все. Не знаешь, где мы находимся? Есть тут пляж, где можно взять напрокат купальник?

– Я смутно представляю, где мы, но дорога тянется вдоль озера – оно должно быть где-то за дюнами. Скоро, возможно, и до пляжа доберемся.

– Ночь лунная, давай пройдемся по дюнам? Если поблизости нет домов и людей…

– Ладно, вот только допьем. Может, и пешком идти не придется – тут наверняка есть боковая дорога, ведущая прямо к берегу.

– Хорошо, Эд. Это даже лучше, что не надо искать платный пляж. Можно не торопиться.

Я снова обнял ее одной рукой. Она прильнула ко мне. Чикаго отодвинулся далеко, опасность и вовсе растаяла. Осталась приятно теплая ночь и теплое тело Дороти рядом со мной. Мы молча допили виски – говорить нужды не было.

Я отдал Дороти свой стакан, завел «шеви». Моя догадка подтвердилась: дорога к озеру обнаружилась через пару сот ярдов. Не совсем дорога, просто две колеи в песке. Я испугался, что мы завязнем, но «шеви» не подвел. Мы обогнули дюну, и перед нами открылось озеро Мичиган, лениво набегающее на заманчивый гладкий песок. Над ним висела полная луна, такая красивая и яркая, что казалась ненастоящей. Я припарковался так, чтобы видеть ее через ветровое стекло. Вокруг до самого горизонта не было ни людей, ни лодок.

– Уединенное местечко, – произнес я. – Давай еще выпьем, и если никто не появится…

Налили мы понемножку и пили медленно.

– Знаешь, Дороти, пловец из меня так себе. Мой предел – дорожка бассейна, туда и обратно. Ты ведь не собираешься далеко заплывать?

– Нет-нет. На длинные дистанции я тоже не плаваю. Просто окунусь, чтобы освежиться, и все.

– Вот и хорошо. Рисковать, особенно теперь, не хотелось бы.

– Почему именно теперь? А, ну да, – засмеялась она.

Я повернул ее к себе и снова поцеловал.

– После купания, Эд, – промолвила она, отстранившись. – Сейчас я вся липкая. – Дороти расстегнула верхнюю пуговку платья. – Ничего, если ты разденешься снаружи, а я внутри? Вдвоем тут тесно, да и неловко как-то.

– Конечно. – Я поцеловал ее, вылез из салона и стал раздеваться, складывая одежду на крылья автомобиля.

Дороти опередила меня. Она стояла, белая в лунном свете, и не смотрела на меня, как настоящая леди. Я, не будучи джентльменом, не сводил с нее глаз. Тело у нее было в точности… но нет, я не хотел думать о мертвом, распростертом на кровати теле ее сестры. Думать надо о живом, это нетрудно. Я привлек Дороти к себе. Мы поцеловались, она высвободилась из моих объятий и прошептала:

– После купания, Эд. Ты ведь можешь подождать?

Я не мог, но сказал, что подожду.

Мы спустились к озеру, вошли в воду по щиколотку, по колено, а ярдов через тридцать-сорок по грудь. Вода была холодная, но сейчас это устраивало меня как нельзя более. Оглянувшись на берег, я увидел то, что на пляже мне заслоняла дюна: домик с верандой, где сидели три человека. Я тихо выругался, поняв, что они могли заметить нас, как только мы зашли в воду. Но люди, по всему, ничего не имели против, и я промолчал, чтобы не смущать Дороти. Выходя из воды, она все равно увидит их. Зачем портить ей удовольствие?

Еще немного, и она поплыла, бросив со смехом:

– Давай до плота, Эд! – Шутка, конечно, какой тут плот.

Я поплыл за ней, но скоро отстал. Ярдов через тридцать, то есть на пределе моей безопасной дистанции, Дороти уплыла далеко вперед – я видел ее голову, только когда выскакивал из воды.

– Возвращайся! – крикнул я. – Дальше мне не под силу.

– Только до плота, Эд, – тихо отозвалась она. – Отдохну на нем, и назад.

Я хлебнул воды, выплюнул и заорал:

– Вернись!

Не услышав ответа, я повернулся к дому на пляже, радуясь теперь, что там кто-то есть.

– Помогите! Спустите лодку!

Лодка у них, к счастью, была. Двое мужчин вынесли из-за дома каноэ, третий человек – его я тоже принял за мужчину, но это была женщина в брюках – бежал по пляжу к воде. Успокоившись, что помощь близка, я опять позвал Дороти. Она больше не откликалась, и я поплыл туда, где заметил ее в последний раз. Руки-ноги были точно свинцовые, вода наполняла рот. Это продолжалось часами… неделями. Я ушел под воду и стал дышать ей вместо воздуха. Здесь луна не светила, и было темным-темно.

Потом я осознал, что лежу на песке. Рядом плескались волны, и слышались голоса. Надо мной склонялась женщина, мокрая и голая, не считая лифчика с трусиками, но не Дороти. Крупная, мускулистая, с сосульками черных волос. Я хотел приподняться на локте – не получилось. Грудь болела, живот бунтовал, голос пропал. Меня вырвало, я кое-как просипел:

– Дороти? Ее вытащили?

– Тихо, сынок, – произнесла крупная женщина. – Вытащили, да поздно.