Глава 19

Такси ползло с черепашьей скоростью по Олд-Кент-роуд, мимо кафешек и магазинчиков, в которые мы с Теджо любили захаживать, будучи студентками, и в которых до самого потолка высились отрезы индийского шелка. Все витрины были забраны металлическими решетками, словно без защиты им не пережить очередную ночь.

Водитель высадил меня на противоположной от больницы стороне площади, и, шагая через внутренний двор к нужному мне корпусу, я пыталась ни о чем не думать. Какой смысл гадать на кофейной гуще, что произошло. Лучше сначала выслушать, что скажет по этому поводу мать.

Она ждала меня в коридоре третьего этажа. Судя по ее лицу, она не пролила ни слезинки. Одета в бархатный жакет, лакированные туфли, прическа будто только что из парикмахерской, волосок к волоску. Возможно, когда ей позвонили, она находилась в театре или в гостях у друзей. Я наклонилась, чтобы поцеловать ее, и она тотчас вся сжалась. Я опустилась на банкетку рядом.

– Что случилось, мам?

Мать поджала губы:

– Мне не говорят, как он получил травмы.

– Травмы? Мне казалось, он просто потерял сознание. Ты не сказала мне, что он травмирован.

– А как, по-твоему, я могла это сделать? Ты ведь положила трубку, не выслушав до конца. – Ее серые глаза облили меня укоризненным взглядом. – Врачи считают, что он откуда-то упал.

– Упал? Откуда?

– Прекрати, Элис. Я не могу собраться с мыслями, когда ты повторяешь за мной.

– Извини, пожалуйста. Говори.

– Спасибо, – она пронзила меня типичным взглядом библиотекаря. – Его подобрали на автостоянке. Кто-то услышал, как он кричит, и вызвал «Скорую помощь». – Мать прижала к губам руку, будто не хотела, чтобы слова вырвались наружу.

Я заставила себя сделать несколько глубоких вдохов.

– Просто расскажи мне, что тебе известно.

– Как я уже сказала, ему сделали рентген. Я пока его не видела. – Ее лицо оставалось каменным, но яркий свет был к ней безжалостен: все морщинки, все родимые пятна, которые она обычно искусно прятала под слоем косметики, сразу же бросались в глаза. – Полиция постоянно названивает, чтобы узнать, пришел ли он в себя, хочет его допросить. Боже, Элис, что происходит?

В какой-то момент я едва не выложила ей все. Как за две недели наткнулась на тела двух мертвых девушек и как кто-то забрасывает меня безумными «любовными» посланиями.

– Ничего, – покачала я головой. – Ничего.

Мать открыла рот, чтобы возразить, но тут меня окликнул знакомый голос. Как говорится, не было печали. В коридоре в элегантном костюме, с озадаченным видом стоял Шон.

– Я не знал, что тебе уже позвонили.

– Мне никто не звонил. Я приехала проведать брата.

Шон растерянно посмотрел на мать, затем снова на меня. Впрочем, уже в следующий миг к нему вернулась профессиональная невозмутимость.

– Мы не могли бы поговорить с глазу на глаз? – он наклонился почти к самому уху моей матери. – Вам не о чем волноваться, миссис Квентин. Вашему сыну будет оказана вся необходимая помощь.

Похоже, мать была рада, что он не стал грузить ее медицинскими подробностями. Она всегда была брезгливой. Помню, в детстве у нас каждый день бывало мясо, но сама она отказывалась даже прикоснуться к нему. Обернутое в несколько слоев целлофана, оно лежало в холодильнике, нарубленное мясником на аккуратные розовые кубики.

Шон повел меня к себе в кабинет, располагавшийся рядом с операционной. Сквозь стену доносился допотопный рок, не то «Аэросмит», не то «Бон Джови». Кто-то из хирургов назло интернам на всю катушку врубил самую худшую музыку, какую только мог найти. Вид у Шона был слегка растерянный. Он будто не знал, как меня воспринимать: то ли как пациентку, то ли как бывшую партнершу по сексу.

– Шон, просто скажи мне, что случилось, и все.

Он сунул руки в карманы пиджака.

– Самое главное: его состояние тяжелое, но стабильное.

Я облегченно вздохнула. По крайней мере, будет жить.

– Но ему потребуется ряд операций. Позвоночник, слава богу, цел, хотя сначала я испугался, что у него поясничный перелом. Беда в том, Элис, что сегодня мы его никак не можем прооперировать.

– Это почему же?

– Сначала мы должны получить токсикологический анализ крови. – Шон снова решился посмотреть мне в глаза. – Когда он поступил к нам, у него были галлюцинации. Ты знаешь, что он принимал?

Я сокрушенно вздохнула:

– Героин, метадон, кетамин, метамфетамин. Да что угодно. Можно сказать, он ходячая фармацевтическая лаборатория.

– Господи, Элис! – Выражение лица Шона являло собой смесь ярости и отчаяния. – Почему ты мне раньше не говорила?

Ответ застрял у меня в горле. Мне осточертело говорить на эту тему, потому что с кем только я не разговаривала. И с врачами, и с социальными работниками, и с наркологами, и с полицейскими. Достаточно того, что каждый день на моих глазах, образно выражаясь, поезд жизни моего брата медленно, вагон за вагоном, сходил с рельсов.

– Не хочешь посмотреть на снимки? Хотя предупреждаю, зрелище не для слабонервных.

Шон включил подсветку, и картинки заставили меня поморщиться. Пока я рассматривала их, Шон ледяным взглядом наблюдал за мной.

– Твой брат не смог внятно объяснить нам, что случилось, но судя по характеру и тяжести травм, произошло падение с приличной высоты.

Я вновь заставила себя посмотреть на снимки. Одна нога сломана в двух местах, кости второй – и бедро, и голень – раздроблены всмятку. Даже при самом благоприятном исходе операций он снова встанет на ноги не раньше чем через полгода.

Когда вышла из кабинета, меня трясло. Я прошла почти половину коридора, когда вспомнила, что даже не сказала Шону до свиданья. Мать сидела в той же позе, в какой я оставила ее, – вцепившись в дорогой ридикюль, будто кто-то мог вырвать его из рук. Казалось, у нее нет сил даже пошевелиться, но в конце концов она поднялась и пошла вслед за мной.

Палата Уилла выглядела крохотной, почти все место занимала его кровать, кислородный баллон и капельница с диаморфином, к которой он подключен. Брат крепко спал, зарывшись бледным лицом в подушку. Его сломанных ног было не видно – они оказались скрыты металлической рамой, которая предохраняла их от веса одеял.

– Он в сознании? – шепотом спросила мать.

– Нет, до утра будет спать под действием седативных препаратов, – пояснила я.

Мать внимательно посмотрела Уиллу в лицо, затем снова повернулась ко мне.

– Я ведь так на тебя полагалась, – тихо сказала она.

– То есть?

– Уилл ставил свой фургон рядом с твоим домом, – прошипела она. – Он ждал, что ты поможешь ему, но ты даже пальцем не пошевелила.

– То есть во всем виновата я?

Глаза моей матери поблескивали, как омытая прибоем галька.

– За помощью он пришел к тебе, а не ко мне.

– Замещение, – вырвалось у меня.

– Что-что? – Со стороны могло показаться, будто я сказала ей какую-то гадость. Она, довольная собой, шагала тропой войны, как вдруг я сбила ее мудреным словом.

– Ты не защищала нас, когда мы были детьми, и теперь снова пытаешься спихнуть вину на чужие плечи. Виноват кто угодно, только не ты.

– Давай не будем о прошлом. – Она с трудом сдерживалась, чтобы не сорваться на крик. – Сейчас не до этого.

– Вот именно, – согласилась я. Уилл неуклюже пошевелился, будто даже в бессознательном состоянии уловил возникшее напряжение. – Иди домой, мам. Тебе здесь делать нечего.

Она не стала спорить. Было видно, что ей не терпится прыгнуть в машину и полной грудью вдохнуть свой любимый лимонный освежитель воздуха.

Мать ушла, а я осталась сидеть рядом с Уиллом, хотя и знала, что он придет в себя еще не скоро. Его скулы были очерчены резче, чем обычно. Круги под глазами сделались почти черными. Я сжала руку брата, и его веки слегка дрогнули. Впрочем, это была вся его реакция. В эти минуты его спящее сознание находилось где-то далеко от меня.

Когда я вышла из палаты, увидела в конце коридора Бернса. Старший инспектор о чем-то болтал с медсестрой. Его внушительный силуэт – серый и округлый – невозможно не заметить, так как он загораживал собой свет. Прежде чем он увидел меня, я юркнула на лестничную площадку.

Выйдя на улицу, несколько раз глубоко втянула в себя свежий воздух. Шел четвертый час, и голова работала плохо. Самым разумным в этой ситуации было бы поймать такси, однако ноги понесли меня в противоположном от стоянки направлении. Я остановилась у банкомата на Боро-Хай-стрит, после чего зашагала в сторону дома, где жил Шон. Паб «Ангел» в это время уже пуст. В окнах темно. Наверное, даже сам хозяин давно завалился на боковую. Я села на кирпичную стену и принялась ждать. Мимо проползло несколько машин. Водитель одной притормозил и, опустив стекло, спросил, сколько я беру.

– Пошел на хер! – крикнула я, и его внедорожник, скрипнув тормозами, исчез из вида.

Через двадцать минут появилась та, кого я, собственно, ждала. Мишель. Причем не на своих двоих, а в новеньком ярко-желтом спортивном автомобиле. Наверное, какой-нибудь бизнесмен, пока жена уехала навестить родственников, решил пощекотать себе нервы. Мишель была в кожаной мини-юбке, на ногах – туфли на высоченных шпильках. Не иначе как посмотрела в Интернете, какой прикид привлекает самых богатых клиентов.

– Не узнаешь? – спросила я.

Она всмотрелась в мое лицо.

– Надеюсь, ты не социальный работник. А то уже затрахали.

– Я разговаривала с тобой на прошлой неделе во время утренней пробежки.

– Ах да, помню. Я еще тогда подумала: что ей от меня надо? – С этими словами Мишель закурила сигарету и принялась дымить с таким видом, будто сизый дым для нее куда полезнее кислорода. – Здорово мы тогда с тобой потрепались.

На худом бледном лице ее зрачки смотрелись размером с блюдце. Мне она напомнила ребенка, который вот уже много дней болтается без присмотра. Краем глаза мне было видно, как машины замедляют скорость, проезжая мимо нас, как опускаются стекла, как водители, прежде чем поехать дальше, оценивающе смотрят на нас: мол, что за товар?

– Дело в том, Мишель, что сегодня пострадал мой брат.

– Вот как? – Ей на глаза тотчас навернулись слезы, будто неурядицы других людей давно стали ее собственными.

– Теперь он несколько месяцев проведет в больнице.

– В нашем районе полно отморозков. – Моя собеседница огляделась по сторонам, будто нас кто-то мог подслушать. – Один тип вчера снял мою подружку. Знала бы ты, что он ей говорил!

– И что именно?

– Что он ей покажет, что она не заслуживает жить. Она с трудом вырвалась.

– Но тебя это не остановило.

– Можно подумать, есть выбор.

Она смотрела прямо перед собой, черные крашеные волосы заслоняли ее лицо.

– Иди домой. – Я вытащила из кармана стофунтовую бумажку. – Возьми такси. Таким, как ты, ходить по этим улицам небезопасно.

Мишель, поколебавшись, протянула за деньгами руку. На ее лице читалась неуверенность. Будто она не могла поверить, что ей дают что-то, ничего не требуя взамен.

– Забыла, как тебя звать.

– Элис.

– Ты ангел, Элис. – Она порывисто обняла меня и, словно подросток, не умеющий толком ходить на ходулях, заковыляла к остановке ночного автобуса. Несколько раз она обернулась и помахала мне рукой.

Я осталась сидеть на стене, собираясь с силами, чтобы встать и зашагать в противоположном направлении. Не знаю, что сказал бы Альварес, увидев, как я посреди ночи болтаю на улице с проституткой. Голова шла кругом. Вспомнив, как он целовал меня, я не удержалась от улыбки: он словно мог не дышать.