Ижевск, СССР. Парк культуры и отдыха им. Кирова. 18 июля 2010 года
И так вот я оказался меж двух огней, между молотом и наковальней. С одной стороны – Маша, с другой – эта Николь.
Я не знаю, это специально Янкель такие подлянки подкидывает или как? Случайно у Михаила Ефимовича ничего не происходит.
Я помог Янкелю снять квартиру в центре, в сталинке (потолки там были три метра, а вот ванной не было, советскому человеку положено в бане мыться!), сам поехал домой. И только приехал – позвонил Гельман. Домой. Моего телефона нет в справочниках, и он не мог его помнить с юношества, так как когда мы учились в школе – я жил в другом месте и телефон был там. Но Гельман где-то нашел телефон и позвонил.
Договорились встретиться в Парке культуры имени Кирова. Это чуть выше ЭМЗ, электромеханического завода, он же Купол. Производство секретной электроники и систем ПВО. Это для любых встреч минус – район под контролем и милиции, и КГБ. С другой стороны – парк Кирова не ограничен, он заканчивается лесом – там даже лоси есть, в период гона бывает, что в город выбегают. И чтобы капитально прочесать лес, надо поднимать всю СМЧМ, обслуживающую город. И то может не хватить…
– Как я тебе?
Я критически посмотрел на Машу, она была в светлом платье, довольно коротком и открытом. Я чистил «Гюрзу» на компьютерном столе.
– Джинсы надеть не хочешь? – сказал я. – А то мало ли…
Маша надулась и ушла в комнату. Не выходит у меня с женщинами.
Закончив с пистолетом, я тоже начал одеваться. В джинсовый костюм и джинсовую же куртку. Так давно никто не ходит, в девяностые как дорвались до легального денима, так все готовы были трусы джинсовые купить, а теперь даже «Левайс», мечта жизни советских прыщавых подростков, энтузиазма не вызывает. Вон, в «Светлане» лежит – и ткань, и джинсы готовые – и никому на фиг не надо…
Зачем? Именно потому, что так никто не ходит – нас легче будет отслеживать. Второе – ткань грубая, крепкая, не рвущаяся – самое то, на случай неприятностей.
Пистолет – в кобуру под мышкой, напротив, для уравнивания – три магазина снаряженных. В «Гюрзе» магазин на восемнадцать, почти как на «стечкине», но патроны девять на двадцать один, бронебойные. Новые варианты – пробивают рельс.
«ПСМ» в карман, там я наскоро подшил, как надо. Еще один пистолет в рукав, он маленький совсем, экспериментальный. Его даже на вооружении нет. Сделан всего в нескольких десятках экземпляров, по схеме это «ПМ», но в магазине всего четыре патрона, пятый в ствол, который тоже укорочен. С виду игрушка, но кладет насмерть. Я его взял «для опробования» в первом отделе Ижевского механического, он совсем рядом, двести метров пройти. Там меня хорошо знают…
Появилась Маша – светлая блузка, длинные ноги в джинсах. Я восхищенно поднял большой палец…
Парк культуры и отдыха, как я уже говорил, расположен около Купола, это другой конец города. Я решил ехать по Карла Маркса, потом – свернуть на Максима Горького. Максима Горького раньше стояла то и дело, но теперь, как пустили дорогу по набережной, пробки рассосались. Это теперь с завода в город не выехать…
Про Карла Маркса и говорить особо нечего, а вот Максима Горького – это одна из самых старых улиц города. Там стоит дом, в котором большевики Ижевска собрались на первую сходку, там раньше был храм, ныне переделанный в кинотеатр «Октябрь», там раньше размещалось правительство – это здание сохранилось, но в нем теперь второстепенные службы сидят. Раньше еще была площадь, но теперь она застроена – там ДК «Ижмаш», а за ним – музей «Ижмаша». Михаил Тимофеевич, покойный, там часто появлялся, там же людей принимал. И памятник советским оружейникам, ковавшим победу в ВОВ. Ижевск выдал армии вдвое больше стволов, чем вся промышленность Великобритании.
Дальше – с одной стороны парк Горького с аттракционами, бывший генеральский сад, слева, а справа – немецкий дом с рестораном на первом этаже. Там жили немецкие оружейники после ВОВ, они участвовали в модернизации заводов, в конструкторских работах. За немецким домом – купеческие дома, там сейчас книжный, райсуд – и дальше громадная бетонная уродина. Это «Аксион» – еще один суперсекретный завод, там производятся кухонные комбайны, электромясорубки, коллиматорные прицелы и начинка для «Энергии-Буран». Дальше по левую руку их ДК, еще старой постройки, а по правую – бывшее здание Ижевского технического университета – это эвакуированный из Москвы МФТИ имени Баумана. А дальше – «лыжи Кулаковой» и новая, уже ельцинская застройка, на которую я смотреть не могу.
У Дворца пионеров поворачиваем налево, дорога уходит резко вниз – рельеф такой, что можно ралли устраивать. Я тут раньше жил, пока не переехал. Прибавляю скорость – проскочу трамвайные пути и проеду так, чтобы выйти напрямую к электромеханическому. Во дворах припаркуюсь.
– Не надо торопиться, не надо волноваться…
– Да поняла я!
Маша злая. Нервничает. Возможно, из-за того, что я не оценил ее платье, возможно, потому что при ней два пистолета.
Почему я принимаю такие меры предосторожности? А потому, что если американцы пошли ходить почти в открытую, то про МОССАД и его позиции в городе мы не знаем почти ничего. А ну как тут команда «Кидон», профессиональных убийц? Я с ними сталкивался в Египте, в Ливии – хорошего мало.
Тихий район – слева набережная, справа высотки и магазины. Эти дворы мне до боли знакомы, пацаном тут бегал. Кружным путем заезжаю во двор и паркуюсь за кафе «Бригантина». Мельком замечаю красную «Тойоту» – значит, и братва тут. Знаю я ее владельца…
– Готова?
…
Я достаю рацию.
– Кабан на связи, ответьте.
– Кабан, это Посол. У нас одиннадцать.
Отвечает Янкель. Значит, все на местах, но Гельман не появился. Пока.
Интересно, а что будет? И вообще – что с ним делать? Брать? А за что? То, что он в Израиль уехал – не преступление, старого друга решил повидать – тоже. Прокурор быстро напомнит про соцзаконность и про то, что сейчас не тридцать седьмой.
– Вас понял.
…
– Пошли!
Выходим из машины – и тут, как назло, Жендос с братвой. Это как раз он – владелец красной «Короллы». Любит повыпендриваться человек.
– Кабан. Оба-на…
Б… Еще и датые – время обеденное, а уже готовы. «Бригантина», впрочем, то еще местечко, там с утра наливают…
– Жека.
Обнимаемся, Жека моментально просекает, что при мне «ствол». Меняется в лице.
– С красавицей познакомишь?
Краем глаза замечаю – красная точка на вывеске «Бригантины». Это снайпер, целится со здания шестнадцатиэтажки рядом. Смотрю туда и отрицательно качаю головой – нет, нельзя. Для верности делаю запрещающий жест – касаюсь рукой левого уха.
– Потом как-то, ладно.
– Да ты чо, фрайер… – вступает один.
– Расход, пацаны. – Жека моментально просекает ситуацию. – Этой мой друган с детства. При делах.
Про то, что я воевал, Жека знает. Он тоже, кстати, прошел Афган – по срочке, тогда туда еще срочников посылали. Из Афганистана он вернулся внешне целый, но тяжело искалеченный нравственно, как и многие «афганцы». Начал пить, употреблять наркотики и быстро ушел в криминал…
– Давай, братан, увидимся.
– За руль пьяным не садись! – Я выделяю интонацией.
– Понял. Спасибо за совет.
Их, конечно, примут, совсем скоро. Но одно дело просто ночь в трезваке посидеть, пока все не разрешится, и другое дело лишиться прав. А ГАИ, учитывая, что в дело замешан КГБ – будет карать жестко.
Даю тоном подтверждение – все в порядке. Выходим на улицу – «Бригантина» на повороте на «Аксион», только улицу перейти – и ты в парке.
– Знакомые? – говорит Маша.
– Ага. Друзья детства. Такие вот у меня были друзья…
Не спеша идем к парку. Суббота, поэтому народу много, мамы с колясками, дети. Мы похожи на обычную семью, такие, как все. Если не считать рации и пяти пистолетов с собой…
Дом, милый дом…
– А у тебя в США, какие друзья были? – спрашиваю я, чтобы хоть что-то спросить.
– Разные. Я почти не помню их…
Правая рука едва заметно дергается – я в ответ поднимаю руку. Есть контакт.
Это «Синичка». Мы так назвали систему бесшумной связи, ее разработали в Афганистане для спецназа. В засаде рациями пользоваться нельзя, а иногда бывает нужно срочно передать информацию. Бывает нужно передать информацию, и если ты под прикрытием, на афганской улице, под видом торговца или бездельника или еще кого.
«Синичка» – раньше это была коробочка с молоточком, сейчас система встроена в часы, это приемник. Передатчик в другом кармане, он может быть замаскирован подо что угодно, это просто коробочка с кнопкой. Командирский передатчик – это часто или радиоприемник, или сотовый телефон. Передача осуществляется не голосом, а сигналами Морзе, который знает каждый спецназовец. Точка – тире – точка. Обратная передача – так же, просто нажимаешь на кнопку, работаешь, как на ключе. Молоточек постукивает по твоей коже короткими – длинными, ты переводишь. Командир выбирает, кому передать сообщение цифрами или веньером, настраивая радиоприемник. Никакого шума, никаких запросов – с виду вообще не заметно, что человек принимает или передает информацию. Понятно, что «Войну и мир» так не передашь, но спецназ обменивается короткими сообщениями, у него есть даже свой радиосленг, который обычный любитель не поймет. У «Синички» есть также функция тревоги – это удар током, несильный. Раньше, кстати, на первых вариантах «Синички» молоточка не было, и все сообщение передавалось именно так, слабыми импульсами тока, короткими – длинными. Хорошего мало…
Парк – сталинской еще закладки, ворота, дальше слева сцена, справа дорога в относительно обустроенную часть парка и к аттракционам. Аллея, уходящая вперед – там памятник Кирову и видна телевышка. Потому сленговое название «Киров на игле». Торгуют семечками, пирожками, татары торгуют чак-чаком, который в жару не слишком хорошо идет. Торгуют перепечами…
– Не проходите мимо! Цирк братьев Запашных!
О! А вот и Михаил Ефимович. Билетами торгует.
– Только два представления! Последние билеты остались, граждане! Подходим, не стесняемся.
– Билетик не хочешь, Маш?
Проходим мимо. Я оглядываюсь… дети… дети… плохо это.
– Иди, купи минералки. Я огляжусь.
Маша фыркает, но идет за минералкой.
Откуда придет Гельман? С города? С леса? С пляжа – там еще и на пляж спуск, за памятником? А если он предложит на пляж сходить? И раздеться?
Скажу, что купание запрещено, а больше и в голову-то ничего не приходит.
Тепло. Солнечно. Бегают, кричат дети. Справа на бетонном заборчике самодеятельный рынок, там встречаются спекулянты музыкой и книгами – это еще лет двадцать назад повелось, сейчас там никакой спекуляции нет, больше это клуб по интересам. Из динамика старенького «Иж-301» похрипывает Розенбаум.
Прибыла в Одессу банда из Амура,
В банде были урки, шулера.
Банда занималась темными делами,
И за ней следила Губчека.
Мурка, ты мой муреночек…
Мурка, Мурка…
– Сань!
А вот и Гельман. Снова – как ниоткуда, я его только за пять шагов и заметил.
– Жорик…
Жора был одет примерно так, как и одеваются советские люди на прогулке – кепка, белая рубашка с коротким рукавом. Появился он оттуда, откуда доносился грохот палок – там городошники собирались.
– А это Маша. Если ты не запомнил с прошлого раза.
Жора снял очки и близоруко посмотрел на Машу. Потом опять надел. Клоун, чисто клоун. Создает впечатление, не важно какое.
– Ну, Маша не новость, Маша у него уже была, чтоб вы знали…
– Жор, а может не надо меня так откровенно сдавать, а?
– А чего не надо-то? Это моя сестра была.
– Ага. Еще что соври – сестра она твоя была…
Гельман залупал глазами.
– А чего? Она из богоизбранного народа, значит, сестра мне. Мы все братья и сестры.
– Только ты об этом поздновато вспомнил, верно?
– Сань, ты чего, в обиде, что ли, на меня до сих пор? Кто старое помянет…
– Так вот ты и помянул, Жор! Чего надо-то?
– Присядем?
– Куда?
– Да вон туда…
Дело в том, что все скамейки, конечно же, были заняты народом. Скамейки стояли так, что спиной ты был к высаженным березам, за которыми был высокий забор с колючкой – это уже «Аксион». Но можно было сесть на тот самый невысокий, бетонный бордюрчик, высотой примерно в полметра, на котором ближе к входу как раз была книжно-музыкальная толкучка. Только так – ты садишься спиной к лесу.
Может, на это все и рассчитано?
Я показал Маше – прикрывай. Это значило, что надо под любым предлогом остаться на своих длинных ногах и смотреть назад, чтобы со спины никто не подобрался. Но Маша не поняла. Вот, Михаил Ефимович, подогнал напарничка…
Мы сели. Чуть подальше – компания с пивком. Не наши. Из наших я заметил только одного – перекрывает отход на пляж и в лес. Заметил только потому, что знал его в лицо.
– Как жив Саня?
– А будто не знаешь.
– Знаю, Саня. Знаю, не буду скрывать.
– Жор, ты тут как, законно или нет?
– Как представитель посольства. Ксиву показать?
Жора полез в карман, я придержал.
– Не надо ничего показывать.
Дипломатические отношения между СССР и Израилем были восстановлены в 1995 году. С тех пор – по Москве, по другим крупным городам – толкутся представители Нативы, общества советско-израильской дружбы. Открывают молельные дома и синагоги, раздают приглашения на выезд, смотрят, где что плохо лежит. Израиль недооценивать нельзя, равно как и его интерес к нам. Не открой Борис Николаевич ворота – и был бы Израиль еще одной арабской страной, а так – настоящий кусочек Европы на Востоке, лидер в электронике, военных технологиях…
Тем временем «Мурка» в магнитофоне сменилась другой, куда более знакомой для меня песней. Песней, от которой где-то в глубине скапливался жгущий душу яд, а память напоминала о том, о чем я хотел бы позабыть…
Ах, какого дружка потерял я в бою,
И не сорок два года назад, а вчера,
Среди гор и песков, где сжигает жара все вокруг,
Опаляя недетскую память мою.
Слышишь, друг,
Мой дружок, мы взошли на некнижную ту высоту,
Под которой ты лег.
Ах, какого дружка потерял я в бою…
Мы всю жизнь любили читать о войне.
Он не ведал никак, что вот выпадет мне под огнем
Его тело тащить за валун на спине.
Далека – тридцать метров – но как же была далека
Та дорога меж ночью и днем.
Песок да камень.
Печальный свет чужой луны над головами.
Равняйсь на знамя!
Прощай, мой брат,
Отныне ты навеки с нами,
Прости, что ты погиб,
А я всего лишь ранен
В горах Афгани, в Афганистане.
В Афганистане…
– Жор, давай побыстрее, – сказал я, нарушая все правила разведывательной работы, – спешу я. Не надо вокруг да около ходить.
Жора покосился на Машу.
– Она знает.
– Даже так…
– Говори.
Жора сплюнул – как тогда, в детстве – под ноги.
– Ладно. Мы знаем, кто ты такой. Мы знаем про интерес советской разведки к Мохаммеду Юсефу. Мы даже знаем, что именно твоя группа пыталась освободить Юсефа близ Сараево. И столкнулась там с американцами, верно?
Я посмотрел Жоре в глаза.
– Жора. Это знаешь ты, это знаю и я. Это не интересно слушать. Расскажи мне о том, что мне будет интересно. А то я встану и уйду.
– Мохаммед Юсеф – курьер очень важного человека. Очень важного.
– Кого именно?
– А сам не догадываешься? Большого шейха.
Большой шейх…
Враг номер один.
Осама бен Ладен, он же Усама. Лидер организации Аль-Каида, что в переводе значит «база», «основа». Это одна из крыш ЦРУ США, пакистанской межведомственной разведки ИСИ и нелегальной организации, известной как Спортивный клуб. Спортивный клуб – это нелегальное объединение, включающее в себя руководителей разведслужб США, Франции, предположительно Великобритании и нескольких стран Ближнего Востока, созданное с целью недопущения распространения коммунизма на Востоке, борьбы с молодыми офицерами, БААС и нашим влиянием. Но Спортивный клуб – это организация почтенная, в нее входят уважаемые люди, политики, спецслужбисты, которые озабочены тем, что все больше и больше людей на Востоке задаются вопросами о справедливости перераспределения национального богатства. А Аль-Каида – это боевая террористическая организация, которая не только ведет войну с Советским Союзом и безбожниками-коммунистами, но и весьма эффективно утилизирует скапливающийся у руководителей Спортивного клуба биомусор. Ни для кого не секрет, что в Афганистане воюют не афганцы, там теперь воюют в основном наемники. Приходит в камеру какой-нибудь арабской тюрьмы мулла и спрашивает – кто хочет принять участие в джихаде – на выход. Вот и выбирай – или джихад, или сидеть лет десять-пятнадцать еще. А то и топор палача. Ну и что вы выберете на месте арабского зэка?
Организация, которая занималась переправкой в Афганистан желающих поджихадить со всего арабского мира, называлась «Мактаб аль-Хидмат», организация содействия. Ее возглавлял как раз шейх Осама бен Ладен, подданный Саудовской Аравии, который в школе попал в группу, возглавляемую изгнанным из Сирии членом «Братьев-мусульман». Затем он, врач-фанатик из Египта по имени Айман аль-Завахири, приехавший в Афганистан как врач, и палестинский профессор богословия, шейх Абдулла Азам, провозгласили, что война с Советским Союзом и коммунистами-безбожниками не исчерпывается одним Афганистаном, и создали организацию Глобальный салафитский джихад. Но больше всего она была известна как Аль-Каида – так называлась тетрадь, в которой сам шейх Осама, живший в Пешаваре, вел бухгалтерский учет. Он записывал, сколько поступило пожертвований, сколько приехало добровольцев и сколько им выдано денег.
Одиннадцатого сентября две тысячи первого года группам террористов удалось совершить теракты в метро Ленинграда. В результате мощнейшего взрыва обрушился тоннель, хлынул плывун. Погибло более двух тысяч человек.
С тех пор Осама, Завахири и другие стали для КГБ СССР целью номер один. Но так как их защищала американская и пакистанская разведки, добраться до них не удавалось. Немало людей погибло, пытаясь убрать их. Некоторых я знал.
Что же касается Израиля, то его позиция в этом вопросе была двойственной. То, что Израиль никогда не поддерживал террористов – это была ложь, израильских инструкторов видели в Пешаваре, они туда явно не на экскурсию приехали. СССР пытался поднять шум, но в западных СМИ эту информацию рьяно опровергали – оно и понятно, что за джихад, в котором евреи участвуют. Война палестинцев с израильтянами – это вообще тема особая, к афганскому джихаду отношения не имеющая. Точнее, не имевшая до определенного момента. На протяжении многих лет у палестинцев были признанные лидеры, такие как Ясир Арафат или шейх Ясин. Но первый умер при подозрительных, кстати, обстоятельствах, а второго израильтяне откровенно убили, пустив ракету с вертолета. Неизвестно, кому они хотели сделать хуже, но хуже они сделали только сами себе. Потому что в те времена как раз менялось поколение, уходили те, кто был изгнан евреями со своей земли, кто помнил, за что они борются, и почитал признанных лидеров борьбы. А молодое поколение выросло в дикой ненависти, в лагерях беженцев, в чужих странах, но они не признавали старых лидеров и не помнили земли Палестины – их устраивало быть скитальцами. Они искали лидеров в Интернете. И покойный палестинский шейх Абдулла Азам, проживавший в Пакистане и призывавший к непрекращающемуся джихаду по всему миру, имел среди них опасную популярность. Дошло до того, что службы безопасности ФАТАХ и ХАМАС вынуждены были вести борьбу в лагерях со сторонниками Аль-Каиды, сбивавшимися в банды и не подчиняющимися никому, кроме шейха из Интернета.
И таким образом, Израиль оказался перед перспективой борьбы не с изгнанным со своей земли народом, а с глобальной террористической машиной, созданной для противодействия сильнейшей армии мира. Ведь шейх Азам был мусульманином, но он был и палестинцем, и для него вопрос уничтожения Израиля никогда не терял своей актуальности. А аль-Завахири был египтянином, выросшим в ненависти к Израилю – как результат унижения его страны в проигранных войнах. И он тоже не откажется начать против Израиля террористическую войну. Точнее, джихад.
Кстати, поразительный факт. Арабский мир воюет с Израилем с 1949 года, но до сих пор Израилю не объявлен джихад. СССР он объявлен, а Израилю – нет.
И возникает вопрос – при чем тут я?
– А я-то тут при чем?
– При том. Весь арабский мир в ярости. Что-то произошло, что-то такое, что сделало тебя врагом всего арабского мира. И это что-то связано с Юсефом.
Опять…
– Ты понимаешь, что государство Израиль обязано выжить любой ценой. Мы страна длиной сто двадцать пять километров и шириной двадцать пять, нам некуда отступать в случае чего. Наш враг превосходит нас численностью в семьдесят раз. Поэтому нам жизненно важно знать, что происходит? Из-за чего все поставлены на уши? Какая информация ушла с Юсефом?
Жору слушал не только я, слушал и Михаил Ефимович через микрофон. Пока Жора разглагольствовал, я отстучал вопрос кнопкой в кармане и получил на него ответ.
– Ты считаешь, что это как-то связано с Израилем?
– Возможно. Для тебя не секрет, в каком состоянии Египет, Иордания, Сирия. На Синае появились лагеря боевиков, выходцев из Афганистана. На секретной встрече в Каире было принято решение уничтожить Израиль до 2020 года. Америка сдала нас, мы больше не входим в ее приоритеты, ее лучшие друзья теперь саудиты.
– И ты ищешь здесь друзей.
– Мы ищем понимания.
– Понимания?!
– Да, понимания. Мы тоже люди, Саша. И тоже хотим жить.
– Вот только на жалость не дави, а? Я жалость в шестом классе на Турбу сменял.
– Я уполномочен предложить сотрудничество в сфере борьбы с терроризмом. Если вам не нужны семь миллионов помощников…
– На социалистическую ориентацию перейдете?
– Что, прости?
– Ничего. Шутка. Просто мы помогаем только тем государствам, что пошли по пути социализма. Но это так, к слову. Я бы мог тебя еще долго мурыжить. Но скажу прямо: ничего нет, Жор. Ни-че-го. Да, я возглавлял группу. Когда мы зашли в адрес – Юсеф был уже мертв. Его зверски пытали – распяли на двери и ноги на лапшу нарезали. Он умер от пыток. Те, кто его пытал – его пережили недолго. Если бы мы знали, что их есть о чем переспросить, мы бы попробовали взять одного из них живым. Но мы не знали. К тому же у нас там проблем выше крыши было, понимаешь. Так что не было ничего. Он ничего не сказал. Точка.
– Может, компьютер нашли, – не сдавался Жора, – телефон или записи… блокнот там. Хоть что?
– Нет. Ничего не было.
– Уверен?
– Жор, а зачем мне врать. Тебя взять за шкирку и вышвырнуть из страны – проще простого. А вместо этого я с тобой сейчас сижу. Язык чешу. Мне оно надо?
Жора устало выдохнул.
– Что-то было. Я готов сдаться, чтобы узнать, что это.
– Жор. Да кому ты на фиг нужен? Тебе не приходило в голову, что они могут ошибаться? Что они могут не знать, что Юсеф был уже мертв, когда мы зашли? Может, они думают, что он был жив и что-то рассказал нам?
– Нет.
– Почему ты так в этом уверен?
– У нас есть агентура. Они сообщили, что Аль-Каида ищет какой-то носитель информации, ушедший с Юсефом. Письмо, как они говорят.
– Письмо? Не было никакого письма. Может, Юсеф выучил его наизусть, может, он и был тем письмом?
– Нет. Не думаю. Нет.
– Жор.
И тут меня за запястье чувствительно дернуло током от часов…
Тревога!
К внезапной тревоге мне было не привыкать. Я выжил на Кандагарском базаре, где пропасть без вести можно в считаные минуты, я был в Пешаваре и Хосте. И что делать, я знал.
Если тревога – в первую очередь ищи глаза, которые смотрят прямо на тебя. Атакующий террорист всегда смотрит прямо на тебя. Если речь идет о смертнике, ищи остановившийся взгляд, террорист, который решил подорваться, смотрит прямо перед собой. Еще у него может быть вздутие за щекой – там опийная жвачка.
Я вскинул голову – и меня буквально обожгло взглядом. Взглядом огромных, карих, полных нечеловеческой ненависти глаз.
Я выдернул из кобуры тяжелую «Гюрзу» – предохранители у нее отключались автоматически, как на «Глоке». Красная точка лазера легла на молодую женщину с каштановыми, кудрявыми волосами в легкой куртке.
В руке у нее что-то было.
– Стой!
– Аллаху Акбар!
Я успел изо всех сил ударить Машу, сталкивая ее назад, за бетон заборчика, и вскочить.
Террорист!
Второй террорист страховал первого – это был мужчина, молодой, безбородый, с автоматом «Скорпион» в руке. Он промедлил буквально секунду – и это погубило его. Я выстрелил три раза, и он опрокинулся назад.
Со всех сторон заорали.
Я прицелился в девушку и увидел, что она лежит, откинув руку. Рядом хрипел Жора, я обернулся, он почему-то не мог встать, но крови не было. Маша пыталась встать.
– Лежи!
Раздался хлопок, мне, заводчанину, отлично знакомый, я увидел, что «мороженщик» целится от своего ларька из «АК-9», а на дорожке лежит еще один. Скорее всего, тоже террорист.
Вовремя. Он со спины шел, я бы его не заметил.
Достал телефон, начал набирать номер, и в этот момент в районе ворот глухо, утробно грохнуло. Как в Кабуле…
Ах ты, мать твою…
Не глядя уже ни на Жору, ни на Машу, я побежал к воротам, кого-то сбивая с ног… сам тоже чуть не упал. От ворот навстречу мне бежали люди, за выходом застрочил автомат, визгнули рикошеты – затем еще один.
У самых ворот я заметил Михаила Ефимовича, он лежал у колонны, крови не было, оружия тоже не видно.
Мы встретились глазами.
– Лежите, не вставайте!
Со стороны аттракционов бежали люди в штатском, с пистолетами и короткоствольными автоматами.
Не дожидаясь их, я выскочил на площадку перед парком. Успел заметить разбитое стекло машины и лежащего в крови человека в той же куртке. Потом я заметил и террористов – их было двое, и один из них держал в одной руке ребенка, в другой – автомат, похожий на «микро-узи». Второй был тоже с автоматом, они пятились к входу в метротрам.
Я упал на колено и прицелился в террориста, который захватил в заложники ребенка. Но не успел выстрелить. Со стороны шестнадцатиэтажек грохнул одиночный, голова террориста взорвалась, он выпустил ребенка и упал.
По второму ни я, ни снайпер выстрелить не успели – он бросился вниз, по ступенькам. В метротрам.
П…ц.