Глава 8
Я опять сделал над собой усилие и сел. Впереди я видел озеро, каноэ на берегу, сброшенные женщиной рубашку, туфли и слаксы. Отменная пловчиха: сумела спасти меня, пока мужчины искали Дороти.
– Ты в порядке? – спросила она, не смущаясь тем, что надето на ней совсем мало, а на мне вообще ничего.
Я тоже пока не обращал на это внимания. Дороти лежала на песке ничком, и я видел ее лицо. Один мужчина сидел верхом у нее на спине и делал искусственное дыхание – похоже, умело.
Опустившись рядом со мной на колени, женщина положила руку мне на плечо:
– Не переживай, ничего не поделаешь. Билл, мой сын, поехал за дыхательным аппаратом – тут у нас в четырех милях станция береговой охраны, у них он есть. Вашу машину взял, чтоб скорее, наша заперта в гараже.
Я встал и побрел к двоим мужчинам, откачивавшим Дороти. Один продолжал свое дело, другой посмотрел на меня и покачал головой.
– Ее уже не спасти, но мы не остановимся, пока не привезут аппарат.
– Ты бы оделся, – произнесла, подойдя, женщина. – У тебя шок, вон как колотит всего.
Зубы у меня лязгали. Видимо, действительно был шок. Она подвела меня к кучке одежды, скинутой на песок с автомобиля.
– Надевай живенько! – Женщина говорила со мной, как с ребенком, и уже протягивала мне брюки. – Только штаны и пиджак, с остальным не возись. И приходи в дом, я кофе сварю.
Когда я начал одеваться, она ушла, захватив свою одежду.
Машинально завершив процесс одевания, я вернулся к мужчинам и Дороти. Они поменялись: один откачивал, другой отдыхал. Оба промокли до нитки, но не обращали на это внимания. Каноэ опрокинулось, когда они пытались втащить в него Дороти, и мужчины добирались до берега вплавь, положив девушку на перевернутый корпус.
– Иди-ка ты в дом, – сказал один, обращаясь ко мне. – Ты тоже не в лучшем виде.
Я вообще был никакой: тело и ум ни на что больше не реагировали, не ощущал холода, не чувствовал, что дрожу. Из-за дюн послышался шум автомобильного двигателя. Машина замедлила ход и свернула в нашу сторону, но я не соображал, какое отношение это имеет ко мне. Понять бы для начала, что за девушка лежит, нагая и мертвая, на песке. Салли? Дороти? Или это одна и та же девушка, которую я дважды пытался спасти и дважды не уберег?
– Давай-ка я тебя отведу, – промолвил мужчина, взяв меня за руку. – Ты сам чуть не утонул и пережил сильный шок. Надо тебя кофе с бренди скорее напоить. Аппарат сейчас подвезут.
О чем он? Какой аппарат? Я побрел по песку, потом лег на него и закрыл глаза. Открыв их, увидел над собой потолок. Было светло, и лежал я в постели.
– Спокойно, парень, – произнес дядя Эм, сидевший около моей кровати. – Все хорошо.
– Дороти… умерла?
Он кивнул:
– Только себя не вини. Ты сделал все, что мог, и из кожи лез, чтобы погибнуть с ней вместе.
– Нет, я виноват. Нужно было…
– Молчи. Что пользы в твоем самоедстве? Ни в чем ты не виноват, и заруби это себе на носу. Не хочу, чтобы ты так говорил и думал.
Сидел дядя Эм в кресле-качалке, и оно поскрипывало под ним.
– Как твоя голова, работает?
– Вроде бы.
– Тогда слушай. Я обещал миссис Ауслендер, спасительнице твой, что сообщу ей, как только придешь в себя. Она за тебя волнуется, но сначала скажу тебе вот что: незачем здешним людям знать больше необходимого. Лгать не надо, просто лишнее опусти. У вас с Дороти было свидание, вы поехали за город, нашли тихое место, решили выкупаться. Все.
– Нет.
– Но так все и было, верно? Ауслендеры, правда, слышали, что девушка собиралась доплыть до несуществующего плота. Ну, это мы после обсудим – пусть продолжают думать, что ее обмануло зрение: увидела в воде бревно какое-нибудь и решила, что это плот.
– Ночью светила луна, и видно было больше чем на полмили. Оптический обман исключается.
– Я же сказал: после. Сейчас я пытаюсь внушить тебе, чтобы ты не говорил Ауслендерам лишнего. Не впутывай их в это. Они тебе жизнь спасли и вложили все свои силы в спасение Дороти.
– Ладно. Как скоро мы сможем уехать?
– Через четыре часа. Доктор велел лежать именно столько, когда очнешься – потом, если будешь чувствовать себя хорошо, можешь встать.
– Я хорошо себя чувствую.
– Не ной. Вздумаешь встать раньше, уложу тебя силой. Пойду приведу миссис Ауслендер.
Он вышел, а через минуту появилась она – в слаксах, футболке и сандалиях, с чашкой горячего черного кофе в руке.
– Ну, здравствуй, Эд!
Приподнявшись, я с благодарностью пригубил питье.
– Спасибо вам. И не только за кофе.
– Ты не первый, кого я вытаскиваю из озера Мичиган. Если точно, то пятый.
– Вы, наверное, чемпионка по плаванию?
– Была, призы получала. Да и теперь могу проплыть пять миль до завтрака. Ты пей кофе, это так и надо, чтоб в глотке пекло. Потом поесть тебе принесу.
Я мелкими глотками цедил обжигающую жидкость.
– Я серьезно, миссис Ауслендер. Не знаю, как отблагодарить вас.
– Не дури, парень. Мне нужно форму поддерживать. Жаль только, что… – Она прикусила губу. – Ты, наверное, не хочешь пока говорить об этом.
– Хочу, миссис Ауслендер. Вы можете счесть это странным, но я попрошу вас рассказать, что видели, с начала и до конца. Я не все ясно помню.
– Хорошо, Эд. – Она села в качалку рядом со мной. – Для начала скажу, что упрекнуть тебя не в чем – ты сам чуть не утонул. Сколько ты можешь проплыть?
– Примерно сто ярдов.
– Я тебя догнала ярдах в двухстах от берега, и ты еще пытался плыть, хотя уже под воду ушел. Мне пришлось тебя вырубить, чтобы ты не сопротивлялся. Как челюсть, болит?
Я потрогал ее – да, действительно. У меня болело в стольких местах, что на челюсть я раньше не обращал внимания.
– Ничего страшного. Пожалуйста, миссис Ауслендер, расскажите все по порядку.
– Ладно. Кстати, можешь называть меня Бекки. Твое имя я узнала из удостоверения, так мы и с дядей твоим связались. Сидели мы, значит, на веранде, уже спать собирались лечь – было около половины одиннадцатого. Втроем – муж, брат его, который у нас гостит, и я. А в доме еще Билл, наш сын, ему восемнадцать лет. Слышим, машина из-за дюн едет. Ничего особенного, сюда многие заворачивают. Тут красивый вид на озеро, и помиловаться можно, и выкупаться, вот как вы. Мы привыкли. И что вы голышом пошли, тоже нормально. Ребята вы красивые, а купальники нужны только на общественном пляже. Ну, зашли вы по плечи, а затем ты обернулся и вроде как нас увидел, потому что потом стал нас звать.
– Да, увидел, – подтвердил я.
– Вы поплыли, девушка впереди. Ночью голоса над водой далеко разносятся, и мы услышали, как она кричит тебе: давай, мол, до плота доберемся. Мы, конечно, знали, что никакого плота там нет, но подумали, что она так шутит. Видно было, что плавает девушка лучше, чем ты. Вскоре ты стал кричать ей «вернись». Она опять что-то насчет плота, мы толком не расслышали. Тут ты снова: «Вернись!», а затем повернулся и начал звать на помощь.
Я кивнул – это совпадало с тем, что я помнил.
– Джордж и Харви побежали за каноэ, а я к воде. На бегу сорвала с себя одежду и поплыла. Ты еще кое-как держался, но уже тонул. Я оглушила тебя и потащила к берегу, а наши на лодке поплыли за девушкой, которая уже ушла вглубь. Искали они ее минут десять, и когда довезли, ясно стало, что уже поздно. Но они все-таки откачивали ее, пока не приехала береговая охрана с аппаратом искусственного дыхания.
– Я слышал, как они едут, а потом уже ничего не помню. Я сам сюда дошел или… нет, упал, кажется.
– Точно, упал. Береговые ребята занялись девушкой, а Джордж с Харви принесли тебя в дом. Уложили мы тебя в постель, вызвали доктора. Посмотрели карманы, нашли удостоверение, позвонили твоему дяде в Чикаго.
– Сколько сейчас времени?
– Около восьми. Дядя твой приехал часа в четыре вместе со Стэнтонами.
– Со Стэнтонами? Так они здесь?
– Нет, уехали. Дяде мы позвонили до того, как нашли в машине сумочку с удостоверением Дороти, но он сказал, что знает, кто она, и сам ее опекунам сообщит. Вот они и приехали с ним – вернее, он с ними, на их автомобиле. Но девушку к тому времени уже забрали в городской морг, и Стэнтоны недолго тут задержались – направились туда же, чтобы договориться об отправке тела в Чикаго.
– Что они… думают по этому поводу?
– Это, конечно, большое горе для них: вторая их воспитанница, сестра Дороти, умерла от сердечного приступа всего неделю назад. Но если ты спрашиваешь, винят ли они хоть в чем-то тебя, то нет. Я им рассказала, как ты ее звал назад и плыл за ней из последних сил. И еще, Эд: смотри не выдай меня, я им кое в чем солгала.
– В чем, миссис Ауслендер?
– Просто Бекки. Понимаешь, я ведь не знала, что они за люди и как отнесутся к тому, что купались вы голышом, вот и пощадила их чувства. Взяла в машине бельишко девушки, намочила в озере да и надела на нее. А им сказала, что ты был в трусах, а она в трусиках и лифчике.
– Вы просто чудо, Бекки, – промолвил я. – Лишь одна женщина из миллиона додумалась бы до этого.
– Ладно тебе. Скажем, одна на тысячу. Допил кофе? Вот и умница. – Она забрала у меня пустую чашку. – Сейчас завтрак тебе принесу.
– Спасибо, не надо.
– Хочешь не хочешь, а поесть нужно.
Я понял, что мне не отвертеться.
– А дяде Эму вы что сказали насчет наших купальных костюмов?
– Я подумала, что его шокировать не так просто, – улыбнулась она. – Когда Стэнтоны уехали, мы с ним все прояснили. Ну, лежи смирно, пока я завтрак готовлю. Он будет сытный, учти, и съешь ты его целиком, даже если его в тебя веслом придется пропихивать. Глядишь, марсианская дурь и выйдет.
– Какая? – Я рывком сел.
– Да вот такая. Ночью ты бредил про марсиан: они, мол, людей убивают, а ты никак не сообразишь, как они это делают. Ложись-ка обратно.
Я лег и понял, что совсем не прочь полежать еще немного с закрытыми глазами, не думая ни о чем.
Вскоре миссис Ауслендер принесла завтрак, и с ней пришел дядя Эм. Он поддерживал разговор, пока я ел, но ни о Стэнтонах, ни о сестрах Доуэр речь не шла. Дядя старался занять меня чем-то другим, пока мне не станет лучше. Я прервал его на середине какой-то карнавальной истории и спросил: нужно ли мне выполнить какие-нибудь формальности перед отъездом в Чикаго?
– Ничего особенного, Эд. Они хотят только, чтобы ты подписал показания как один из свидетелей несчастного случая. Для проформы, поскольку тело уже отдали Стэнтонам.
Историю свою дядя Эм не стал досказывать – просто сидел и смотрел, как я ем. Покончив с завтраком, я попытался уговорить его уехать прямо сейчас, но мне это не удалось. Я пришел в себя около половины восьмого и должен был, согласно приказу доктора, пролежать в постели до половины двенадцатого. Миссис Ауслендер вычистила и выгладила мою одежду, но даже не думала отдавать ее мне. Забрав посуду, она увела с собой дядю и посоветовала мне немного поспать.
Я попробовал и, как ни странно, уснул. Мой внутренний будильник прозвонил за минуту до назначенного мне срока. Одежду мне выдали. Мы с трудом отговорили миссис Ауслендер от приготовления ленча и уехали за пару минут до полудня.
За руль сел дядя Эм. Мне хотелось вести самому, чтобы отвлечься от тягостных мыслей, но я еще недостаточно оправился, чтобы спорить. Мы сделали остановку в городке, где ночью я покупал виски и термос.
Шериф, чей офис располагался в здании суда, ушел на ленч, и мы в ожидании его тоже поели.
Держался он очень любезно. Я ответил на пару вопросов и подписал свои короткие показания.
– Ну как, Эд, готов поговорить? – спросил дядя Эм на пути в Чикаго.
– Да.
– Я знаю, что случилось после того, как вы зашли в воду. Теперь расскажи с того момента, как ты покинул офис вместе с Дороти. Все, что помнишь, все, о чем вы говорили.
Я вздохнул и начал свой долгий рассказ. Дядя Эм выслушал меня и произнес:
– Ну что ж, никаких упущений с твоей стороны я не вижу. Ты все делал правильно. Вот еще что: Дороти упомянула вчера, что утро провела с Реем Вернеке. Ты, случайно, не спрашивал, в какое время они разговоривали?
– Нет, а зачем?
– Это могло бы кое-что прояснить. Наш клиент позвонил нам в десять часов утра. Если бы Дороти подтвердила, что Рей в это время общался с ней и к телефону не подходил, мы были бы уверены, что звонил Стэнтон. Правда, мы и так считаем, что это был он, но исключить Вернеке тоже не помешало бы.
– Ты прав. Я дурак, что не подумал об этом.
– Значит, и я дурак, потому что подумал только теперь. Как твое самочувствие?
– Неплохо, – кивнул я, но потом решил проявить честность: – Физически все нормально, а морально – нет. Хочется залезть в щель и больше не вылезать.
– Давай остановимся и выпьем?
– Хорошо бы, но Луп уже близко – вернем сначала машину.
Так мы и сделали, а потом зашли в бар и выпили. Это помогло, но не очень.
– Одно совпадение я еще могу проглотить, а два нет, – заявил я. – Девушек убили. Наверное, я в этом не виноват, возможно, убийца слишком умен для меня – но если я его не поймаю, то завяжу с сыском и опять займусь карнавальным бизнесом.
– Как же, по-твоему, их убили?
– В одном случае у меня есть кое-какие догадки, а в другом – нет. Предпочитаю пока не оглашать свою туманную версию, если не возражаешь. – Я взглянул на часы. – Четверть четвертого – какие у нас планы?
– Я позвонил от Ауслендеров Фрэнку Бассету и договорился пообедать втроем. Встречаемся в половине седьмого в холле «Блэкстона», а потом я хотел бы повидаться с Моникой Райт. Вряд ли она уже что-то нарыла в первый рабочий день, но можно просто узнать, как у нее дела, и дать ей парочку указаний. Кроме того…
– Да?
– Я много почерпнул из отчета, который ты продиктовал, а Моника напечатала. Начал его анализировать, как только вернулся от Стэнтонов, и все еще сидел над ним, когда Ауслендеры позвонили. Может, сделаете вдобавок отчет о событиях прошлой ночи, если Моника не очень устала?
– Ладно, – без особого энтузиазма ответил я.
Писать и даже диктовать отчеты скучно, но польза от них большая, дядя Эм прав. Если составляешь отчет на свежую голову, то потом, перечитывая его, вспоминаешь разные мелочи, которые либо совпадают, либо расходятся с тем, что ты выяснил позднее. А если тебе приходится выступать в суде свидетелем, он весьма полезен для справок.
– Повторим? – спросил дядя Эм.
– Нет, спасибо. Значит, вечер у нас расписан, но до половины седьмого почти три часа – на что их употребим?
– Надо бы еще раз повидать Стэнтонов, однако на поездку в Роджерс-парк и обратно трех часов может и не хватить. А Эванстон, где живет бывший ухажер Салли, и того дальше. Что предлагаешь?
– Ключ от квартиры Салли у тебя, дядя Эм?
– Нет, но домовладелец, думаю, мне не откажет, если попрошу еще раз. Только я ведь там все прочесал уже, Эд.
– Вентиляционную шахту тоже смотрел?
– На подоконнике и внутри никаких следов – а если бы кто-то лазил по узкой шахте, куда ветер не задувает, без них бы не обошлось. Стену там давно не красили, она грязноватая. Я ее ногтем поцарапал, и на ней остались отметины.
– Салли могли убить при помощи этой шахты, не взбираясь по ней.
– Это как же?
– Давай туда съездим. Расскажу по пути.