Глава 7
День прошел спокойно, и еще один, а на третью ночь, проснувшись, я долго не могла понять, где я и что со мной. Вроде бы ложилась спать одна (дух леса не в счет, на то он и дух), а теперь никак не выберусь из чужих объятий, да каких крепких…
– Рыжий! – разглядела я знакомую огненную прядь. – А ну, пусти!
– Угу… – ответил он, но даже не подумал проснуться и рук не разжал.
Еще не рассвело. Неподалеку сонно всхрапывала Медда, у костра клевал носом Деррик, а больше я никого не могла разглядеть.
– Рыжий, отпусти, – повторила я. – Ну же…
На щеке у него запеклась кровь, видно, веткой хлестнуло. А может, и не веткой… Но если б это была стрела, вряд ли бы он завалился спать, не выставив дозорных! И где Ян?
Из рук уснувшего мертвым сном Рыжего мне пришлось выворачиваться ужом, но я справилась.
– Тс-с-с, – шепнул Ян, когда я встала и огляделась. Откуда он появился, я и понять не сумела. – Прости его, хозяйка. Еле прорвались… Он всю дорогу только о тебе и говорил: добраться бы поскорее, да как бы не стряслось чего, пока нас нету! Не ели, не спали, всю дорогу коней погоняли…
– Что случилось? – прошипела я. – Подрались с кем-то?
– А как же без этого, – хмыкнул лесовик и поманил меня к костру. – На обратном пути нарвались. Туда-то живо проскочили, с кем надо повидались. Там дело на мази, как Клешнявый говорил, ждут нас не дождутся. Знамо бы дело, сразу бы все вместе отправились! Так нет ведь… Иной раз и осторожность лишней бывает!
– Ну а дальше-то что?
– Сам не понял, – покачал он лохматой головой. – Будь предатель из приятелей Клешнявого, нас бы там и накрыли. Или проводили до места, чтобы всех тепленькими взять. А тут, похоже, просто рожи наши не понравились, на полдороге остановили… Видала, как Рыжему физиономию подправили? Спасибо, глаз цел остался…
– А не выследят? – спросила я.
– Некому следить-то, – усмехнулся он. – Утекли мы пусть и не слишком чисто, да рассказать о том уже никто не сможет. Рыжий мастер глотки резать, да и я не вчера родился. Тела спрятали, если ты об этом, а коней наш провожатый забрал, уж найдет, кому сбыть, а клейма умельцы выведут.
– Провожатый-то откуда взялся?
– Да оттуда наладили паренька, чтоб провел нетоптаной дорожкой. Дорожкой-то мы прошли, а вот на тракте нас и поджидали. И нет, не засада это была, – предвосхитил Ян мои мысли. – Нас не ждали либо ждали не нас. Те солдаты уже на ночлег устраивались, кашеварили, а тут мы мимо трюхаем. Вот и решили они поглядеть, что у нас за душой… на свою голову. Теперь ведь всех подозрительных проверяют, ты уж слыхала, поди?..
– Чем же вы им так не понравились, что до резни дело дошло? – нахмурилась я.
– Я личность известная, – вздохнул он, – и Рыжий, похоже, тоже. Его как увидели – мигом за оружие схватились. Странно это, госпожа. Я уж в здешних местах всех знаю: никогда нашего командира не упоминали, а его не заметить сложно, сама понимаешь… Я и то – если бороду сбрею, поди узнай! А он…
– Возможно, нас поджидают, – передернулась я. – И кое-кто уже знает, что отряд ведет именно Рыжий. Час от часу не легче! Ладно… погони можно не опасаться, так?
– Никого нету кругом за сутки пути, – заверил Ян.
– Тогда отдыхай. Утром поговорим.
Он кивнул и отправился на боковую, а я подсела к Рыжему. Лицо ему располосовали от подбородка до виска, в самом деле чудом не зацепив глаз, и рана была глубокой. Не загноилась, и на том спасибо, подумала я, с трудом отмочив запекшуюся корку крови и разглядев сочащийся сукровицей рубец в тусклом утреннем свете. Шрам останется, будто мало Рыжему особых примет!
– Хозяйка… – Он вдруг приоткрыл мутные глаза. – Я обещал вернуться и вернулся. Все в порядке…
– Я вижу, – невольно улыбнулась я. – Раз проснулся, потерпи. Рану как следует промыть надо.
– Да ну, охота была возиться… Эта царапина сама заживет, – ухмыльнулся он в ответ и зашипел, когда я взялась за дело.
Уж на такое моих умений хватало, мало ли на охоте приходилось латать разодранных рук и ног! Я сама как-то бедро распорола об острый сучок, шрам остался. Помню, как отбивалась от нашего походного лекаря, отказываясь снять перед ним штаны, пока не пришел Саннежи, не скрутил меня и не заголил собственноручно. Заодно и рану обработал…
– Я вздремну еще пару часов, – проговорил Рыжий, когда я закончила. – Потом расскажу обо всем подробно, а то сейчас мысли путаются…
– Спи, у тебя глаза закрываются, – кивнула я. – Ян сказал, чужих поблизости нет, беспокоиться не о чем.
– Только не отходи от меня, – прошептал он. – Побудь рядом, прошу!
– Что, даже в кусты отлучиться нельзя?
– Ну разве только… Тут рядом что-то… не люди. Что-то очень странное и страшное, я не знаю, смогу ли совладать с ним, если вдруг…
– Если ты о духе леса, – еле слышно сказала я, наклонившись к нему поближе, – то он меня не тронет. Он нам помогает как может. Говорила же: пожар нужно потушить; и он знает, что мы за этим и идем…
– Потушишь его, пожалуй, когда вы полыхаете, как сосны, в которые молния угодила, – недовольно прогудел лес, и Рыжий вздрогнул.
– Слышал?
– Да. Это он?
Я кивнула.
– Его опасаться не нужно. Забыл? Я ведь тебе говорила: он помогал моим предкам избавиться от фей. Это его ты чувствуешь?
– Нет, – мотнул он головой. – То есть его тоже ощущаю, он рядом, руку протяни – и дотронешься. Но он… какой-то свой. А то – совсем другое. Не могу описать…
– Эй… – позвала я, повернувшись к деревьям. – Что там такое бродит, чужое-незнакомое?
– Не знаем, – отозвался лес немного погодя. – Вроде и есть что-то, а вроде и нет. Мы не видим. Не различаем. Но мы будем начеку.
– Час от часу не легче, – пробормотала я. – Рыжий… Лес не видит чужака. Чует, но не видит. Что делать?
– Оно ушло… – сказал он, прислушавшись. – Бродило совсем рядом, а потом исчезло. Может, это лесной дух его спугнул, не знаю, врать не буду… Хозяйка, я…
– Да ляг ты уже и усни! – вспылила я. – Много ли от тебя толку, если ты на ходу засыпаешь? Я тебя разбужу, если что случится.
По-моему, Рыжий заснул прежде, чем его лохматая голова коснулась свернутого плаща.
– Лес, – тихонько позвала я. – Посторожи, прошу. Мне как-то тревожно за него. Он не трус и не выдумщик, а тут вдруг…
– Уж будто без тебя не догадались бы, – прогудели сосны. – Не отходи от него, тогда мы за вами обоими приглядим.
– Сговорились будто, – фыркнула я и пристроилась рядом с Рыжим, спина к спине, а длинные утренние тени выползли из-под деревьев и укрыли нас, будто кружевной накидкой…
Рыжего удалось добудиться только к вечеру, до того он спал беспробудно и только отмахивался, если кто-то пытался его потормошить. Добрая Медда предлагала облить его студеной водой, да я запретила: что проку от невыспавшегося и презлющего командира? Чужих рядом нет, Ян опасности не чует, вдобавок, они с Дерриком с утра проверили окрестности, никого не встретили. Да еще и лесной дух сторожит… ну, об этом я умалчивала, но знать-то знала и надеялась, что тот предупредит, появись кто! Неважно, человек или что-то иное…
Ел Рыжий примерно так же, как спал: будто наверстывал упущенное за несколько дней. Хорошо еще, охотники наши принесли достаточно дичи, на всех хватило!
– Все готово, – сказал Рыжий, справившись с голодом. Свежий рубец багровел на его лице, и он старался не гримасничать особо, видно, было больно. – Нас ждут. Корабль хоть сейчас готов отправиться в море. Придется дать порядочный крюк, чтобы выйти к столице из-за острова, якобы мы из открытого моря пришли, а не из-за ближнего мыса, ну да это уже продумали: до острова доберемся на рыбацкой шхуне, а там пересядем на шонгорского красавца. – Он перевел дыхание и добавил: – Команду подобрали на загляденье! Рожи одна другой страшнее, все черномазые, как я и говорил… В покрывала их закутать, оружием обвесить – чудная свита выйдет, вылитые шонгори!
– Ты сам-то волосы перекрасить не забудь, – невольно улыбнулась я. – А вот рубец этот некстати пришелся…
– Ну, подживет, пока доберемся, – вздохнул он, хотел было коснуться лица, но я ударила его по руке.
– Куда лезешь грязными пальцами? Не трогай!
– Скажешь, на дуэли подрался, – подал голос Маррис.
– Шонгори не устраивают дуэлей, как наши дворяне, до первой крови или вроде того. У них в чести только поединки до смерти, – просветил его Клешнявый. – Потому они и вежливые донельзя: слово не так скажешь, без уважения или просто не подумавши – вот тебе башку и отчекрыжат, и будут в полном своем праве. А ежели каждому за пустяковую обиду глотку резать, то никаких подданных не напасешься!
– Ну да. Я слыхал, недавно их правитель высочайшим повелением запретил поединки, обязав разбирать споры у почтенных судей, да только сабли все равно звенят в каждом переулке, – ухмыльнулся Рыжий. – Ладно, я могу сказать, что это было неудачное покушение. Или снастью хлестнуло.
– Снастью так не располосует, – помотал головой Клешнявый. – Вернее, располосует, но не так. Да и чего тебе, если ты хозяин корабля, не капитан даже, возле всяких канатов делать? Лучше скажи, матрос от жары взбесился и принялся на своих с ножом кидаться. Такое бывает, я сам видал! Одного он порезал, второго, а ты его скрутил, потому как драться хорошо обучен, а струсить шонгорский вельможа права не имеет!
– Вот это мне нравится, – одобрил тот. – А матроса куда подевали?
– Рыбам на корм отправили, – пожал плечами наш морской волк. – Если у него мачты снесло, на кой его дальше держать на борту? Не угадаешь, когда ему опять в голову ударит, еще корабль спалит, чего доброго… Нет, кое-кому килевание помогает, но возни много, а толку мало. Тут акулы водятся, ногу запросто отхватят, а безногий да свихнувшийся вовсе никому не нужен, проще уж сразу в расход пустить!
– Значит, этой истории и станем придерживаться, – кивнул Рыжий. – Так… Всяких покрывал и прочих тряпок нам собрали несколько сундуков. Побрякушек тоже хватает. Сабель и кинжалов – армию до зубов вооружить можно. Это все уже на корабле, нас дожидается… А вы, друзья мои, хоть по десятку фраз на шонгори выучить успели?
– Успели, – прогудела Медда. – Уж и странный язык!
– Я проверял, – вставил Клешнявый. – Хоть с порядочным акцентом, но «да, господин» или там «нет, госпожа» сказать все могут. Ну и понимать кой-какие фразы понимают.
– Акцент не беда, мы же решили, что Ян будет немого изображать, а Медда – рабыню из далеких стран, – напомнил Рыжий и снова потянулся к шраму, а я опять ударила его по руке. Хуже ребенка, честное слово! – Ну а прочие недурно шпарят, знай, затыкать поспевай… Стало быть, завтра отправляемся, как светать начнет. Я подежурю ночью, успел выспаться, а вы давайте-ка, на боковую!
– Я тебя сменю, – вызвался Маррис, но Рыжий покачал головой:
– Не нужно. Ужинайте – и спать.
– Еще солнце не село, – пробурчал Ян, – какое там спать…
– Ну, поди попасись с лошадьми вместе, – предложил Рыжий. – Или воды натаскай.
– Я лучше лагерь кругом обойду, – ответил он. – На всякий случай, мало ли…
Лесовик скрылся в тенях, Деррик пошел проверить лошадей, Клешнявый сегодня был за кострового, а Медда кашеварила. Один Маррис слонялся неприкаянным.
К слову сказать, его в подробности плана не посвящали, Рыжий не велел. Я видела, он не доверял Маррису с самого начала, а теперь могла сказать, что правильно делал… И это он еще подробностей не знал!
– Рыжий, – я тронула его за рукав, – проводи меня к ручью.
– У нас воды мало, что ли? Только что ведь спрашивал… – нахмурился он, но тут же сообразил: – Идем. Я посторожу, чтобы никто не потревожил.
– Лучше бы Медду с собой взяла, – пробормотал Маррис, расслышавший последние слова.
– Не твое дело, с кем королева купаться ходит, – обрезал Клешнявый и подкинул хвороста в огонь. – Ты ей не брат, не сват, не жених, вот и закрой рот.
– Знаешь, – закипая, проговорил тот, – я дворянин, и выслушивать подобное от какого-то висельника не намерен! Изволь принести извинения!
– Угу, ты еще кулачки сожми и ножками затопай, – гоготнул тот. – Да не пугай ты меня своей ковырялкой, у меня получше имеется!
У Клешнявого была сабля хорошей работы, и управляться он с ней умел, в этом сомневаться не приходилось.
– Не покалечь паренька, – ухмыльнулся Рыжий и протянул мне руку. – Пойдем, хозяйка. А эти двое пускай полаются, бодрее будут!
Возле ручья веяло прохладой, вода журчала, унося прочь пожухлые листья и мелкий лесной сор, а на дне блестели окатанные камешки, будто драгоценности, и не скажешь, что это обычная галька…
– О чем ты хотела поговорить, хозяйка? – спросил Рыжий, напившись ледяной воды, от которой зубы ломило.
– О тебе. И о Маррисе. Он, видишь ли… – я усмехнулась, – всерьез возжелал сделаться моим консортом.
– Неужели? – Рыжий сощурился, и его темные глаза сделались похожи на бойницы. – И что же он сказал тебе?
– Нес всякую чушь о том, как влюбился в меня с первого взгляда, когда нам обоим было лет по десять или около того, – вздохнула я и присела рядом, опустив руку в холодную воду. На пальцах собирались пузырьки воздуха, так забавно и щекотно…
– А что, по-твоему, нельзя влюбиться вот так, сколько бы лет ни было избраннице или избраннику? – после паузы спросил он.
– Наверно, можно, – ответила я. – Я помню, что ты говорил о Саннежи… Но то Саннежи, а это – Маррис, и речь о том, что у него имеется свой расчет. Послушай, чего он мне наговорил…
Рыжий выслушал меня, потом кивнул:
– Все совпадает с его откровениями там, на постоялом дворе. Надо же, на что замахнулся, принцессу ему подавай с троном вместе! Ты ему верно сказала: захотел бы, давно собрал верных людей, пришиб Рикардо да вызволил тебя. А так – чужими руками жар загребать – любой дурак может.
– Что с ним делать-то? – удрученно спросила я. – Убить… жалко, он ведь, мне показалось, сам верит в то, что говорит. С собой брать – хуже не придумаешь! И узнать его могут, и сам он проговорится… Может, оставим у контрабандистов? Уж не сбежит он от них, как полагаешь?
– Присмотрят, чтобы никуда не подевался, – улыбнулся Рыжий и тут же скривился – давал о себе знать рубец наполовину лица.
– Руки! – тут же приказала я и схватила его за запястье. – Связывать тебя, что ли, чтобы не трогал? Скоро подживет, что ты, как маленький, все расковырять норовишь? Будто никогда не ранился всерьез…
– Было дело, но я тогда валялся в горячке и бредил, – тяжело вздохнул он. – Не помню, пытался я что-то сделать или нет. Говорили, вроде бы я болтал без умолку и звал кого-то, но, когда я очнулся, уже ничего не помнил.
– Ясно. Ты волосы-то красить когда будешь? Сейчас или уже на корабле?
– Попробовать надо сразу, – серьезно сказал Рыжий и полез по карманам. – Потому как ореховый сок – это хорошо, но есть средства и получше. Только удостовериться надо, что я от них не позеленею… Вот, нашли мне краску. Говорят, должен получиться черный цвет, но что-то меня сомнение гложет…
– Так выкраси пару прядей и посмотри, не полиняют ли, – пожала я плечами.
– Не поможешь, хозяйка? – улыбнулся он, и я со вздохом взяла у него флакон. – Сказали, надо взболтать и намазать как следует, через пару часов схватится, да только без зеркала неудобно! Надо ж до самых корней извозюкать, а я себя-то не вижу…
Краска схватилась замечательно – у меня на пальцах. Я оттирала их мылом, нашедшимся у рачительной Медды, песком, но тщетно, бурые пятна не отмывались. А вот шевелюра Рыжего как сверкала на солнце ослепительным огнем, так и продолжала, смылась краска, будто не было ее, стоило мокрой рукой по волосам провести!
– Остается ореховый сок, – серьезно сказал он, поглядев на свое отражение в какой-то луже, и отрядил Яна за теми самыми орехами. Увы, нашел тот всего десятка два, а этого не хватило бы даже на одну прядь!
– У шонгори женщины какой-то травой волосы красят, – вспомнил Клешнявый. – К нам ее тоже возили, в веселые дома, я точно знаю. Она разная бывает – для красного цвета и черного. Наверно, добыть ее не сложно, уж наши-то парни раздобудут хоть маленько…
– Да, только на это и надеюсь, иначе придется бриться налысо, – удрученно вздохнул Рыжий. – Вот ведь угораздило таким уродиться, не спрячешься! Да еще всякий норовит сказать, мол, Создатель шельму метит, ну и…
– Рыжий да красный – человек опасный, – подхватила Медда. – Это уж точно.
– Ну что ж я могу поделать, чем предки наградили, тем и богат, – фыркнул он, встряхнув пламенеющими на солнце вихрами. – Могли бы и серебром одарить, и золотом, да видишь, медяшка досталась!
– Девке бы такие волосы – отбою б от парней не было, – вздохнул Клешнявый.
– Это смотря где, – ответил Деррик. – В иных краях таких ведьмами считают.
– Ну и дурни. Рыжие девицы – самые озорные, – серьезно сказал тот. – Чернявые, может, и погорячее, но вот по части выдумки рыжие куда способнее! А белобрысые – вовсе ни рыба ни мясо, не знаю, что это господам они так нравятся…
– Лежат спокойно и не трепыхаются, – хмыкнул Ян. – И из себя они обычно или тоненькие, навроде тростиночек, или, наоборот, есть за что подержаться…
Тут он изобразил руками обводы солидной дамской фигуры, и мужчины восторженно причмокнули. Только Маррис отвернулся, явно негодуя, а Рыжий фыркнул в рукав.
– Ладно, если той травы не добудем, побреюсь, – пообещал он. – Волосы не голова, отрастут, а под тюрбаном не видно.
– Парик купи, – посоветовала я. – Или вон у коня полхвоста отрежь, будут тебе кудри.
– Нет уж, обойдусь, – проворчал Рыжий, а я вдруг подумала, что волосы у него густые и жесткие, именно как лошадиная грива. – Хватит уж насмехаться! Завтра на месте будем…
Этой ночью мне снова не спалось, и я разглядывала звездное небо, когда его вдруг закрыла тень.
– Госпожа, – шепнул Маррис, – вы не спите, я вижу… Позвольте сказать вам два слова!
– Говори, – вздохнула я и опустила руку на топорище.
– Вы в самом деле верите этим людям? И готовы отправиться с ними к… пиратам, верно я понял?
– Это намного больше двух слов, – ответила я. – Но да, доверяю и готова.
– Еще не поздно повернуть назад, госпожа, – серьезно произнес он. – Я ведь говорил, мое поместье рядом.
– А Ян сказал тебе: она не про твою честь, – прозвучал рядом голос Рыжего, и сам он будто соткался из темноты, видно, обходил лагерь дозором. – Я же повторю, юный дворянин: эта госпожа вольна сама выбирать дорогу и спутников себе по нраву. И не лезь к ней, у нее ведь топор под рукой!
– Это верно, – усмехнулась я. – С такого расстояния не промахнусь.
– Помнится, мне ты обещала раскроить голову с десяти шагов, – напомнил бродяга и негромко засмеялся, а потом добавил: – Я посижу подле тебя, хозяйка, чтобы никто больше не потревожил.
– Сиди, – разрешила я и устроилась поудобнее, чтобы видеть освещенный отблесками костра резкий профиль Рыжего.
– Мне кажется, – проговорил вдруг Маррис, – мне кажется… командир, ты вовсе не тот, за кого себя выдаешь!
– Это с чего вдруг ты так решил? – удивился тот, повернувшись немного.
– Я слышал, как Ян сказал: о тебе никогда не слыхали в этих краях.
– И что с того? О тебе тоже много где не слыхали.
– Ты даже имени своего не называешь!
– Не привык им бросаться, – фыркнул Рыжий. – Как Клешнявого матушка нарекла, ты тоже не знаешь, однако это тебя почему-то не удивляет. Да и тебя вовсе не Эйнаваром зовут, если уж на то пошло.
– Это другое, – нахмурился Маррис. – Имя для всех и домашнее… Уверен, если Клешнявого спросить, он общее-то скажет!
– Спроси. А я послушаю: аж интересно стало, что он тебе ответит и к какой русалочьей матери пошлет.
– Это почему же? – с интересом спросила я, приподнявшись на локте.
– Моряки – люди суеверные, – ответил Рыжий. – Редко бывает, что кому-то из товарищей по команде называются. Обычно их даже капитан только по кличкам знает: Беспалый там, Одноглазый, Сивый, Красавчик или вовсе Старый Краб.
– Но ты не моряк, – с неожиданной уверенностью произнес Маррис.
– И что? Это не мешает мне быть суевернее всех приятелей Клешнявого, вместе взятых. Я бродяга, – в который раз повторил Рыжий и потянулся всем телом, как большой кот, – меня ветер носит. А поди знай, куда и к кому он может унести мое имя? Нетушки, пускай оно будет при мне!
– И даже госпоже ты его не назовешь? – коварно спросил тот.
– Даже ей, – был ответ. – И я никак в толк не возьму, чего ты добиваешься? Чтобы я встал на тот вон валун и заорал на весь лес, мол, слушайте, люди добрые, звери да птицы, деревья и травы лесные – на самом деле бродягу Рыжего звать так-то и так-то? Мечтай больше…
– В самом деле, – добавила я, – я тоже не понимаю, что тебе нужно, Маррис. С именами не шутят. Мое, если уж на то пошло, знали только два человека, и обоих уже нет в живых. И больше я ни с кем им делиться не намерена… Так почему Рыжий должен называться направо и налево, если не желает? По мне, так прозвища лучше ему и не придумать!
– Вот перекрашу волосы, стану серо-буро-малиновым, – пообещал тот с усмешкой. – Ну, Маррис? Что в имени тебе моем?
– Сказать, почему вас остановили те солдаты? – проговорил тот после паузы.
– Всех подозрительных личностей на дорогах теперь проверяют, – пожал плечами Рыжий. – А у нас с Яном больно уж рожи разбойничьи, да и провожатый наш не лесной фиалкой выглядел.
– Ну, что проверяют – это верно, – кивнул Маррис. – Но рыжих – особенно.
– Это за что же нам такая честь? – удивился тот.
– За то, что какая-то сумасшедшая королю предсказала: смерть его придет от огня, не им разожженного. Это многие слыхали, – выдал гвардеец, – дело было на людной площади, вскоре после рождения принцессы Эмилии. Ведьме тотчас голову с плеч смахнули, но что проку, если она успела произнести пророчество?
– А рыжие-то здесь с какого боку? – не поняла я, но вспомнила вдруг разговор о «негасимом огне». – Может, Рикардо угореть суждено, может, слуга уголек уронит, может, молния с небес ударит так, что весь дворец полыхнет, да мало ли!..
– Так король истолковал это пророчество, – пояснил Маррис. – Почему – не спрашивайте. Я сам услышал случайно, как старшие офицеры переговаривались. Дескать, это иносказание, а на самом деле ведьма имела в виду человека с рыжими волосами. Это он может убить короля. Или она, об этом ничего сказано не было.
– То-то, наверно, в веселых домах спрос на краску, о которой Клешнявый толковал, упал, – хмыкнул Рыжий. – Поди все девки взялись волосы выбеливать или чернить!
– Толку-то? – ответила я. – Юбку задерут да проверят…
– Так веселые девицы не только голову выкрасить могут, – просветил он. – А то и вовсе… гм… наголо выщипать.
– Да ты знаток, как я погляжу!
– Бродяга и не такое знает, – ухмыльнулся Рыжий в полумраке, только белые зубы сверкнули. – Опять же, бывает, человек белокурый, а руки там и грудь все в черном волосе…
– Верно, я еще как-то подумала, что отец был светловолос, а борода у него росла каштановая, – припомнила я. – А у тебя вот брови и щетина темные. В самом деле, не враз угадаешь! Но, выходит, – обратилась я к Маррису, – Рикардо объявил охоту на рыжих?
– Охоту не охоту, но за ними присматривают, – сказал тот. – К веселым девицам король не заглядывает, на то у него фрейлин полный дворец, а вот чужаков подобной масти непременно проверять положено: кто такие, откуда взялись, что им в наших местах понадобилось… А ты, командир, при оружии, и рожа у тебя самая что ни на есть разбойничья, это ты верно сказал. Так что не обессудь – остановили!
– Ну, остановили, сами виноваты, – пожал плечами Рыжий. – Да и глупо это. Сколько мне доводилось слыхать о пророчествах, всегда они исполняются не так, как думалось. Сказку о веретене помнишь? Ну вот. Казалось бы, все прялки в королевстве уничтожили, а одна-таки сохранилась, да где – на чердаке в королевском замке! Пришло время – и принцесса свое веретено нашла… Так и Рикардо встретит своего рыжего человека. Или не человека. Может, его рыжий конь сбросит или рыжий пес загрызет!
– Угу, ты б еще сказал: рыжий петух в задницу клюнет, – не удержалась я.
– Может, и так, – согласился он. – В моих краях красным петухом пожар называли, так что я бы на месте Рикардо не только бродяг опасался… А, собственно, Маррис, к чему ты клонишь? Уж не решил ли ты, что я и есть тот самый человек?
– А если так? Ведь все сходится!
– А не ты ли весточку тем солдатам послал?
– И как бы я ухитрился? Почтового голубя у меня за пазухой не было, и вестовой за ближайшей елкой не поджидал!
– Да мало ли, разные есть способы… – пробормотал Рыжий. – Ну да пускай… А что же ты сразу не сказал о том, какую нежную любовь питает наш самозваный король к людям вроде меня, а?
– Должно быть, рассчитывал, что я отнесусь к его предложению более благосклонно, – сказала я. – В самом деле, пристало ли наследнице престола путешествовать невесть с кем? То ли дело юный дворянин с самыми благими намерениями и здоровой корыстью!
– Пусть так, пусть я искал выгоды, но… что у Рыжего-то за причина устраивать все это? – мрачно спросил Маррис. – Ты знаешь, госпожа?
– Знаю, – ответила я, хотя не была уверена, что тот сказал мне правду. – И цель у нас одна. Довольно об этом, Маррис. Если ты решил выдать Рыжего людям Рикардо, то лучше забудь об этом. Я сама тебя зарублю, если ты хотя бы попытаешься это сделать!
– Я ж говорил, у хозяйки всегда топор под рукой, – довольно сказал Рыжий.
– Именно. И довольно болтовни, спать пора. Кто-то грозился до рассвета выехать!
Маррис пробормотал что-то невнятно, вроде бы пожелал доброй ночи, и отошел подальше.
– Что же это за ведьма такая была… – подумала я вслух.
– Он же сказал – сумасшедшая. Блаженная, должно быть, таких, случается, посещают видения, – ответил Рыжий. – Помнишь, я говорил, что бродяг и нищих теперь тоже без разбору волокут в каталажку?
– Да. Ты упоминал, что прокаженным или побирушкой уже не прикинешься.
– Именно. А жаль, это было бы проще всего… Но теперь окончательно ясно: Рикардо боится… – проговорил он с каким-то странным чувством в голосе. – Он боится не успеть осуществить свой план и не просто застрять навсегда здесь, в этом мире, в уродливом теле, а и вовсе распроститься с жизнью! С одной стороны, это нам на руку: когда кто-то боится до такой степени, он способен понаделать уйму ошибок. Но с другой – он и подозревает всех без разбору, шарахается от собственной тени, поди подберись к нему…
– Непростое дело ты затеял, – обронила я.
– Непростое, – согласился Рыжий. – Но я справлюсь, обещаю. Иначе не будет мне прощения.
– Чьего прощения? – спросила я, но он не ответил.