Глава 20
Уснуть было невозможно. Ларс и Лола слишком увлеклись постельными экспериментами. Видимо, рассчитывая словить рекордный по длительности оргазм, они от быстрых и яростных совокуплений перешли к чему-то более изысканному. Наконец я уснула – под стоны и всхлипы Лолы, выкрикивавшей имя Ларса, точно тот мог исчезнуть прежде, чем наступит победный финал. Спустя пару часов я проснулась. Вернее, меня разбудил кошмар.
Я находилась на улице и не могла попасть к себе в квартиру. В одной футболке босиком стояла на замерзшем тротуаре, заглядывая в окна пустого фургона моего брата. Внутри, напоминая огромную сигару, лежал черный сверток. И хотя я точно знала, что в нем, искушение взглянуть было слишком велико. Я оттянула край. Белое лицо, что смотрело на меня, принадлежало не Сюзане Уилкс, а моему брату. Его глаза были устремлены в небо, в горле зияла глубокая рана.
Я моментально проснулась. Постепенно сердце перешло на более спокойный ритм. По крайней мере, Уилл жив, а если учесть, какую скользкую дорожку он выбрал, то в данный момент больница для него – самое безопасное место.
Пока Лола готовила кофе, я вкратце изложила ей последние события. Стоило ей услышать про Уилла, как ложка, звякнув, выпала из рук.
– Он сможет ходить? – Она с ужасом посмотрела на свои километровые ноги. Для того, кто зарабатывает на сцене, полученные Уиллом травмы сродни апокалипсису.
– Возможно, но не в ближайшее время.
– Бедняжка. Я чувствую себя виноватой. У вас обоих сейчас неприятности, а я порхаю, как бабочка, и пою в баре дурацкие песенки.
– Неправда. Главное, что тебе это нравится.
– Еще как. – Лола запустила пальцы в рыжие кудряшки. – Честное слово, я этого недостойна.
– Просто ты везунчик, – улыбнулась я в ответ.
– Ларс пригласил меня в Мальмё. Познакомиться с его родителями.
– Ну, кто бы мог подумать! – простонала я. – Не успеешь сказать «Икея», как тебя заставят есть оленину и жить в деревянной избушке.
Лола хихикнула, но затем лицо ее вновь посерьезнело, словно она стеснялась собственного счастья.
– В какой больнице лежит Уилл?
– Здесь, в Бермондси.
Она записала название на обратной стороне конверта и обняла меня. От нее пахло скандинавским лосьоном после бритья. Ларс разнес его запах по всей ванной – запах сосновых шишек, лаванды и моря.
В десять часов я вышла из дома, намереваясь навестить Уилла. К этому моменту он наверняка уже вышел из наркоза и теперь пытается бороться с болью.
* * *
Когда я открыла дверь подъезда, увидела Бернса. Он дымил призрачной сигаретой: в холодном воздухе плыли горячие клубы его дыхания.
– Доброе утро, Элис. Мои соболезнования по поводу вашего брата, – сказал он, сверля меня глазками из-за толстых стекол очков.
– Что вам от меня нужно, Дон?
– Вы слишком хорошо меня знаете. – Его крошечный рот скривился улыбкой. – Я хочу, Элис, чтобы вы кое с кем познакомились.
– Сегодня суббота, Дон. Или для вас не существует выходных?
– Пока что отменены, – заявил он, протискивая тушу в машину.
Интересно, подумала я, Альварес уже доложил шефу о наших поцелуйчиках? Как ни крути, а это еще один фрагмент моей и без того сложной сексуальной истории. Вскоре мы свернули на Тауэр-Бридж-роуд. Бернс молчал, зорко глядя на дорогу.
– Ваш брат еще легко отделался, – наконец произнес.
– Вы шутите. Ему предстоит провести несколько месяцев в гипсе, а потом учиться ходить заново.
Я могла бы спорить и дальше, но не видела смысла. На Тауэрском мосту наша машина застряла в пробке. Зато я полюбовалась одним из моих любимейших видов Лондона.
Темза изгибалась влево, к зданию Парламента, но сегодня никаких бликов, никаких солнечных зайчиков – лишь огромная туша грязно-коричневой воды с извивающимися сухожилиями течений.
– Ему повезло в том смысле, что с ним больше ничего не сделали, – добавил Бернс, нависая над рулем.
– Что-то я плохо вас понимаю.
– Есть свидетельница, – сообщил он и испытующе посмотрел на меня. – Она видела, как вчера ближе к вечеру к ее многоквартирному дому в Стокуэлле подъехала машина, из которой вышел какой-то тип. Затем он вытащил с заднего сиденья вашего брата, бросил его рядом с мусорными баками и укатил прочь.
– Сукин сын, – пробормотала я.
– Правда, эта корова не догадалась записать номер. Не иначе как перетрусила.
Бернс направлялся прямиком к Ист-Энду. Помню, в детстве мне всегда говорили никогда не ходить туда одной, потому что там и среди бела дня могут ограбить или даже пустить пулю в спину.
В наши дни Уоппинг-стрит уже не соответствует былой сомнительной репутации. Бандитские притоны и темные закоулки уступили место магазинчикам вкусной еды, многочисленным риэлторским конторам и ресторану «Пицца Экспресс».
Я закрыла глаза и постаралась осмыслить то, что сказал Бернс. Кто-то столкнул Уилла с крыши здания, затем засунул его на заднее сиденье машины и бросил на автостоянке, и это в холодный день, когда в любую минуту мог пойти снег. У меня в голове не укладывалось, зачем кому-то понадобилось доставлять моему брату такие страдания.
– По крайней мере, это значит, что Уилл ни в чем не виноват, – сказала я.
– Кто знает, вдруг их целая банда, – ответил Бернс, не решаясь посмотреть мне в глаза. – Посмотрим, что он нам расскажет, когда придет в себя.
Спорить бесполезно. Начни я возражать, Бернс упрется рогами в стену, и тогда его не переубедят никакие доводы.
Мы ехали по лабиринту узких симпатичных улочек, уставленных крошечными «Смартами» и «Приусами»: обеспеченные парочки вносят вклад в спасение планеты. Берс остановил машину рядом с бывшей фабрикой Викторианской эпохи, которая резко выделялась на фоне соседних зданий.
С нее соскребли десятилетиями копившуюся грязь, вернув кирпичным стенам первоначальный розоватый цвет, отчего теперь она казалась младенцем в окружении взрослых людей. Пока мы шли к дверям, Бернс сообщил, кому, собственно, мы наносим визит.
– Мужайтесь, – предупредил он меня. – Не могу обещать, что вы найдете приятным его общество.
Прошла целая вечность, прежде чем Марк Уилкс открыл дверь. Сначала в небольшую щелочку нас пристальным взглядом окинула пара темных глаз, и лишь затем мы были впущены. Казалось, перед нашим приходом по квартире пронесся смерч. По всему коридору на полу валялись кучи брошенной одежды. Куда ни посмотришь – повсюду книги, пустые картонные стаканчики и коробки из-под китайской еды.
В гостиной стоял запах кофе, к которому примешивалась затхлость непроветриваемого помещения. В углу кучей свалены постельные принадлежности. Впрочем, сам Уилкс оказался под стать своему жилищу, если не хуже. В старой, выцветшей футболке, видавшей лучшие времена, каштановые волосы свисали жирными прядями. Интересно, когда он их мыл последний раз? Круги под глазами такие темные, что издали их можно принять за синяки.
Уилкс отошел, чтобы приготовить нам кофе. Я не удержалась и открыла окно на несколько сантиметров. Откуда ни возьмись рядом со мной появилась сиамская кошка и, громко мяукая, принялась тереться о мои ноги. Когда я села на диван, она свернулась рядом со мной клубочком и громко замурлыкала. Уилкс вернулся; оказалось, что свободного места на кофейном столике нет, и он поставил кружки прямо на пол.
– Это кошка Сюзанны, – пояснил он. – Хер знает, что теперь с ней делать.
Голос Уилкса был лишен всяких эмоций. Этот тон мне хорошо знаком. У страдающих депрессией всегда одинаковые голоса. Их речь становится удивительно монотонной, отчего кажется, что уже ничто в этом мире не сможет удивить или обрадовать их. Бернс тем временем пытался распределить вес по крохотной табуретке.
Сам Уилкс по-турецки расположился на полу, словно ребенок в детском саду, который ждет, что скажет ему воспитательница. Впрочем, я не успела задать вопрос, как он уже заговорил сам:
– Я говорил ей, шли в жопу эту работу, не трать себя на всякую шваль. Ведь кто они такие? Отбросы.
Он машинально то сжимал кулаки, то разжимал, словно готовился к драке. Кто знает, может, когда мы уйдем, он выместит свою ярость на стенах? Бернс сидел с несчастным видом, будто поток слов грозил снести его тушу с хлипкого сиденья. Ну а я привычна к таким сценам. Затем ведь и приходят на прием к психотерапевту, чтобы выплеснуть все, что накопилось внутри.
– Не знаю даже, что мне делать, – пожаловался Уилкс. Казалось, он вот-вот расплачется. – Мне ее даже не отдают.
Я постаралась не думать о найденных мною женщинах, что сейчас бок о бок лежат в морозильнике больничного морга. Передо мной рядом с бутылкой виски на кофейном столике вся в отпечатках жирных пальцев стояла фотография Сюзанны Уилкс. Несмотря на ранний час, в гостиной ощущался запашок алкоголя, от которого меня уже начинало подташнивать.
Это фото не имело ничего общего с той, чье мертвое тело я обнаружила рядом с фургоном Уилла. Она стояла рядом с мужем, который обнимал ее за плечи. Оба улыбались, как улыбаются лишь по-настоящему счастливые люди. Сюзанна Уилкс была со мной примерно одного роста: ее голова едва доставала мужу до плеча. Тонкие черты лица, блестящие черные волосы.
– Вы давно женаты? – спросила я.
Теперь Уилкс заговорил спокойнее. Возможно, мой вопрос отвлек его от печальных мыслей.
– Полгода. Поженились в июне, на Кипре. Сюзанна все взяла на себя – разослала приглашения, заказала отель.
Рано или поздно кто-то должен заняться оповещением родственников. Сидевший рядом со мной Бернс отчаянно пытался привлечь внимание Уилкса. В конце концов ему удалось вставить словечко, и он принялся записывать сбивчивые ответы. Я наблюдала за его реакцией, пытаясь понять, зачем Бернсу понадобилось в субботу таскать меня с собой.
О внутреннем состоянии Уилкса сейчас можно мало что сказать. Видно, на данный момент он застрял в первой стадии горя, которая может продлиться еще несколько месяцев.
Я встала и направилась в ванную. Там казалось, что Сюзанна может в любой момент вернуться назад. Шкафчик-аптечка забит до отказа: пузырьки с лаком для ногтей, тушь для ресниц, баночки с кремами. И все они, как один, напоминали Марку Уилксу о том, что его жена уже никогда не вернется домой. Коридор увешан ее фотографиями. Одна из них – Сюзанна в окружении моря человеческих лиц – привлекла мое внимание, и я вернулась к ней, чтобы лучше рассмотреть.
Одно из лиц я узнала моментально. Рядом с ней стоял Моррис Клей и махал рукой, будто это самый счастливый момент его жизни. Наверное, снимок сделан до того, как он угодил за решетку. На этом фото он совершенно иной – не такой седой и изможденный. Вокруг Сюзанны посреди запущенного сада столпилось около десятка человек. Их наверняка было больше, потому что фото обрезано по размеру рамки. У меня тотчас участился пульс. Впрочем, имелись десятки вполне невинных причин, почему Клей с ней знаком. Такова ее работа – в трудную минуту оказывать помощь и поддержку самым несчастным, самым неприкаянным обитателям Саутварка.
Когда мы вышли на улицу, Бернс, тяжело дыша, привалился к стене, как после марафонской дистанции.
– Да, жалко парня. – Он снял очки и помассировал переносицу. – Рад, что мы его навестили. Угадайте, где когда-то работала Сюзанна?
– Сдаюсь.
– В хостеле Бенсонов. Ее отправили к ним помогать обитателям приюта искать работу.
– Еще одна ниточка, – пробормотала я.
Ист-Энд исчез в боковом зеркале, и новые виды Лондона обрушились на меня, как на туриста, который только что сошел с самолета. Рядом с Тауэром выстроилась очередь желающих заплатить безумные деньги за возможность взглянуть на самую большую в мире коллекцию побрякушек. Бернс тем временем трещал без умолку, убаюкивая меня своим странным шотландско-лондонским говорком. Как обычно, он решил поручить мне одну малоприятную вещь.
– Вы сможете съездить туда завтра. Это не на целый день.
– С какой стати мне тратить воскресенье на Мэри Бенсон?
Бернс нахмурился:
– Она в курсе того, что происходит, Элис. Вы были правы, когда сказали, что убийца явно председатель их фан-клуба. Ей наверняка известно, кто это.
– Дон, она ничего мне не скажет. Скрывать от нас информацию – это все, что пока еще в ее власти.
Я хотела сказать, что убийца вполне может быть совершенно посторонним человеком. Подросток начитался в газетах репортажей о кровавых подвигах Бенсонов. Откуда нам знать, что именно просочилось тогда на страницы газет?
Впрочем, спорить с Бернсом бесполезно, особенно если он что-то вбил себе в голову. Когда я наконец согласилась выполнить его просьбу, старший инспектор расцвел прямо на глазах. Черт возьми, в который раз этот толстяк сумел убедить меня сделать то, к чему не лежала душа. Его техника убеждения срабатывала безотказно: он капает мне на мозги до тех пор, пока я не сдамся. Вот как сейчас.
Когда Бернс высадил меня у больницы, наступило время обеда. Я уже морально приготовилась к встрече с Уиллом, когда мне почему-то вспомнилась Лора Уоллис. Я решила, что сначала проведаю ее. Меня явно взбодрит, когда я узнаю, насколько она поправилась. Увы, когда заглянула в палату, на кровати Лоры уже лежала другая пациентка, а ее матери нигде не было видно.
Я обратилась к первой же попавшейся мне на глаза медсестре:
– Скажите, в какую палату перевели Лору Уоллис?
Медсестра растерянно посмотрела на меня:
– Я только что заступила на дежурство. Подождите минуточку, сейчас проверю.
С этими словами она поспешила к дежурной сестре. Впрочем, я уже догадалась, что произошло. Лора уломала какого-нибудь молоденького интерна, чтобы тот отпустил ее домой, хотя она все еще не набрала нужного веса. Так что сейчас валяется дома на диване, обзванивает знакомых и готовится отпраздновать день рождения. Медсестра уже торопилась ко мне:
– Я отправила вам голосовое сообщение, доктор Квентин. Не хотите зайти ко мне на минутку?
Я пошла вслед за ней в душную каморку, которая служила сестринской. У женщины были приятные манеры и акцент уроженки Северной Ирландии. Она не намеревалась ходить вокруг да около:
– Боюсь, прошлой ночью мы ее потеряли.
– Потеряли? – Мой мозг явно отставал на пару шагов.
– Аритмия. Ее перевели в палату интенсивной терапии, но было уже поздно.
– Но ведь ее почечная функция улучшалась, – пробормотала я. – Она стала набирать вес.
Сестра сочувственно мне кивнула:
– Верно. Но сердечная мышца оказалась слишком слаба. Анорексия, ничего не попишешь.
После этих слов во мне что-то надломилось. Я почувствовала это, как бегуны чувствуют разрыв ахиллесова сухожилия. Может, мы все держимся на невидимых эластичных нитях, но замечаем их, лишь когда они рвутся. Сестра положила мне руку на плечо:
– Можете подождать здесь, пока вам не станет лучше.
С этими словами она закрыла за собой дверь и ушла вершить дела в своей маленькой империи.
В каморке я просидела недолго. Вскоре стены угрожающе надвинулись на меня, и через десять минут я уже галопом неслась вниз по лестнице, а когда сбежала вниз, меня вырвало прямо на газон. Не знаю, почему это известие так на меня подействовало. То ли потому, что Лоре так хотелось домой, повидать друзей, то ли потому, что я чего-то не сделала. Пытаясь не думать о ее похожей на тень матери, я прислонилась спиной к стене и порылась в карманах в поисках носового платка, чтобы вытереть лицо. Постепенно дыхание восстановилось. Легкие наполнились воздухом, мысли в голове перешли с бега на шаг.
Смысла рыдать не было. Этим никого не вернешь. Я не могу помочь ни одной: ни девушке с кладбища, ни Лоре, ни Сюзанне Уилкс. А вот остановить убийцу еще не поздно. Я стиснула зубы. С этой минуты буду трудиться не покладая рук, сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь Бернсу и Альваресу выследить гада прежде, чем он загубит очередную жизнь.
Морозный воздух слегка взбодрил, и я зашагала через больничный двор. Дорога в палату Уилла заняла целую вечность. Ноги отказывались нести. Когда наконец я заглянула в стеклянное оконце двери, увидела на стуле рядом с его кроватью Лолу. Она сидела ко мне спиной. Уилл все еще не пришел в себя, но было видно, что Шон уже взялся за дело: вдоль всей правой ноги тянулся ловко наложенный шов. Металлические спицы удерживали куски раздробленной кости на месте.
Входить в палату не имело смысла, и я осталась стоять за дверью. Лола держала Уилла за руку и что-то негромко напевала. При виде этой картины у меня навернулись слезы. Хотя Уилл был погружен в забытье, она пела ему колыбельную.
* * *
Хари не ответил, когда я позвонила, поэтому оставила ему голосовое сообщение. Объяснила, что хотела бы взять неделю отгулов, и попросила его перезвонить мне в понедельник. После чего направила стопы домой. Теперь город вместо того, чтобы размытым пятном проноситься мимо, медленно разворачивался вокруг меня. Над Темзой, скрывая бледной пеленой противоположный берег, повис зимний туман.
Я сделала нечто такое, чего обычно себе не позволяю, а именно зашла в самое дорогое кафе на Батлер-Уорф. Официант принес мне горячий шоколад. Я сидела и смотрела в окно, наблюдая за тем, как со стороны моря разворачиваются новые пелены тумана. Баржи надрывно гудели, поднимаясь вверх по реке. Сахар и покой сделали свое дело, дав необходимые силы, чтобы проделать остаток пути домой.
Вернувшись к себе, я, не снимая обуви, завалилась на диван. Когда проснулась, было уже темно, а телефон надрывался. Впрочем, стук в дверь казался куда более настойчивым, и его невозможно было игнорировать. Тот, кто там стоял, явно намеревался добиться, чтобы ему открыли. Я посмотрела в глазок. Лицо, что виднелось в нем, выглядело слегка перекошенным. Впрочем, я узнала и темные волосы, и резкие черты, и нахмуренные брови.
– Хотелось бы, чтобы все было как у людей, – заявил Альварес, стоя на коврике перед моей квартирой. – Давай куда-нибудь сходим.
Пока я решала, принимать его предложение или нет, он даже не сдвинулся с места и ни один мускул его не дрогнул. Казалось, он готов ждать моего ответа до скончания века.