Глава 24

Проснувшись на следующее утро, я никак не могла выбросить из головы улыбку Мэри Бенсон. По ту сторону окна Лондон выглядел безумно соблазнительным. На часах всего несколько минут седьмого, но рабочий день уже начался. По улице в направлении вокзала Ватерлоо спешили десятки людей.

Уборщицы, почтальоны, машинисты метро, которым предстоит провести последующие девять часов в повседневных трудах. В этот момент я была готова поменяться местами с любым из них.

Оконная рама была герметичной, никакого сквозняка. Примыкающая к спальне ванная тускло освещалась и не имела окон. Набрав полную грудь воздуха, я заставила себя встать под крошечный душ.

К тому времени, когда закрыла кран, последний воздух заместился паром. Я схватилась за дверную ручку, но та и не думала поворачиваться. Надавила плечом. Дверь заскрежетала, но осталась на месте. Сердце заколотилось о ребра как бешеное. Интересно, сколько выдержу в условиях кислородного голодания? В конце концов мои усилия принесли плоды – защелка выскочила, дверь распахнулась, и я буквально вывалилась наружу, жадно хватая ртом воздух. Меня моментально охватило до боли знакомое чувство стыда за то, что я в очередной раз позорно поддалась своим страхам. Будь на мне туфли, я наверняка исступленно колотила бы в стену каблуками, вымещая гнев на ни в чем не повинной краске.

Когда я открыла дверь, Энджи уже ждала, устроившись на диване с кружкой кофе. Я сделала вид, что рада ее видеть, хотя мой энтузиазм испарился довольно быстро. Пока мы завтракали, над головой струился поток ее сознания. Я даже задумалась: может, стоит изменить правилам и тоже начать трещать без умолку? Если мы обе будем изливать словесный поток, вдруг тогда она заткнется и мы обе погрузимся в молчание?

– Мне нужно позвонить, – сказала я.

Голос медсестры, поднявшей трубку на том конце линии, звучал отстраненно, почти враждебно. Я спросила, как там Уилл. В ответ услышала шелест страниц, пока моя собеседница читала его историю болезни. Нет, ему не хуже, но и не лучше по сравнению с предыдущим днем, пояснила она. Седативные препараты почти не действуют. Другие пациенты жалуются на то, что он постоянно шумит, но он, похоже, не в состоянии себя контролировать.

– Может, стоит вколоть больше обезболивающих? – предложила я.

Ответом стало возмущенное молчание. В конце концов сестра холодно предупредила меня, чтобы я не навещала его хотя бы в течение часа, потому что они только что сумели уложить его спать.

Когда вернулась, Энджи поглощала очередную горку тостов. Одному богу известно, как ей удавалось при этом оставаться такой тощей, ведь она явно не ходила ни в какой спортзал.

Похоже, с пищей у нее те же нездоровые отношения, что и с речью. Оральная фиксация, сказал бы Фрейд. Она счастлива лишь тогда, когда рот ее чем-то забит, будь то слова, булка или кофе.

– Все в порядке? – спросила она.

– Ему чуть лучше.

– Да? – Ее внимание уже сосредоточилось на очередном ломтике хлеба, густо намазанном маслом и джемом.

– Когда будете готовы, мне нужно съездить в больницу, проведать брата.

– Боюсь, не получится. Мы должны оставаться здесь до одиннадцати. – С этими словами Энджи запихнула в рот хрустящую корочку и принялась энергично жевать. – Только что позвонили из участка.

Я заставила себя сделать глубокий вздох.

– Но я должна его навестить! Ведь он болен!

– Можно позже, – Энджи виновато пожала плечами.

Я встала и направилась к двери.

– В таком случае, пока мы ждем, я быстро туда сбегаю.

– Не вздумайте! – неожиданно ощерилась Энджи. Ее лицо изменилось до неузнаваемости. Только что это была милая школьница, а в следующий миг – разъяренный ротвейлер. – Давайте начистоту, Элис. Моя работа – следить за тем, чтобы с вами ничего не случилось. Куда вы, туда и я. Вы меня поняли? – Ее лицо полыхнуло яростью.

– Да. Но и я тоже кое-что вам скажу. Если в ближайшие минуты не выйду на воздух, то за себя не ручаюсь. Предупреждаю заранее.

– Мы что-нибудь придумаем, – пробормотала моя надзирательница. – Если вам так хочется побегать, почему бы не принести мне еще бекону. Двух ломтиков хватит.

После завтрака Энджи, что-то бормоча себе под нос, потащила меня вниз, на первый этаж. Там, в спортзале отеля, возле окна выстроился ряд беговых дорожек-тренажеров. Судя по всему, стекло было зеркальным, потому что пешеходы на той его стороне то и дело останавливались, чтобы поправить прическу или полюбоваться собой.

Было приятно слышать жужжание механизма и звук шагов на узкой дорожке. Что еще приятнее – я была предоставлена сама себе, если не считать Энджи и дежурного тренера, который составил ей компанию, пока я пыталась вместе с потом изгнать все напасти последних нескольких дней. По другую сторону окна мимо меня по делам спешили самые разные типажи.

У продавца скандальной газетенки на перекрестке дела явно шли неважнецки. Люди равнодушно проходили мимо. Дальше мимо окна проковыляла старушка, такая согбенная, что казалось, будто она внимательно присматривается к каждому своем шагу. Между домами то там, то здесь виднелась Темза. Ее поверхность тускло отливала оловом, которое так и хотелось начистить до блеска.

Когда к гостинице подъехала машина Бернса, по моей спине уже ручьем стекал пот. Бернс поставил машину на двойной желтой линии и, поморщившись, выбрался наружу. У него явно не все в порядке с суставами. Такого постоянного напряжения не выдержат никакие хрящи. Я нажала на кнопку, и дорожка, содрогнувшись, застыла на месте. Энджи, не переставая болтать с новым знакомым, проследила глазами, когда я прошла мимо. В раздевалке я сунула голову под кран и пустила на затылок струю холодной воды.

Бернс уже ждал нас в холле. Не выпуская меня из поля зрения, Энджи подошла к стенду с журналами, хотя Бернс сказал ей, что она может сделать перерыв.

– Эта особа липучая, как суперклей, – простонала я.

– Одна из наших лучших сотрудниц, – кивнул Бернс. – С ней вам ничего не грозит. Она была лучшей на своем курсе.

– Представляю, – я попыталась изобразить восхищение. – Итак, что там у вас нового?

– Мы получили кое-какие свежие данные от судмедэкспертов, – ответил Бернс и покрутил болтающуюся пуговицу на своей белой рубашке.

– Живо выкладывайте, Дон.

– Боюсь, вам они не понравятся. – Бернс набрал полную грудь воздуха, будто собрался нырнуть на глубину. – Получены результаты из фургона вашего брата. Похоже, он все же к этому причастен.

Я растерянно заморгала:

– Вздор!

Бернс посмотрел на свои начищенные черные ботинки.

– В его микроавтобусе улик пруд пруди, Элис. Одеяло с налипшими волосами, чешуйки кожи обеих девушек. Веревка, которой была связана Сюзанна Уилкс.

– То есть у вас уже нет сомнений. Свои выводы вы сделали.

– Нет, конечно. – Бернс пухлым указательным пальцем поправил на переносице очки. За толстыми стеклами глаза его казались пронзительными точками. – С другой стороны, я не могу оставить улики без внимания. А их на данный момент привалило выше крыши.

– Например?

– Мы поговорили с людьми, в том числе с вашей подругой Лолой. По ее словам, она не верит, что ваш брат мог измениться. – Бернс полистал записную книжку и спокойным голосом зачитал предложение: – «Он то вполне нормальный, то становится невменяемым. Никогда не знаешь, чего от него ожидать».

Честное слово, я была готова врезать ему за эти слова.

– Но ведь это вырвано из контекста! Кому как не Лоле знать, что Уилл мухи не обидит.

Бернс пристально посмотрел на меня:

– Если он такой лапочка, то почему носит при себе нож, которым в два счета может покромсать вас на стейки?

– Послушайте, Дон. Здесь явно что-то не так. Или вы хотите сказать мне, что это Уилл посылал мне письма? Что он в тот день накачался черт знает чем и ему снесло крышу? Даже вздумай он сделать что-то такое, ему бы просто не хватило пороху.

– Я же сказал вам, что у них там наверняка целая банда. Уж в чем в чем, а в этом сомнений нет. Может, он с ними поругался и они решили отомстить ему?

Старший инспектор поджал губы, словно ему нечего было добавить к сказанному.

– И теперь все это дерьмо взвалят на Уилла? Что он сам говорит по этому поводу?

– Мы пока его не допрашивали, – виновато признался Бернс. – В больнице говорят, что придется подождать, пока он окончательно не придет в себя.

– В таком случае ждать вам придется хренову тучу времени. Он сам на себя не похож вот уже восемь лет. Какой-то мерзавец сбросил его с крыши, а вам это, выходит, до лампочки?

– Знаю, такое трудно принять, – Бернс сочувственно смотрел на меня. – Мы подержим вас здесь, пока не убедимся, что вам ничего не угрожает. Так что не переживайте.

Не успела я возразить, как Бернс сгреб пиджак и блокнот и вернул себя в вертикальное положение. Прежде чем я открыла рот, чтобы высказать ему все, что думаю по этому поводу, он уже вышел на улицу.

Энджи подозрительно притихла, когда вела меня назад в номер. Мы проходили мимо стенда с журналами, когда что-то привлекло мое внимание. С первой страницы «Саутварк газетт» на меня смотрело знакомое лицо. Фото было сделано несколько лет назад, еще до того, как наркотики и алкоголь сделали свое черное дело, но это явно была она. На лице все та же доверчивая улыбка, все та же темная челка почти до самых глаз. Невозможно отрицать, что картинка на обложке журнала – это черно-белая версия Мишель. Той самой проститутки, которой я дала денег, чтобы она отправилась домой.